Сцена четвертая
Тёмная сцена. В углу сцены как бы сам собою включается телевизор. Помехи. Потом на экране появляется выпуск новостей. В кадре: диктор на фоне куполов с крестами.
Голос диктора: Сегодня православные отмечают Страстную Среду - день, в который Иуда предал Христа. В этот день предстоятель Русской Православной Церкви по традиции посетил один из ставропигиальных монастырей…
На экране «Кирилл»: проходит через строй монахов, седобородый наместник в очках что-то горячо ему говорит - патриарх понимающе улыбается и кивает. Следующий кадр: патриарх выходит в облачении из царских врат и благословляет народ.
Звук выключается. Загорается свет.
Посреди сцены стоит ванна: старинная, чугунная, на золочёных лапах. Рядом с ванной стоит изящный инкрустированный столик. На нем: хрустальный графин и бокал с недопитым коньяком, блюдечко с нарезанным лимоном, ваза с фруктами. Над бортиками возвышается пухлая шапка пены. И голова Кирилла. В одной его руке пульт. В другой - мобильный телефон («Верту»).
Кирилл (в трубку): …В целом, удовлетворительно. Лучше, чем я думал… Конечно, если знать заранее, заметна какая-то неуверенность во взгляде. Но общее впечатление…
«Кирилл» на экране выходит на амвон. Судя по всему, он говорит проповедь. Кирилл включает звук.
Голос патриарха в телевизоре: …И тогда Иуда возмутился: (передразнивает) «Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать деньги нищим?» (повышая голос) И нынешние иуды вторят предателю: «Зачем священнослужителям качественный автотранспорт и ювелирные изделия? Почему на церковной земле возводятся постройки различного назначения? Для чего бы не продать все это, и не раздать социально неблагополучным слоям населения?» … И кому-то может показаться, что в словах этих есть свой резон… (насмешливо) Зло, как мы знаем, любит рядиться в одежды благотворителей, правозащитников, борцов за справедливость и прочие ризы… Что можно на это сказать? (с хитрецой) Ни-че-го. Потому что все уже сказано! (чеканно) «Нищих всегда имеете с собой, а меня (тычет большим пальцем в грудь) - не всегда!» Сначала дело божье, потом - человеческое! Начатки плодов, всё самое драгоценное, качественное по праву принадлежит церкви божией и ее служителям! И за то всемогущий Бог благословляет дела земные, воздаёт сторицей…
Патриарх выключает звук и возвращается к телефону.
Кирилл (требовательно): Кто текст сочинял?.. Ну чего молчишь? Твоя работа?..
Слушает, пряча в усы довольную улыбку.
(с барской небрежностью) Да не мельтеши ты! Отличная проповедь… Надо бы еще добавить, что предметы роскоши для истинного подвижника - тяжесть неимоверная. Душа, мол, тянется к простоте, но крест патриаршего служения… (сбивается) ну, и всё такое…
Выключает телевизор, бросает пульт и жадно отпивает коньяк. Видно, что Кирилл слегка выпимши и что у него хорошее настроение.
(продолжает) …Теперь по делу. Что там в Госдуме? Есть сложности?.. (удивленно) Не в курсе? (с досадой) Ну как же так, Всеволод! Это ж… Чем, говоришь, занимаешься?..
Слушает. Лицо его светлеет.
(торопливо) Нет, нет. Всё правильно. Продолжай… (строго) Особое внимание удели кастингу! Подбери нормальных - в соку. Со взором кротким… (убеждённо) Православные купальники - это то, что нужно людям! Отпуска ж скоро…
Слушает. Хмурится.
Нет. Косынки - это уже перебор… Тем более резиновые… Всё-таки должно быть чувство меры. Богу - богово, а пляж - это все-таки место отдыха… (настойчиво) Нет, оборудовать пляжи сборно-разборными церквями мы будем! Это не обсуждается. Но для их посещения вполне можно воспользоваться обычным, повседневным платочком… В общем, подумайте над этим с ребятами. Порисуйте…
Отхлёбывает коньяк.
И ещё… (глухо) Пригляди за музыкантом. Что-то он мне в последнее время не нравится… Просто в поле зрения держи. И всё… (неуверенно) Да так. Ничего конкретного. Предчувствия скорее… (улыбается) Береженного сам знаешь, кто бережет…
Открывается дверь. В ванную заходит Илларион. Кирилл оживляется.
Кирилл (в трубку, резко): Перезвоню.
Отключает телефон.
(Иллариону, требовательно) Ну?
Илларион: В четверг освободится.
Кирилл в сердцах бьет ладонью по пене, нервно отщипывает виноградину и напряженно жуёт.
(осторожно): Можно, конечно, после Пасхи.
Кирилл отрицательно мотает головой.
Кирилл (мрачно): Сезон заканчивается - каждый день на счету.
Взгляды Кирилла и Иллариона скрещиваются. Какое-то время они пристально смотрят друг на друга. Похоже, и того, и другого посетила одна и та же мысль.
Илларион (пожимает плечами): А почему бы и нет?
Кирилл (с сомнением, перечисляет): Плащаница, «Не рыдай мене, Мати»…
Илларион (уверенно): Освоил. Он, вообще, способный.
Кирилл (ревниво): Я заметил… Ну, а вообще, как?
Илларион (неохотно): Мммм… Есть кое-какие предрассудки. Последствия, так сказать, сложной судьбы… Не причащается. Говорит: «Нельзя мне с вашими из одной посуды»…
Кирилл (задумчиво): Смотри какой… Еще что?
Илларион (небрежно): Так, мелочи… Повадки. Словечки… (убеждённо) Но на людях держится хорошо. Нельзя не признать.
Кирилл (пытливо): Значит, считаешь, можно положиться?
Илларион неопределённо пожимает плечами.
Илларион (задумчиво, как бы сам с собой): Если в субботу во второй половине дня из Адлера вылететь… (уточняет) Я наводил справки. Погода лётная будет. Синоптики ручаются…
Кирилл (напряженно): Значит, в четверг вечером там. Вся пятница. Половина субботы.
Илларион (соглашается): Мало, конечно. Но после Пасхи можно наверстать… Если снег продержится…
Украдкой смотрит на Кирилла.
(продолжает, со вздохом) …Если нет - только в следующем году.
Кирилл вздрагивает и поднимает глаза на Иллариона.
Кирилл (желчно): Дотянули.
Илларион (пожимает плечами): Люкс весь сезон занят. То президент, то премьер. Не ехать же на общих основаниях.
Кирилл (задумчиво): Ну, да… Иудин грех…
Илларион удивлённо поднимает брови.
Кирилл (небрежно): А-а, не бери в голову. Долго рассказывать…
Хочет встать и выйти из ванной, но в последний момент спохватывается и неловко приседает.
(требовательно) Дай простыню! Там на комоде. Стопка целая… Любую бери.
Илларион приносит простынь и протягивает ее патриарху. Тот заворачивается в нее, как в тогу и выходит из ванной. Делает несколько кругов по сцене и останавливается в позе императора, погруженного в мысли о величии Рима.
Кирилл (властно): Ты это… Пока меня не будет, за Всеволодом присмотри… Заносит его. Много на себя брать стал.
Илларион молча кивает.
Занавес.
Голос диктора: Сегодня православные отмечают Страстную Среду - день, в который Иуда предал Христа. В этот день предстоятель Русской Православной Церкви по традиции посетил один из ставропигиальных монастырей…
На экране «Кирилл»: проходит через строй монахов, седобородый наместник в очках что-то горячо ему говорит - патриарх понимающе улыбается и кивает. Следующий кадр: патриарх выходит в облачении из царских врат и благословляет народ.
Звук выключается. Загорается свет.
Посреди сцены стоит ванна: старинная, чугунная, на золочёных лапах. Рядом с ванной стоит изящный инкрустированный столик. На нем: хрустальный графин и бокал с недопитым коньяком, блюдечко с нарезанным лимоном, ваза с фруктами. Над бортиками возвышается пухлая шапка пены. И голова Кирилла. В одной его руке пульт. В другой - мобильный телефон («Верту»).
Кирилл (в трубку): …В целом, удовлетворительно. Лучше, чем я думал… Конечно, если знать заранее, заметна какая-то неуверенность во взгляде. Но общее впечатление…
«Кирилл» на экране выходит на амвон. Судя по всему, он говорит проповедь. Кирилл включает звук.
Голос патриарха в телевизоре: …И тогда Иуда возмутился: (передразнивает) «Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать деньги нищим?» (повышая голос) И нынешние иуды вторят предателю: «Зачем священнослужителям качественный автотранспорт и ювелирные изделия? Почему на церковной земле возводятся постройки различного назначения? Для чего бы не продать все это, и не раздать социально неблагополучным слоям населения?» … И кому-то может показаться, что в словах этих есть свой резон… (насмешливо) Зло, как мы знаем, любит рядиться в одежды благотворителей, правозащитников, борцов за справедливость и прочие ризы… Что можно на это сказать? (с хитрецой) Ни-че-го. Потому что все уже сказано! (чеканно) «Нищих всегда имеете с собой, а меня (тычет большим пальцем в грудь) - не всегда!» Сначала дело божье, потом - человеческое! Начатки плодов, всё самое драгоценное, качественное по праву принадлежит церкви божией и ее служителям! И за то всемогущий Бог благословляет дела земные, воздаёт сторицей…
Патриарх выключает звук и возвращается к телефону.
Кирилл (требовательно): Кто текст сочинял?.. Ну чего молчишь? Твоя работа?..
Слушает, пряча в усы довольную улыбку.
(с барской небрежностью) Да не мельтеши ты! Отличная проповедь… Надо бы еще добавить, что предметы роскоши для истинного подвижника - тяжесть неимоверная. Душа, мол, тянется к простоте, но крест патриаршего служения… (сбивается) ну, и всё такое…
Выключает телевизор, бросает пульт и жадно отпивает коньяк. Видно, что Кирилл слегка выпимши и что у него хорошее настроение.
(продолжает) …Теперь по делу. Что там в Госдуме? Есть сложности?.. (удивленно) Не в курсе? (с досадой) Ну как же так, Всеволод! Это ж… Чем, говоришь, занимаешься?..
Слушает. Лицо его светлеет.
(торопливо) Нет, нет. Всё правильно. Продолжай… (строго) Особое внимание удели кастингу! Подбери нормальных - в соку. Со взором кротким… (убеждённо) Православные купальники - это то, что нужно людям! Отпуска ж скоро…
Слушает. Хмурится.
Нет. Косынки - это уже перебор… Тем более резиновые… Всё-таки должно быть чувство меры. Богу - богово, а пляж - это все-таки место отдыха… (настойчиво) Нет, оборудовать пляжи сборно-разборными церквями мы будем! Это не обсуждается. Но для их посещения вполне можно воспользоваться обычным, повседневным платочком… В общем, подумайте над этим с ребятами. Порисуйте…
Отхлёбывает коньяк.
И ещё… (глухо) Пригляди за музыкантом. Что-то он мне в последнее время не нравится… Просто в поле зрения держи. И всё… (неуверенно) Да так. Ничего конкретного. Предчувствия скорее… (улыбается) Береженного сам знаешь, кто бережет…
Открывается дверь. В ванную заходит Илларион. Кирилл оживляется.
Кирилл (в трубку, резко): Перезвоню.
Отключает телефон.
(Иллариону, требовательно) Ну?
Илларион: В четверг освободится.
Кирилл в сердцах бьет ладонью по пене, нервно отщипывает виноградину и напряженно жуёт.
(осторожно): Можно, конечно, после Пасхи.
Кирилл отрицательно мотает головой.
Кирилл (мрачно): Сезон заканчивается - каждый день на счету.
Взгляды Кирилла и Иллариона скрещиваются. Какое-то время они пристально смотрят друг на друга. Похоже, и того, и другого посетила одна и та же мысль.
Илларион (пожимает плечами): А почему бы и нет?
Кирилл (с сомнением, перечисляет): Плащаница, «Не рыдай мене, Мати»…
Илларион (уверенно): Освоил. Он, вообще, способный.
Кирилл (ревниво): Я заметил… Ну, а вообще, как?
Илларион (неохотно): Мммм… Есть кое-какие предрассудки. Последствия, так сказать, сложной судьбы… Не причащается. Говорит: «Нельзя мне с вашими из одной посуды»…
Кирилл (задумчиво): Смотри какой… Еще что?
Илларион (небрежно): Так, мелочи… Повадки. Словечки… (убеждённо) Но на людях держится хорошо. Нельзя не признать.
Кирилл (пытливо): Значит, считаешь, можно положиться?
Илларион неопределённо пожимает плечами.
Илларион (задумчиво, как бы сам с собой): Если в субботу во второй половине дня из Адлера вылететь… (уточняет) Я наводил справки. Погода лётная будет. Синоптики ручаются…
Кирилл (напряженно): Значит, в четверг вечером там. Вся пятница. Половина субботы.
Илларион (соглашается): Мало, конечно. Но после Пасхи можно наверстать… Если снег продержится…
Украдкой смотрит на Кирилла.
(продолжает, со вздохом) …Если нет - только в следующем году.
Кирилл вздрагивает и поднимает глаза на Иллариона.
Кирилл (желчно): Дотянули.
Илларион (пожимает плечами): Люкс весь сезон занят. То президент, то премьер. Не ехать же на общих основаниях.
Кирилл (задумчиво): Ну, да… Иудин грех…
Илларион удивлённо поднимает брови.
Кирилл (небрежно): А-а, не бери в голову. Долго рассказывать…
Хочет встать и выйти из ванной, но в последний момент спохватывается и неловко приседает.
(требовательно) Дай простыню! Там на комоде. Стопка целая… Любую бери.
Илларион приносит простынь и протягивает ее патриарху. Тот заворачивается в нее, как в тогу и выходит из ванной. Делает несколько кругов по сцене и останавливается в позе императора, погруженного в мысли о величии Рима.
Кирилл (властно): Ты это… Пока меня не будет, за Всеволодом присмотри… Заносит его. Много на себя брать стал.
Илларион молча кивает.
Занавес.