Вот, вспомнилось
Давным-давно, когда я училась на первом курсе, мне подарили черного пушистого котенка. Знакомые ребята-четверокурсники возвращались из гостей и услышали, как в котловане кто-то пищит. Полезли - а там это Чудо. Маленькое, зеленоглазое и очень беспомощное. Они сразу же вспомнили, что я мечтала о черном коте (ну кто из нас на первом курсе не мечтал о черном коте?), и той же ночью приволокли его ко мне в общежитие. (А, ну да, я жила тогда в универовском общежитии по причине невозможности построить нормальные отношения с родителями).
Вот так среди ночи у меня в комнате оказался этот котенок. Он попил молока из предложенной полиэтиленовой крышки для банок (тогда были такие, белые), присел на валявшуюся в углу газету (и всю свою жизнь он требовал, чтобы ему в лоток клали только газеты - журналистский кот!) и задремал у батареи. Когда я легла спать, он пришел ко мне в кровать, устроился на подушке и стал урчать и лизать мою щеку. Я поняла, что это абсолютно мой котенок. И почему-то назвала его Сократом.
Через некоторое время я вернулась к родителям. Сократ переехал со мной. Он продолжал быть моим котом. Иронично относился к маме и очень уважал папу. Когда я задерживалась (а это происходило довольно часто, первый курс - дело молодое), он все время сидел у двери и ждал, когда я приду. Он никогда не просился гулять, и даже весной оправдывал свое философское имя - был спокоен и меланхоличен. Любимым занятием Сократа было смотреть в окно. На подоконнике он мог сидеть часами. Что он видел? Гвардейскую площадь, потоки машин, светящиеся окна соседних домов... И так изо дня в день.
А потом я вышла замуж и переехала, но частенько заходила к родителям - проведать. Сократа было не узнать. Он перестал быть моим котом - шипел, кусался, царапался. Когда родилась Ритка, он смягчился, но все равно был чужим.
Когда умер папа, и двое суток в комнате стоял гроб, Сократ орал. Он завывал так, как не выл никогда в жизни, он кричал до такой степени, что, казалось, у него вылезут внутренности. После похорон он аккуратно пометил всю квартиру - по периметру, и успокоился. Но к маме уже относился не иронично, а с огромной нежностью. Любил тереться о ее ноги, дремать на коленях, устраиваться в ногах в постели по ночам.
А потом мы уехали в Москву, и Сократ с мамой остались вдвоем. Он стал болеть, а потом как-то мама позвонила и сказала, что он умер. И у меня, что называется, упала планка. Я рыдала так, как не рыдала в жизни никогда. Даже когда умер папа.
После этого у меня была кошка. Но она была безмозглая дура, и я ее выбросила на улицу.
Вот так среди ночи у меня в комнате оказался этот котенок. Он попил молока из предложенной полиэтиленовой крышки для банок (тогда были такие, белые), присел на валявшуюся в углу газету (и всю свою жизнь он требовал, чтобы ему в лоток клали только газеты - журналистский кот!) и задремал у батареи. Когда я легла спать, он пришел ко мне в кровать, устроился на подушке и стал урчать и лизать мою щеку. Я поняла, что это абсолютно мой котенок. И почему-то назвала его Сократом.
Через некоторое время я вернулась к родителям. Сократ переехал со мной. Он продолжал быть моим котом. Иронично относился к маме и очень уважал папу. Когда я задерживалась (а это происходило довольно часто, первый курс - дело молодое), он все время сидел у двери и ждал, когда я приду. Он никогда не просился гулять, и даже весной оправдывал свое философское имя - был спокоен и меланхоличен. Любимым занятием Сократа было смотреть в окно. На подоконнике он мог сидеть часами. Что он видел? Гвардейскую площадь, потоки машин, светящиеся окна соседних домов... И так изо дня в день.
А потом я вышла замуж и переехала, но частенько заходила к родителям - проведать. Сократа было не узнать. Он перестал быть моим котом - шипел, кусался, царапался. Когда родилась Ритка, он смягчился, но все равно был чужим.
Когда умер папа, и двое суток в комнате стоял гроб, Сократ орал. Он завывал так, как не выл никогда в жизни, он кричал до такой степени, что, казалось, у него вылезут внутренности. После похорон он аккуратно пометил всю квартиру - по периметру, и успокоился. Но к маме уже относился не иронично, а с огромной нежностью. Любил тереться о ее ноги, дремать на коленях, устраиваться в ногах в постели по ночам.
А потом мы уехали в Москву, и Сократ с мамой остались вдвоем. Он стал болеть, а потом как-то мама позвонила и сказала, что он умер. И у меня, что называется, упала планка. Я рыдала так, как не рыдала в жизни никогда. Даже когда умер папа.
После этого у меня была кошка. Но она была безмозглая дура, и я ее выбросила на улицу.