А на меньшее я не согласен
Днём по дороге домой встретил пожилую соседку. Из тех, кого хорошо знаю только в лицо, она в соседнем подъезде живёт.
Ну как пожилую - наверное, мы примерно одного возраста.
Она спешила куда-то, но остановилась спросить про Любу. Потом вспомнила Леночку...
Сейчас всё напоминает о ней, порой самым неожиданным образом.
В Facebooke напомнили про маленький рассказ от britmila, который она выложила ровно три года назад:
ИСТОРИЯ ЛЮБВИ
За окном черно. По стеклу стучат капли первого в этом году дождя.
В такие вечера меня тянет на что-нибудь... что-нибудь грустное.
Грусть - это хорошее чувство. Умное чувство. Даже мудрое.
Невозможно всё время веселиться, вертеться вокруг своей оси и изображать активное движение мозговых извилин.
Иногда требуется на минутку остановиться, перевести дыхание и... взгрустнуть.
А потому я вновь говорю вслед за Саган "Здравствуй, грусть!" и вновь вспоминаю одну историю, которую довелось лицезреть пять, а может быть, и семь, или все десять лет тому назад...
Я тогда оказалась - совершенно случайно, кстати - в приёмном покое одной израильской больницы.
Кто хоть немного знаком с местными порядками, знает: в приёмном покое от пациента требуется одно - терпение!
В ожидании врачебного вердикта вы можете запросто провести здесь пару суток, и глазом моргнуть не успеете... Эдакая генеральная репетиция перед чистилищем.
Я к тому времени уже достаточно пожила в этой стране, больничные порядки знала как облупленные, потому лежала и не дёргалась, сберегала всемирную энтропию.
Отдельных боксов в приёмном покое архитекторы не предусмотрели, кровати отделялись друг от друга простыми матерчатыми шторками, от потолка и до пола.
В какой-то момент шторка справа от меня активно зашевелилась, и по звукам я догадалась: привезли нового пациента.
Буквально через секунду за занавеской раздался женский голос: очень бодрый, очень командный и очень... старческий.
Голос тараторил без остановки на запятые и на передохнуть:
- Тебе удобно лежать?.. Поправить подушку?.. Хочешь пить? А кушать?.. Ты не замёрз? Принести одеяло?
Ответов её собеседника - того самого нового пациента - я не слышала. Возможно, сценарий и не предусматривает никаких ответов, мысленно задалась я вопросом.
И в тот же миг, как бы отвечая на не заданный вопрос, сквозь шторки, отделявшие мою койку от соседней, просунулась голова обладательницы бойкого голоска.
Это была старушка.
Нет, у меня язык не поворачивается назвать её "старушкой"!
Конечно, лицо выдавало более чем преклонный возраст.
Но все остальные признаки ну никак не соответствовали!
Начать с её волос.
У неё были чудесные локоны до плеч нежно-розового оттенка. Представляете?!
Просто Мальвина какая-то, чисто по капризу выбравшая для себя в этот раз не голубые, а розовые волосы.
Лицо - то самое, предательски выдававшее возраст - было аккуратно и весьма умело подкрашено.
Одета Мальвина была в ладные узкие брючки и свободный пуловер песочного цвета.
Про молодой бойкий голос я уже сказала.
Ну, а завершали картинку два карих глаза: живых, энергичных, озорных! Глаза боевой девчонки - вот что это было такое, а никакая не "старушка"...
Она быстро оглядела мой закуток и, указывая на пустой стул у кровати, спросила утвердительно (Да-да! Она легко справилась с этим оксюмороном):
- Вам этот стул не нужен?
Разумеется, я кивнула, и она деловито потащила меблю к себе, распахнув при этом шторку и дав таким образом возможность наблюдать за тем, что происходило у моих соседей по чистилищу.
Мальвина незамедлительно развила бурную деятельность: убежала куда-то и почти сразу вернулась с одеялом; в мгновение ока перезнакомилась со всеми медсёстрами (уверенно лопотала на иврите, не переживая по поводу своих многочисленных ошибок - пусть они переживают!); присела буквально на секунду (на тот самый стул!), пожаловавшись на "ножка болит", и тут же сорвалась с места и снова умчалась, слегка скособочившись и заметно прихрамывая на больную ногу...
Я воспользовалась короткой паузой, чтобы вглядеться в лицо пациента, лежавшего на соседней койке - её мужа.
И улыбка сбежала с моих губ.
Я не врач.
Я ничего не смыслю в медицинских вопросах.
Но это лицо...
Его восковая прозрачность, его совершенно бескровные губы, его дыхание... Как азбука Морзе: вздох - пауза, выдох - вдох - вдох и снова пауза....
Мне стало всё ясно.
Однако ещё оставалось нечто такое в этом потусторонним лике... Нечто, что продолжало удерживать его хозяина среди живых.
Глаза.
Которые неотступно следовали за ней! За его Мальвиной.
Ему, вероятно, уже было тяжело поворачивать голову, но его зрачки!.. Зрачки раз за разом спешили переместиться вслед её звонкому голоску...
И боже мой!
Сколько же любви было во взгляде этого умирающего человека!
Сколько любви!..
В какой-то момент Мальвина вновь выбежала из палаты (кажется, пошла выяснять, почему до сих пор не принесли результаты рентгена), и именно тогда врачи провели короткий консилиум, в результате которого был отдан приказ о немедленной госпитализации мужа.
Спустя пять минут вернулась она и, не найдя его на месте, бросилась к сёстрам:
- Что случилось?! Почему его положили?! Почему так срочно?!
И тогда я увидела, как изменилось её лицо. Как разом спала маска весёлости и бодрости, которую она носила только ради него. Из последних сил носила.
Больше я их не встречала.
Знаете, что я хочу вам пожелать?
Сейчас, когда за окном темно, а впереди у нас зима. У каждого из нас, независимо от возраста и места проживания, впереди - зима.
Я желаю каждому, чтобы, умирая, его глаза неотрывно смотрели на любимого человека.
А сейчас я читаю эти строчки и вспоминаю каждый из тех 15 последних дней. И буду вспоминать, пока...
Каждый год с 17 августа по 26 октября я как-будто прохожу тот путь заново.
Уже семь лет.
Поминутно...
P.S. Почти под конец нашего сегодняшнего (уже вчерашнего - как никак третий час ночи) разговора с соседкой она посетовала, мол, трудно мне с внучкой. Наверное, женщина мне нужна... Не она первая и, думаю, не последняя. Отшутился:
- Таких больше не делают. А других мне не надо...
Ну как пожилую - наверное, мы примерно одного возраста.
Она спешила куда-то, но остановилась спросить про Любу. Потом вспомнила Леночку...
Сейчас всё напоминает о ней, порой самым неожиданным образом.
В Facebooke напомнили про маленький рассказ от britmila, который она выложила ровно три года назад:
ИСТОРИЯ ЛЮБВИ
За окном черно. По стеклу стучат капли первого в этом году дождя.
В такие вечера меня тянет на что-нибудь... что-нибудь грустное.
Грусть - это хорошее чувство. Умное чувство. Даже мудрое.
Невозможно всё время веселиться, вертеться вокруг своей оси и изображать активное движение мозговых извилин.
Иногда требуется на минутку остановиться, перевести дыхание и... взгрустнуть.
А потому я вновь говорю вслед за Саган "Здравствуй, грусть!" и вновь вспоминаю одну историю, которую довелось лицезреть пять, а может быть, и семь, или все десять лет тому назад...
Я тогда оказалась - совершенно случайно, кстати - в приёмном покое одной израильской больницы.
Кто хоть немного знаком с местными порядками, знает: в приёмном покое от пациента требуется одно - терпение!
В ожидании врачебного вердикта вы можете запросто провести здесь пару суток, и глазом моргнуть не успеете... Эдакая генеральная репетиция перед чистилищем.
Я к тому времени уже достаточно пожила в этой стране, больничные порядки знала как облупленные, потому лежала и не дёргалась, сберегала всемирную энтропию.
Отдельных боксов в приёмном покое архитекторы не предусмотрели, кровати отделялись друг от друга простыми матерчатыми шторками, от потолка и до пола.
В какой-то момент шторка справа от меня активно зашевелилась, и по звукам я догадалась: привезли нового пациента.
Буквально через секунду за занавеской раздался женский голос: очень бодрый, очень командный и очень... старческий.
Голос тараторил без остановки на запятые и на передохнуть:
- Тебе удобно лежать?.. Поправить подушку?.. Хочешь пить? А кушать?.. Ты не замёрз? Принести одеяло?
Ответов её собеседника - того самого нового пациента - я не слышала. Возможно, сценарий и не предусматривает никаких ответов, мысленно задалась я вопросом.
И в тот же миг, как бы отвечая на не заданный вопрос, сквозь шторки, отделявшие мою койку от соседней, просунулась голова обладательницы бойкого голоска.
Это была старушка.
Нет, у меня язык не поворачивается назвать её "старушкой"!
Конечно, лицо выдавало более чем преклонный возраст.
Но все остальные признаки ну никак не соответствовали!
Начать с её волос.
У неё были чудесные локоны до плеч нежно-розового оттенка. Представляете?!
Просто Мальвина какая-то, чисто по капризу выбравшая для себя в этот раз не голубые, а розовые волосы.
Лицо - то самое, предательски выдававшее возраст - было аккуратно и весьма умело подкрашено.
Одета Мальвина была в ладные узкие брючки и свободный пуловер песочного цвета.
Про молодой бойкий голос я уже сказала.
Ну, а завершали картинку два карих глаза: живых, энергичных, озорных! Глаза боевой девчонки - вот что это было такое, а никакая не "старушка"...
Она быстро оглядела мой закуток и, указывая на пустой стул у кровати, спросила утвердительно (Да-да! Она легко справилась с этим оксюмороном):
- Вам этот стул не нужен?
Разумеется, я кивнула, и она деловито потащила меблю к себе, распахнув при этом шторку и дав таким образом возможность наблюдать за тем, что происходило у моих соседей по чистилищу.
Мальвина незамедлительно развила бурную деятельность: убежала куда-то и почти сразу вернулась с одеялом; в мгновение ока перезнакомилась со всеми медсёстрами (уверенно лопотала на иврите, не переживая по поводу своих многочисленных ошибок - пусть они переживают!); присела буквально на секунду (на тот самый стул!), пожаловавшись на "ножка болит", и тут же сорвалась с места и снова умчалась, слегка скособочившись и заметно прихрамывая на больную ногу...
Я воспользовалась короткой паузой, чтобы вглядеться в лицо пациента, лежавшего на соседней койке - её мужа.
И улыбка сбежала с моих губ.
Я не врач.
Я ничего не смыслю в медицинских вопросах.
Но это лицо...
Его восковая прозрачность, его совершенно бескровные губы, его дыхание... Как азбука Морзе: вздох - пауза, выдох - вдох - вдох и снова пауза....
Мне стало всё ясно.
Однако ещё оставалось нечто такое в этом потусторонним лике... Нечто, что продолжало удерживать его хозяина среди живых.
Глаза.
Которые неотступно следовали за ней! За его Мальвиной.
Ему, вероятно, уже было тяжело поворачивать голову, но его зрачки!.. Зрачки раз за разом спешили переместиться вслед её звонкому голоску...
И боже мой!
Сколько же любви было во взгляде этого умирающего человека!
Сколько любви!..
В какой-то момент Мальвина вновь выбежала из палаты (кажется, пошла выяснять, почему до сих пор не принесли результаты рентгена), и именно тогда врачи провели короткий консилиум, в результате которого был отдан приказ о немедленной госпитализации мужа.
Спустя пять минут вернулась она и, не найдя его на месте, бросилась к сёстрам:
- Что случилось?! Почему его положили?! Почему так срочно?!
И тогда я увидела, как изменилось её лицо. Как разом спала маска весёлости и бодрости, которую она носила только ради него. Из последних сил носила.
Больше я их не встречала.
Знаете, что я хочу вам пожелать?
Сейчас, когда за окном темно, а впереди у нас зима. У каждого из нас, независимо от возраста и места проживания, впереди - зима.
Я желаю каждому, чтобы, умирая, его глаза неотрывно смотрели на любимого человека.
А сейчас я читаю эти строчки и вспоминаю каждый из тех 15 последних дней. И буду вспоминать, пока...
Каждый год с 17 августа по 26 октября я как-будто прохожу тот путь заново.
Уже семь лет.
Поминутно...
P.S. Почти под конец нашего сегодняшнего (уже вчерашнего - как никак третий час ночи) разговора с соседкой она посетовала, мол, трудно мне с внучкой. Наверное, женщина мне нужна... Не она первая и, думаю, не последняя. Отшутился:
- Таких больше не делают. А других мне не надо...