Интервью с автором книги "Две жизни Льва Тихомирова" А. В. Репниковым

[gopb_press]

В 2011г. в издательстве Academia вышла монография А.В. Репникова и О.А. Милевского «Две жизни Льва Тихомирова». В монографии впервые предпринята попытка совокупного анализа жизненного пути и взглядов Л.А. Тихомирова (1852-1923) - революционера и идеолога «Народной воли», прошедшего царского тюрьму, ставшего монархистом, редактором официозных «Московских Ведомостей» и закончившего жизнь православным мыслителем. Долгие десятилетия его считали ренегатом, изменившим революционной борьбе. В последние годы большой интерес в России вызывают работы Тихомирова-монархиста. Вместе с тем только анализ всех основных событий его жизни и мировоззренческой эволюции позволяет в полной мере раскрыть специфику его взглядов в различные периоды его жизни. О том, как проходила работа над книгой мы попросили рассказать одного из авторов, доктора исторических наук, главного специалиста РГАСПИ Александра Репникова.





С чего начался Ваш интерес к Тихомирову?

Я открыл для себя Льва Тихомирова в 1992 г., читая биографию русского консервативного мыслителя XIX века Константина Николаевича Леонтьева. В 1991 году появились первые монографии А.Ф. Сивака и А.А. Королькова о Леонтьеве, стали переиздаваться его работы, которые поначалу покорили меня парадоксальностью и оригинальностью мысли... Потом я узнал, что есть письма Тихомирова к Леонтьеву, которые хранятся в Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ), что переиздана книга Тихомирова «Монархическая государственность». Вышла она в 1992-м году репринтным способом. Достать эту книгу было очень сложно, но мне случайно удалось купить с рук, у музея В.И. Ленина в центре Москвы, за какие-то немыслимые по тем временам деньги. Потом, уже в Государственной общественно-политической библиотеке, я прочел и другие труды Тихомирова, смог поработать с его документами в РГАЛИ и ГА РФ. И оказалось, что в научном плане Тихомиров выше Леонтьева. Он более фундаментален, более академичен. С этого момента я, не оставляя изучение работ других русских консерваторов, переключился в большей степени именно на Тихомирова, видя в нём не просто литератора, или публициста, который писал о самодержавии, а еще и исследователя, чей угол зрения был мне более близким, нежели леонтьевский.

Когда в процессе подготовки дипломной работы и кандидатской диссертации я работал в РГАЛИ и прочитал письма Тихомирова, он меня заинтересовал уже и как человек, потому что в этих письмах была страдающая, метущаяся, противоречивая личность; очень неоднозначная и неровная.


Книга «Две жизни Льва Тихомирова» написана совместно с Олегом Милевским, расскажите, пожалуйста, о вашем соавторе.

Мой соавтор и друг Олег Анатольевич Милевский, защитил в 1996 году кандидатскую диссертацию, посвященную пути Льва Александровича «от революционности к монархизму». В 2006 году он защитил докторскую диссертацию, посвященную взглядам Тихомирова. В ходе многолетней работы, в поле зрения Милевского оказался Тихомиров-монархист, а меня в ходе научного поиска заинтересовала судьба Тихомирова-революционера. Сейчас иногда сталкиваешься со случаями, когда в городе N и в городе Y два автора выпускают книги на одну и ту же тему и у каждого есть что-то хорошее, но вместе они могли бы написать гораздо лучше. Так вот, мы с коллегой решили объединить усилия, в итоге получилась первая в историографии столь подробная биография Тихомирова. Олег Анатольевич живет и работает в Сургуте, раньше жил в Барнауле и удаленность расстояний представляла некоторую сложность при написании и редактировании текста, но сам по себе опыт такого сотрудничества я считаю очень удачным.

В самом начале книги есть замечательная фраза о том, что человек, получивший при рождении не свое имя, проживает «не свою жизнь». И жизненный путь, вернее то, как Тихомиров по нему проходит, отчасти является подтверждением этой фразы... Биография Тихомирова очень неоднозначна и сложна. У меня сложилось впечатление, что Тихомиров отчаянно искал себя и свое место на протяжении всей жизни.

Да, безусловно. Наша книга называется «Две жизни Льва Тихомирова» и это не случайно.
Все начинается со смерти его брата (второго сына Тихомировых) в младенчестве. Его имя и унаследовал родившийся 19 (31) января 1852 г. мальчик - герой нашей книги. Не последнюю роль здесь сыграли настоятельные просьбы старшего брата Владимира, обрадовавшегося, что в семье опять «есть Лева» и тот факт, что 18 февраля - день Льва, папы Римского. Так на свет появляется Лев Тихомиров, который потом отчаянно ищет себя на протяжении всей жизни.

«Две жизни Льва Тихомирова», как две тропинки, которые он проходит в этом поиске. В «первой жизни» Лев Александрович - начинающий пропагандист-революционер, активный участник народовольческого движения, автор антимонархических текстов, соратник Софьи Перовской и Андрея Желябова, тюремный сиделец, страдающий в камере, нелегал и политический эмигрант. Во второй жизни он покаявшийся и прощенный царем «возвращенец», который приехав назад в Россию не уходит каяться в монастырь, не замыкается в «раковине» семейного быта, а штурмует новые высоты. Он штатный сотрудник, а с 1909 по 1913 редактор официозных «Московских ведомостей», его работы читают представители политической элиты Российской империи, он становится статским советником, работает с П.А. Столыпиным, преподносит свою «Монархическую государственность» Николаю II.

Приведу две картины, по текстам самого Льва Александровича:

Вот Тихомиров в его первой жизни: «Клозет каждой камеры, поставленной вертикально, оканчивался большим вертикальным же каналом, по которому спускались нечистоты. Заключенные, всегда жаждавшие пользоваться обществом себе подобных, скоро открыли, что если прочистить каналы клозетов, то через них, как через разговорные трубы, можно свободно разговаривать. Сделанный опыт в этом смысле подтвердил предположение. Оказалось, что двенадцать заключенных могли этим путем, по спускным трубам, легко беседовать между собою. Дело было сделано. Никакие строгости теперь уже не могли помешать никому из нас участвовать в его клубе, как мы называли эту дюжину камер, соединенных общим каналом. Трудно, конечно, было победить некоторое естественное чувство отвращения, вызываемое присущим клозетам зловонием, но раз это было достигнуто - получалось очень много удовольствия. Можно представить себе, каким воздухом при этом приходилось дышать заключенным столько времени. Наверху, в седьмом этаже было еще сносно, но во втором - ниже этого мне не приходилось сидеть - можно было задохнуться. Часто, кроме отвратительного запаха, через отверстие поднимались какие-то сернистые испарения, и все наши старания дезинфицировать клозеты водою, скипидаром и пр. ни к чему не приводили, и от этих испарений избавиться нам не удалось. Крышки клозетов оставались открытыми целый день, так как, хотя у каждого из нас и была своя работа, но не могли победить в себе желания поговорить с товарищем, если ему вздумается нас позвать».

А вот он во второй жизни, пишет о приеме у П.А. Столыпина: «Ужасное множество людей, золота, лент, орденов. Однако я был “золотее” многих. Ожидал приема три с половиной часа, весь изнемог… Столыпин был весел, любезен донельзя, радовался, что устроил меня… Самое главное из разговора то, что дополнительное жалование остается при мне. Буду кое-что и работать при министре. Именно по рабочему вопросу. Одобрил представление Государю и поднесение ему моих книг».

Нас, знающих о событиях ХХ века уже не удивишь подобными скачками в биографии - от тюрьмы до властного Олимпа, и наоборот, но многим современникам Тихомирова казалось невероятным, что бывший активный революционер стал крупнейшим идеологом «монархической государственности». Бывшие соратники увидели в этом лишь ренегатство и приспособленчество; новые соратники по «правому лагерю» высказывали опасения в возможном «валленродстве» бывшего революционера.

В какой семье родился Лев Тихомиров, как складывались его отношения с родителями, какое влияние на него они оказали?

Родителей своих Лев, безусловно, любил. Мать для него на протяжении жизни была светлым маячком. Я читал его дневники, подготовил к изданию записи 1915-1917 гг., вышедшие книгой в 2008 году в издательстве РОССПЭН. В этих записях он постоянно волнуется, если мать куда-то уехала и вовремя не писала, не посылала телеграммы о приезде. Отец его, Александр Александрович был врачом. Помогал другим зачастую в ущерб себе, и, конечно, это бескорыстие не могло не оказать влияние на мальчика. Когда отец умер, то его провожал на кладбище весь Новороссийск, а улицу, на которой жила семья, самовольно народ переименовал в Тихомировскую. В родительском доме была огромная библиотека, в которой содержались различные труды по всем отраслям знаний: от истории до химии, в том числе и журналы с критикой самодержавия. Его отец вовсе не являлся ортодоксальным монархистом, читал он и либеральные издания. Здесь следует заметить, что родители никогда не ограничивали круг чтения юного Льва и он мог читать любую литературу из отцовской библиотеки. А дальше, когда юный Тихомиров попадает в гимназию - происходит его обращение к нигилизму, к идеям радикального переустройства общества. Любимым автором стал Писарев, покоривший гимназиста. Тихомиров вспоминал: «Сначала я только восхищался хлесткостью полемики, не понимая хорошенько смысла, но потом мало по малу стал запоминать слова и идеи. С таким руководителем, конечно, все мои детские верования стирались в какую-то кашу, растворялись, улетучивались». Это и будет отныне одна из его «жизней».

Здесь уместно вспомнить, что предки Тихомирова были священниками, о чем он тоже говорит. И, насколько я понимаю, в определённый момент это для него было очень значимо. Как и то, что мать по семейным преданиям перед его рождением увидела во сне святителя Митрофана Воронежского, благословлявшего ее и хотела назвать сына в его честь. Отсюда наличие другой «жизни» - духовной. Отношения с Богом у Тихомирова были непростыми, это отдельная тема.

Характерно, что Тихомиров начинает вспоминать о своей религиозности в детстве именно в период «перехода» от одной жизни к другой. Он словно ищет в прошлом обоснования, для перемены своих взглядов: «Строго говоря, я не был вполне безбожником никогда, - вспоминал Тихомиров. - Я только не верил в Бога, я имел материалистическое миросозерцание. Но я как-то боялся воевать с Богом, - меня от этого что-то удерживало».

Каков психологический портрет Льва Тихомирова?

Когда Тихомиров общался с Леонтьевым, то дал ему в 1891 году такую характеристику: «Это личность… грешная, ломаная, в которой однако есть и великая сила добра. Он очень умен…. Может быть он сделается очень нужным, необходимым человеком … он из тех, у которых ангел и черт вечно сцепившись в отчаянной борьбе. Но у него этот ангел не изгнан, не уступает. Он меня глубоко привлекает двойным чувством уважения и жалости. Сверх того он глубоко сведущий православный». Мне кажется, что эти слова можно отнести и к самому Льву Александровичу. В нем отсутствует цельность. Как цельность революционера, готового «на плаху», так и цельность «конформиста» (говорю это слово без негативного оттенка!), готового стать заправским чиновником, создать семью, заниматься наукой, литературным, или публицистическим трудом. Он все время в поисках, в сомнениях. Возможно, что и сама эпоха породила феномен такого вот человека.

Давайте попробуем разобраться в той эпохе, и начнем с самого начала. Почему нигилизм был так распространен среди гимназической молодежи, чем он привлекал её? В какой среде оказался юный Лев Тихомиров?

В 1855 году на престол взошел Александр II. Завершился консервативный период эпохи Николая I. Наступают перемены, общество, бурлит, и это касается молодежи в первую очередь. Молодые люди не удовлетворяется старыми рецептами, по которым жили отцы и деды, они ищут чего-то нового, а старое желают переделать или же разрушить. В принципе радикализм молодежи - нормальное, естественное явление. Поиск своего места в жизни для молодых лучше, чем пассивность и инфантилизм. Есть даже такая фраза: кто в молодости не радикал, тот в старости не консерватор. Такова среда, в которую юноша активно окунулся. Но вот куда заводили подростков их поиски? Тихомиров вспоминал: «Дети поступали в гимназию верующими. Я, например, был в детстве чрезвычайно религиозен. Но в гимназии вера у всех быстро тускнела и исчезала».

В той же гимназии, что и Тихомиров, но на год младше, - обучался и А.И. Желябов, будущий лидер «Народной воли», кстати, окончивший курс с серебряной медалью. В эту же гимназию - чуть позже, в старшие классы - был переведен М.Н. Тригони, также ставший членом Исполнительного Комитета «Народной воли». Это не значит, что гимназия была какая-то особенная. И.В. Сталин, например, в семинарии учился, но стал отнюдь не священником. Ф.Э. Дзержинский, учась в гимназии, увлекался библейскими и евангельскими сюжетами и даже собирался поступить в римско-католическую духовную семинарию, чтобы стать ксендзом. А когда старший брат-студент спросил, как он представляет себе своего Бога, то Феликс ответил: «Бог - в сердце... Если я когда-нибудь приду к выводу, что Бога нет, пущу себе пулю в лоб».

Так что мы опять возвращаемся к вопросу о той среде, которая формирует личность и о самой личности, которая, потом начинает формировать среду, влиять на других. Так Тихомирова, П.Н. Ткачева или того же Писарева привлекали идеи переустройства общества. Но Тихомиров тут же задаётся вопросом: а что вы предлагаете построить на месте разрушенного? Что будет дальше?

Но он же не сразу задумывается. В книге есть упоминание о том, что Лев уходит от веры в Бога, и окружение этому способствует. И вообще складывается впечатление, что гимназисты - эти маленькие мальчики, вырванные из своих семей с определёнными устоями - оказались вдруг брошенными на произвол судьбы. Они предоставлены самим себе, никто из старших не может их сориентировать. И это же потом проявляется в большей степени и в институтской среде.

Не скажу, что они такие уж маленькие… Но сколько бы они не пытались казаться взрослыми, и сколько бы (уже в студенческие годы) не кутили - взросление все же не измеряется пьянством, картами, кутежами или сожительством с модистками. О временах студенчества Тихомиров писал: «Пили вообще очень много… смотришь, кто-нибудь сидит утром и дерет водку, закусывая солью. Это делалось для шику: дескать, как настоящие горчайшие пьяницы. Показывают тут же кучи рвоты: пили, дескать, весь вечер, ночью так начало рвать такого-то - беда! Тот же шик и со всевозможного рода девками. И не следует видеть во всем этом, строго говоря, разврата. Нет, это было наполнение чем-нибудь жизни. На душе ничего не было, и я не говорю, что это их не тяготило…».

С одной стороны, вызывал отторжение любой официоз, даже если он и шел от сердца. Тихомиров вспоминал, что когда в 1866 году произошло покушение на Александра II, то, «у нас был один (только один) учитель, который заплакал… Это был старенький, седенький, тихенький Николай Иванович Рещиков, над которым все молодое шарлатанство,… не знавшее сотой доли того, что знал Рещиков, постоянно подсмеивалось… Этот Рещиков при известии о покушении тут же, в классе, заплакал… И мы, дети, заметили тут лишь комическую сторону и с хохотом передавали друг-другу, как всхлипывал старичок… Бедный, бедный Николай Иванович! Единственный из наших наставников, который еще сохранил способность понять сразу ужас происшедшего!».

С другой стороны, как отмечал Лев Александрович, «это состояние душевной пустоты обыкновенно не возбуждает никакого опасения во властях». А внутренняя пустота, не получившая заполнение в гимназические годы, не получала заполнения и в студенческий период.

Что произошло со школьной этикой той эпохи? Почему это так похоже на жестокость и безразличие нынешних старшеклассников? Это упущение со стороны государства или что-то другое?

Хорошо, что этот вопрос затронут, потому что здесь действительно важно то, как власть воздействовала на умы молодежи. Тихомиров - тогда ещё молодой человек - потом всю жизнь будет писать и говорить, что нужно с детства воспитывать человека в определённом ключе. И необходима соответствующая государственная политика. Причём, не политика давления, когда школяров запугивают, заставляют петь «Боже царя храни» и т.д. в том же роде... Речь идёт о воспитании человека сознательного.

Так вот, в этот период готовились, а потом и осуществлялись Великие реформы Александра II. У власти были другие приоритеты, и ваша параллель с нынешней российской молодёжью очень уместна, особенно - с молодёжью перестройки, с молодежью 1990-х. Я бы очень хотел, чтобы нашу книгу прочли думающие читатели, которым сейчас от 20 до 40 лет. Потому что «дети глобальных изменений» - а это и современники Тихомирова - действительно оказываются брошенными. И вот они начинают собственные поиски, они отрицают авторитеты отцов, а некоторые отрицают и религиозные традиции. Тихомиров вспоминал: «Также мы делались материалистами. Материализм доходил до полного кощунства. Говели мы обязательно. Помню, мой хороший товарищ, Ф., в 6 или 7 классе, взявши в рот Св. причастия, не проглотил, а дошел потихоньку до улицы и… выплюнул. Об этом он рассказывал с самодовольствием.

Нигилистическое воспитание, при всей резкости, было, однако, полно противоречий. Идеи коммунизма и идеи безграничной свободы…. Республика - и невозможность ее. Вдобавок - борьба всего этого с основным русским фоном души. Получался хаос, противоречия. Ничего ясного. Этот хаос не был невыносимым только по молодости, потому что жизненная сила все же играла…».

Это очень важный момент, потому что даёт представление о контексте, который впоследствии взрастил в Тихомирове террор. А что происходит, когда он переходит в институт? Политическая ситуация опять меняется? В чем отличие между этим десятилетием и предыдущим?

Это время Великих реформ. Для нас они Великие, а для современников они означали постоянные перемены и не всегда к лучшему. Не случайно у нас в период перестройки так любили вспоминать Александра II. При этом, правда, не всегда пытались проанализировать причины, по которым Александр II так печально закончил свою жизнь и что в результате стало с Россией, где после его гибели начались контрреформы, в итоге приведшие к серии революций начала ХХ века.

Социальные пертурбации немедленно отразились на молодёжи, вызвав в том числе и нигилизм, о котором мы говорили: отрицание религии, традиционных семейных ценностей, некоторых достижений науки. С другой стороны, молодежь стремится к идеалу. В студенческой среде многие были заняты поисками чего-то светлого, возвышенного и при этом демонстрировали удивительную внутреннюю чистоту, аскетизм, увлечённость идеей, готовность отдать за идею свою жизнь. Вот вам и парадокс времени. Поэтому не удивительно, что на одних страницах книги описывается молодежь, погрязшая в пьянках, гулянках и невежестве, а на других - совсем иная. Было и то, и это. Только ограниченные люди будут давать все одной краской.

Итак, молодежь пребывала в поисках, и если есть идея - созидательная или разрушительная - то в определённый момент появляются и лидеры, которые эту идею всячески пропагандируют и поддерживают. Вокруг лидеров образуются группы.

Какие на тот момент существовали лидеры и группы? Кто брал в оборот всю эту молодежь?

Это кружок «чайковцев» (по имени Н.В. Чайковского), конечно, куда Тихомиров вошел в 1871 году и где помогал в пропаганде переустройства общества. Причем пропаганда это была достаточно мирная. По меткому замечанию П.А. Кропоткина, «Чайковский и его друзья рассудили совершенно верно, что нравственно развитая личность должна быть в основе всякой организации независимо от того, какой бы политический характер она потом ни приняла и какую бы программу деятельности ни усвоила под влиянием событий. Вот почему кружок Чайковского, постепенно раздвигая свою программу, так широко распространился по России и достиг таких серьезных результатов». И ведь что интересно, в конце-концов власть испугалась даже такой пропаганды. Вместо того, чтобы перехватить у Чайковского конструктивные идеи, заинтересовать молодежь, правительство начинает репрессии. Результат? Молодежь сплачивается. Она пока ещё не идет «на улицу» открыто бунтовать, она занимается пропагандой. Причём пропагандирует скорее, знания, ведёт просветительскую работу, в том числе и в рабочей среде. Весь этот энтузиазм ещё можно было бы направить в нужное русло, потому что в основе там лежали светлые идеалы. Но вместо этого чайковцев преследуют и начинаются знаменитые судебные процессы... Момент упущен.

Именно в этот период оформляются политические воззрения Тихомирова. В чем они заключались?

Поначалу он активно участвовал в занятиях с рабочими в Москве и Петербурге. Четких каких-то концепций он для себя тогда ещё не выработал... Однако, непосредственный контакт с пролетариями - которые мысли его зачастую толковали превратно - способствовал приобретению определенного опыта. Тихомиров убеждается, что его проповеди отнюдь не всегда падают на подготовленную почву, и начинает отдавать себе отчёт в разрыве между создаваемыми концепциями и практикой. Иными словами, видит, что народ ещё не готов. Сильное впечатление на Тихомирова произвел случай с рабочим Никифором, который, поссорился из-за несправедливого, как он считал, распределения денег в рабочей артели и «совершенно пьяный, дошел до того, что нанес оскорбление своему брату», затем бросился на него с ножом и был в ответ избит братом и артельщиками так, что «он вырвался из их рук окровавленный, с разбитым лицом, оставив в их руках несколько клочьев своей одежды» и прибежал к Тихомирову. Призвав Льва Александровича в третейские судьи он жаловался: «Вы мне говорили… что нужно протестовать против эксплоататоров (так в оригинале - А.Р.). Мой брат это и есть настоящий эксплоататор! Он меня эксплоатирует, должен или нет я перерезать ему горло?». Когда Тихомиров попытался образумить буяна, тот был изумлен, а Лев Александрович задумался: «Эти братья, эксплуатирующие друг-друга и готовые взаимно перерезать друг-другу горло, эта артель, поддерживающая порядок таким прекрасным и справедливым способом; этот бедный Никифор, так ловко перетолковывающий нашу пропаганду, - все это проходило перед моими глазами и висело надо мною каким-то кошмаром».

Показательно то, что объяснения каких-либо практических сторон жизни - даже самых, на наш взгляд, комичных - воспринимаются с энтузиазмом. Например, откуда берутся болотные огни, есть ли леший, или каковы законы физики, которые лежат в основе привычных, бытовых явлений. С крестьянами - та же история. Пока разговор ведётся в прагматичном русле, им всё понятно и интересно. Как доходит дело до критики батюшки царя, до каких-то отвлеченных начал - или непонимание, или же отторжение. Тогда даже могут сдать пропагандиста властям.

У меня сложилось впечатление, что в некотором смысле пропагандисты упиваются своим мессианством: вот, мол, мы принесли вам знания и спустились для этого на несколько ступенек вниз. В этом видится юношеский инфантилизм и оторванность от реальности. В том смысле, что сами просветители в данном случае не слишком отдают себе отчёт в происходящем, они всё ещё живут в мире собственных иллюзий.

Да, свои среди своих... Но думаю, что здесь нельзя говорить только о самолюбовании. Есть ряд интересных воспоминаний, монографических работ о «хождении в народ» (в т.ч. и в вашей библиотеке), и там рассматриваются самые разные мотивы. Хотя, это, конечно, дети из других сословий. Примером может быть Софья Перовская: она уходит из вполне благополучной обеспеченной семьи для того, чтобы просвещать простых крестьян, заботиться о них и так далее. Вспомните, например, советский художественный фильм «Софья Перовская», хотя его давно по телевизору не показывали, и вряд ли скоро покажут... Там создаётся образ девушки, которая захвачена идеей, идет к простым грубым крестьянам, видит их язвы, слушает их жалобы, разбирает их проблемы. Так она понимает служение народу, и хотя это во многом идеализм, сбрасывать со счетов его нельзя, он заслуживает уважения.

Были ли на Западе какие-то аналоги подобным социальным феноменам? Или это особенность русского характера?

Как ни странно, с легальной западной благотворительностью связи здесь мало. На западе благотворительность является частью государственной системы. В России «хождение в народ» никакими официальными организациями не регулировалось, и занимались им молодые люди по собственной инициативе. Были здесь и идеалисты-подвижники, были и те, кто просто шел за всеми, были и анекдотичные случаи. В связи с последними вспоминаю, что писал Д.А. Клеменц: «Раз как-то в Москве я зашел к одному знакомому и услышал от него следующее: - Знаете, меня просто одолели барышни, - давай им фальшивых паспортов: «в народ хотим идти!». Только что он сказал это, дверь отворилась, и вошла молоденькая девица. - И вы уж не за паспортом ли? - недовольным тоном спросил мой знакомый пришедшую. - Да, я только не знаю, какой взять, - паспорт солдатки, должно быть, будет удобнее для меня. Мы оба расхохотались. - Да знаете ли вы, что такое - солдатка? Ведь это - сплошь да рядом деревенская проститутка! - Ну, может быть, паспорт бабий взять? - уже немного конфузясь сказала она. - Никакого паспорта я вам не дам. Вы - московская барышня - и деревни-то не видали. - Как же быть-то мне? Все идут в народ...».

Откуда желание идти в народ? В том числе, конечно, из стремления помочь ближнему своему. С одной стороны. С другой - от невозможности сделать это в рамках существующей государственной системы. Ждать, пока какая-то специальная структура будет создана - долго. А пойти к людям хочется уже сейчас; хочется сделать для них что-то хорошее, получить отклик, это потребность души. А государство - опять-таки, вместо того, чтобы направить энергию молодых подвижников в нужное русло - преследует их. Понятно, что, действуя подобным образом, система пытается себя защитить. Император Александр II проводит реформы, потом Александр III - контрреформы; и всё с одной целью: сохранить систему, сохранить власть. А молодежь - она не хочет, а где-то даже и не может действовать в легальных рамках. В том числе и потому, что надеется получить моментальный отклик. Помните, как точно назывался роман писателя Юрия Трифонова об этих событиях - «Нетерпение». Эти юноши и девушки действительно чувствовали себя героями... достаточно послушать их выступления на судебных процессах. Соответственно, дальше были тюрьмы, сломанные судьбы, казни, месть за товарищей, террор, убийства.

Тихомиров по глупости тоже попадает в тюрьму, верно? Именно там окончательно формируются его взгляды и его личность.

Безусловно. И здесь есть один важный момент, который почему-то упускают. Сейчас в моде некая апологетика Тихомирова-монархиста... И поэтому те, кто ратует за образ сторонника царской власти, который по молодости лет не туда свернул, «обманом был вовлечен в революционный кружок», заблудился и т.п., тему революционной деятельности Тихомирова предпочитают просто не затрагивать.

А это неправильно, потому что без этого эпизода - когда его арестовывают и сажают за решетку - не понять, насколько важно стало для Тихомирова ощущать себя частью единого целого. Не понять, через что он прошел, и что именно укрепило его веру в себя и «общее дело». Только представьте: он впервые попадает в такую переделку. Там, в застенках, сидя в «одиночке», он успевает пережить отчаянье, и, кстати, желание покаяться, в чем он сам потом признался. Тюремщики, однако, покаяние не приняли - что немаловажно. Вот его собственные слова: «Мое чисто теоретическое представление о “неприятеле” начинало только оформляться в живое, действительное. Я начинал видеть против себя действительного неприятеля, начинал пропитываться сознанием, что между нами нет ничего общего, никаких человеческих связей… Во мне начинал впервые зарождаться действительный революционер, проникнутый той личной злобой против существующего строя, которая создала идеи, дотоле воспринимавшиеся мной лишь наружно, с беспечным добродушием мальчика. Этот внутренний процесс переработки моей души из добродушно-ребяческой на мрачно-ненавидящую был до невозможности тяжел. До тех пор я только болтал с чужих слов, будто бы зло царствует в мире, а сам, напротив, чувствовал в нем почти одно добро. Теперь - меня охватывало прямое ощущение, что все ужасно на свете, что наша жизнь - мрачное зло. Это сатанинское чувство сжигало меня, подрывало все силы душевные и физические… Я остался безусловно один, в строжайшем одиночном заключении, замкнутый, в подавляющем сознании своего бессилия перед “врагами” и в озлоблении против торжествующей силы, раздавливавшей меня как червяка, но не возбуждавшей во мне ничего, кроме горделивой ненависти».

Более 4 лет Лев Александрович провел в Петропавловской крепости и Доме предварительного заключения. Арестованные товарищи поддерживают с ним контакт через перестукивания и другие хитроумные системы, придуманными заключенными. Существовал, да и в наши дни тоже существует проверенный способ передачи записок, - организация так называемых «коней». С.С. Синегуб, тогда друг Тихомирова, вспоминал: «”Кони” - это шнурки… которые мы провели из окна в окно, от соседа к соседу и вниз, и вбок. С помощью этих “коней” мы могли передавать товарищам решительно все: и записки, и книги, и угощения, получаемые с воли, и одежду». Когда Тихомиров понял, что он не один, то его отчаяние уходит, потому что он не чувствует себя неудачником, которого изъяли из жизни и бросили за решетку, он чувствует себя частью некой силы. Товарищи дают Тихомирову советы, он с ними может общаться, и вот уже молодой человек опять воспрянул духом. И, когда начинается «Процесс 193-х» (по числу привлеченных), то Тихомиров оказывается в числе отказников, то есть в числе тех, кто полностью отверг возможный компромисс с властью. И выходит из тюрьмы героем.

Как относилась к деятельности Тихомирова его семья, его родные?

Этот момент мы можем восстановить только по воспоминаниям самого Тихомирова. Потому что нет у нас семейных писем того периода, а если они и есть, то где-то в Крыму, в Геленджике. В общем, негативное отношение было, понятное дело - сын попал в тюрьму, да ещё и за антиправительственную деятельность. Трагедия для родителей...

Тихомиров проходит по процессу «193-х» народников-пропагандистов. Когда его выпускают, то посылают именно в Новороссийск - туда, где живет семья. Посылают под надзор. Он мог бы спокойно жить в семье, хотя бы и под надзором, но здесь срабатывает познанное в тюрьме чувство коллективизма... и любовь. Тихомиров вспоминал: «Была одна девушка, к которой я был не равнодушен... Но в эту минуту она мне один раз прислала письмо и советовала бежать к ним, действующим революционерам, Это письмо было последней каплей, решительным ударом». Девушка эта - Софья Перовская. И Тихомиров пускается в бега, переходит на нелегальное положение. После раскола «Земли и воли» (1879) Тихомиров примкнул к «Народной воле», став членом ее Исполнительного комитета, Распорядительной комиссии и редакции газеты «Народная воля».

Читая о том, как Тихомиров переходит на нелегальное положение, я постоянно ловила себя на мысли, что в душе молодой Тихомиров не уверен в верности выбранного пути. Он действует под влиянием эмоций и толком не понимает, что он делает и, тем более зачем.

Да, это что-то вроде социальной маски, которую после тюрьмы он уже не мог снять. Надо было действовать в соответствии с тем сценарием, который ему был прописан. К тому же, влияет желание не расставаться с товарищами по борьбе. А в поздних воспоминаниях явно ощущается, что Тихомиров был тогда увлечен сильной и властной Перовской (мы об этом в книге более подробно написали).

То есть, тюрьма стала его точкой невозврата?

Тюрьма и судебный процесс. Но он все же «вернется», пройдя через еще один этап своей жизни (об этом я тоже расскажу). Выйдя из застенков и попав под надзор, он не мог отделаться от ощущения, что снова попадает в тюрьму, только более обширную. Ну и еще вот это «чувство локтя», товарищи, Перовская... Тихомирову все время нужны были, мне кажется, какие-то сильные люди, которые бы его куда-то подталкивали, вели, показывали направление. И он с ними охотно шел. Даже определённых успехов достигал. Сам по себе он не был ни вожаком, ни лидером. Потом, уже в 1909 году Тихомиров напишет: «Все обстоятельства и события, не привлекая ко мне никого, неустанно ссорят меня со всеми. Мучусь без пользы, стою одиноким… Нередко приходит в голову, что не деятель я, не гожусь, и не организатор». В молодости он тоже нуждался в сильных людях, но сам на первые роли не годился. Недаром, когда у них с Желябовым началось своеобразное «соперничество» (хотя, какой тут Тихомиров соперник!) из-за Перовской, благосклонности её в результате добился именно Желябов, сильная личность.

Но несмотря, на то, что Лев Тихомиров не ощущает себя ни лидером, ни организатором, он становится одним из идеологов народовольческого движения. Почему из всех возможных вариантов борьбы с существующим режимом «Народная воля» во главу угла ставит террор? Иных путей уже нет?

Здесь я бы отослал читателя к опубликованным источникам и работам специалистов. Так, в 2012 году в Петербурге под редакцией д.и.н. В.Н. Гинева вышел сборник документов: «Из истории «Земли и Воли» и «Народной Воли». Споры о тактике». Там очень хорошо показано, что все было не столь однозначно в этом движении. Народовольцы известны обывателю только с одной стороны - терроризм, так что, необходимо прояснить, как именно происходила эволюция их взглядов. Характерно, что в первые годы Советской власти жизнь и деяния террористов-народовольцев пропагандировались в литературе (научной и мемуарной), но в начале 1930-х годов ситуация резко изменилась, а после убийства С.М. Кирова возобладала точка зрения, что «если мы на народовольцах будем воспитывать наших людей, то воспитаем террористов». Это было воспринято как сигнал к запрету не только народовольческой, но и вообще народнической проблематики, а некоторые историки, занимавшиеся разработкой этой темы, были репрессированы.

После долгого перерыва стали появляться новые работы: М.Г. Седова, В.А. Твардовской, Н.А. Троицкого, В.Н. Гинева, В.Ф. Антонова, Е.Л. Рудницкой, В.В. Зверева и др. Современные историки А.В. Воронихин и Д.В. Чернышевский отмечают, что «Народная воля» - не тупик, не отклонение, а логический итог развития народничества, что именно атака народовольцев на устои государства создала «вторую революционную ситуацию» в России в 1879-1881 гг.

читать далее http://www.gopb.ru/news/20130327