Когда тебя не стало (Отступление) Волшебница кукольного театра.
Этот камень у озера - объект паломничества дураков.
Возле камня, прислонившись горбом к старой иве, полощущей длинные ветви в мутной воде, стоит старик. Лицо его почти скрыто за тканью низко спадающего капюшона, а из-под грязного балахона неопределённого цвета выглядывает только одна морщинистая рука с обломанными ногтями, сжимающая длинный посох.
- Здравствуй, Дурак. - Говорит мне Старик мерзким скрипучим голосом, будто открывается старая дверь страшного, тёмного подвала, в котором водятся привидения. - Ты пришёл туда, куда было предначертано.
А я оглядываюсь по сторонам, вдыхая запахи трав, которые ветер приносит с поля неподалёку, и улыбаюсь.
- Сам дурак. - Отвечаю я умиротворённо.
Старик молча смотрит на меня из-под своего капюшона некоторое время. Он, кажется, смущён таким поворотом событий, впрочем, может быть, он просто раздумывает, как бы меня помягче послать восвояси.
- Так ты дура, или нет? - Вдруг выдаёт он, удивляя меня своей недоумевающей интонацией.
- Круг-ла-я! - Отвечаю, улыбаясь, я, и закидываю голову к небу. По небу плывут, подсвеченные ярким полуденным солнцем, разнообразные облака, и я улыбаюсь ещё шире, когда надо мной проплывает белый, мягкий, скрюченный старик со злобным выражением лица.
- Ты, видимо, пришла морочить мне голову, ведьмино отродье! - Скрипит Старик-у-ивы, и рука его начинает трястись, отчего посох в его руке начинает дёргаться из стороны в сторону. - Убирайся отсюда, пока я не позвал заслуженных дураков, и они не вышвырнули тебя отсюда!
Старик-облако расплывается, улетая всё дальше, превращается постепенно в улыбающегося кота. Таким он мне нравится гораздо больше. И я смотрю на Старика-под-ивой с зарождающейся приязнью.
Ивовый Горбун начинает нервничать, это видно, потому что он всё время пытается повернуть скованную артритом шею в сторону поля, откуда, по его мнению, вот-вот должны появиться заслуженные дураки.
Налетает особенно сильный порыв ветра, и я, наконец, замечаю, что вокруг всей ивы шелестят пожелтевшие бумажки, приколотые к её стволу. Я подхожу ближе, и читаю:
- Истинный дурак должен… - на одной, длинной, до самой земли.
- Истинный дурак может, по желанию… - на другой, совсем маленькой, буквально в несколько строк.
- Истинный дурак не имеет права… - на третьей, приколотой выше остальных и написанной красными чернилами.
Старик не может следить за мной взглядом, ведь я хожу вокруг дерева. Но я чувствую, как он сердито сопит и всё сильнее потрясает посохом.
- Это что? - Спрашиваю я, вглядываясь в «дополнения» и «уточнения», приколотые там и сям.
- Это Великий Кодекс Дурака! - Отвечает торжественно Ивовый Старик. - Ведьма! - Решает, чуть помедлив, добавить.
- Великий Дурацкий кодекс… - Протягиваю я, снова разглядывая небо. Там уже нет кота, только улыбка ещё висит, пушистая, белая, зубастая. - А что, дождя тут не бывает совсем, что ли? - Спрашиваю я невпопад, выпятив нижнюю губу.
- С чего это ты взяла? - Недоумевает раздражённый Деревянный Дедушка.
- Бумажки-то висят! - Отвечаю я немедленно, уперев руки в бока и чуть наклонившись вперёд, к старику.
- Ах ты проклятая! - Начинает шуметь Старец-под-ивой. - Да как у тебя только поворачивается язык! Бумажки! Это же труд стольких столетий! Это работа сотен мудрейших дураков!
- Ну да, ну да… - Разочарованно протягиваю я. - А что там за поле?
- Ты… - Он резко обрывает свою тираду, глупо уставившись на меня из-под капюшона. - Поле Чудес. - Добавляет тише, наверное, просто по инерции отвечая на вопрос.
- Аааа! - Радостно протягиваю я. - Это там вы свои денежки закапываете?
- Там можно закапывать всё, что угодно! - Снова сердито скрипит Ракитовый Дед. - Там закапывали пять золотых, огромный рубин, сундук с сокровищами, тридцать серебряников…
- И что выросло? - Перебиваю я его, вглядываясь в бескрайнюю зелень поля.
- Когда? - Нелепо спрашивает сбитый с толку Старик-у-ивы.
- Когда тридцать серебряников. - Отвечаю я.
- Терновый куст. - Наверное, снова по инерции отвечает старик.
- А просто дерево посадить вы не пытались? Яблоню? Грушу?
- Зачем? - Этот Древесный Дед и правда, кажется, дурак.
- Просто так. - Пожимаю плечами я. - Красиво.
Улыбка на небе растворяется, теперь там вообще ничего нет. Но кто этих котов знает, может, он ещё подслушивает?
Мне надоедает эта беседа, и я начинаю думать, как было бы здорово разжечь из всех этих табличек-бумажек огромный весёлый костёр. Но мне сразу становится жалко Старика-под-ивой, и я решаю просто уйти.
- Ну, я пошла. Привет. - Машу рукой дедушке и шагаю в сторону леса, из которого пришла.
- Подожди! - Кричит мне вслед обескураженный Ивовый Старик. - Постой!
Я оборачиваюсь, и даже с расстояния двадцати шагов вижу, как трясётся, взволнованно, посох в дряхлой руке.
- Забери своего кота! - Кричит мне Дедушка, тыкая посохом в небо. Там снова висит улыбающаяся голова.
Я машу голове рукой, и она начинает двигаться следом. Когда мы отходим от озера, голова спускается ниже, приобретая более подобающие коту размеры.
- Ну, и куда же мы пойдём? - Спрашивает, подмурлыкивая, она.
- Пойдём к фонарщику. У него, вроде, сегодня выходной.
- Это у которого ещё какой-то принц живёт?
- Ага. И ещё там кое-кто… - Неопределённо отвечаю я, и мы входим в лес.
- А он тебя ведьмой назвал. - Говорит, улыбаясь всё шире, голова. - Кто это - Кое-кто?
- Ну, всякие разные. - Задумываюсь я. - Зверюшки, человечки… Робин-бобин, и ещё там… кое-кто…
- А король? - Не отстаёт голова. - А кто это - Кое-кто?
- И король. - Соглашаюсь я. - «Добрый дядюшка Коль был весёлый король…»
А возле ивы всё так же стоит скрюченный старик. И не понятно - то ли это старая ива поддерживает старика, чтобы не упал, то ли наоборот… До слабых стариковых ушей услужливый ветер иногда доносит из леса отдельные фразы:
- …Эй, налейте нам кубки, да набейте нам трубки…
- …А кто это - Кое-кто?...
- …да гоните моих трубачей…