Детство - наброски к теме
Чем больше я углубляюсь в разные вопросы, тем чаще выхожу к теме детства. И все более и более убеждаюсь в том, что т.н. "антропологическая проблема" замыкается на нее, и если имеет положительное решение, то только как решение проблемы детства.
Что это такое? Сент-Экзюпери заслал Маленького Принца на Землю со звезд. Однако, в общении с ребенком часто я кажусь себе инопланетянином, прибывшим на его планету - где он хозяин, а я всего лишь глупый, нерасторопный и почти безъязыкий чужак, единственным и очень сомнительным преимуществом которого является его размер. Сейчас я отец двух взрослых детей (взрослые дети - вот уж всем оксюморонам оксюморон!) и даже дед. И руку на сердце положа, должен признаться, что скорее мои дети (а теперь внук) воспитывали меня, чем я их, и если все-таки я сумел чему-то их научить, то произошло это почти случайно и поверх их собственной науки, в которой они почти всегда опережали меня и все мои благие педагогические намерения. Как скучнеют дети, когда взрослые начинают втолковывать им правила жизни! Они уже знают - и знают лучше нас.
Я считаю себя счастливым человеком. У меня есть для этого очень веское основание - я знаю, что такое счастье. Я не нуждаюсь в объяснении его - настолько, что даже самому себе его не объясняю, а уж к сторонним толкованиям и вовсе равнодушен. И я знаю откуда оно взялось - из детства. Я счастлив оттуда - и там. И когда я вновь становлюсь счастливым - каждый раз заново, и почти каждый раз давая отчет себе в этом только задним числом, я знаю - это было детство: оно меня не забывает. И даже когда я забываю о нем, оно прикрывает мое убогое, натужное, и по-большей части напрасно-натужное взрослое бытие, некой аурой, защищающей меня от уныния и отчаяния. Это обещание вернуться - непреложность его сбывания сильнее любых форсмажоров
Наука взрослости - наука печали, цинизма и скуки. Быть отличником в ней означает забвение и предательство всего, чему учило нас детство. Тем не менее мы упорно ставим это преуспевание себе в заслугу, гордимся этим мертвым эпителием как знаком отличия - так носорог гордится рогом на носу - обольщение, как сказал бы Гоголь, прекомичнейшее! И чудовищное - добавил бы какой-нибудь Сэмюэль Беккет.
Отчего мы так легко разбазариваем свое детство; забываем, отрекаемся, предаем?.. Оттого, что оно досталось нам даром? Или оттого, что его было слишком мало, чтобы поверить в его надежность и подмогу? А может его вообще не было - может его кто убил прежде, чем оно успело поставить нас на ноги?..
Взрослые - калеки. Их тусовка, которую они называют "общество" - это орден калек, каста уродов. Вроде той, которая по сей день существует в Индокитае - они калечат своих детей, чтобы обеспечить им надежный приработок профессиональных попрошаек: негусто, но гарантировано - кто не подаст калеке?!..
Как-то я сидел с подругой в кафе, и к нам пристал крепко датый субъект; он был назойлив, а когда я попытался его отшить, стал агрессивен. Драться с ним мне как-то не улыбалось - не для того мы сюда пришли. Лучший способ сбить спесь на ранней стадии - поставить человека в тупик неожиданным вопросом, сбить его с панталыку. Я сказал ему - "ты знаешь чем отличается самовар от человека?" Он не знал. "Самовар - носят, а человек - ходит". Отгадка ему понравилась, он засмеялся. "Так вот" - продолжил я - "я не хочу, чтобы кого-то отсюда вынесли, все равно - тебя или меня, мне даже на раз не улыбается стать самоваром - и тебе, я уверен, тоже. Поэтому ты сейчас сам, своими ногами, пойдешь к своему столику, а потом - куда тебе вздумается. Давай не будем стараться стать самоваром".
Когда он ушел, моя подруга спросила меня откуда я знаю эту байку про самовар. Пришлось объяснить, что это не совсем байка: "самоварами" после войны стали называть безруких и безногих калек; на Валааме для них устроили специнтернат, просуществовавший до 60-х годов, и он был засекречен даже от самых близких родственников, которых извещали, что их отец, муж, сын, брат - "без вести пропавший".
Так вот взрослые очень часто представляют из себя нечто подобное - они не ходят, как подобает полноценному человеку, но - их носят. Они - люди с ампутированным детством...
.....................................................................
Я прицепляю сюда - и буду продолжать по ходу дела - мои реплики из дискуссии с olhanninen на ее ЖЖ, чтобы подкопить материал - информацию к размышлению о теме, которая не может не волновать всякого, кто ходит сам - даже если он, быть может, слегка прихрамывает, ковыляет или подпрыгивает...
Разговор проходит в несколько философическом ключе, уж не обессудьте - иначе он рискует превратиться в набор несмешных анекдотов...
Подключение к нему - здесь, или там, если вам есть что сказать ли спросить - приветствуется.
***
... Пробег по диагонали оставил то впечатление оскомины, которое почти отбило у меня еще несколько лет назад охоту углубляться в большинство наших философских текстов, безотносительно толковых или бестолковых. Когда на втором шаге поминают Хайдеггера, на третьем - Фрейда, а напоследок держат за пазухой Фуко, я становлюсь нервным:) Конечно, это моя идиосинкразия, и в упрек автору поставлено быть не может: выбор тактик исследования за ним. Но если мы пойдем таким же путем, то бысто зароемся - это годно для эссе, но не для свободного обмена идеями.
Чужой среди своих, свой среди чужих, чел неаутентичный, неукорененный в бытии субъект и его экзистирование - тема не просто нагруженная, но архиперегруженная. Мне кажется начинать надо с радикальных упрощений. Мое упрощение таково - шпион-человек-каждый-субъект не вещь в себе, не монада с окнами, а субъект действия, и описываться должен не существительными и прилагательными, а глаголами и их производными. Шпионом его делает взрослая жизнь - ответственное (идентичное и аутентичное) бытие в социуме. Онтологично только детство.
Это отправные точки, а не классики.
Чем отличается ребенок от взрослого, кроме размеров ВСЕГО - тела, знаний, навыков? (Например IQ считается константой; с того момента как его можно определить (9-11, может раньше) и до седин он не меняется.) Ответ - безответственностью. С дитяти все взятки гладки. Поэтому ребенок накоротке с миром, его отношения с внешним не опосредованы правилами взрослой игры - кодексом общества. Но он уже умеет примеривать их на себя - "понарошку", как говорят сами дети. Не понарошку он умеет лучше взрослых, и за счет этого умения впитывает в себя и перерабатывает мир с невероятной интенсивностью - живет полной жизнью. Детство онтологично (реально) потому, что тут за действие субъект отвечает только перед объектом, и только согласно тем правилам, которые устанавливает сам процесс выстраивания такого обоюдного действия. Далее, в силу того, что рефлексия субъекта не включает представление о собственной идентичности (у ребенка невозможен вопрос "кто я?" в отрыве от конкретной ситуации, нет метафизического вопрошания), нет и сомнения в действительности происходящего - нет инстанции сомнения; ребенок инстанция чистого действия, не полагающего себя отделенной от него. Отсюда отсутствие вины - предъявление извне таких последствий, которые не будучи прямыми следствиями самого действия (наказание), связывающих действие с намерением (планом, которого не было - ребенок действует спонтанно), и оценивающим действие в таком соотнесении - вся эта взрослая казуистика - не может вызвать с его стороны ничего, кроме недоумения: причем тут все ЭТО?.
Так вот - взрослый-шпион вынужден действовать в треугольнике ответственности; он 1) субъект намерения, 2) субъект действия, и 3) субъект вменения вины - адресат комплекса последствий. Ответственность преполагает идентичность и аутентичность субъекта - его признания себя таковым. Но субъект это абстракция, ментальный конструкт, а не реальность. Строго говоря, он то же "правило игры" - субъект=роль. Взрослый - это роль; тот, кто играет по правилам, включающим ответственность в юридическом измерении. Он - продукт общественных отношений. Таковые - громадный комплекс, выстроенный на Языке как фундаменте всех согласований, и правилах-законах как фундаменте ответственности. Все лирика шпионства - внутри этого комплекса.
см. Быть ... значит поставить себя вне каких-либо конвенций, - даже тех, которые навязывает язык - на круг, тотально опосредующих отношения человека с миром (вот он пресловутый тоталитаризм культуры, притом, что вовсе не репрессивный, а очень даже ласковый, потому как спасающий - от столкновения лицом к лицу с Ничто)... У ребенка непосредственные отношения с миром, т.е не-опосредованные, неконвенциональные. Мир для ребенка есть прежде всего указание к действию, изначально - к действию по овладению миром. В английском языке есть технический термин, который очень здесь применим - direct drive, прямой привод. Всякое - и спонтанное и реактивное действие (прафеномен бытия; вспомним спор Фауста с Иоанном Богословом: “в начале было Дело”) есть direct drive. Индифферентность, "неотзывчивость", неподатливость мира, не дающегося никакому обладанию запускает процесс обучения, поиска помощи, союзничества, в конечном итоге - вступления в конвенциональную связь с ним на круг, потому что все более и более очевидным становится, что мир не столько Другой, сколько Другие. Начинается "взрослая" жизнь - игра по правилам. Взрослый от ребенка, собственно, только этим и отличается, что играет по правилам: Другие не позволяют действовать иначе. Взрослость, социабельность есть униформа, от которой ты не можешь отказаться как призванный в соответствующий момент в общество., "Недопонимание", третий раздел об "Идиотах".
В 18-ом веке детство не придумали, а заметили - додумались наконец до того, что это какое-то другое состояние человека. Можно сказать, что человеку вернули - хотя бы на время - рай, из которого он был некогда изгнан. До этого ребенок полагался просто временно недовзрослым: чуть глупее, чуть слабее, и еще не может производить потомствa.
Приводимые вами случаи детских преступлений - результат взрослых патологий, которым дети с успехом подражали. На юридическом языке это называется "казус" - случай. Это не философский аргумент.
Мы выделяем некоторую категорию-конструкт - детство. Соответствует ли это категория реальности? Мне это представляется несомненным. Мы можем не замыкать ее в возрастные рамки - скажем назначить возраст, когда оно кончается (половое созревание? получение паспорта? гражданская зрелость?). Равно не имеет значения до поры до времени и то, что детство всегда, на всех стадиях, и во всех культурах подвергается инфильтрации в него "взрослости". Детство есть такое отношение к миру, в котором человек, как я уже сказал, не опосредован кодексом - никаким. Так называемое "воспитание" есть ни что иное как навязывание ему кодекса; прививка, приручение, дрессура.
Есть древняя китайская сказка о крестьянине, который стал поддергивать ростки риса, чтобы он быстрее вырос. Вот это и есть "педагогика". Весь рис у того крестьянина погиб. Человек невероятно пластичен и изворотлив, и только благодаря этому не из всех детей получаются уроды-взрослые, считающие себя вправе насаждать свое уродство как норму.
Детство заметили, но пока так и не поняли, что с ним делать. Мы не знаем цены детства. Мы не знаем как сохранить в человеке работающими механизмы, позволяющие ему в невероятно неблагоприятных условиях и в фантастически короткий срок переработать такое количество информации, которые обеспечивают рост и возмужание ребенка. Мы придумали понятие "гения" - но так и не поняли, что если оно и имеет хоть какой-то смысл, то только в приложении к детству. Мы придумали, наконец, какие-то особые "права ребенка", которые служат только одному - обогащению касты законников.
Возвращаюсь еще раз к уже сказанному - детство как реальное онтологическое состояние человека является прямой противоположностью взрослости - состоянию чисто социальному, неонтологическому. Такому, в котором человек отделен от бытия... Пока мы не определимся с коллизией детство vrs взрослость, мы не сделаем ни одного продуктивного шага в сторону понимания тех вещей, которые превращают человека в шпиона - существо с многоэтажной идентичностью, пребывающее в провале бытия.
Из другого разговора, но тоже в тему:
Я ставлю здесь под вопрос и весь тезис, и две его опоры -
"присваивание" и "восприятие". Присвоение - овладение вещью - базовый
аттитюд младенца в первый год жизни; позже он заменяется символическим,
"магическим", присвоением - именованием. Но под символическим остается
реальное - и ребенок это знает лучше Сьюзен Зонтаг, и всех взрослых
вместе взятых. И он знает, что оно неприсваиваемо - он имеет дело с
первичной неуступчивостью вещей (например они не лезут в рот, или до
них не достать). Его обучение суть выстраивание отношений - взамен
присвоению; он принимает как данность то, что между ним и его
стремлением к овладению в любой момент может возникнуть некое
препятствие - дистанция, зазор, который не менее значим ("реален"), чем
сами вещи. Взрослые в своих умствованиях этот зазор прямо-таки
демонизировали, напрочь забыв собственный детский опыт существования в
нем как в среде - не препятствующей, но совсем наоборот,
устанавливающей и обеспечивющей самую возможность именно "отношений" -
куда более богатую, чем присвоение. "Отношения" - среда, в которой
возможно "событие" - короткое замыкание, предшествующее извне (из
"мира") предъявляемой необходимости именования. Именование - наделение
"смыслом".
Что это такое? Сент-Экзюпери заслал Маленького Принца на Землю со звезд. Однако, в общении с ребенком часто я кажусь себе инопланетянином, прибывшим на его планету - где он хозяин, а я всего лишь глупый, нерасторопный и почти безъязыкий чужак, единственным и очень сомнительным преимуществом которого является его размер. Сейчас я отец двух взрослых детей (взрослые дети - вот уж всем оксюморонам оксюморон!) и даже дед. И руку на сердце положа, должен признаться, что скорее мои дети (а теперь внук) воспитывали меня, чем я их, и если все-таки я сумел чему-то их научить, то произошло это почти случайно и поверх их собственной науки, в которой они почти всегда опережали меня и все мои благие педагогические намерения. Как скучнеют дети, когда взрослые начинают втолковывать им правила жизни! Они уже знают - и знают лучше нас.
Я считаю себя счастливым человеком. У меня есть для этого очень веское основание - я знаю, что такое счастье. Я не нуждаюсь в объяснении его - настолько, что даже самому себе его не объясняю, а уж к сторонним толкованиям и вовсе равнодушен. И я знаю откуда оно взялось - из детства. Я счастлив оттуда - и там. И когда я вновь становлюсь счастливым - каждый раз заново, и почти каждый раз давая отчет себе в этом только задним числом, я знаю - это было детство: оно меня не забывает. И даже когда я забываю о нем, оно прикрывает мое убогое, натужное, и по-большей части напрасно-натужное взрослое бытие, некой аурой, защищающей меня от уныния и отчаяния. Это обещание вернуться - непреложность его сбывания сильнее любых форсмажоров
Наука взрослости - наука печали, цинизма и скуки. Быть отличником в ней означает забвение и предательство всего, чему учило нас детство. Тем не менее мы упорно ставим это преуспевание себе в заслугу, гордимся этим мертвым эпителием как знаком отличия - так носорог гордится рогом на носу - обольщение, как сказал бы Гоголь, прекомичнейшее! И чудовищное - добавил бы какой-нибудь Сэмюэль Беккет.
Отчего мы так легко разбазариваем свое детство; забываем, отрекаемся, предаем?.. Оттого, что оно досталось нам даром? Или оттого, что его было слишком мало, чтобы поверить в его надежность и подмогу? А может его вообще не было - может его кто убил прежде, чем оно успело поставить нас на ноги?..
Взрослые - калеки. Их тусовка, которую они называют "общество" - это орден калек, каста уродов. Вроде той, которая по сей день существует в Индокитае - они калечат своих детей, чтобы обеспечить им надежный приработок профессиональных попрошаек: негусто, но гарантировано - кто не подаст калеке?!..
Как-то я сидел с подругой в кафе, и к нам пристал крепко датый субъект; он был назойлив, а когда я попытался его отшить, стал агрессивен. Драться с ним мне как-то не улыбалось - не для того мы сюда пришли. Лучший способ сбить спесь на ранней стадии - поставить человека в тупик неожиданным вопросом, сбить его с панталыку. Я сказал ему - "ты знаешь чем отличается самовар от человека?" Он не знал. "Самовар - носят, а человек - ходит". Отгадка ему понравилась, он засмеялся. "Так вот" - продолжил я - "я не хочу, чтобы кого-то отсюда вынесли, все равно - тебя или меня, мне даже на раз не улыбается стать самоваром - и тебе, я уверен, тоже. Поэтому ты сейчас сам, своими ногами, пойдешь к своему столику, а потом - куда тебе вздумается. Давай не будем стараться стать самоваром".
Когда он ушел, моя подруга спросила меня откуда я знаю эту байку про самовар. Пришлось объяснить, что это не совсем байка: "самоварами" после войны стали называть безруких и безногих калек; на Валааме для них устроили специнтернат, просуществовавший до 60-х годов, и он был засекречен даже от самых близких родственников, которых извещали, что их отец, муж, сын, брат - "без вести пропавший".
Так вот взрослые очень часто представляют из себя нечто подобное - они не ходят, как подобает полноценному человеку, но - их носят. Они - люди с ампутированным детством...
.....................................................................
Я прицепляю сюда - и буду продолжать по ходу дела - мои реплики из дискуссии с olhanninen на ее ЖЖ, чтобы подкопить материал - информацию к размышлению о теме, которая не может не волновать всякого, кто ходит сам - даже если он, быть может, слегка прихрамывает, ковыляет или подпрыгивает...
Разговор проходит в несколько философическом ключе, уж не обессудьте - иначе он рискует превратиться в набор несмешных анекдотов...
Подключение к нему - здесь, или там, если вам есть что сказать ли спросить - приветствуется.
***
... Пробег по диагонали оставил то впечатление оскомины, которое почти отбило у меня еще несколько лет назад охоту углубляться в большинство наших философских текстов, безотносительно толковых или бестолковых. Когда на втором шаге поминают Хайдеггера, на третьем - Фрейда, а напоследок держат за пазухой Фуко, я становлюсь нервным:) Конечно, это моя идиосинкразия, и в упрек автору поставлено быть не может: выбор тактик исследования за ним. Но если мы пойдем таким же путем, то бысто зароемся - это годно для эссе, но не для свободного обмена идеями.
Чужой среди своих, свой среди чужих, чел неаутентичный, неукорененный в бытии субъект и его экзистирование - тема не просто нагруженная, но архиперегруженная. Мне кажется начинать надо с радикальных упрощений. Мое упрощение таково - шпион-человек-каждый-субъект не вещь в себе, не монада с окнами, а субъект действия, и описываться должен не существительными и прилагательными, а глаголами и их производными. Шпионом его делает взрослая жизнь - ответственное (идентичное и аутентичное) бытие в социуме. Онтологично только детство.
Это отправные точки, а не классики.
Чем отличается ребенок от взрослого, кроме размеров ВСЕГО - тела, знаний, навыков? (Например IQ считается константой; с того момента как его можно определить (9-11, может раньше) и до седин он не меняется.) Ответ - безответственностью. С дитяти все взятки гладки. Поэтому ребенок накоротке с миром, его отношения с внешним не опосредованы правилами взрослой игры - кодексом общества. Но он уже умеет примеривать их на себя - "понарошку", как говорят сами дети. Не понарошку он умеет лучше взрослых, и за счет этого умения впитывает в себя и перерабатывает мир с невероятной интенсивностью - живет полной жизнью. Детство онтологично (реально) потому, что тут за действие субъект отвечает только перед объектом, и только согласно тем правилам, которые устанавливает сам процесс выстраивания такого обоюдного действия. Далее, в силу того, что рефлексия субъекта не включает представление о собственной идентичности (у ребенка невозможен вопрос "кто я?" в отрыве от конкретной ситуации, нет метафизического вопрошания), нет и сомнения в действительности происходящего - нет инстанции сомнения; ребенок инстанция чистого действия, не полагающего себя отделенной от него. Отсюда отсутствие вины - предъявление извне таких последствий, которые не будучи прямыми следствиями самого действия (наказание), связывающих действие с намерением (планом, которого не было - ребенок действует спонтанно), и оценивающим действие в таком соотнесении - вся эта взрослая казуистика - не может вызвать с его стороны ничего, кроме недоумения: причем тут все ЭТО?.
Так вот - взрослый-шпион вынужден действовать в треугольнике ответственности; он 1) субъект намерения, 2) субъект действия, и 3) субъект вменения вины - адресат комплекса последствий. Ответственность преполагает идентичность и аутентичность субъекта - его признания себя таковым. Но субъект это абстракция, ментальный конструкт, а не реальность. Строго говоря, он то же "правило игры" - субъект=роль. Взрослый - это роль; тот, кто играет по правилам, включающим ответственность в юридическом измерении. Он - продукт общественных отношений. Таковые - громадный комплекс, выстроенный на Языке как фундаменте всех согласований, и правилах-законах как фундаменте ответственности. Все лирика шпионства - внутри этого комплекса.
см. Быть ... значит поставить себя вне каких-либо конвенций, - даже тех, которые навязывает язык - на круг, тотально опосредующих отношения человека с миром (вот он пресловутый тоталитаризм культуры, притом, что вовсе не репрессивный, а очень даже ласковый, потому как спасающий - от столкновения лицом к лицу с Ничто)... У ребенка непосредственные отношения с миром, т.е не-опосредованные, неконвенциональные. Мир для ребенка есть прежде всего указание к действию, изначально - к действию по овладению миром. В английском языке есть технический термин, который очень здесь применим - direct drive, прямой привод. Всякое - и спонтанное и реактивное действие (прафеномен бытия; вспомним спор Фауста с Иоанном Богословом: “в начале было Дело”) есть direct drive. Индифферентность, "неотзывчивость", неподатливость мира, не дающегося никакому обладанию запускает процесс обучения, поиска помощи, союзничества, в конечном итоге - вступления в конвенциональную связь с ним на круг, потому что все более и более очевидным становится, что мир не столько Другой, сколько Другие. Начинается "взрослая" жизнь - игра по правилам. Взрослый от ребенка, собственно, только этим и отличается, что играет по правилам: Другие не позволяют действовать иначе. Взрослость, социабельность есть униформа, от которой ты не можешь отказаться как призванный в соответствующий момент в общество., "Недопонимание", третий раздел об "Идиотах".
В 18-ом веке детство не придумали, а заметили - додумались наконец до того, что это какое-то другое состояние человека. Можно сказать, что человеку вернули - хотя бы на время - рай, из которого он был некогда изгнан. До этого ребенок полагался просто временно недовзрослым: чуть глупее, чуть слабее, и еще не может производить потомствa.
Приводимые вами случаи детских преступлений - результат взрослых патологий, которым дети с успехом подражали. На юридическом языке это называется "казус" - случай. Это не философский аргумент.
Мы выделяем некоторую категорию-конструкт - детство. Соответствует ли это категория реальности? Мне это представляется несомненным. Мы можем не замыкать ее в возрастные рамки - скажем назначить возраст, когда оно кончается (половое созревание? получение паспорта? гражданская зрелость?). Равно не имеет значения до поры до времени и то, что детство всегда, на всех стадиях, и во всех культурах подвергается инфильтрации в него "взрослости". Детство есть такое отношение к миру, в котором человек, как я уже сказал, не опосредован кодексом - никаким. Так называемое "воспитание" есть ни что иное как навязывание ему кодекса; прививка, приручение, дрессура.
Есть древняя китайская сказка о крестьянине, который стал поддергивать ростки риса, чтобы он быстрее вырос. Вот это и есть "педагогика". Весь рис у того крестьянина погиб. Человек невероятно пластичен и изворотлив, и только благодаря этому не из всех детей получаются уроды-взрослые, считающие себя вправе насаждать свое уродство как норму.
Детство заметили, но пока так и не поняли, что с ним делать. Мы не знаем цены детства. Мы не знаем как сохранить в человеке работающими механизмы, позволяющие ему в невероятно неблагоприятных условиях и в фантастически короткий срок переработать такое количество информации, которые обеспечивают рост и возмужание ребенка. Мы придумали понятие "гения" - но так и не поняли, что если оно и имеет хоть какой-то смысл, то только в приложении к детству. Мы придумали, наконец, какие-то особые "права ребенка", которые служат только одному - обогащению касты законников.
Возвращаюсь еще раз к уже сказанному - детство как реальное онтологическое состояние человека является прямой противоположностью взрослости - состоянию чисто социальному, неонтологическому. Такому, в котором человек отделен от бытия... Пока мы не определимся с коллизией детство vrs взрослость, мы не сделаем ни одного продуктивного шага в сторону понимания тех вещей, которые превращают человека в шпиона - существо с многоэтажной идентичностью, пребывающее в провале бытия.
Из другого разговора, но тоже в тему:
Я ставлю здесь под вопрос и весь тезис, и две его опоры -
"присваивание" и "восприятие". Присвоение - овладение вещью - базовый
аттитюд младенца в первый год жизни; позже он заменяется символическим,
"магическим", присвоением - именованием. Но под символическим остается
реальное - и ребенок это знает лучше Сьюзен Зонтаг, и всех взрослых
вместе взятых. И он знает, что оно неприсваиваемо - он имеет дело с
первичной неуступчивостью вещей (например они не лезут в рот, или до
них не достать). Его обучение суть выстраивание отношений - взамен
присвоению; он принимает как данность то, что между ним и его
стремлением к овладению в любой момент может возникнуть некое
препятствие - дистанция, зазор, который не менее значим ("реален"), чем
сами вещи. Взрослые в своих умствованиях этот зазор прямо-таки
демонизировали, напрочь забыв собственный детский опыт существования в
нем как в среде - не препятствующей, но совсем наоборот,
устанавливающей и обеспечивющей самую возможность именно "отношений" -
куда более богатую, чем присвоение. "Отношения" - среда, в которой
возможно "событие" - короткое замыкание, предшествующее извне (из
"мира") предъявляемой необходимости именования. Именование - наделение
"смыслом".