О спасении мира
Бердские свекрови любят повторять, что Азинанц Мариам лучшая, второй такой нет. Стирает она аккуратно - в меру подсинит, в меру подкрахмалит, не пересушит. Прогладит тяжёлым угольным утюгом, сложит гладкими стопками, непременно переложит ситцевыми мешочками с сушёной лавандой. Поднимешь крышку бельевого сундука - а оттуда веет такой первозданной чистотой, что не то что находиться рядом, а смотреть совестно.
Штопает Мариам так, что на ткани не разглядишь шва. Окна моет в трёх водах - мыльной, обычной и разбавленной винным уксусом. Полы натирает пчелиным воском, они потом бликуют, словно лужи в лунную ночь. Двор у нее всегда подметен, поленья в поленнице сложены ровными рядами - точно ячейки в сотах, дорожки в огороде вымощены речной галькой - кто в Берде печётся о красоте огородных дорожек? Только Мариам.
Готовит она до того вкусно, что ешь и не наедаешься. Хлеб легкий, будто тесто не на муке замешивали, а на невесомом солнечном свете, закрутки пахнут летом, а гата, которую она намеренно придерживает в остывающей печи до ломкой корочки, тает во рту.
- Хочешь быть настоящей хозяйкой - бери пример с Азинанц Мариам, - твердят бердские свекрови своим невесткам. Невестки обижаются, но молчат - кто осмелится сказать слово против Мариам? Она лучшая, второй такой нет. Невестки это знают наверняка.
Раньше у Мариам была большая семья: муж, сыновья-погодки, пожилые свекровь со свёкром, старенькая бабушка. Раньше у неё было всё - каменный дом, огород с ухоженными дорожками - свекровь аж соседок водила, чтобы похвастаться. А ещё у неё был персиковый сад, на самой границе - в устье быстроногой горной реки. Урожай в том году выдался невиданный, семья уехала собирать, а Мариам осталась - варить сироп для персикового джема. Кто бы мог подумать, что война начинается стремительно и исподтишка, кто же мог это знать.
Земли на границе отвоевали лишь к концу зимы. Растерзанные останки солдаты похоронили в персиковом саду. Мариам пришла туда, легла на могильный холмик и не вставала. Нашли её к утру, продрогшую до костей, с оледенелыми ресницами и губами. Выхаживали долго, выходили. К тому времени персиковый сад снова отбили, и он остался по ту сторону границы навсегда.
Каждый день Мариам похож на другой, словно камни в чётках её старенькой бабушки - подмести двор, полить огород, растопить печь, замесить тесто, испечь хлеб или гату. Она делает всё тщательно, на совесть - окна моет в трёх водах, белье бережно крахмалит и гладит, непременно обкладывает сушёной лавандой - от вездесущей моли.
У каждого своя правда. У Мариам она простая, проще не бывает: как бы ни болела душа и как бы ни плакало сердце, сохраняй в чистоте тот лоскут мира, что тебе доверен. Ведь ничего более для его спасения ты сделать не можешь.
Штопает Мариам так, что на ткани не разглядишь шва. Окна моет в трёх водах - мыльной, обычной и разбавленной винным уксусом. Полы натирает пчелиным воском, они потом бликуют, словно лужи в лунную ночь. Двор у нее всегда подметен, поленья в поленнице сложены ровными рядами - точно ячейки в сотах, дорожки в огороде вымощены речной галькой - кто в Берде печётся о красоте огородных дорожек? Только Мариам.
Готовит она до того вкусно, что ешь и не наедаешься. Хлеб легкий, будто тесто не на муке замешивали, а на невесомом солнечном свете, закрутки пахнут летом, а гата, которую она намеренно придерживает в остывающей печи до ломкой корочки, тает во рту.
- Хочешь быть настоящей хозяйкой - бери пример с Азинанц Мариам, - твердят бердские свекрови своим невесткам. Невестки обижаются, но молчат - кто осмелится сказать слово против Мариам? Она лучшая, второй такой нет. Невестки это знают наверняка.
Раньше у Мариам была большая семья: муж, сыновья-погодки, пожилые свекровь со свёкром, старенькая бабушка. Раньше у неё было всё - каменный дом, огород с ухоженными дорожками - свекровь аж соседок водила, чтобы похвастаться. А ещё у неё был персиковый сад, на самой границе - в устье быстроногой горной реки. Урожай в том году выдался невиданный, семья уехала собирать, а Мариам осталась - варить сироп для персикового джема. Кто бы мог подумать, что война начинается стремительно и исподтишка, кто же мог это знать.
Земли на границе отвоевали лишь к концу зимы. Растерзанные останки солдаты похоронили в персиковом саду. Мариам пришла туда, легла на могильный холмик и не вставала. Нашли её к утру, продрогшую до костей, с оледенелыми ресницами и губами. Выхаживали долго, выходили. К тому времени персиковый сад снова отбили, и он остался по ту сторону границы навсегда.
Каждый день Мариам похож на другой, словно камни в чётках её старенькой бабушки - подмести двор, полить огород, растопить печь, замесить тесто, испечь хлеб или гату. Она делает всё тщательно, на совесть - окна моет в трёх водах, белье бережно крахмалит и гладит, непременно обкладывает сушёной лавандой - от вездесущей моли.
У каждого своя правда. У Мариам она простая, проще не бывает: как бы ни болела душа и как бы ни плакало сердце, сохраняй в чистоте тот лоскут мира, что тебе доверен. Ведь ничего более для его спасения ты сделать не можешь.