Домбровский глазами Быкова

Feb 14, 2011 01:47


В издательстве 36,6 вышел двухтомник Юрия Домбровского «Избранное»  с предисловием Дмитрия Быкова, озаглавленным «Цыган».
Скажем сразу, с пониманием связи личности и творчества Домбровского у Быкова нелады. Поручи ему предисловие к сочинениям Пушкина, он бы с тем же успехом озаглавил его «Эфиоп». Быкову нравится Домбровский, и говорит он о нем в превосходной степени, но это объятия, которые душат. Не сразу, да и не каждому читателю становится видно, как он на свой лад осовременивает и нивелирует Домбровского. При этом умалчивает, что Домбровский, многие годы проведший в тюрьмах, лагерях и ссылке, и на свободе оставался изгоем. Автор мирового масштаба, годами он занимался переводами с подстрочника - проще говоря, переписывал и досочинял произведения национальных авторов, в книгах которых нетрудно обнаружить стиль Домбровского, его логику и образность. 
Годами длившаяся работа литературного негра превращала для него мистификацию из литературного приема в образ жизни. Если он мог перевоплотиться  в сына степей, то почему бы по случаю не стать цыганом? Тут как раз обозначился вполне реальный литературный заработок. То ли обществу дружбы с зарубежными странами, то ли журналу с выходом на заграницу понадобился очерк о потомке таборного цыгана - и Домбровский превратился в него.

Очерк, как и все, выходившее из-под пера Юрия Осиповича, был написан блестяще, с психологическими подробностями и реалиями отшумевшей жизни. Никому из читателей и в голову не могло придти, что перед ним мистификация. Под конец Домбровский сообщает, что рассказал все это иностранцу в ресторане между сменой блюд.При всей медлительности советских официантов, между сменой блюд рассказать «все это» невозможно. Да и с какой стати идти Домбровскому в ресторан с иностранцем в общество пристроившегося за соседним столиком агента госбезопасности. Не здесь ли в явной нелепице - ключик к пониманию того, «все это» байка, лажа, рОман. А может ресторан появился в очерке по просьбе редактора, желавшего подчеркнуть, что в СССР потомок цыгана - человек вполне обеспеченный.

Таков «Цыган», давший название предисловию. Оно выглядит литературным прейскурантом, согласно которому все выдающиеся русские прозаики - современники Домбровского оцениваются ниже его, поскольку лишены свойственной ему естественности, играющей воли, цыганской раскованности. Прейскурант этот завершается перевоплощением: Домбровский становится Быковым с его отношением к людям и словарем. Концовке этой предшествует некая комбинация. У Домбровского в «Смуглой Леди» есть мастерски выписанная сцена в таверне, воплощающая радость и полноту жизни в грозовой духоте страстей. Видимо решив, что все это по плечу и ему, Дмитрий Быков решил завершить свое слово о Домбровском так же живо и динамично: «…Домбровский стремительно опустошает бутылку, запивая пиво водкой. «Юра, не гони ты так, я все же не могу как ты!» - «Да вы все ни х… не можете, что я могу», сказал он просто и невозмутимо продолжал объяснять, почему Шекспир лично играл тень отца Гамлета»

Это перевранный пересказ рассказа «Чистый продукт для товарища» Феликса Светова. Друзья пришли навестить заболевшего товарища. Лифт в доме не работает, приходится подниматься по лестнице на верхотуру. Впереди широко шагает Домбровский. «Подожди, Юра!», взмолился я на пятом этаже. «Ну почему вы все никто не может, что я могу!» Вот и весь диалог.

Никто из нас, друзей и приятелей Домбровского не слышал от него матерных слов. Наши встречи и наши застолья были праздником духа, а не пустопорожней тусовкой.

«Мне была дана жизнью неповторимая возможность - я стал одним из сейчас уже не больно частых свидетелей величайшей трагедии нашей христианской эры, - пишет в послесловии к своему роману «Факультет ненужных вещей Юрий Домбровский. - Как же я могу отойти в сторону и  скрыть то, что видел, что знаю, то, что передумал? Идет суд. Я обязан выступить на нем. А об ответственности, будьте уверены, я давно уже предупрежден».

Вот это - Домбровский. А в предисловии Быкова он вынут из времени, из борьбы, из дружб, переиначен, далек, как в перевернутом бинокле.

(Виленский С.С.)

Виленский, Домбровский

Previous post Next post
Up