"Это я, я придумала! - закричала лягушка"
Кто впервые употребил слово "трахать" в привычном ныне значении, так и не выяснено, но по версии нашей редакции это произошло в конце 70-х - начале 80-х. Слово было запущено в обиход переводчиками "фестивальных" фильмов, а потом уже широко распространилось в эпоху бума домашнего видео. В более ранние времена главному редактору его обнаружить не удалось. Если у кого-нибудь есть другие версии, you're welcome.
Отзываюсь на велкам corpuscula.
Не исключено, что словечко это пошло гулять с моей легкой руки. Году этак в 72-73, кажется это было зимой, я написал малюсенький рассказик, в котором употребил это слово именно в таком "привычном ныне значении". Рассказ был "подражанием Корану", то бишь Пу Сун-лину, его "Рассказам Ляо Чжая о чудесах". Кто читал эту замечательную книжку знает ее особую интонацию, когда события заведомо фантастические излагаются с протокольной дотошностью и, как сказали бы мы сейчас, объективностью - sine ira et studia (без гнева и пристрастия). При этом рассказчик не скупится на самые причудливые метафоры и эвфемизмы - речь ведь о чудесном. Вот и мне был нужен такой эвфемизм, непривычный и суггестивный, способный вместить в один глагол физическую осязаемость явления женщине призрака ее умершего мужа - он отравился бражкой, которую приготовила она. Нужно было задать одной короткой фразой переход привычной житейской коллизии в другое, непривычное - трансцендентное измерение: супруги как бы продолжают всю ту же угрюмую и убогую жизнь, но теперь, когда муж стал призраком, все та же, казалось бы, материя этой жизни не давит, а совсем наоборот - дает женщине то, чего она не получила когда муж был жив - счастье. Сексологическая и обсценная лексика не годились, интонация была сниженная, бытовая, тривиальная, без эмоциональной окраски. Я довольно долго не мог подобрать годного словечка, пока, черт его знает с какого бока, не подвернулось "...а потом трахнул ее"; призрак сразу ожил.
Рассказик этот был читан в кругу только самых близких друзей. Не скажу, что слово "трахаться" быстро прижилось хотя бы в нем, не помню такого. Но себя я все чаще стал ловить на его эвфемистическом употреблении. Рассказ потерялся и забылся, и даже я возможно никогда не вспомнил бы о нем, если бы оно не вcплыло на поверхности всеобщего юзания.
Я не осмелюсь настаивать на своем авторском праве. Времечко было креативное, потребность в эвфемизмах - насущная; было несколько характерных случаев, когда мои шутки так быстро возвращались ко мне в виде анекдотов, что становилось как-то скушновато от сознания того, что не я один такой остряк. До самого последнего времени меня не посещала догадка о том, что возможно это я запустил в обиход новое значение безликого прежде глагола. Но я уже не в первый раз натыкаюсь на попытки разыскания первоюзания, и в определении времен, по крайней мере, разыскатели сходятся. Хлипко, но все же поддерживает меня в гипотезе собственного авторства то обстоятельство, что именно в конце 70-х я часто и активно тусовался в Москве в определенных кругах, и точно помню как несколько раз сильно угодил веселию разных компаний именно словечком "трахаться". Среди моих друзей всегда хватало филологов.
Who knows...
Отзываюсь на велкам corpuscula.
Не исключено, что словечко это пошло гулять с моей легкой руки. Году этак в 72-73, кажется это было зимой, я написал малюсенький рассказик, в котором употребил это слово именно в таком "привычном ныне значении". Рассказ был "подражанием Корану", то бишь Пу Сун-лину, его "Рассказам Ляо Чжая о чудесах". Кто читал эту замечательную книжку знает ее особую интонацию, когда события заведомо фантастические излагаются с протокольной дотошностью и, как сказали бы мы сейчас, объективностью - sine ira et studia (без гнева и пристрастия). При этом рассказчик не скупится на самые причудливые метафоры и эвфемизмы - речь ведь о чудесном. Вот и мне был нужен такой эвфемизм, непривычный и суггестивный, способный вместить в один глагол физическую осязаемость явления женщине призрака ее умершего мужа - он отравился бражкой, которую приготовила она. Нужно было задать одной короткой фразой переход привычной житейской коллизии в другое, непривычное - трансцендентное измерение: супруги как бы продолжают всю ту же угрюмую и убогую жизнь, но теперь, когда муж стал призраком, все та же, казалось бы, материя этой жизни не давит, а совсем наоборот - дает женщине то, чего она не получила когда муж был жив - счастье. Сексологическая и обсценная лексика не годились, интонация была сниженная, бытовая, тривиальная, без эмоциональной окраски. Я довольно долго не мог подобрать годного словечка, пока, черт его знает с какого бока, не подвернулось "...а потом трахнул ее"; призрак сразу ожил.
Рассказик этот был читан в кругу только самых близких друзей. Не скажу, что слово "трахаться" быстро прижилось хотя бы в нем, не помню такого. Но себя я все чаще стал ловить на его эвфемистическом употреблении. Рассказ потерялся и забылся, и даже я возможно никогда не вспомнил бы о нем, если бы оно не вcплыло на поверхности всеобщего юзания.
Я не осмелюсь настаивать на своем авторском праве. Времечко было креативное, потребность в эвфемизмах - насущная; было несколько характерных случаев, когда мои шутки так быстро возвращались ко мне в виде анекдотов, что становилось как-то скушновато от сознания того, что не я один такой остряк. До самого последнего времени меня не посещала догадка о том, что возможно это я запустил в обиход новое значение безликого прежде глагола. Но я уже не в первый раз натыкаюсь на попытки разыскания первоюзания, и в определении времен, по крайней мере, разыскатели сходятся. Хлипко, но все же поддерживает меня в гипотезе собственного авторства то обстоятельство, что именно в конце 70-х я часто и активно тусовался в Москве в определенных кругах, и точно помню как несколько раз сильно угодил веселию разных компаний именно словечком "трахаться". Среди моих друзей всегда хватало филологов.
Who knows...