В Дубне 9-го февраля...
1.5 часа движения строго на Север - и я в Дубне. Город физиков-ядерщиков, где зимой на дорогах постоянно встречаются люди, передвигающиеся на велосипедах. Где нет трамваев и троллейбусов, но зато есть плотина и настоящий тоннель. Сюда не дошли тяжелые обрюзгшие ноги Рональда Макдональда, да и кафе можно пересчитать по пальцам одной, ну может быть - для местных жителей - двух рук. Здесь летом в парке можно лежать прямо на газоне, при этом оставаясь незамеченным ни прохожими, ни редкими представителями милиции.
Здесь мало машин, и шелестящий звук от колес приближающегося автомобиля во влажную погоду слышен за километр! Воздух - чистый и прозрачный, его хочется вдыхать, раздувая свои легкие настолько, насколько это возможно.
...Я иду по этому тихому городу, пересекая маленькие улочки, внедряясь и проходя насквозь дворы старых пятиэтажек, выходя на очередные улицы, с которых захожу в очередной двор. Ищу скамейку, чтобы сесть и насладиться молчанием. Я попадаю на большую поляну в окружении одного двухэтажного, двух четырехэтажных домов и детского сада, посреди которой стоит замерзшая скамейка с пропитанным влагой деревянным настилом.
На поляне под моими ногами лежит настоящий белый снег. Пусть подтаявший и подернувшийся коркою льда, но он был по-настоящему белый - такой, каким в Москве его в последнее время увидеть практически нереально. Вокруг стоит такая тишина, что разговор приближающихся людей слышно метров за 200. Не напрягаясь, можно услышать, как у забора детского сада гортанно воркуют голуби. А когда они приближаются на расстояние вытянутой ноги, то можно различить, как их лапки ступают по снегу и со звуком хрустящей кукурузы слегка надламывают тонкую ледяную корку.
На шелест пакета, из которого я достаю бережно уложенные бутерброды с колбасой, подбегают две собаки. Их карие глаза кажутся мне умнее человеческих. Угощая их колбасой и улыбаясь их облизываниям, мне вдруг становится очень тепло и уютно. Эта парочка убегает за зовущим их хозяином, а я достаю книжку, и, перекусив, погружаюсь в чтение на целый час. Из оцепенения меня выводит похожий на звон колоколов далекий звук. Но это не церковь - здесь каждый час на площали в центре города из динамиков звучат такие "колокола".
Здесь очень тихо и спокойно. И мне еще долгое время не хочется уезжать из этого одиночества.
Здесь мало машин, и шелестящий звук от колес приближающегося автомобиля во влажную погоду слышен за километр! Воздух - чистый и прозрачный, его хочется вдыхать, раздувая свои легкие настолько, насколько это возможно.
...Я иду по этому тихому городу, пересекая маленькие улочки, внедряясь и проходя насквозь дворы старых пятиэтажек, выходя на очередные улицы, с которых захожу в очередной двор. Ищу скамейку, чтобы сесть и насладиться молчанием. Я попадаю на большую поляну в окружении одного двухэтажного, двух четырехэтажных домов и детского сада, посреди которой стоит замерзшая скамейка с пропитанным влагой деревянным настилом.
На поляне под моими ногами лежит настоящий белый снег. Пусть подтаявший и подернувшийся коркою льда, но он был по-настоящему белый - такой, каким в Москве его в последнее время увидеть практически нереально. Вокруг стоит такая тишина, что разговор приближающихся людей слышно метров за 200. Не напрягаясь, можно услышать, как у забора детского сада гортанно воркуют голуби. А когда они приближаются на расстояние вытянутой ноги, то можно различить, как их лапки ступают по снегу и со звуком хрустящей кукурузы слегка надламывают тонкую ледяную корку.
На шелест пакета, из которого я достаю бережно уложенные бутерброды с колбасой, подбегают две собаки. Их карие глаза кажутся мне умнее человеческих. Угощая их колбасой и улыбаясь их облизываниям, мне вдруг становится очень тепло и уютно. Эта парочка убегает за зовущим их хозяином, а я достаю книжку, и, перекусив, погружаюсь в чтение на целый час. Из оцепенения меня выводит похожий на звон колоколов далекий звук. Но это не церковь - здесь каждый час на площали в центре города из динамиков звучат такие "колокола".
Здесь очень тихо и спокойно. И мне еще долгое время не хочется уезжать из этого одиночества.