Финал грелки.
Нет. =)
Странное: на компьютере рассказ не сохранился. При попытке открыть, выдает ошибку, а потом восстанавливает только первые два абзаца.
Ха, Коль, проверил почту: тебе тоже только огрызок достался.
Выцарапал с конкурсного движка. Рассказ под катом.
Лилит.
Привет...
Курсор замер в нерешительности. Даже, кажется,
моргать перестал. Но тут же опять начал пританцовывать, намекая, что
письмо должно состоять из чего-нибудь еще, кроме приветствия.
Илья откинулся в кресле, раздраженный такой
назойливостью. Заложил руки за голову и, отвернувшись от монитора,
уставился в окно.
А за окном безобразничал декабрь. Вместо того, чтобы
разбавить вечерние сумерки устоявшимся снежным покровом, он лишь сгущал
краски. Столбик термометра упорно не желал сдавать позиции, заняв
оборону около отметки в ноль градусов. По-этому радостный день окончания
рабочей недели был омрачен падающей с неба водной пылью, которая
умудрялась забираться даже под шарф и в рукава. На дороге, в бесконечной
пробке, недовольно гудели автомобили: им тоже надоело стоять
облепленными грязью и мокрым снегом.
- Эй, ты все еще здесь, что ли?
Веселая Лехина морда появилась в дверном проеме.
- Давай, заканчивай. Все уже наверху давно.
- Да, засиделся что-то, - Илья улыбнулся. - Сейчас, заканчиваю и поднимаюсь.
Хотелось, все-таки, написать еще что-нибудь, кроме
куцего «привет». Его весь день преследовало ощущение, что сегодня ему
точно есть, что сказать. Слова роились в голове, складывались во фразы и
предложения, мешая работать. Но радостное предвкушение было
бесцеремонно прервано напоминанием о дне рождения фирмы. А какой день
рождения без корпоратива? Так что о паре часов тишины в конце дня можно
было забыть.
- Ну уж нет. Вырубай все к чертям, и пошли. Шеф пригрозил квартальной премии лишить, если я без тебя вернусь.
«Да ну ее, - подумал Илья. - И письмо это туда же. Дома допишу».
И решительно вырубил все к чертям.
***
Она проснулась в каком-то дешевом отеле. И это было
не то чтобы воспоминание о завершении вчерашнего дня, а, скорее,
ощущение. Однако, обстановка говорила об обратном. Постельное белье,
даже после проведенной на нем ночи, пахло свежестью. Рядом с кроватью,
которая, к слову сказать, была просто огромной, обнаружился туалетный
столик, заваленный всяческой косметикой. А богатые шторы чутко хранили
приятный полумрак, несмотря на яркое утреннее солнце, норовившее
заглянуть в номер. Ванная же комната, напротив, оказалась светлой, и
просто сияла чистотой.
Решив воспользоваться подарком судьбы, девушка
приняла душ и, присев за столик, начала неспешно приводить себя в
порядок. Грех было отказывать себе в таком удовольствии. И через
какое-то время из зеркала на мир смотрело голубоглазое чудо, хлопающее
пушистыми ресницами, внимательно изучая свою прическу. Но черные волосы
до плеч аккуратно лежали прядка к прядке, не давая поводов придраться.
В платяном шкафу тихо дожидались своей очереди
коротенькое платье и легкое пальто цвета кофе со сливками. И тут же на
полочке - аккуратная сумочка в тон.
Рассудив, что такое приятное утро должно иметь не
менее приятное продолжение, девушка быстро оделась, схватила сумочку и,
чуть ли не вприпрыжку, покинула номер. На выходе из отеля приветливо
улыбающийся дедушка-портье распахнул перед ней двери на тихую улочку.
Брусчатка будто сама бросалась под ноги, так легко шагалось. А двух-
трехэтажные дома, казалось, так плотно прижались друг к другу из-за
того, что уступают дорогу.
Ближайший перекресток порадовал кофейней, от которой
исходили восхитительные ароматы ванили и свежей выпечки. Через
маленькие окошки внутрь лился яркий солнечный свет, что нисколько не
умаляло уюта, но создавало неповторимую утреннюю атмосферу.
Девушка расположилась у окна и, заказав любимый
латте, наблюдала за танцем пылинок. Спокойная обстановка волей-неволей
подталкивала к размышлениям о насущном. В первую очередь стоило начать с
самоопределения или понять, где же она все-таки находится. Беглый
осмотр закромов памяти не дал существенных результатов. В голове
крутились какие-то бессвязные образы, но они были настолько разрозненны,
что сложить их в единую картину не представлялось возможным. Тогда она
начала вызывать в памяти различные ситуации, в надежде собрать хоть
элементарные данные.
Кажется, в последний раз ее называли Лилит. На
настоящее имя не тянет, конечно, но, для начала, сойдет. Однако,
сотрудники отеля вряд ли могли удовлетвориться такими скудными данными. В
голове услужливо всплыло изображение какого-то документа или книги с
чьей-то подписью. Это могло быть зацепкой. С официанта тут же были
стребованы письменные принадлежности, и рука непринужденно воспроизвела
стоящее перед глазами изображение. С одной стороны это вселяло надежду,
но с другой - эта милая закорючка не говорила абсолютно ни о чем.
Ладно, пока оставим, может, потом еще что-то
вспомнится. Теперь надо было определиться со своим местоположением. Как
назло, ни бармена, ни официанта в зале не оказалось. Ничего, попробуем
обойтись собственными силами, да и без расчета ее отсюда не отпустят.
Судя по мощеным тротуарам и старинным домам, можно было предположить,
что это какой-нибудь европейский городок. Но окружающие надписи были
сделаны на русском, да меню еще дублировалось на английском. А
встреченные люди вообще умудрились обойтись без слов. В общем,
окружающий мир не стремился помогать в разрешении загадки.
И тут организм, видимо среагировав на чувство
недовольства и легкого раздражения, вывалил целую гору ассоциативных
воспоминаний и эмоций.
***
С корпоратива удалось свалить пораньше, но
доброхоты-таки умудрились влить и штрафную, и посошок, и за процветание,
и много еще за что. Напиться, конечно, не случилось, но свинца в голове
и ногах добавилось изрядно. Стараясь поглубже залезть в ворот пальто,
Илья лениво месил невнятную кашу лакированными туфлями. Лужи вальяжно
растекались поперек всего тротуара, и, несмотря на добросовестно
работающие фонари, оставить ноги сухими не получалось. Через противную
водяную взвесь едва проглядывали очертания унылых зданий на следующем
перекрестке. Туманная картинка рождала туманные мысли.
Сегодня он непременно хотел дописать письмо. Ради этого, собственно, и ушел так рано.
Уже давно в голове крутился образ: невысокая
девушка, большие голубые глаза, темное каре. Откуда он появился, в
памяти не отпечаталось. Обычно подобные явления сопровождались
написанием рассказика или, на худой конец, клятвенным обещанием в блоге
как-то творчески воплотить идею. Но в этот раз мозаика не складывалась.
Никакой сколь-нибудь внятный сюжет не соглашался принимать к себе
героиню. Попытки запечатлеть таинственную гостью в рисунке тоже
заканчивались прискорбно. Результаты художествований ограничивались
грубыми очертаниями, к которым никак не удавалось примостить лицо,
потому что оно тут же улетучивалось из памяти.
Тогда Илья начал бомбардировать запросами интернет:
ну не мог такой назойливый образ родиться в воображении, наверняка, он
где-то встречался раньше. И поиски довольно быстро принесли результаты.
Обнаружилось аж две кандидатуры на роль его мучительницы. Одна оказалась
забугорной актрисой, имя которой он даже толком не запомнил, вроде,
Кристина. Вторая же, вообще, оказалась персонажем какого-то японского
мультфильма. Однако на ситуацию это никак не повлияло.
И вот ему вспомнилась идея одного из кухонных
разговоров, до краев наполненного доморощенной психологией. Илья решил
написать письмо своей невидимой спутнице. Возможно, стоило попросить
прощения за грубое вторжение в личную жизнь: все-таки выдуманные им
сюжеты иногда доходили до абсурда. Или, наоборот, в жесткой форме
потребовать прекращения этого безобразия, пригрозив обратиться в
надлежащие органы с обвинением в преследовании. В общем - бред
полнейший. Он не знал чего такого можно сказать своей навязчивой идее,
но решение было принято.
Погруженный в подобные размышления, Илья, наконец,
добрался до остановки и, усевшись в полупустую маршрутку, задремал,
отягощенный коктейлем из корпоративного алкоголя.
***
Воспоминания навалились целым ворохом цветастых
картинок, запахов, ощущений и обрывков разговоров. Создавалось
впечатление, что это десятки ярчайших событий из жизней десятков людей.
Вот перед глазами проплывают моменты фотосессии для
какого-то модного журнала. Она видит себя глазами оператора и заставляет
принимать абсолютно немыслимые позы. На обложке это будет смотреться
очень естественно и соблазнительно, но пару часов таких пыток заставляют
взвыть все мышцы, даже те, о существовании которых она не подозревала.
Однако мучения были не напрасны. Под ногами красная ковровая дорожка,
которая так хорошо сочетается с дефилирующими по ней звездами. Правда,
шпильки туфель утопают в ворсе, лишая и без того ненадежной опоры. Но
это уже не имеет значения, потому что десятки, нет, сотни фото и
видеокамер испытующе глядят на тебя объективами, стараясь отыскать
мельчайшие недостатки и оплошности. Им нельзя давать шанса, ведь дальше,
за плотными рядами журналистов, твоего выхода ждут толпы восторженных
поклонников, которые не простят тебе несовершенства.
Дальше - тусовки, клубы. Небольшая сцена в
задымленном помещении, на которой она исполняет песню под, весьма,
драйвовую аранжировку. После концерта вечер продолжается: небольшая
шумная компания неформалов готова угостить чем угодно, лишь бы услышать
все те же песни под акустическую гитару на кухне одного из парней.
Алкоголь, легкие наркотики, секс, шумное веселье, разговор с полицией,
которую вызвали недовольные соседи.
Картинки несутся дальше все быстрее и быстрее,
фотосессии становятся все откровеннее, в воспоминания все чаще начинают
примешиваться неприятные моменты. Она со скандалом выбегает из какой-то
студии, называя фотографа извращенцем и обвиняя в домогательстве.
Репутация подорвана, карьера катится под откос. Чтобы получить хоть
какую-то роль, приходится переспать с мерзким продюсером, но ситуацию
это не улучшает.
И апогей.
Темный проулок, холодный сырой ветер развевает полы
порванного пальто, лицо горит от удара. Челюсть не двигается, при каждом
повороте головы в шее что-то щелкает, отзываясь болью вдоль всего
позвоночника. Из-за угла, с проклятьями и угрозами, появляются несколько
мужчин. Надо бежать, но подкашиваются ноги, и получается только ползти,
обрывая ногти о потрескавшийся асфальт.
Выстрел.
***
Проснувшись, Илья протер запотевшее окно маршрутки и
с недоумением воззрился на проносящиеся мимо кусты и редкие деревца, за
которыми угадывались бескрайние темные поля. Рядом с его домом таких
просторов, явно, быть не могло, и посещение окраин города в планы на
вечер не входило. Он повернулся к соседке и поинтересовался, как
называется следующая остановка. Женщина поморщилась, видимо, от
перегара, но все же ответила:
- НИИ Лесхоз.
- Вот, блин! Извините, спасибо, - он пересел поближе к водителю. - На остановке притормозите, пожалуйста.
Молодой человек вышел из маршрутки и, захлопывая дверцу, внимательно присмотрелся к заляпанной грязью табличке с маршрутом.
«Класс: вместо двадцать пятого залез в сорок пятый, - достойное продолжение дурацкого вечера».
Погода совсем испортилась, хотя, казалось бы, куда
уж еще-то. Ветер усилился, насквозь продувая осеннее пальто, а мелкая
водяная пыль превратилась в настоящий дождь. Кое-как прикурив
потрескивающую от сырости сигарету, Илья перешел на другую сторону
дороги и быстрым шагом направился в сторону города. Стоять и ждать
машину или идти медленнее было просто невозможно: тут же начинало трясти
от холода.
По скромным подсчетам, до дома идти было километров
восемь-десять, а стрелка на часах подбиралась к одиннадцати часам. О
том, чтобы доехать до места на общественном транспорте, можно было
забыть. Летом, конечно, можно было бы и пешком дойти, но сейчас погода
не особо располагала к прогулкам на свежем воздухе. Сейчас хотелось
побыстрее попасть в тепло и попить чаю с медом.
Дорога, как назло, была абсолютно пустой, и
оставалось только поплотнее укутаться в пальто и шагать дальше, крепко
сжимая зубы, чтоб не стучали. Наконец, сзади послышался звук
приближающегося автомобиля. Илья, экономя тепло, не стал останавливаться
или оборачиваться, а просто поднял руку: если кто-то в такую собачью
погоду и захочет его подбросить, то и так притормозит. Одолеваемый
мрачными мыслями, он даже не сразу сообразил, что автомобиль
действительно остановился позади, на обочине. Обернувшись, он уперся
лбом во что-то твердое и холодное. Из-за слепящего света фар, разглядеть
можно было только силуэт невысокой девушки, стоящей примерно в метре от
него. И силуэт этот был подозрительно знакомым. В голову начали
закрадываться абсолютно фантастические мысли и предположения, но,
внезапно, раздался холодный металлический щелчок. Глаза молодого
человека расширились, потому что всю фантастику из головы моментально
вымела одна догадка: то холодное и твердое, что упиралось ему в лоб,
было огромным револьвером, и держала его эта маленькая девушка.
Илья дернулся вправо, а воображение, тем временем,
уже рисовало картины, как затылок разлетается кровавыми ошметками во все
стороны. Тут он услышал выстрел, почувствовал удар, и свет фар,
немилосердно бивший в глаза, перестал его беспокоить.
***
Выныривать из воспоминаний было трудно и болезненно,
как из холодного омута. Руки и ноги сводило судорогой, ее всю трясло. В
кофейне стало сумрачно и неуютно. Из окошка, в которое раньше било
солнце, теперь лился слабый серый свет. В углу сидел неопрятный толстый
мужик в видавшем виды пиджаке. Дешевая сигара, которую он курил,
наполняла все помещение едким дымом, от которого в горле начинало
першить.
Девушка оглянулась в поисках обслуживающего
персонала, но в зале никого не было. Тогда она решила просто оставить
деньги на столике: хотелось побыстрее уйти отсюда. Но кошелька не было
ни в сумочке, ни в пальто. Схватив свои вещи, Лилит выбежала из кофейни и
направилась в сторону отеля.
Что-то во всем этом было неправильно, что-то пошло
не так. Дома, утром теснившиеся, чтобы уступить дорогу, теперь нависали
темными громадами, сбившись в плотную кучу; и в этой тесноте, как будто,
нечем было дышать. Неровная брусчатка щерилась выбоинами, в которых
скапливалась черная вода. Улыбчивого портье около отеля не было, а
створка двери болталась на одной петле. В холле тоже никого не
обнаружилось, только на стойке управляющего лежал раскрытый журнал
постояльцев, на пожелтевшей странице которого виднелась знакомая
подпись, милая закорючка. Но имени прочитать так и не удалось: чернила
расплылись в каком-то масляном пятне.
Чувство тревоги нарастало, как будто скоро должно
было что-то произойти, и к этому событию надо было обязательно успеть.
Только, вот, успеть к чему или что сделать?
Она поднялась в номер, плачевное зрелище: гардина
покосилась под тяжестью штор; кусок обоев отошел от стены, и из-под них
выглядывала какая-то надпись, нацарапанная на штукатурке; зеркало на
туалетном столике рассекали трещины. В ванной тоже царила полная
разруха: повсюду валялся разбитый кафель, из крана капала ржавая вода,
все почернело от грязи.
Лилит вернулась в комнату и задумалась, зачем же она
сюда возвращалась? Вещей у нее тут не было. Может, это просто
единственное знакомое место в городе, и ей просто больше некуда было
вернуться? Взгляд снова зацепился за кусок исцарапанной штукатурки.
Пришлось оторвать обои еще больше, чтобы прочитать то, что там было
написано. Девушка уставилась на стену, как на мессию, явившего чудо,
потом развернулась и вышла из номера.
В холле, за стойкой менеджера, появилась скрюченная
старуха, взирающая на мир бесцветными рыбьими глазами. Лилит не обратила
на нее внимания: она все вспомнила, надо было спешить.
***
Перед глазами проплывали яркие пятна, которые
постепенно превращались в лампы дневного света. Откуда-то издалека
доносились незнакомые голоса, наперебой рассказывающие друг другу
подробности ДТП с участием пьяного придурка, бросившегося под колеса
автомобиля. Постепенно пришло понимание того, что окружающая атмосфера,
вполне, соответствует больничной.
«Точно! Это же я тот пьяный придурок! Алкоголь,
воспаленное воображение и капот автомобиля. И сейчас меня везут на
каталке по больничным коридорам. Все просто. А, главное, никаких
нимфеток с огромными пушками!»
Илья готов был запрыгать от радости. И хотел было
уже поделиться своим счастьем с везущими его санитарами, но,
шевельнувшись, сразу потерял сознание от накатившей боли и
головокружения.
В следующий раз он очнулся уже в больничной палате.
Комната едва-едва освещалась тусклым ночником, висящем на стене, но
этого хватало, чтобы оценить масштабы бедствия. Рука и нога были в
гипсе, а грудь туго перетянута бинтами, так, что едва удавалось дышать.
Вот вам и корпоратив, погуляли.
Постепенно начинала подступать боль. Илья нашарил здоровой рукой кнопку вызова медсестры и, для верности, нажал несколько раз.
«Надо попросить обезболивающего или чего-нибудь, чтобы вырубило меня. А то я тут скоро волком выть буду».
Он долго вслушивался в тишину, ожидая услышать
приближающийся по коридору стук каблуков, но ничего не происходило.
Наконец, около двери послышались тихие шаги, и в палату вошла медсестра.
В неясном свете ночника, все-таки, было видно, что на ногах у нее
мягкие балетки.
«Ну, правильно, на каблуках-то за каждым пациентом не набегаешься. И с чего я решил, что она в туфлях будет?»
Девушка, тем временем, достала из кармана халатика шприц, и, подойдя к системе, начала что-то вводить в капельницу.
«Хм, даже просить ничего не пришлось. Логично. Я, наверно, не первый у них такой красивый».
Тут молодой человек просто обомлел, сердце с силой
ударилось в грудь и замерло. Полумрак палаты не дал сразу рассмотреть
лицо медсестры, но сейчас его было четко видно. Темное каре, синие
глаза: это лицо Илья мог бы узнать из тысячи других. Это была она, та,
которой он собирался отправить письмо.
В сознании все поплыло, и, перед тем, как мир погас полностью, из темноты донеслась лишь одна фраза:
- Надо было просто оставить меня в покое.
***
Он проснулся в каком-то незнакомом месте, на котором
явно отпечатались слезы заброшенности и запустения. Маленькую комнату
почти полностью занимала огромная кровать со смятыми грязными
простынями. Всюду лежала пыль. По полу были разбросаны баночки из-под
косметики. На одной из стен кто-то оторвал кусок обоев и накарябал на
штукатурке только одно слово.
Привет…
P. s.: спасибо за кулачки.)
Странное: на компьютере рассказ не сохранился. При попытке открыть, выдает ошибку, а потом восстанавливает только первые два абзаца.
Ха, Коль, проверил почту: тебе тоже только огрызок достался.
Выцарапал с конкурсного движка. Рассказ под катом.
Лилит.
Привет...
Курсор замер в нерешительности. Даже, кажется,
моргать перестал. Но тут же опять начал пританцовывать, намекая, что
письмо должно состоять из чего-нибудь еще, кроме приветствия.
Илья откинулся в кресле, раздраженный такой
назойливостью. Заложил руки за голову и, отвернувшись от монитора,
уставился в окно.
А за окном безобразничал декабрь. Вместо того, чтобы
разбавить вечерние сумерки устоявшимся снежным покровом, он лишь сгущал
краски. Столбик термометра упорно не желал сдавать позиции, заняв
оборону около отметки в ноль градусов. По-этому радостный день окончания
рабочей недели был омрачен падающей с неба водной пылью, которая
умудрялась забираться даже под шарф и в рукава. На дороге, в бесконечной
пробке, недовольно гудели автомобили: им тоже надоело стоять
облепленными грязью и мокрым снегом.
- Эй, ты все еще здесь, что ли?
Веселая Лехина морда появилась в дверном проеме.
- Давай, заканчивай. Все уже наверху давно.
- Да, засиделся что-то, - Илья улыбнулся. - Сейчас, заканчиваю и поднимаюсь.
Хотелось, все-таки, написать еще что-нибудь, кроме
куцего «привет». Его весь день преследовало ощущение, что сегодня ему
точно есть, что сказать. Слова роились в голове, складывались во фразы и
предложения, мешая работать. Но радостное предвкушение было
бесцеремонно прервано напоминанием о дне рождения фирмы. А какой день
рождения без корпоратива? Так что о паре часов тишины в конце дня можно
было забыть.
- Ну уж нет. Вырубай все к чертям, и пошли. Шеф пригрозил квартальной премии лишить, если я без тебя вернусь.
«Да ну ее, - подумал Илья. - И письмо это туда же. Дома допишу».
И решительно вырубил все к чертям.
***
Она проснулась в каком-то дешевом отеле. И это было
не то чтобы воспоминание о завершении вчерашнего дня, а, скорее,
ощущение. Однако, обстановка говорила об обратном. Постельное белье,
даже после проведенной на нем ночи, пахло свежестью. Рядом с кроватью,
которая, к слову сказать, была просто огромной, обнаружился туалетный
столик, заваленный всяческой косметикой. А богатые шторы чутко хранили
приятный полумрак, несмотря на яркое утреннее солнце, норовившее
заглянуть в номер. Ванная же комната, напротив, оказалась светлой, и
просто сияла чистотой.
Решив воспользоваться подарком судьбы, девушка
приняла душ и, присев за столик, начала неспешно приводить себя в
порядок. Грех было отказывать себе в таком удовольствии. И через
какое-то время из зеркала на мир смотрело голубоглазое чудо, хлопающее
пушистыми ресницами, внимательно изучая свою прическу. Но черные волосы
до плеч аккуратно лежали прядка к прядке, не давая поводов придраться.
В платяном шкафу тихо дожидались своей очереди
коротенькое платье и легкое пальто цвета кофе со сливками. И тут же на
полочке - аккуратная сумочка в тон.
Рассудив, что такое приятное утро должно иметь не
менее приятное продолжение, девушка быстро оделась, схватила сумочку и,
чуть ли не вприпрыжку, покинула номер. На выходе из отеля приветливо
улыбающийся дедушка-портье распахнул перед ней двери на тихую улочку.
Брусчатка будто сама бросалась под ноги, так легко шагалось. А двух-
трехэтажные дома, казалось, так плотно прижались друг к другу из-за
того, что уступают дорогу.
Ближайший перекресток порадовал кофейней, от которой
исходили восхитительные ароматы ванили и свежей выпечки. Через
маленькие окошки внутрь лился яркий солнечный свет, что нисколько не
умаляло уюта, но создавало неповторимую утреннюю атмосферу.
Девушка расположилась у окна и, заказав любимый
латте, наблюдала за танцем пылинок. Спокойная обстановка волей-неволей
подталкивала к размышлениям о насущном. В первую очередь стоило начать с
самоопределения или понять, где же она все-таки находится. Беглый
осмотр закромов памяти не дал существенных результатов. В голове
крутились какие-то бессвязные образы, но они были настолько разрозненны,
что сложить их в единую картину не представлялось возможным. Тогда она
начала вызывать в памяти различные ситуации, в надежде собрать хоть
элементарные данные.
Кажется, в последний раз ее называли Лилит. На
настоящее имя не тянет, конечно, но, для начала, сойдет. Однако,
сотрудники отеля вряд ли могли удовлетвориться такими скудными данными. В
голове услужливо всплыло изображение какого-то документа или книги с
чьей-то подписью. Это могло быть зацепкой. С официанта тут же были
стребованы письменные принадлежности, и рука непринужденно воспроизвела
стоящее перед глазами изображение. С одной стороны это вселяло надежду,
но с другой - эта милая закорючка не говорила абсолютно ни о чем.
Ладно, пока оставим, может, потом еще что-то
вспомнится. Теперь надо было определиться со своим местоположением. Как
назло, ни бармена, ни официанта в зале не оказалось. Ничего, попробуем
обойтись собственными силами, да и без расчета ее отсюда не отпустят.
Судя по мощеным тротуарам и старинным домам, можно было предположить,
что это какой-нибудь европейский городок. Но окружающие надписи были
сделаны на русском, да меню еще дублировалось на английском. А
встреченные люди вообще умудрились обойтись без слов. В общем,
окружающий мир не стремился помогать в разрешении загадки.
И тут организм, видимо среагировав на чувство
недовольства и легкого раздражения, вывалил целую гору ассоциативных
воспоминаний и эмоций.
***
С корпоратива удалось свалить пораньше, но
доброхоты-таки умудрились влить и штрафную, и посошок, и за процветание,
и много еще за что. Напиться, конечно, не случилось, но свинца в голове
и ногах добавилось изрядно. Стараясь поглубже залезть в ворот пальто,
Илья лениво месил невнятную кашу лакированными туфлями. Лужи вальяжно
растекались поперек всего тротуара, и, несмотря на добросовестно
работающие фонари, оставить ноги сухими не получалось. Через противную
водяную взвесь едва проглядывали очертания унылых зданий на следующем
перекрестке. Туманная картинка рождала туманные мысли.
Сегодня он непременно хотел дописать письмо. Ради этого, собственно, и ушел так рано.
Уже давно в голове крутился образ: невысокая
девушка, большие голубые глаза, темное каре. Откуда он появился, в
памяти не отпечаталось. Обычно подобные явления сопровождались
написанием рассказика или, на худой конец, клятвенным обещанием в блоге
как-то творчески воплотить идею. Но в этот раз мозаика не складывалась.
Никакой сколь-нибудь внятный сюжет не соглашался принимать к себе
героиню. Попытки запечатлеть таинственную гостью в рисунке тоже
заканчивались прискорбно. Результаты художествований ограничивались
грубыми очертаниями, к которым никак не удавалось примостить лицо,
потому что оно тут же улетучивалось из памяти.
Тогда Илья начал бомбардировать запросами интернет:
ну не мог такой назойливый образ родиться в воображении, наверняка, он
где-то встречался раньше. И поиски довольно быстро принесли результаты.
Обнаружилось аж две кандидатуры на роль его мучительницы. Одна оказалась
забугорной актрисой, имя которой он даже толком не запомнил, вроде,
Кристина. Вторая же, вообще, оказалась персонажем какого-то японского
мультфильма. Однако на ситуацию это никак не повлияло.
И вот ему вспомнилась идея одного из кухонных
разговоров, до краев наполненного доморощенной психологией. Илья решил
написать письмо своей невидимой спутнице. Возможно, стоило попросить
прощения за грубое вторжение в личную жизнь: все-таки выдуманные им
сюжеты иногда доходили до абсурда. Или, наоборот, в жесткой форме
потребовать прекращения этого безобразия, пригрозив обратиться в
надлежащие органы с обвинением в преследовании. В общем - бред
полнейший. Он не знал чего такого можно сказать своей навязчивой идее,
но решение было принято.
Погруженный в подобные размышления, Илья, наконец,
добрался до остановки и, усевшись в полупустую маршрутку, задремал,
отягощенный коктейлем из корпоративного алкоголя.
***
Воспоминания навалились целым ворохом цветастых
картинок, запахов, ощущений и обрывков разговоров. Создавалось
впечатление, что это десятки ярчайших событий из жизней десятков людей.
Вот перед глазами проплывают моменты фотосессии для
какого-то модного журнала. Она видит себя глазами оператора и заставляет
принимать абсолютно немыслимые позы. На обложке это будет смотреться
очень естественно и соблазнительно, но пару часов таких пыток заставляют
взвыть все мышцы, даже те, о существовании которых она не подозревала.
Однако мучения были не напрасны. Под ногами красная ковровая дорожка,
которая так хорошо сочетается с дефилирующими по ней звездами. Правда,
шпильки туфель утопают в ворсе, лишая и без того ненадежной опоры. Но
это уже не имеет значения, потому что десятки, нет, сотни фото и
видеокамер испытующе глядят на тебя объективами, стараясь отыскать
мельчайшие недостатки и оплошности. Им нельзя давать шанса, ведь дальше,
за плотными рядами журналистов, твоего выхода ждут толпы восторженных
поклонников, которые не простят тебе несовершенства.
Дальше - тусовки, клубы. Небольшая сцена в
задымленном помещении, на которой она исполняет песню под, весьма,
драйвовую аранжировку. После концерта вечер продолжается: небольшая
шумная компания неформалов готова угостить чем угодно, лишь бы услышать
все те же песни под акустическую гитару на кухне одного из парней.
Алкоголь, легкие наркотики, секс, шумное веселье, разговор с полицией,
которую вызвали недовольные соседи.
Картинки несутся дальше все быстрее и быстрее,
фотосессии становятся все откровеннее, в воспоминания все чаще начинают
примешиваться неприятные моменты. Она со скандалом выбегает из какой-то
студии, называя фотографа извращенцем и обвиняя в домогательстве.
Репутация подорвана, карьера катится под откос. Чтобы получить хоть
какую-то роль, приходится переспать с мерзким продюсером, но ситуацию
это не улучшает.
И апогей.
Темный проулок, холодный сырой ветер развевает полы
порванного пальто, лицо горит от удара. Челюсть не двигается, при каждом
повороте головы в шее что-то щелкает, отзываясь болью вдоль всего
позвоночника. Из-за угла, с проклятьями и угрозами, появляются несколько
мужчин. Надо бежать, но подкашиваются ноги, и получается только ползти,
обрывая ногти о потрескавшийся асфальт.
Выстрел.
***
Проснувшись, Илья протер запотевшее окно маршрутки и
с недоумением воззрился на проносящиеся мимо кусты и редкие деревца, за
которыми угадывались бескрайние темные поля. Рядом с его домом таких
просторов, явно, быть не могло, и посещение окраин города в планы на
вечер не входило. Он повернулся к соседке и поинтересовался, как
называется следующая остановка. Женщина поморщилась, видимо, от
перегара, но все же ответила:
- НИИ Лесхоз.
- Вот, блин! Извините, спасибо, - он пересел поближе к водителю. - На остановке притормозите, пожалуйста.
Молодой человек вышел из маршрутки и, захлопывая дверцу, внимательно присмотрелся к заляпанной грязью табличке с маршрутом.
«Класс: вместо двадцать пятого залез в сорок пятый, - достойное продолжение дурацкого вечера».
Погода совсем испортилась, хотя, казалось бы, куда
уж еще-то. Ветер усилился, насквозь продувая осеннее пальто, а мелкая
водяная пыль превратилась в настоящий дождь. Кое-как прикурив
потрескивающую от сырости сигарету, Илья перешел на другую сторону
дороги и быстрым шагом направился в сторону города. Стоять и ждать
машину или идти медленнее было просто невозможно: тут же начинало трясти
от холода.
По скромным подсчетам, до дома идти было километров
восемь-десять, а стрелка на часах подбиралась к одиннадцати часам. О
том, чтобы доехать до места на общественном транспорте, можно было
забыть. Летом, конечно, можно было бы и пешком дойти, но сейчас погода
не особо располагала к прогулкам на свежем воздухе. Сейчас хотелось
побыстрее попасть в тепло и попить чаю с медом.
Дорога, как назло, была абсолютно пустой, и
оставалось только поплотнее укутаться в пальто и шагать дальше, крепко
сжимая зубы, чтоб не стучали. Наконец, сзади послышался звук
приближающегося автомобиля. Илья, экономя тепло, не стал останавливаться
или оборачиваться, а просто поднял руку: если кто-то в такую собачью
погоду и захочет его подбросить, то и так притормозит. Одолеваемый
мрачными мыслями, он даже не сразу сообразил, что автомобиль
действительно остановился позади, на обочине. Обернувшись, он уперся
лбом во что-то твердое и холодное. Из-за слепящего света фар, разглядеть
можно было только силуэт невысокой девушки, стоящей примерно в метре от
него. И силуэт этот был подозрительно знакомым. В голову начали
закрадываться абсолютно фантастические мысли и предположения, но,
внезапно, раздался холодный металлический щелчок. Глаза молодого
человека расширились, потому что всю фантастику из головы моментально
вымела одна догадка: то холодное и твердое, что упиралось ему в лоб,
было огромным револьвером, и держала его эта маленькая девушка.
Илья дернулся вправо, а воображение, тем временем,
уже рисовало картины, как затылок разлетается кровавыми ошметками во все
стороны. Тут он услышал выстрел, почувствовал удар, и свет фар,
немилосердно бивший в глаза, перестал его беспокоить.
***
Выныривать из воспоминаний было трудно и болезненно,
как из холодного омута. Руки и ноги сводило судорогой, ее всю трясло. В
кофейне стало сумрачно и неуютно. Из окошка, в которое раньше било
солнце, теперь лился слабый серый свет. В углу сидел неопрятный толстый
мужик в видавшем виды пиджаке. Дешевая сигара, которую он курил,
наполняла все помещение едким дымом, от которого в горле начинало
першить.
Девушка оглянулась в поисках обслуживающего
персонала, но в зале никого не было. Тогда она решила просто оставить
деньги на столике: хотелось побыстрее уйти отсюда. Но кошелька не было
ни в сумочке, ни в пальто. Схватив свои вещи, Лилит выбежала из кофейни и
направилась в сторону отеля.
Что-то во всем этом было неправильно, что-то пошло
не так. Дома, утром теснившиеся, чтобы уступить дорогу, теперь нависали
темными громадами, сбившись в плотную кучу; и в этой тесноте, как будто,
нечем было дышать. Неровная брусчатка щерилась выбоинами, в которых
скапливалась черная вода. Улыбчивого портье около отеля не было, а
створка двери болталась на одной петле. В холле тоже никого не
обнаружилось, только на стойке управляющего лежал раскрытый журнал
постояльцев, на пожелтевшей странице которого виднелась знакомая
подпись, милая закорючка. Но имени прочитать так и не удалось: чернила
расплылись в каком-то масляном пятне.
Чувство тревоги нарастало, как будто скоро должно
было что-то произойти, и к этому событию надо было обязательно успеть.
Только, вот, успеть к чему или что сделать?
Она поднялась в номер, плачевное зрелище: гардина
покосилась под тяжестью штор; кусок обоев отошел от стены, и из-под них
выглядывала какая-то надпись, нацарапанная на штукатурке; зеркало на
туалетном столике рассекали трещины. В ванной тоже царила полная
разруха: повсюду валялся разбитый кафель, из крана капала ржавая вода,
все почернело от грязи.
Лилит вернулась в комнату и задумалась, зачем же она
сюда возвращалась? Вещей у нее тут не было. Может, это просто
единственное знакомое место в городе, и ей просто больше некуда было
вернуться? Взгляд снова зацепился за кусок исцарапанной штукатурки.
Пришлось оторвать обои еще больше, чтобы прочитать то, что там было
написано. Девушка уставилась на стену, как на мессию, явившего чудо,
потом развернулась и вышла из номера.
В холле, за стойкой менеджера, появилась скрюченная
старуха, взирающая на мир бесцветными рыбьими глазами. Лилит не обратила
на нее внимания: она все вспомнила, надо было спешить.
***
Перед глазами проплывали яркие пятна, которые
постепенно превращались в лампы дневного света. Откуда-то издалека
доносились незнакомые голоса, наперебой рассказывающие друг другу
подробности ДТП с участием пьяного придурка, бросившегося под колеса
автомобиля. Постепенно пришло понимание того, что окружающая атмосфера,
вполне, соответствует больничной.
«Точно! Это же я тот пьяный придурок! Алкоголь,
воспаленное воображение и капот автомобиля. И сейчас меня везут на
каталке по больничным коридорам. Все просто. А, главное, никаких
нимфеток с огромными пушками!»
Илья готов был запрыгать от радости. И хотел было
уже поделиться своим счастьем с везущими его санитарами, но,
шевельнувшись, сразу потерял сознание от накатившей боли и
головокружения.
В следующий раз он очнулся уже в больничной палате.
Комната едва-едва освещалась тусклым ночником, висящем на стене, но
этого хватало, чтобы оценить масштабы бедствия. Рука и нога были в
гипсе, а грудь туго перетянута бинтами, так, что едва удавалось дышать.
Вот вам и корпоратив, погуляли.
Постепенно начинала подступать боль. Илья нашарил здоровой рукой кнопку вызова медсестры и, для верности, нажал несколько раз.
«Надо попросить обезболивающего или чего-нибудь, чтобы вырубило меня. А то я тут скоро волком выть буду».
Он долго вслушивался в тишину, ожидая услышать
приближающийся по коридору стук каблуков, но ничего не происходило.
Наконец, около двери послышались тихие шаги, и в палату вошла медсестра.
В неясном свете ночника, все-таки, было видно, что на ногах у нее
мягкие балетки.
«Ну, правильно, на каблуках-то за каждым пациентом не набегаешься. И с чего я решил, что она в туфлях будет?»
Девушка, тем временем, достала из кармана халатика шприц, и, подойдя к системе, начала что-то вводить в капельницу.
«Хм, даже просить ничего не пришлось. Логично. Я, наверно, не первый у них такой красивый».
Тут молодой человек просто обомлел, сердце с силой
ударилось в грудь и замерло. Полумрак палаты не дал сразу рассмотреть
лицо медсестры, но сейчас его было четко видно. Темное каре, синие
глаза: это лицо Илья мог бы узнать из тысячи других. Это была она, та,
которой он собирался отправить письмо.
В сознании все поплыло, и, перед тем, как мир погас полностью, из темноты донеслась лишь одна фраза:
- Надо было просто оставить меня в покое.
***
Он проснулся в каком-то незнакомом месте, на котором
явно отпечатались слезы заброшенности и запустения. Маленькую комнату
почти полностью занимала огромная кровать со смятыми грязными
простынями. Всюду лежала пыль. По полу были разбросаны баночки из-под
косметики. На одной из стен кто-то оторвал кусок обоев и накарябал на
штукатурке только одно слово.
Привет…
P. s.: спасибо за кулачки.)