Культура россиян
1945 год:
"Когда команда въехала в «логово фашистского зверя», как гласила надпись на границе с Германией, общие веяния проникли и к нам. Начались походы за барахлом, походы к немкам и предотвратить их не было сил. Я убеждал, умолял, грозил... Меня посылали подальше или просто не понимали. Команда вышла из-под контроля.
В городе Алленштайне мы разместились в доме, брошенном жителями. Из одной комнаты пришлось вытащить труп старухи, лежащий в луже крови. Вся мебель и вещи были на месте. Поражала чистота, обилие всяческих приспособлений. Кухня блестела кафелем. На каждой банке была надпись, обозначавшая хранившийся в ней продукт. Специальные весы служили для дозирования пищи... В добротных шкафах кабинета стояли толстые книги в дорогих переплетах, а за ними, в тайнике, хранились непременные порнографические открытки. Как я узнал, они были во всех порядочных домах. В квартире - несколько ванн. Для каждой персоны свой клозет: для папы, для мамы, а для детей - комнатки поменьше. Горшки покрыты белейшими накрахмаленными кружевными накидочками, на которых затейливой готической вязью вышиты нравоучительные изречения вроде: «Упорство и труд все перетрут», «Да здравствует прилежание, долой леность!» и т. д. Страшно подойти к такому стерильному великолепию!
Рядом с кухней помещалась небольшая темная кладовая, где на полках стояла посуда. Я обнаружил там великолепный севрский фарфоровый обеденный сервиз на много персон и другие прекрасные вещи. Стопкой лежали скатерти и салфетки из голландского полотна.
Разместившись на роскошных хозяйских кроватях, солдаты не торопясь, со вкусом, обсудили, что делал хозяин с хозяйкой под мягкой периной, и уснули. Мне же спалось плохо, впечатления последних дней были не из тех, которые навевают сон. Часов около трех ночи, взяв свечу, я отправился побродить по дому и, проходя мимо кладовки, услышал странные звуки, доносящиеся изнутри. Открыв дверь, я обнаружил гвардии ефрейтора Кукушкина, отправляющего надобность в севрское блюдо. Салфетки рядом были изгажены...
- Что ж ты делаешь, сволочь, - заорал я.
- А что? - кротко сказал Кукушкин.
Он был небольшого роста, круглый, улыбчивый и очень добрый. Со всеми у него были хорошие отношения. Всем он был симпатичен. Звали его обычно не Кукушкин, а ласково, Кукиш. И вдруг такое! Для меня это было посягательством на Высшие Ценности. Для меня это было покушением на идею Доброго, Прекрасного! Я был в бешенстве, а Кукушкин в недоумении. Он натянул галифе и спокойно отправился досыпать. Я же оставшуюся часть ночи лихорадочно думал, что же предпринять. И надумал - однако ничего более идиотского я выдумать не мог.
Утром, когда все проснулись, я велел команде построиться. Видимо, было на лице моем что-то, удивившее всех. Обычно я никогда не практиковал официальных построений, поверок и т. п., которые предписывал армейский устав. Шла война, и мы чихали на всю подобную дребедень. А тут вдруг - «Рав-няйсь! Смирррна!»... Все подчиняются, хотя в строю есть многие званием выше меня. Я приказываю Кукушкину выйти вперед и произношу пламенную речь. Кажется, я никогда в жизни не был так красноречив и не говорил так вдохновенно. Я взывал к совести, говорил о Прекрасном, о Человеке, о Высших Ценностях. Голос мой звенел и переливался выразительнейшими модуляциями. И что же?
Я вдруг заметил, что весь строй улыбается до ушей и ласково на меня смотрит. Закончил я выражением презрения и порицания гвардии ефрейтору Кукушкину и распустил всех. Я сделал все, что мог. Через два часа весь севрский сервиз и вообще вся посуда были загажены. Умудрились нагадить даже в книжные шкафы. С тех пор я больше не борюсь ни за Справедливость, ни за Высшие Ценности."
Николай Николаевич НИКУЛИН "ВОСПОМИНАНИЯ О ВОЙНЕ" (2-е издание. СПб. Издательство Гос. Эрмитажа 2008 г.)
2015 год:
"Немногие опрошенные мною жители давали не схожие точки зрения на происходящее. Одна женщина, завидев меня с фотокамерой, начала громко жаловаться на солдат ополчения, которые за время трёхнедельного её отсутствия вынесли из дома все запасы продуктов:
- Из двухсот банок соленьев осталось семь!! Я всю осень их закатывала, где теперь всё это?!
Провела на соседний участок, где стоял полуразрушенный дом уехавшей её дочери:
- Хочете, пошлите, сфотографируете дом. Посмотрите, как они (солдаты - прим. авт.) прямо в хате срут!!
На полу в предбаннике и правда лежали две внушительные кучи дерьма.
- Есть же туалет на улице,- машет в сторону стоящей невдалеке на участке будки,- Трудно туда сходить?! А они в хате срут!
- Здесь своими руками всё было сделано. А теперь всё побито, всё поломано,- продолжала причитать женщина.
- Ополченцы?- осторожно спрашивал я.
- Да!!
- Ну, а пока украинская армия стояла, не было проблем, да?
- Дети в школу ходили. На работу ходили.
- Мародёрства не было?
- Не было! Мы их, можно сказать, не видели"
Mij-GUN - На дне остывшего котла - часть 1 (сами найдете, если сильно хочется)
Выводов я вижу 2:
1. Здесь мы видим яркий пример сохранения "культурной" традиции россиян. За 70 лет _ничего_ не изменилось. Нагадить другому человеку - в радость.
2. Россияне и прочие сепаратисты в "освобождаемых" людях видят врагов. Как видели немцев в 1945 году. Отношение ровно то же. Может, если бы народ в едином порыве не разбирая мала да велика да и пола тоже пошёл в едином порыве на пушки и пулеметы жидореплилобиндерохунты, все, как один, в тылу ВСУ старались навредить и убить жидорептилобиндеровцев, и полегли все к чертям, то может отношение было бы иное. А так для них практически все донбасские - враги.
Такие дела. Понимать надо.
"Когда команда въехала в «логово фашистского зверя», как гласила надпись на границе с Германией, общие веяния проникли и к нам. Начались походы за барахлом, походы к немкам и предотвратить их не было сил. Я убеждал, умолял, грозил... Меня посылали подальше или просто не понимали. Команда вышла из-под контроля.
В городе Алленштайне мы разместились в доме, брошенном жителями. Из одной комнаты пришлось вытащить труп старухи, лежащий в луже крови. Вся мебель и вещи были на месте. Поражала чистота, обилие всяческих приспособлений. Кухня блестела кафелем. На каждой банке была надпись, обозначавшая хранившийся в ней продукт. Специальные весы служили для дозирования пищи... В добротных шкафах кабинета стояли толстые книги в дорогих переплетах, а за ними, в тайнике, хранились непременные порнографические открытки. Как я узнал, они были во всех порядочных домах. В квартире - несколько ванн. Для каждой персоны свой клозет: для папы, для мамы, а для детей - комнатки поменьше. Горшки покрыты белейшими накрахмаленными кружевными накидочками, на которых затейливой готической вязью вышиты нравоучительные изречения вроде: «Упорство и труд все перетрут», «Да здравствует прилежание, долой леность!» и т. д. Страшно подойти к такому стерильному великолепию!
Рядом с кухней помещалась небольшая темная кладовая, где на полках стояла посуда. Я обнаружил там великолепный севрский фарфоровый обеденный сервиз на много персон и другие прекрасные вещи. Стопкой лежали скатерти и салфетки из голландского полотна.
Разместившись на роскошных хозяйских кроватях, солдаты не торопясь, со вкусом, обсудили, что делал хозяин с хозяйкой под мягкой периной, и уснули. Мне же спалось плохо, впечатления последних дней были не из тех, которые навевают сон. Часов около трех ночи, взяв свечу, я отправился побродить по дому и, проходя мимо кладовки, услышал странные звуки, доносящиеся изнутри. Открыв дверь, я обнаружил гвардии ефрейтора Кукушкина, отправляющего надобность в севрское блюдо. Салфетки рядом были изгажены...
- Что ж ты делаешь, сволочь, - заорал я.
- А что? - кротко сказал Кукушкин.
Он был небольшого роста, круглый, улыбчивый и очень добрый. Со всеми у него были хорошие отношения. Всем он был симпатичен. Звали его обычно не Кукушкин, а ласково, Кукиш. И вдруг такое! Для меня это было посягательством на Высшие Ценности. Для меня это было покушением на идею Доброго, Прекрасного! Я был в бешенстве, а Кукушкин в недоумении. Он натянул галифе и спокойно отправился досыпать. Я же оставшуюся часть ночи лихорадочно думал, что же предпринять. И надумал - однако ничего более идиотского я выдумать не мог.
Утром, когда все проснулись, я велел команде построиться. Видимо, было на лице моем что-то, удивившее всех. Обычно я никогда не практиковал официальных построений, поверок и т. п., которые предписывал армейский устав. Шла война, и мы чихали на всю подобную дребедень. А тут вдруг - «Рав-няйсь! Смирррна!»... Все подчиняются, хотя в строю есть многие званием выше меня. Я приказываю Кукушкину выйти вперед и произношу пламенную речь. Кажется, я никогда в жизни не был так красноречив и не говорил так вдохновенно. Я взывал к совести, говорил о Прекрасном, о Человеке, о Высших Ценностях. Голос мой звенел и переливался выразительнейшими модуляциями. И что же?
Я вдруг заметил, что весь строй улыбается до ушей и ласково на меня смотрит. Закончил я выражением презрения и порицания гвардии ефрейтору Кукушкину и распустил всех. Я сделал все, что мог. Через два часа весь севрский сервиз и вообще вся посуда были загажены. Умудрились нагадить даже в книжные шкафы. С тех пор я больше не борюсь ни за Справедливость, ни за Высшие Ценности."
Николай Николаевич НИКУЛИН "ВОСПОМИНАНИЯ О ВОЙНЕ" (2-е издание. СПб. Издательство Гос. Эрмитажа 2008 г.)
2015 год:
"Немногие опрошенные мною жители давали не схожие точки зрения на происходящее. Одна женщина, завидев меня с фотокамерой, начала громко жаловаться на солдат ополчения, которые за время трёхнедельного её отсутствия вынесли из дома все запасы продуктов:
- Из двухсот банок соленьев осталось семь!! Я всю осень их закатывала, где теперь всё это?!
Провела на соседний участок, где стоял полуразрушенный дом уехавшей её дочери:
- Хочете, пошлите, сфотографируете дом. Посмотрите, как они (солдаты - прим. авт.) прямо в хате срут!!
На полу в предбаннике и правда лежали две внушительные кучи дерьма.
- Есть же туалет на улице,- машет в сторону стоящей невдалеке на участке будки,- Трудно туда сходить?! А они в хате срут!
- Здесь своими руками всё было сделано. А теперь всё побито, всё поломано,- продолжала причитать женщина.
- Ополченцы?- осторожно спрашивал я.
- Да!!
- Ну, а пока украинская армия стояла, не было проблем, да?
- Дети в школу ходили. На работу ходили.
- Мародёрства не было?
- Не было! Мы их, можно сказать, не видели"
Mij-GUN - На дне остывшего котла - часть 1 (сами найдете, если сильно хочется)
Выводов я вижу 2:
1. Здесь мы видим яркий пример сохранения "культурной" традиции россиян. За 70 лет _ничего_ не изменилось. Нагадить другому человеку - в радость.
2. Россияне и прочие сепаратисты в "освобождаемых" людях видят врагов. Как видели немцев в 1945 году. Отношение ровно то же. Может, если бы народ в едином порыве не разбирая мала да велика да и пола тоже пошёл в едином порыве на пушки и пулеметы жидореплилобиндерохунты, все, как один, в тылу ВСУ старались навредить и убить жидорептилобиндеровцев, и полегли все к чертям, то может отношение было бы иное. А так для них практически все донбасские - враги.
Такие дела. Понимать надо.