Его не хочется критиковать, не хочется искать неточности в сюжете и немотивированность поступков. Героям, какими бы нелогичными они ни были, не хочется кричать: «Идиоты, что вы делаете?!». Приёмы, кадры, диалоги, актёры - всё уходит на второй план, и теряется за самой историей, которая, в отличие от бесчисленных надуманных сюжетов, произошла на самом деле.
13 октября 1972 года над Андами потерпел крушение небольшой самолёт. На борту была регбийная команда Монтевидео (младшему из спортсменов было всего семнадцать лет) и их болельщики. Из сорока пяти пассажиров спасены были только шестнадцать человек. Люди застряли в горах, почти без еды, без снаряжения, без адекватной погодным условиям одежды и без надежды на спасение. Маленький радиоприёмник на последнем издыхании сказал им через восемь дней после падения, что поиски были прекращены - белый самолёт не разглядели на белой поверхности снега. Людей, оставленных на милость гор, признали погибшими.
Их спасли через два с лишним месяца - 26 декабря. Когда двое из шестнадцати нашли в себе силы покорить Анды и выйти в долину Чили, чтобы привести помощь. Они шли десять дней.
Я не знаю что такое голод и ночной мороз в горах. Я не знаю, что это - считать себя обречённым на скорую смерть от холода, голода, или от ран, полученных при крушении самолёта. Но я почувствовала, глядя в лица актёров, воспроизводящих события семьдесят второго года, что когда те двое вышли из снега в зелень долины - никого не было счастливее их. И если весь фильм я думала, что непременно сошла бы с ума от ужаса там, в горах, то потом я стала думать - как же они умудрились не сойти с ума от счастья, когда их спасли.
Это страшно. Я впервые за долгое время по-настоящему испугалась. Когда живым приходится есть своих мертвецов, чтобы жить дальше, во что бы то ни стало, посреди снега и скал. Когда нет надежды. Когда сумасшествие - самая маленькая из проблем.
Это было по-настоящему. Люди через это прошли. Это были люди моего возраста. И вся моя теория о силе воли летит ко всем чертям, когда я представляю себя на их месте. Ничего я не знаю о силе воли. Ничего я не знаю о решительности. И о смерти, искусном кукловоде, так изящно ставящем постановки, где всё по-настоящему.