Культурная столица Поволжья. Стриптиз
До двадцати трех лет читать мне не доводилось. Нет, ну безусловно я знал пару алфавитов и умел находить знакомые буквы на страницах журнала "Хакер" (помните такой? По глазам вижу, что помните), софтверных мануалов и разнородных "Трусов Мага". Читать же не читал. Потом как-то резко начал.
А три дня назад перевернул последнюю страницу уорреновской "Королевской рати", закрыл книгу и открыл ее снова.
...очнетесь, и вывернете руль налево, но машина не послушается, потому что полотно высокое, как тротуар, - и тут уже, летя в кювет, вы, наверно, протянете руку, чтобы выключить зажигание. Но, конечно, не успеете.
Знаете, мне очень хочется рассказать вам об этой книге. О ней можно писать школьные сочинения, дипломные работы и монографии на меловой бумаге с портретами дракона и автора. О величине и изяществе решения поставленной автором задачи. О характерах, таких глубоких, разных и правдивых. О том, что Уоррен за одну главу сказал все на тему, которую Тургенев раскрывал два романа подряд.
Но не буду.
Говорю ж, я поздно начал. Невелико достижение прочитать в двадцать восемь лет одну из самых значимых книг столетия. Уверен, вы сами давно прочли или, пуще того, прошли ее и даже написали реферат на третьем курсе журфака.
Поэтому я сейчас буду про стриптиз. Как сразу и обещал.
***
Росту в Сергей Васильиче было метр шестьдесят пять, весил он килограммов сто, все пальцы в паспортах, а головой он как-то раз на моей памяти прошиб стенку из двойного гипсокартона. Работал Сергей Васильич в кабаке.
Оу, это был интересный кабак. Там было восемь столиков, а в меню омары, которых можно было не только заказать, но и получить. Были единственные на весь город караоке-пульт и электронный терминал для официантов. "Хеннесси библиотека" для начитавшегося XXL жлобья и калифорнийское каберне девяносто четвертого года для тех, кто понимает. Были севрский фарфор и венский хрусталь. И был Сергей Васильич. Художественный руководитель.
А чо сразу я? Я сам охуел, когда пришел туда на работу. Спросите, зачем кабаку худрук? А зачем кабаку недоучившийся физик, вы не задумывались? Правильно, работать программистом. А выпускница питерской консерватории? Финансовый директор, это ведь так логично. Васильич вписывался в эту странную компанию просто великолепно.
Худрук и антрепренер он был от бога. Тогда я не знал слова "отжигать", а может, еще и вовсе не было такого слова, но Сергей Васильич делал именно это самое. В нашем маленьком зале выступали шпагоглотатели и файербольщики (последние, правда, перед входом на улице)
...фокусники и титульная певица из соседней республики (психанула и сломала нам микрофон за две семьсот, л-лошадь).
...Щуплый повар-китаец, выкраденный из одного московского кабака Васильичем в стачке с консерваторской выпускницей, готовил на бис знаменитое блюдо из змеи и жирной кошки. А когда Васильич затащил в нашу забегаловку потасканного волосатого мущщину, поющего про маленький плот, я окончательно понял, что наш худрук - бох и может все.
- Райдер... - блеял мущщина, прижимаясь к двери служебного входа.
- Хуяйдер, - жизнерадостно гудел Васильич, - "Эвиана" нету. Пей "Перье" и не пизди. Или мало башляем?
Был у нас и стриптиз. В пятничные вечера, а как же. Мужчинам вход бесплатный, дамам двести пятьдесят. Шеста не было и девочки танцевали всюду - на столах, на коленях посетителей, на барной стойке и даже на столике с терминалом (о том, как одна из девах в танцевальном порыве свернула терминал ногой и как я трое суток приводил его в чувство, расскажу как-нибудь еще). Дечонок Васильич подбирал лично, не гнушаясь ни захолустными модельными агентствами, ни трассой Казань-Уфа, ни даже местной балетной студией. Он же их и натаскивал. Признаюсь честно, меня чуть не хватил кондрат, когда однажды я увидел сорокасгакомлетнего мужика с фигурой отставного боксера, тянущего у станка ножку выше моего уха.
Лика в учителе не нуждалась. Невысокая и скорее стройная, чем худая, с художественно растрепанными бледно-рыжими кудрями и сиськами первый номер она не была эффектной. Но мать моя женщина мечта поэта, насколько она эффективной!
Когда Лика танцевала, хуй стоял у всего ресторана. Стоял как соединение между двумя "Курьерами" в летную погоду. Как Эмпайр Стейт Билдинг, Петронас и Никитинская Игла вместе взятые. Стоял у директора, у охранника Миши, у бармена, у всех без исключения клиентов. Даже женщины, те самые дамы за двести пятьдесят рублей во время ликиного выступления отращивали себе Метафизический Половой Хуй и подымали его силой мысли.
- Во дает девка! - восхищенно шепнул мне как-то жирный бармен Слава, когда мы, расположившись по разные стороны барной стойки, завороженно наблюдали очередной ликин шедевр, - Спорим, она за один танец отбивает больше, чем я за неделю на недоливе? - это была высшая его похвала.
Лику ни разу не пытались снять. Всем хватало танца. Даже тем, на чьих коленях она заканчивала свое выступление. Даже местным пропиленовым воротилам. Даже бандитам из бродвейской бригады. И даже мущщина с маленьким плотиком рыпнулся было, но посмотрел на свои светлые брюки и быстро-быстро побежал в подсобное помещение.
В коллектив Лика тоже влилась без малейших проблем. В свободные от выступлений дни помогала Васильичу дрючить местных балерин, моталась с нашей музыкантшей по контрагентам, иногда была на подхвате на кухне и, кажется, пару раз даже вымыла пол. У нас это было в порядке вещей: коллектив маленький, и гнушаться необходимой работой было не принято. Правда, была у нее одна небольшая странность: она постоянно что-нибудь читала, причем всегда странное и неудобопонятное. Я как-то взял посмотреть одну из ее книжек. "Выше стропила, плотники!" какого-то Сэллинджера. Ремонт делать собиралась, что ли? Полистал - тьху, нуднятина, как это вообще читать можно? Впрочем, на мое отношение к Лике это не повлияло. Мало ли какие бывают у человека увлечения? Иосиф вон тоже плотничал, а какого воспитал сына!
К сожалению, долго это не продлилось. Как-то, выйдя покурить на задний двор, я застал там Лику и Васильича. Они были увлечены разговором и не обращали на меня внимания.
- Сережа, я уезжаю.
- Ли, зачем? Тебя любят, тебе платят больше, чем в Москве! Мы ставим этот сраный гадюжник на правильные уши и поставим! Оставайся!
- Нет, Сереж. Это был прекрасный опыт, а ты замечательный и очень талантливый человек. Но я поеду.
- Ли, оставайся. Я тебя... Эй, молодой, - он заметил меня, - дай две сигареты и пиздуй отсюда быро-быро. Видишь, не до тебя?
На следующий день Васильич увез Лику в аэропорт. А через пару месяцев засобирался и я. Моя добровольно-принудительная ссылка заканчивалась. Солнечным сентябрьским днем я зашел в кабак попрощаться, выкурить последнюю сигарету за барной стойкой и забрать расчет.
В зал вошел Васильич, сел рядом.
- Молодой, дай сигарету. Тоже в Москву?
- Ага.
- Вот что вам всем здесь не работается?
- Долго рассказывать, Сергей Васильевич...
- И не надо, я там двенадцать лет жил. Нашел в себе силы уехать, как видишь.
- А я вот нашел в себе силы уехать отсюда.
- Ну да. Слушай, молодой, чо я сказать то хотел. Лика книжку свою забыла.
Занесешь? Ну и письмо от меня.
- Да говно вопрос.
Ночью я уже сидел в купе неудобного, приезжающего в разгар рабочего дня поезда. Спать не хотелось, баб в вагоне не было, а пить в казанских поездах я к тому времени уже зарекся. Колотил мандраж перед возвращением в любимый город. Чтобы унять его, я решил полистать Ликину книжку. Как назло, это оказалась нуднейшая и не прочитанная со школы "Анна Каренина". Я вздохнул и открыл первую страницу.
Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.
...вся моя жизнь, независимо от всего, что может случиться со мной, каждая минута ее - не только не бессмысленна, как была прежде, но имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в нее!
- Уважаемые пассажиры, наш поезд прибыл на конечную станцию "Москва-Казанская".
На следующий день я нажал дверной звонок квартиры в хорошем доме на Соколе с книгой, письмом и почему-то розами в левой руке. Дверь мне открыла не Лика.
- Ой, здравствуйте, а вы мама Лики, да?
= Да, молодой человек. Лики нет дома, но она скоро будет, - симпатичная пожилая женщина внимательно смотрела на меня из-под очков. - А вы...
- Сергей. Мы работали вместе с вашей дочерью, когда Лика ездила на гастроли, и вот... Она книжку забыла, а цветы - это от всех нас, не подумайте дурного...
Женщина улыбнулась.
- Анна Степановна. Я не могу подумать дурно о человеке, который возвращает книги и дарит женщинам цветы. Проходите, Лика скоро придет, подождете ее.
- Знаете, неудобно как-то...
- Не придумывайте. Проходите, разувайтесь. Вам какой чай - черный или зеленый?
Лика на самом деле подтянулась минут через пятнадцать. Не одна, с отцом, таким же спокойным и симпатичным, как Анна Сергеевна. Видимо, в теории, что счастливые супруги с годами становятся похожи, есть рациональное зерно. Мы вчетвером сидели на кухне, пили черный чай и рассказывали истории. Я из кабацкой жизни, они из театральной. Собрался уходить я уже под ночь. Вспомнил, что пришел отдать книгу, уже практически одев ботинки.
- Черт, едва не уволок ведь!
- Ничего страшного, сейчас поставим на место.
Я прошел вместе с Ликой в комнату. Книги, книги, книги. Старые и новые фотографии, красивая маска желтого металла, еще фотографии. Рисунки и наброски на стенах. И снова книги, книги, книги.
- Лик, слушай... Можно я возьму еще что-нибудь почитать? Я верну, честно!
- Я не сомневаюсь, - улыбнулась она, - а что хочешь?
- "Война и мир" есть? - внимательно прочитанная "Каренина" сильно поменяла мое мнение о Толстом.
- Конечно. Тебе первые два тома или сразу?
- Давай сразу.
- Eh bien, mon prince. Genes et Lueques ne sont plus que des apanages...
Сидя в последнем вагоне метро, я старательно водил пальцами по незнакомым словам.
****
Прошло пять лет. Лика вышла замуж и живет в Германии, но я все равно хожу в ту квартиру на Соколе. И надо бы зайти на днях.
Вернуть Уоррена на полку.
А три дня назад перевернул последнюю страницу уорреновской "Королевской рати", закрыл книгу и открыл ее снова.
...очнетесь, и вывернете руль налево, но машина не послушается, потому что полотно высокое, как тротуар, - и тут уже, летя в кювет, вы, наверно, протянете руку, чтобы выключить зажигание. Но, конечно, не успеете.
Знаете, мне очень хочется рассказать вам об этой книге. О ней можно писать школьные сочинения, дипломные работы и монографии на меловой бумаге с портретами дракона и автора. О величине и изяществе решения поставленной автором задачи. О характерах, таких глубоких, разных и правдивых. О том, что Уоррен за одну главу сказал все на тему, которую Тургенев раскрывал два романа подряд.
Но не буду.
Говорю ж, я поздно начал. Невелико достижение прочитать в двадцать восемь лет одну из самых значимых книг столетия. Уверен, вы сами давно прочли или, пуще того, прошли ее и даже написали реферат на третьем курсе журфака.
Поэтому я сейчас буду про стриптиз. Как сразу и обещал.
***
Росту в Сергей Васильиче было метр шестьдесят пять, весил он килограммов сто, все пальцы в паспортах, а головой он как-то раз на моей памяти прошиб стенку из двойного гипсокартона. Работал Сергей Васильич в кабаке.
Оу, это был интересный кабак. Там было восемь столиков, а в меню омары, которых можно было не только заказать, но и получить. Были единственные на весь город караоке-пульт и электронный терминал для официантов. "Хеннесси библиотека" для начитавшегося XXL жлобья и калифорнийское каберне девяносто четвертого года для тех, кто понимает. Были севрский фарфор и венский хрусталь. И был Сергей Васильич. Художественный руководитель.
А чо сразу я? Я сам охуел, когда пришел туда на работу. Спросите, зачем кабаку худрук? А зачем кабаку недоучившийся физик, вы не задумывались? Правильно, работать программистом. А выпускница питерской консерватории? Финансовый директор, это ведь так логично. Васильич вписывался в эту странную компанию просто великолепно.
Худрук и антрепренер он был от бога. Тогда я не знал слова "отжигать", а может, еще и вовсе не было такого слова, но Сергей Васильич делал именно это самое. В нашем маленьком зале выступали шпагоглотатели и файербольщики (последние, правда, перед входом на улице)
...фокусники и титульная певица из соседней республики (психанула и сломала нам микрофон за две семьсот, л-лошадь).
...Щуплый повар-китаец, выкраденный из одного московского кабака Васильичем в стачке с консерваторской выпускницей, готовил на бис знаменитое блюдо из змеи и жирной кошки. А когда Васильич затащил в нашу забегаловку потасканного волосатого мущщину, поющего про маленький плот, я окончательно понял, что наш худрук - бох и может все.
- Райдер... - блеял мущщина, прижимаясь к двери служебного входа.
- Хуяйдер, - жизнерадостно гудел Васильич, - "Эвиана" нету. Пей "Перье" и не пизди. Или мало башляем?
Был у нас и стриптиз. В пятничные вечера, а как же. Мужчинам вход бесплатный, дамам двести пятьдесят. Шеста не было и девочки танцевали всюду - на столах, на коленях посетителей, на барной стойке и даже на столике с терминалом (о том, как одна из девах в танцевальном порыве свернула терминал ногой и как я трое суток приводил его в чувство, расскажу как-нибудь еще). Дечонок Васильич подбирал лично, не гнушаясь ни захолустными модельными агентствами, ни трассой Казань-Уфа, ни даже местной балетной студией. Он же их и натаскивал. Признаюсь честно, меня чуть не хватил кондрат, когда однажды я увидел сорокасгакомлетнего мужика с фигурой отставного боксера, тянущего у станка ножку выше моего уха.
Лика в учителе не нуждалась. Невысокая и скорее стройная, чем худая, с художественно растрепанными бледно-рыжими кудрями и сиськами первый номер она не была эффектной. Но мать моя женщина мечта поэта, насколько она эффективной!
Когда Лика танцевала, хуй стоял у всего ресторана. Стоял как соединение между двумя "Курьерами" в летную погоду. Как Эмпайр Стейт Билдинг, Петронас и Никитинская Игла вместе взятые. Стоял у директора, у охранника Миши, у бармена, у всех без исключения клиентов. Даже женщины, те самые дамы за двести пятьдесят рублей во время ликиного выступления отращивали себе Метафизический Половой Хуй и подымали его силой мысли.
- Во дает девка! - восхищенно шепнул мне как-то жирный бармен Слава, когда мы, расположившись по разные стороны барной стойки, завороженно наблюдали очередной ликин шедевр, - Спорим, она за один танец отбивает больше, чем я за неделю на недоливе? - это была высшая его похвала.
Лику ни разу не пытались снять. Всем хватало танца. Даже тем, на чьих коленях она заканчивала свое выступление. Даже местным пропиленовым воротилам. Даже бандитам из бродвейской бригады. И даже мущщина с маленьким плотиком рыпнулся было, но посмотрел на свои светлые брюки и быстро-быстро побежал в подсобное помещение.
В коллектив Лика тоже влилась без малейших проблем. В свободные от выступлений дни помогала Васильичу дрючить местных балерин, моталась с нашей музыкантшей по контрагентам, иногда была на подхвате на кухне и, кажется, пару раз даже вымыла пол. У нас это было в порядке вещей: коллектив маленький, и гнушаться необходимой работой было не принято. Правда, была у нее одна небольшая странность: она постоянно что-нибудь читала, причем всегда странное и неудобопонятное. Я как-то взял посмотреть одну из ее книжек. "Выше стропила, плотники!" какого-то Сэллинджера. Ремонт делать собиралась, что ли? Полистал - тьху, нуднятина, как это вообще читать можно? Впрочем, на мое отношение к Лике это не повлияло. Мало ли какие бывают у человека увлечения? Иосиф вон тоже плотничал, а какого воспитал сына!
К сожалению, долго это не продлилось. Как-то, выйдя покурить на задний двор, я застал там Лику и Васильича. Они были увлечены разговором и не обращали на меня внимания.
- Сережа, я уезжаю.
- Ли, зачем? Тебя любят, тебе платят больше, чем в Москве! Мы ставим этот сраный гадюжник на правильные уши и поставим! Оставайся!
- Нет, Сереж. Это был прекрасный опыт, а ты замечательный и очень талантливый человек. Но я поеду.
- Ли, оставайся. Я тебя... Эй, молодой, - он заметил меня, - дай две сигареты и пиздуй отсюда быро-быро. Видишь, не до тебя?
На следующий день Васильич увез Лику в аэропорт. А через пару месяцев засобирался и я. Моя добровольно-принудительная ссылка заканчивалась. Солнечным сентябрьским днем я зашел в кабак попрощаться, выкурить последнюю сигарету за барной стойкой и забрать расчет.
В зал вошел Васильич, сел рядом.
- Молодой, дай сигарету. Тоже в Москву?
- Ага.
- Вот что вам всем здесь не работается?
- Долго рассказывать, Сергей Васильевич...
- И не надо, я там двенадцать лет жил. Нашел в себе силы уехать, как видишь.
- А я вот нашел в себе силы уехать отсюда.
- Ну да. Слушай, молодой, чо я сказать то хотел. Лика книжку свою забыла.
Занесешь? Ну и письмо от меня.
- Да говно вопрос.
Ночью я уже сидел в купе неудобного, приезжающего в разгар рабочего дня поезда. Спать не хотелось, баб в вагоне не было, а пить в казанских поездах я к тому времени уже зарекся. Колотил мандраж перед возвращением в любимый город. Чтобы унять его, я решил полистать Ликину книжку. Как назло, это оказалась нуднейшая и не прочитанная со школы "Анна Каренина". Я вздохнул и открыл первую страницу.
Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.
...вся моя жизнь, независимо от всего, что может случиться со мной, каждая минута ее - не только не бессмысленна, как была прежде, но имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в нее!
- Уважаемые пассажиры, наш поезд прибыл на конечную станцию "Москва-Казанская".
На следующий день я нажал дверной звонок квартиры в хорошем доме на Соколе с книгой, письмом и почему-то розами в левой руке. Дверь мне открыла не Лика.
- Ой, здравствуйте, а вы мама Лики, да?
= Да, молодой человек. Лики нет дома, но она скоро будет, - симпатичная пожилая женщина внимательно смотрела на меня из-под очков. - А вы...
- Сергей. Мы работали вместе с вашей дочерью, когда Лика ездила на гастроли, и вот... Она книжку забыла, а цветы - это от всех нас, не подумайте дурного...
Женщина улыбнулась.
- Анна Степановна. Я не могу подумать дурно о человеке, который возвращает книги и дарит женщинам цветы. Проходите, Лика скоро придет, подождете ее.
- Знаете, неудобно как-то...
- Не придумывайте. Проходите, разувайтесь. Вам какой чай - черный или зеленый?
Лика на самом деле подтянулась минут через пятнадцать. Не одна, с отцом, таким же спокойным и симпатичным, как Анна Сергеевна. Видимо, в теории, что счастливые супруги с годами становятся похожи, есть рациональное зерно. Мы вчетвером сидели на кухне, пили черный чай и рассказывали истории. Я из кабацкой жизни, они из театральной. Собрался уходить я уже под ночь. Вспомнил, что пришел отдать книгу, уже практически одев ботинки.
- Черт, едва не уволок ведь!
- Ничего страшного, сейчас поставим на место.
Я прошел вместе с Ликой в комнату. Книги, книги, книги. Старые и новые фотографии, красивая маска желтого металла, еще фотографии. Рисунки и наброски на стенах. И снова книги, книги, книги.
- Лик, слушай... Можно я возьму еще что-нибудь почитать? Я верну, честно!
- Я не сомневаюсь, - улыбнулась она, - а что хочешь?
- "Война и мир" есть? - внимательно прочитанная "Каренина" сильно поменяла мое мнение о Толстом.
- Конечно. Тебе первые два тома или сразу?
- Давай сразу.
- Eh bien, mon prince. Genes et Lueques ne sont plus que des apanages...
Сидя в последнем вагоне метро, я старательно водил пальцами по незнакомым словам.
****
Прошло пять лет. Лика вышла замуж и живет в Германии, но я все равно хожу в ту квартиру на Соколе. И надо бы зайти на днях.
Вернуть Уоррена на полку.