Игра Assassin’s Creed как скрытая пропаганда.
Эцио Аудиторе - типичный последователь идей Макиавелли - западного «человека Возрождения», в деле приспособления окружающего мира «под себя», он способен властвовать над Италией с помощью сколь угодно разнообразного насилия - от удара палашом до капли яда. Насилие ассасина многофункционально и универсально, часто принимает художественное формы - в этом он логически завершает мировоззрение Макиавелли в отношении к обществу, использовать любые средства, чтобы достичь своей цели. Союз с ворами, проститутками и пьяными наёмниками лишнее доказательство идейного единства Макиавелли, Борджа и Эцио.
Ассасин - человек, атрибут и инструмент действования одновременно. Сожжённые башни и горы трупов, подтверждающие властные намерения, та дорога, которая должна привести Эцио к высшей ценности - власти над Римом, в которую он верит точно так же, как верит в неё Цезарь Борджа. Победа любой ценой! И отнюдь не важно, каков тот острый и холодный маршрут, который к ней выбран. Лишь потеря синхронизации останавливает ассасина перед массовыми убийствами жителей и прочими карательными операциями.
Вся фигура Эцио сконцентрирована на действии, обстоятельствах и целях. Цели отмечены разным цветом, что само по себе, конечно, не сильно отличает позицию Эцио от монохромной нравственной «теории» Р.Р. Раскольникова, ибо жёлтые цели, после контакта с «просвещённым» целью Эцио, стремительно краснеют.
Мотивы ассасина находятся строго «в коридоре» практического (практичного) действа. Эцио свободен от норм и правил - он ловок как Принц Персии, аккуратен как щипач и дерзок как рэкетир.
Меняются города, условия, миссии, но рациональные (степень рациональности измеряется во флоринах) поступки Эцио, всё более квалифицируются уголовным правом, от мелкого разбоя он переходит к преступлениям против Мiра и общества. Свобода действия ассасина (убийцы) ограничена лишь количеством швейцарских гвардейцев и прочими десинхронизациями. Охота за артефактами всё более напоминает фетишизм, поклонение которому требует всё новых жертв. Артефакты можно украсть, продать, ими можно пользоваться для дальнейшего преодоления чужой свободы.
Перефразируя Макиавелли, для Эцио будет справедливо утверждение, что если убийцу долго пытать, то его можно заставить стать добрым и путь к этому добру лежит через трупы. Совершенно очевидно, что Цезарь Борджа или любой западный обыватель типа Дезмонда Майлса, оказавшись на месте Эцио Аудиторе, действовал бы точно также - через рапиру, деньги или яд. Ведь, рациональные эгоисты с безграничной свободой выбора действия всегда смогут перепрыгнуть через стены, обойти стражников и украсть Яблоко Эдема, не так ли?
Ассасин - человек, атрибут и инструмент действования одновременно. Сожжённые башни и горы трупов, подтверждающие властные намерения, та дорога, которая должна привести Эцио к высшей ценности - власти над Римом, в которую он верит точно так же, как верит в неё Цезарь Борджа. Победа любой ценой! И отнюдь не важно, каков тот острый и холодный маршрут, который к ней выбран. Лишь потеря синхронизации останавливает ассасина перед массовыми убийствами жителей и прочими карательными операциями.
Вся фигура Эцио сконцентрирована на действии, обстоятельствах и целях. Цели отмечены разным цветом, что само по себе, конечно, не сильно отличает позицию Эцио от монохромной нравственной «теории» Р.Р. Раскольникова, ибо жёлтые цели, после контакта с «просвещённым» целью Эцио, стремительно краснеют.
Мотивы ассасина находятся строго «в коридоре» практического (практичного) действа. Эцио свободен от норм и правил - он ловок как Принц Персии, аккуратен как щипач и дерзок как рэкетир.
Меняются города, условия, миссии, но рациональные (степень рациональности измеряется во флоринах) поступки Эцио, всё более квалифицируются уголовным правом, от мелкого разбоя он переходит к преступлениям против Мiра и общества. Свобода действия ассасина (убийцы) ограничена лишь количеством швейцарских гвардейцев и прочими десинхронизациями. Охота за артефактами всё более напоминает фетишизм, поклонение которому требует всё новых жертв. Артефакты можно украсть, продать, ими можно пользоваться для дальнейшего преодоления чужой свободы.
Перефразируя Макиавелли, для Эцио будет справедливо утверждение, что если убийцу долго пытать, то его можно заставить стать добрым и путь к этому добру лежит через трупы. Совершенно очевидно, что Цезарь Борджа или любой западный обыватель типа Дезмонда Майлса, оказавшись на месте Эцио Аудиторе, действовал бы точно также - через рапиру, деньги или яд. Ведь, рациональные эгоисты с безграничной свободой выбора действия всегда смогут перепрыгнуть через стены, обойти стражников и украсть Яблоко Эдема, не так ли?