Воспоминания
Моя мама родилась через четыре дня после начала войны в 1941 году.
Сейчас ей 78 и в этой записи размещаю мамины воспоминания о детстве.
Что я помню из своей жизни…
И что я могу рассказать из нее. Самое раннее мое воспоминание, почему-то вижу в серых тонах. Сижу на столе у окна и плачу и кричу, а мама на улице удаляется с ведром в руках. А еще подальше вижу хлев, мама пошла к корове и оставила меня одну, а я мала очень, и мне страшно остаться одной.
Этот дом я вспоминаю кроме этого эпизода только снаружи. Он был на две половины, т.е. с одной стороны жили мы, здесь, по-видимому, я и родилась, с этой квартиры, вероятно, ушел отец на войну. А с другой стороны дома, вход у проезжей части дороги и улицы, была швейная мастерская и мама работала там, это уже из рассказов других помню. А вот крыльцо открытое, ступенек так в пять, представляю и помню хорошо, видимо пришла похоронка на отца, и мама кричала и плакала, сидя на этом крыльце. Я помню присутствие брата возле нее, но лицо и облик его зрительно не представляю.
Третье мое воспоминание связано с чувством радости восторга оттого, что я сижу на возу на телеге с нашим имуществом поверх полосатого пружинного матраса, а рядом с лошадью идет отчим, но я звала его уже папой. Мы переезжали с этой квартиры на квартиру к Василию Яковлевичу. Мама вышла за него замуж. И сейчас я сижу на возу гордая тем, что мы переезжаем, и что у меня есть отец.
Происходило это в поселке Андреевский, Коневского сельсовета Шольского района. Это был рабочий поселок. Он тянулся вдоль низкого берега реки Кема в одну почти центральную улицу, и как я помню, все дороги его были засыпаны опилками. В конце поселка был шпалозавод, работающий, и от его пилорамы было громадное количество опилок. А еще к домам настилались деревянные мостки из досок и горбылей. Этого материала тоже было предостаточно на шпалозаводе. В этом же конце поселка были: общая баня, клуб, столовая.
Мой отчим работал на пекарне. Пекарня была в другую сторону от нашего дома и жил он в квартире за стенкой, которой и была пекарня. Куда мы и переезжали. Не доходя пекарни на берегу реки находились мастерские, где ремонтировались пароходы катера и механизмы, связанные с пароходством. Так как по реке перевозили лес связанный в плоты и гонки, которые тянули катера и пароходы. Мне запомнился один буксир-пароход с названием Сиуч. Осенью, когда уже вот-вот замерзнут реки, среди ребятишек проходил слух, что завтра Сиуч будет прощаться с навигацией. Его вытянут на берег, на зимовку. Мы сбегались на берег, а пароход еще с воды прощался длинными гудками. И настолько протяжны, грустны и тоскливы были эти гудки, что и сейчас они вызывают у меня щемящее чувство. Еще запомнилась частушка с того времени:
«Хорошо на Кеме жить, ходят пароходики.
Незаметно, как проходят молодые годики» .
У Василия Яковлевича было четверо детей: старшая дочь Катя, сын Леня и дочери Гутя и Ия. Жена его умерла. Про то время я мало, что помню, хотя как видно из детских воспоминаний, что запоминаются не обыденные случаи и ситуации, а яркие чем-то всколыхнувшие душу ребенка и поразившие его случаи.
Пример тому, что я помню, как мы провожали сводную сестру мою, Гутю. Она уезжала учиться в ФЗО г.Шуя на ткачиху. Мы все пришли на берег реки, чтобы ее проводить. Она сильно плакала, плакали и провожающие. Сколько лет ей тогда было и не знаю, было ли ей 16 хотя бы, но ей очень не хотелось ехать и это мне запомнилось.
Помню я и свое новое жилище. Это одна большая комната с отдельным входом, ибо за стенкой была пекарня. Окон всего было два - слева от входа, справа стояла большая русская печь и от нее влево, у потолка были полати, где мы и спали младшие, а может и старшие дети. А запомнилась мне печь в связи с еще одним ярким событием в моей жизни. Воду на пекарню возили с колонки артезианского колодца, а так как это было зимой, то возили на дровнях, т. е. на лошади, запряженной в дровни. На дровнях стояла большая бочка. Возница сидел впереди этой бочки и правил лошадью. Бочка, дровни были все обледеневшие от расплескиваемой воды и притом, что бочку заливали водой из ведра. Ребятишки частенько бегали за этой бочкой и лошадью, чтобы прокатиться на запятках этих дровень. И я однажды побежала и ухватилась, согнувшись за дровни, встала на запятки. А тут мальчишка тоже вскочил на дровни и оперся рукой на меня. Я сильно стукнулась о ледяные дровни и рассекла до кости левую бровь, шрам остался на всю жизнь. Не знаю уж, как мне удалось пробраться домой не замеченной с такой раной, но я забилась в угол на печке и сидела до тех пор, пока не сели ужинать за стол, зовут меня, а я не слезаю с печи. Когда мама залезла на печь и стащила меня, все увидели мою рану.
Сколько я помню, на праздники, особенно на майские, мама шила нам обновы, новые платьица из ситца. И в один из таких праздников я в новом платьице пошла, гулять на улицу. Мы играли возле реки. Возле самого берега в воде виднелись невысокие бугорки опилок, которые вздувались, шевелились, будто бы и из них выскакивали булькающие пузыри воздуха. Кто-то предложил побегать по ним, т. е. наступать на эти бугорки. И я побежала по воде, стараясь наступить на бугорок. В одно мгновение я ухнула в этот бугорок по пояс в своем новом платьишке и начала барахтаться и тонуть. Кто-то из взрослых, видимо вытащил меня из воды. Я была совершенно мокрая по ворот. Запомнился страх от этого еще и страх возвращаться домой в новом мокром и грязном платье, что попадет дрань за это.
Первый урок нравственности или домашнего воспитания тоже помню. Я бегала играть далеконько от нашей теперешней квартиры туда, откуда мы переехали, там у меня были прежние подружки. И вот однажды, я долго вечером заигралась, пришла домой, стою у двери и принесла в руках какие-то игрушки с собой, может быть куклу. Василий Яковлевич строго так говорит, что пустит меня домой тогда, когда я отнесу игрушки тому, у кого я их взяла, чтобы я никогда не приносила в дом чужого. Это было большим потрясением для меня. Я не помню окончания этой истории. Т. е. того, как я их относила и отдавала или может, положила, не сказав, но урок запомнился навсегда.
В кухне большую часть места занимала русская печь. Слева стоял небольшой стол, над ним посудник, т. е. шкафчик для посуды. Это все отпечаталось в памяти с одним трагическим случаем для меня. Я однажды убежала играть с ребятишками на улицу и возвратилась поздно. Уже в темноте. В доме легли спать. Бабушка, услышав, что я пришла, побранилась на меня, но не встала, сказала что пей, мол, чай самовар еще горячий. Я пошла в кухню. И потребовалось мне с полки достать что-то, может сахар, я встала на кромку стола, крышка его наклонилась, я полетела со стола, упал и опрокинулся самовар. Кипятком мне ошпарило правое колено. Бабушка ругаясь, вскочила, отлупила меня валенком, а я плача от страха и от боли в ноге не смела и сказать, что ошпарилась и забравшись под одеяло с тем и уснула. Когда я наутро проснулась, то кожа на моем колене была пузырем. Помню, что долго не ходила в школу. Учительница навещала меня, а мне нельзя было вставать, сгибать колено и бабушка лечила меня, прикладывая на мое колено пенку с топленого в печке молока, и обвязывала холстинкой. Было еще переживание из-за того чтобы не остаться на второй год в первом классе из-за пропусков уроков. Но все обошлось, и меня перевели во второй класс.
Больше я про школу ни чего не помню почему-то - ни учительницы лицо, ни учеников в классе. Помню, что школа была в другом конце деревни от нашего дома. Была я превеликая блудня, т.е. все, что запрещалось, мне обязательно надо было обследовать взять, посмотреть, попробовать. Я втихомолку забиралась на поветь. Чего только там не было сундуки, какие то ящички, корзины, всяческие предметы, вышедшие уже из употребления, типа подсвечников замков сбруи. Там еще были свалены всякие книги но я еще читала плохо только только научилась читать и мне попалась в руки одна маленькая книжечка именно своим малым форматом видимо и заинтересовала она меня. Была она в твердой коричневой обложке и написана была стихами. И я смогла ее читать. Одна повесть из нее меня поразила прямо таки. Это была про гайдамаков история. Гайдамаки проезжали через деревню и их часть, какое-то время, располагалась в этой деревне. Один из гайдамаков соблазнил бедную девушку а затем уехал со своей частью. Девушка родила мальчика и хотела утопиться в проруби, но этого не случилось. Она подбросила своего сыночка к богатым старичкам, а сама нанялась к ним в няньки. А когда сынок подрос, она открыла свою тайну что она его родная мать. Вот этим и запомнилась мне первая прочитанная мною книга. Это был «Кобзарь» Тараса Шевченко.
Еще помню что я пробиралась на чердак по балкам т. е. на потолок над зимней избой. Там лежало несколько икон некоторые были большие в половину столешницы стола и были они пухлые т. е. толстые были под стеклом и закрывались на крючочки сбоку. Иконы внутри были обложены узорною блестящею фольгой, на которой были выбиты какие-то обозначения, буквы, цветы и поражали красотой и воздушностью.
Еще запомнилась мне из того времени поделка из соломки игрушек. Этому учила меня бабушка. Солома нарезалась 5 см кусочками и нанизывались эти кусочки иголкою с ниткой образуя ромбики, квадратики, конусы из которых складывалась висящая пирамидка. Между соломками привязывались разноцветные небольшие кусочки материи, что и придавало этим сооружениям красоту и нарядность. Таких игрушек из соломки я уже больше никогда не видела.
Четвертое мое жилище Городок или Кемская запань. Поселок этот был в 5 км от Конёва, т. е. от места моего рождения и в настоящее время этих поселков уже нет. Они затоплены водою Волго- Балта. Причиною переезда моей семьи было то, что в пекарню на Городок потребовался пекарь. А старшая дочь Василия Яковлевича Катя работала пекарем и была уже замужем за Леонидом Федотовым, у которого был домик в Конёво и жили они рядом с пекарней. Отец решил заведование пекарней в Конёво передать дочери, а самому ехать на Городок. Еще интересный эпизод из того времени, что Катя и моя мама рожали в одно время и мне запомнились разговоры что мать и дочь родили в одно время имелось ввиду - осуждение, что в таком возрасте мои родители заимели ребенка. Мама моя с 1904 г. р. а Наденьку она родила в 1948 году, значит маме было 44 года, а Василий Яковлевич был постарше мамы.
Продолжу описание Кемской запани. Само название уже говорит само за себя что в этом поселке была рабочая сплавная запань. т. е на воде формировались из бревен плоты и гонки. Лес заготовляли где-то дальше, затем он сплавлялся по реке до этой запани отдельными бревнами, в свободном плавании по воде. Сформированный здесь в плоты и гонки, лес увозили пароходами и буксирами дальше, туда где он требовался. Большинство рабочих поселка работало на сплотке, основным орудием были багры. Это длинный гладкий шест с насаженным железным крюком на конце. Прямым концом крюка можно толкать бревно, а загнутым концом можно подтягивать к себе бревно когда требовалось это. На воде были протянуты боны, т. е. мостки из сколоченных и связанных между собой бревен, по которым ходили рабочие с баграми. Были сооружены и над водой мостки, чтобы можно было под ними проталкивать бревна. Бревна при этом еще и сортировались по длине, толщине, качеству. Бревна шли сплошным потоком и случались заторы частые, когда бревно, то или иное разворачивалось поперек хода, образуя затор и сплавщик с багром бежал по плывущим на воде бревнам в затору. Для этого нужна была большая ловкость и сноровка, чтобы не упасть в воду, но это конечно иногда случалось. Мне милы все эти названия действий в работе, орудий, предметов которых уже не знают мои дети и внуки. Сплав, сплотка, гонки, есть еще и в нынешнее время может быть где-то, а вот тракторов которые ходят на топливе из древесных чурочек уже нет, а я видела эти чурочки см 15-20 в длину всего и в большинстве из березы.
На Городке мы жили в квартирке из 2 комнат. Квартира была на втором этаже двухэтажного дома, а низ дома занимал магазин. В этой квартире при входе была сразу кухня. Слева была русская печь с прилегающей к ней плитой, а справа стоял стол. В метре от плиты была кровать, где я спала.В комнате слева стояла железная двуспальная кровать с блестящими набалдашниками на спинках кровати и пружинным матрасом, на которой спали родители. Запомнилась мне картина, что висела на стене, над кроватью. Картина была нарисована масляными красками на листе фанеры. Без всякого пейзажа на ней были изображены два белых медведя. Сестричка Надя спала еще в детской кроватке, которая стояла рядом с кроватью родителей, а Ия спала на диване, который стоял у стола возле стены. Летом мы дети спали на чердаке над комнатой в пологах из марли, что защищали от комаров. Запомнился страх от туалета, который был расположен прямо против лестницы, по которой поднимались на второй этаж. Заглядывая с рундука вниз, я пугалась высоты, что не дай Бог упасть туда. Лестница была открытая с перилами с одной стороны в одну рейку и небольшой площадкой посредине. И так как мне приходилось нянчиться с маленькой Надеждой, то родители постоянно твердили мне, что бы я смотрела за сестренкой в оба глаза, чтобы она не упала с лестницы с такой высоты.
Наденька была очаровательна с большими черными глазами с курносым носиком. Василий Яковлевич не чаял в ней души, и называл ее почему-то - «опухлый нос», это было самым ласкательным словом у него к ней, произносившимся с великой любовью. Да и все ее любили при гостях заставляли ее плясать, и она делала это так забавно, с таким озорством, с таким весельем, ей нравилось, что все смеются и хвалят ее и плясала она с охотою. Да и представьте возраст моих родителей, а тут такое чудо ненаглядное с большими черными озорными глазами. Но мне-то это чудо надоедало, приходилось таскать ее за собой, и еще получать за недосмотр, и видеть, что ей все дозволяется, а мне нет. Однажды терпение мое лопнуло. Мы с Наденькой были на кухне возле мамы, я зачем потянусь на столе, то сестрица и просит. Я взяла со стола целую булку хлеба и начала ее откусывать с уголков, тут и сестричка в рев, тянет ручки ко мне и такая меня взяла обида, что я бросила прямо ей в лицо эту булку. Что тут было - рев Наденьки, ругань со стороны мамы. Я, конечно, спасалась от наказания бегством.
Помню и еще одно наказание от мамы, а била она меня ремнем или вицей, отчим меня никогда не наказывал. Запретный плод сладок, а Василий Яковлевич закрывал от всех конфетки подушечки в чайном шкафчике в ящичек, где хранились и какие-то документы. Ящичек был с замочком внутренним и запирался на ключик. Я додумалась, как достать мне конфетки. Вынув чайную посуду с полочки, под которой был этот ящичек, я поднимала дощечку над ним и брала конфетки. Пользовалась этим не однажды, пока это не узнала мама. Окончилось поркой ремнем, помню, что я выбежала на улицу и мы бегали у пекарни вокруг лестницы, а мама даже плакала, говоря, что воровать стыдно и что если отец узнает, то будет скандал.
Были у нас в то время в хозяйстве куры и петух. А петух был клевачий т е. прямо таки нападал на людей и клевался. И люди жаловались, что нет от него проходу, но отец не решался убить или избавиться от петуха пока не подошел случай с его любимицей Наденькой. Петух однажды вскочил моей сестричке прямо на голову и клюнул ее в темечко. Отец тотчас же взял топор и поймав петуха отрубил ему голову. В заулке стояли поленницы дров заготовленные для пекарни, много поленниц. Отец швырнул безголового уже петуха на эти поленницы. А петух без головы, растопырив крылья побежал по этим поленницам при этом шея его болталась и из нее разбрызгивалась кровь. Зрелище для меня было ужасное и запомнилось навсегда.
Между пекарней и нашим домом почти у самой воды стояла избушка - сторожка об одном оконце и в ней проживала женщина с сыном. Женщину не помню, как звать, а мальчишка был на год или может на два постарше меня и звали его Толя, по фамилии Черноусиков. Большую часть летнего времени мы проводили с ним вместе, т. е. играли в ножички, в чижика, а когда было побольше детей играли в 12 палочек, это игра такая.
Это когда на один конец доски небольшой (может с метр) собирали и клали 12 палочек в ширину доски размером. Под доску клали бревнышко и получалась качель, где один конец доски с палочками лежал на земле, а второй конец был приподнят над землей. После считалочки выбирался водящий, он вставал к доске спиной не далеко от нее, а кто-нибудь из детей прыгал ногой на приподнятый конец доски и палочки разлетались в разные стороны. А дети, кроме водящего, разбегались и должны были спрятаться, пока водящий соберет все 12 палочек и положит их на доску. Затем водящий шел и искал спрятавшихся. Но если кто-нибудь из спрятавшихся незаметно успевал подбежать к доске, наступить на пустой конец - палочки опять разлетались, и водящему приходилось их собирать и вновь водить. В общем, дети не сидели дома телевизоров не было и во что мы только не играли и чем только не забавлялись, играли все вместе, не разделяясь на мальчиков и девочек, как в большинстве я наблюдаю сейчас.
Так как жили у реки, то плавать умели все дети. Летом обычно ныряли с плотов у дома. Но запомнились случаи с плаванием и у взрослых. На спор переплывали реку в самом широком месте, а однажды какой-то смельчак поднырнул под плот из гонки с одной стороны его в ширину и вынырнул с другой стороны. А опасность была огромная, ибо плот из связанных бревен широк и бревна не в один ряд, а пучком и осадка в воду была большая.
Еще любимым нашим занятием класс 2-3 было занятие ловить рыбку - мальков. На воде у бережка рядом с пекарней стоял плотик, с которого набирали воду из реки ведрами, с которого полоскали белье, мыли всяческую посуду, летом чистили рыбу поэтому вокруг плота плавало много мелких рыбешек. А мы обвязывали стеклянную банку тряпочкой, предварительно сделав дырку в ней, на дно банки крошили хлеб и банку опускали в воду на дно, а сами наблюдали. Когда какая-нибудь мелкота нырнет в банку за приманкой - мы выхватывали банку из воды. Еще ловили щурят на силок, сделанный из травинки. На тонком конце травинки делалась петелька, которая могла затягиваться. Тут уже надо было заходить в воду, где есть трава, там щуренок стоит в травке, притаившись, и подкарауливает мальков, чтобы заглотить их, а тут и на него самого происходит охота. Мы, ступая и передвигаясь в воде как можно осторожнее и незаметнее, чтобы не спугнуть щуренка, подводим петельку силка к голове щуренка и стараемся завести петельку до середины спинки щуренка, а затем резко дергаем силок на себя, или еще лучше направляем бросок на бережок. Петелька от рывка затягивается на щуренке и он оказывается в руках у нас или на бережке, а иногда и срывается в воду. Эта игра была просто забавой, ибо велась не из-за добычи, что пользы с малька и щуренка, разве что угостить кошку.
Настоящая рыбная ловля, конечно же, велась взрослыми, что служило подспорьем в питании семьи и даже источником прибыли, когда ловили рыбу на продажу. Запомнились особенно два случая из рыбной ловли , где я сама принимала непосредственное участие. За нашим домом была низина называемая наволоком. Река весной сильно разливалась, затопляя все поле так, что по нему можно было ездить на лодке, да к тому же сюда набиралось и заплывало много рыбы. Отец однажды взял меня в качестве гребца на лодке, чтобы самому ставить сеть и выбирать рыбу. Запомнилась радость от похвалы его и радость от своей полезности взрослым, да и от виденной мною впервые рыбной ловли.
Второй случай произошел уже на несколько лет позднее. В этом же поселке жил мой дядя с семьей. Он был младшим братом моей мамы, а старший сын его Иван Петрович, следовательно, был моим двоюродным братом. А был он большим любителем рыбалки и однажды ему надо было ехать смотреть сеть и он уговаривал своих брата и сестру поехать и помочь ему, но они почему-то отказались . Так как я часто бывала у них и в данный момент оказалась, то Иван уговорил меня помочь ему. Встали мы с ним рано на рассвете, быстро оделись, Иван взял весла от лодки и все что нужно было и мы пошли на реку, затем сели в лодку и поплыли по реке. Сначала братец сидел и греб за веслами сам, а когда подплыли к сетям я уже села за весла. Я не запомнила точную последовательность самой рыбалки, а запомнился восторг от окружающего - солнце только еще всходило на реке, стоял туман, лодка плавно двигалась по воде, раздвигая камыши, Ваня говорил шепотом куда и как править лодку, и просил меня не шуметь, и не говорить громко, объясняя, что рыба все слышит. Мы были долгонько на реке, солнце поднялось повыше и все стало в розовом цвете, запомнились капли воды, падающие с весел, плавное движение лодки, гладь воды, тишина и какая то таинственность происходящего.
Это была половина записей сделанных моей мамой. Если вам понравилось читать, то напишите, я все ваши комментарии передам маме, и сделаю следующий пост - продолжение.