Голубая кровь - не водица!
beauty_n_beast выдал интереснейший пост "Бородинская мясорубка". Такие вещи следует автоматом отправлять в мемориз. Мне этого показалось недостаточно - нужно повесить свое nota bene, чтобы не пылилось на дальной полке, а дышало в спину.
Мне кажется, однако, что патриотическому акценту здесь нужно некоторое дополнение или, скорее, уточнение в представлении о воинской и офицерской чести: это были непременные составляющие аристократического кодекса чести в целом. Он окончательно сформировался именно в этом поколении, чему способствовала, в частности, значимость русского присутствия в Европе и сопутствующая ему культурная конвергенция: эпизод обеда у Первого консула и коротенькой беседы юного Дивова с ним очень показателен.
Мне кажется остается до конца не осмысленной судьба этого поколения, оказавшегося одновременно и сплоченным (1812) и расколотым (1825) - именно потому, что разрыв ищут во времени, в каком-то хронологически привязанном к событию переломе, хотя бы в том же декабре 25-го. А он обусловлен вот этим самым кодексом избранничества, понимаемого как высокое служение. Слишком высокое - для России.
и далее:
Россия недобрала (причин опять же очень много, и очень заковыристых) по части удержания и закрепления в культуре вот этого принципа голубой крови; он сработал как эстетика и "большой стиль" среди самих аристократов, но не инфицировал в достаточной мере общество в целом. Индивидуализм у нас всегда был под подозрением как что-то нечистое, не святое, своевольное - не соборное. Что индивид может быть личностью - и только ему это по силам, и стать в этом случае прямым, удостоверяемым готовностью стоять до конца, а не идеологическим токмо (флаги и барабаны) воплощением очень высокого этоса (принципа сверхличностного служения) - не стало цивилизационным фактором, не прижилось как коррелят общества и нации. Слишком быстро все раскрутилось и рухнуло. В Европе этот фактор оказался устойчив потому, что формировался в Средние века сразу на двух уровнях - как индивидуализм аристократа-воина (рыцарство) и как инициативность свободного горожанина-гражданина.
История оказалась и тут очень неласкова к нам.
Мне кажется, однако, что патриотическому акценту здесь нужно некоторое дополнение или, скорее, уточнение в представлении о воинской и офицерской чести: это были непременные составляющие аристократического кодекса чести в целом. Он окончательно сформировался именно в этом поколении, чему способствовала, в частности, значимость русского присутствия в Европе и сопутствующая ему культурная конвергенция: эпизод обеда у Первого консула и коротенькой беседы юного Дивова с ним очень показателен.
Мне кажется остается до конца не осмысленной судьба этого поколения, оказавшегося одновременно и сплоченным (1812) и расколотым (1825) - именно потому, что разрыв ищут во времени, в каком-то хронологически привязанном к событию переломе, хотя бы в том же декабре 25-го. А он обусловлен вот этим самым кодексом избранничества, понимаемого как высокое служение. Слишком высокое - для России.
и далее:
Россия недобрала (причин опять же очень много, и очень заковыристых) по части удержания и закрепления в культуре вот этого принципа голубой крови; он сработал как эстетика и "большой стиль" среди самих аристократов, но не инфицировал в достаточной мере общество в целом. Индивидуализм у нас всегда был под подозрением как что-то нечистое, не святое, своевольное - не соборное. Что индивид может быть личностью - и только ему это по силам, и стать в этом случае прямым, удостоверяемым готовностью стоять до конца, а не идеологическим токмо (флаги и барабаны) воплощением очень высокого этоса (принципа сверхличностного служения) - не стало цивилизационным фактором, не прижилось как коррелят общества и нации. Слишком быстро все раскрутилось и рухнуло. В Европе этот фактор оказался устойчив потому, что формировался в Средние века сразу на двух уровнях - как индивидуализм аристократа-воина (рыцарство) и как инициативность свободного горожанина-гражданина.
История оказалась и тут очень неласкова к нам.