Экономическое развитие РИ перед 1917 годом (часть 2)
Продолжение второй главы из монографии Роберта Аллена:
Был ли экономический рост модернизационным?
Наиболее убедительным свидетельством того, что Россия вступила на путь модернизационного развития экономики является увеличение национального дохода, росшего в период с 1885 по 1913 годы на 3% ежегодно (Грегори 1982, стр. 56-57, вариант 2). Показатели роста были весьма велики в том числе и по всемирным стандартам, соответствуя в пересчете на душу населения показателям Западной Европы и Северной Америки. Так же для России были характерны и другие черты активно развивающихся стран, например растущий уровень инвестиций.
Однако, картина российского экономического успеха окажется далеко не столь оптимистичной если мы проанализируем структурные изменения в экономики. В 1913 году порядка трех четвертей населения составляло крестьянство, что немногим отличалось от показателей 1861 года. Соответственно, процент населения проживавший в городах с населением более 5 тысяч человек увеличился с 6% в 1800 году, до 7% в 1850 году и 14% в 1913 году (Бэрох 1988, стр. 221, 290). То есть демографическая статистика отнюдь не свидетельствует о серьезных структурных изменениях.
Таблица 2.1
Структура Российской экономики в 1885 и 1913 годах
(в ценах и пересчете к 1913 году)
Если разнести общий ВВП по секторам, то мы увидим весьма похожую картину (см. таблицу 2.1). Сельское хозяйство составлявшее 59% экономики в 1885 году, все еще составляло 51% в 1913 году. В то-же время доля промышленности увеличилась с 6.6% до 14.9% - вполне коррелируя с ростом урбанизации. Россия несомненно продвигалась по пути экономической и социальной модернизации, но продвигалась весьма неспешно.
Таблица 2.2
Рост Российской экономики по секторам с 1885 по 1913 годы
Фундаментальная роль сельского хозяйства еще более очевидна в таблице 2.2, демонстрирующей как уровень роста различных секторов, так и их общий вклад в формирование ВВП. Сельскохозяйственное производство удвоилось и это дает 45% рост экономики за данный период. Коль скоро именно зерно являлось основным грузом для железных дорог и коль скоро хлебная торговля была доминирующей частью всего торгового сектора, то вполне можно констатировать то, что на сельское хозяйство приходится заметно более половины всего экономического роста. Легкая промышленность и ремесла вносили пятую часть в рост ВВП, большей частью за счет хлопко-перерабатывающего текстильного производства. И наконец тяжелая промышленность и строительство - потреблявшие большую часть инвестиций, так-же вносили пятую часть в общий экономический рост. Большая значимость тяжелой промышленности по сравнению с легкой - является аргументом в пользу позиции Гершенкрона.
Однако Грегори использовал эти данные в качестве аргумента против пессимистического взгляда Гершенкрона на уровень роста российского сельского хозяйства. Аргумент Грегори вполне состоятелен, однако его значимость идет гораздо дальше тех рамок в которых его использовал Грегори - ставя под сомнение его собственные выводы о уровне развития экономики России. Согласно его интерпретации - Россия уже поднималась на скоростном лифте призванном вывести страну на высокий уровень массового потребления. Однако, действительные показатели России блестящими небыли. Их можно интерпретировать как взрывной рост одной сырьевой отрасли сопровождавшийся известным, тарифно-зависимым ростом тяжелой промышленности.
Сельскохозяйственное развитие.
Центральной проблемой для интерпретации роста имперской экономики является проблема связи экономического роста вообще и роста сельскохозяйственного сектора в частности. Рост сельского хозяйства был вызван тремя характерными для конц 19-го века факторами - интеграцией России и ее рынка в мировую экономику, бурным строительством железных дорог (что в свою очередь является частью интеграции во всемирный рынок) и некоторыми улучшениями технологии производства (вероятно тоже следствием рыночной интеграции).
В конце 19-го века всемирная экономика и мировой рынок достигли очень высокой степени развития. Затраты на океанские перевозки стремительно сократились после вытеснения пароходами парусных судов. Произошло выравнивание цен между различными зерно-экспортирующими центрами, такими как Буэнос Айрес, Чикаго или Одесса. При этом цены падали в зерно-потребляющей Европе и после 1896 года росли в зерно-экспортирующих окраинах. В это же время железнодорожное строительство сокращало затраты на подвоз зерна из центральных районов к побережью. В итоге происходил дальнейший рост внутренних зерновых цен, что еще больше связывало зерно-производителей с мировым рынком (Метцер 1974). Подобные выводы подтверждаются и наблюдениями чиновника императорского министерства финансов сделанными в 1903 году: «На рынке города Николаева мне довелось быть свидетелем ситуаций ранее совершенно не мыслимых. Приезжавшие с зерном на рынок крестьяне в первую очередь интересовались последними телеграммами с изменением цен на зерно в Америке. И что еще более удивительно, дак это то, что они умели конвертировать количество центов за бушель в копейки за пуд...» (цитируется по Метцер 1974, стр. 549).
Рост цен на сельскохозяйственную продукцию приводил к существенному улучшению условий развития аграрного рынка. Схема 2.1. демонстрирует отношение между общими ценами на сельхоз продукцию и ценами на продукцию промышленности [1] Оно выросло на 35% со средины 1890-х годов, когда зерновые цены были минимальными и 1913 годом.
Рост цен, как свидетельствует схема 2.2., приводил к росту производства сельхоз продукции. Обрабатываемые земли расширялись за счет степей южной России и территории Западной Сибири. Дешевизна перевозки приводила к росту специализации регионов, коль скоро наиболее целесообразно было фокусировать производство на культурах наиболее урожайных для каждой конкретной местности (Метцер 1974). Рост цен на пшеницу (в сочетании с ранее построенной Канадской Тихоокеанской железной дорогой) привел к «пшеничному буму» и ускоренному заселению Канадских прерий. Железнодорожное строительство и рост цен на пшеницу привел к аналогичным последствиям для российской степной полосы.
Эффект роста цен был усилен ростом производительности сельского хозяйства, то есть рост производства опережал объем вложений. Со средины 1880-х годов и до времени Первой Мировой Войны, производство сельскохозяйственной продукции увеличивалось на 2.8% в год. Примерно за этот же временной отрезок объем обрабатываемой земли увеличивался ежегодно на 1.3%, количество занятых в сельскохозяйственном производстве увеличивалось на 1.4%, а объемы капитала в сельском хозяйстве росли на 2.3% [2] Затраты на сельское хозяйство росли на 2% ежегодно, что показывает рост ежегодный производительности 0.8%.
Достаточно существенный рост производительности сельского хозяйства заставляет серьезно рассмотреть точку зрения - разделявшуюся как либеральными, так и марксистскими исследователями, согласно которой Российское сельское хозяйство вполне успешно продвигалось по пути своей интенсификации, по модернизационному пути (Кингстон-Манн и Микстер 1991; Керанс 2000). Критика крестьянской общины предполагала критическое отношение к ее системе ведения хозяйства. Как и на Западе, обрабатываемые земли вокруг русской деревни делились на три огромных поля, что позволяло организовывать севооборот. Одно поле засевалось пшеницей или рожью, второе - овсом или ячменем, а третье - оставалось под пар. Распределение полей менялось ежегодно. Каждое хозяйство обрабатывало определенную полосу - на которые в равной пропорции были разбиты поля, последнее являлось эффективной защитой от капризов русской природы. Имелись так же и луговые участки на которых выпасался общинный скот и которые служили источником сена на зиму. Весь цикл сельскохозяйственных работ регулировался крестьянской общиной. Исследователи Западно-Европейской истории как правило негативно относились к трехпольной системе считая ее сдерживающим фактором на пути интенсификации сельского хозяйства (Аллен 1992). Одной из целей Столыпинской реформы как раз и являлась замена открытой трехпольной системой - замкнутой фермерской, считавшейся более эффективной.
Хотя система закрытого севооборота была широко распространена по всей Западной Европе, русская крестьянская община не могла ее реализовать, коль скоро являясь владельцем практически всей земли она была вынуждена нести дополнительную социальную и экономическую ответственность. Лишь в Прибалтике, на Украине и Сибири значительная часть земли находилась в частной собственности у крестьян. Община обладала правом перераспределять землю межу своими членами и подобная практика была весьма распространена (Аткинсон 1983, стр. 74-75; Шанин 1986, стр. 76; Хох 1989). Для либералов подобная практика была символом контрпродуктивности и искусственного ограничения права частной собственности сдерживающего экономический рост - ограничивая возможность применения удобрений для повышения урожайности почв, использования сельскохозяйственных машин и т. д. Хотя Маркс предполагал то, что общинная организация может трансформироваться в социалистическую - большевики критиковали ее как пережиток феодализма посредством которого формирующаяся сельская буржуазия эксплоатаровала безземельных крестьян. Ни либералы, ни марксисты не ожидали какого бы то нибыло роста продуктивности в рамках доминирующего общинного землевладения - соответственно, сам факт подобного роста серьезно подрывает состоятельность аргументации этих экономических школ.
Увеличивающийся сбор хлебов свидетельствовал о безусловном росте продуктивности сельского хозяйства, однако анализ этой продуктивности наталкивается на целый ряд трудностей. Как правило производительность сельского хозяйства России сравнивают с Западно Европейскими странами. Подобные сравнения оказываются далеко не в пользу России. К примеру, в 1910 году сбор хлебов в России составлял 700 кг. с гектара [3], в то время как в Англии он составлял 2 тонны [4]. Однако, исходя из существенной климатической и почвенной разницы в условиях России и Западной Европы - подобные сравнения крайне малопродуктивны. Наиболее целесообразно сравнивать продуктивность русского сельского хозяйства с продуктивность канадских прерий и северных равнин США. В этих регионах климат континентальный - с холодными зимами, жарким летом и низкой влажностью. Более подробно сравнение продуктивности СССР и Северной Америки будет проводится в Главе 4, но некоторые заключения можно привести уже тут. На первый взгляд Россия демонстрирует весьма неплохие результаты - урожайность хлебов существенно увеличилась, в 1880-е годы она составляла 400 кг с гектара, достигнув 700 кг с гектара к началу мировой войны. Однако, значимость Российских успехов становится крайне сомнительно при сравнении с Северной Америкой. К примеру, в Северной Дакоте, сбор хлебов был существенно выше - достигая одной тонны на гектар в 1880-е годы и упав до 700 кг к 1913 году. Существует два объяснения высоких показателей сбора в 1880-е годы - прежде всего это то, что культивация началась на целинных, исключительно плодородных землях и во-вторых, климатические условия, прежде всего количество выпадавших осадков было очень велико в 1880-е годы, а это крайне важно для данного региона. К 1920-м годам почвы истощились и количество осадков уменьшилось.
Почему же урожайность в России в 1880-е годы была настолько низка? Прежде всего следует отметить то, что показатели урожайности вполне коррелируют с данными за предыдущие десятилетия (Кахан 1985, стр. 49-50), и значит следует исключить версию о возможной статистической ошибке или же о неблагоприятных климатических условиях. Удивительно то, что освоение степной полосы не привело к увеличению урожайности, но в любом случае большая часть зерна все-еще производилась в центральной России (наиболее подходящей для вызревания ржи) и ее показатели должны являться наиболее характерными. Очевидна крайне низкая производительность труда крестьян в 1880-е годы - но она безусловно приблизилась к показателям Северной Дакоты ко времени мировой войны. Исходя из этого мы можно констатировать то, что сельское хозяйство в России развивалось успешно, но повышение производительности началось с удивительно низкого уровня и в результате отнюдь не смогло достичь сколько-нибудь выдающихся результатов. Увеличение производительности было связанно как с изменениями в региональной дистрибуции сельскохозяйственной продукции, так и с интеграцией в мировую экономическую систему.
третья часть...
Был ли экономический рост модернизационным?
Наиболее убедительным свидетельством того, что Россия вступила на путь модернизационного развития экономики является увеличение национального дохода, росшего в период с 1885 по 1913 годы на 3% ежегодно (Грегори 1982, стр. 56-57, вариант 2). Показатели роста были весьма велики в том числе и по всемирным стандартам, соответствуя в пересчете на душу населения показателям Западной Европы и Северной Америки. Так же для России были характерны и другие черты активно развивающихся стран, например растущий уровень инвестиций.
Однако, картина российского экономического успеха окажется далеко не столь оптимистичной если мы проанализируем структурные изменения в экономики. В 1913 году порядка трех четвертей населения составляло крестьянство, что немногим отличалось от показателей 1861 года. Соответственно, процент населения проживавший в городах с населением более 5 тысяч человек увеличился с 6% в 1800 году, до 7% в 1850 году и 14% в 1913 году (Бэрох 1988, стр. 221, 290). То есть демографическая статистика отнюдь не свидетельствует о серьезных структурных изменениях.
Таблица 2.1
Структура Российской экономики в 1885 и 1913 годах
(в ценах и пересчете к 1913 году)
Если разнести общий ВВП по секторам, то мы увидим весьма похожую картину (см. таблицу 2.1). Сельское хозяйство составлявшее 59% экономики в 1885 году, все еще составляло 51% в 1913 году. В то-же время доля промышленности увеличилась с 6.6% до 14.9% - вполне коррелируя с ростом урбанизации. Россия несомненно продвигалась по пути экономической и социальной модернизации, но продвигалась весьма неспешно.
Таблица 2.2
Рост Российской экономики по секторам с 1885 по 1913 годы
Фундаментальная роль сельского хозяйства еще более очевидна в таблице 2.2, демонстрирующей как уровень роста различных секторов, так и их общий вклад в формирование ВВП. Сельскохозяйственное производство удвоилось и это дает 45% рост экономики за данный период. Коль скоро именно зерно являлось основным грузом для железных дорог и коль скоро хлебная торговля была доминирующей частью всего торгового сектора, то вполне можно констатировать то, что на сельское хозяйство приходится заметно более половины всего экономического роста. Легкая промышленность и ремесла вносили пятую часть в рост ВВП, большей частью за счет хлопко-перерабатывающего текстильного производства. И наконец тяжелая промышленность и строительство - потреблявшие большую часть инвестиций, так-же вносили пятую часть в общий экономический рост. Большая значимость тяжелой промышленности по сравнению с легкой - является аргументом в пользу позиции Гершенкрона.
Однако Грегори использовал эти данные в качестве аргумента против пессимистического взгляда Гершенкрона на уровень роста российского сельского хозяйства. Аргумент Грегори вполне состоятелен, однако его значимость идет гораздо дальше тех рамок в которых его использовал Грегори - ставя под сомнение его собственные выводы о уровне развития экономики России. Согласно его интерпретации - Россия уже поднималась на скоростном лифте призванном вывести страну на высокий уровень массового потребления. Однако, действительные показатели России блестящими небыли. Их можно интерпретировать как взрывной рост одной сырьевой отрасли сопровождавшийся известным, тарифно-зависимым ростом тяжелой промышленности.
Сельскохозяйственное развитие.
Центральной проблемой для интерпретации роста имперской экономики является проблема связи экономического роста вообще и роста сельскохозяйственного сектора в частности. Рост сельского хозяйства был вызван тремя характерными для конц 19-го века факторами - интеграцией России и ее рынка в мировую экономику, бурным строительством железных дорог (что в свою очередь является частью интеграции во всемирный рынок) и некоторыми улучшениями технологии производства (вероятно тоже следствием рыночной интеграции).
В конце 19-го века всемирная экономика и мировой рынок достигли очень высокой степени развития. Затраты на океанские перевозки стремительно сократились после вытеснения пароходами парусных судов. Произошло выравнивание цен между различными зерно-экспортирующими центрами, такими как Буэнос Айрес, Чикаго или Одесса. При этом цены падали в зерно-потребляющей Европе и после 1896 года росли в зерно-экспортирующих окраинах. В это же время железнодорожное строительство сокращало затраты на подвоз зерна из центральных районов к побережью. В итоге происходил дальнейший рост внутренних зерновых цен, что еще больше связывало зерно-производителей с мировым рынком (Метцер 1974). Подобные выводы подтверждаются и наблюдениями чиновника императорского министерства финансов сделанными в 1903 году: «На рынке города Николаева мне довелось быть свидетелем ситуаций ранее совершенно не мыслимых. Приезжавшие с зерном на рынок крестьяне в первую очередь интересовались последними телеграммами с изменением цен на зерно в Америке. И что еще более удивительно, дак это то, что они умели конвертировать количество центов за бушель в копейки за пуд...» (цитируется по Метцер 1974, стр. 549).
Рост цен на сельскохозяйственную продукцию приводил к существенному улучшению условий развития аграрного рынка. Схема 2.1. демонстрирует отношение между общими ценами на сельхоз продукцию и ценами на продукцию промышленности [1] Оно выросло на 35% со средины 1890-х годов, когда зерновые цены были минимальными и 1913 годом.
Рост цен, как свидетельствует схема 2.2., приводил к росту производства сельхоз продукции. Обрабатываемые земли расширялись за счет степей южной России и территории Западной Сибири. Дешевизна перевозки приводила к росту специализации регионов, коль скоро наиболее целесообразно было фокусировать производство на культурах наиболее урожайных для каждой конкретной местности (Метцер 1974). Рост цен на пшеницу (в сочетании с ранее построенной Канадской Тихоокеанской железной дорогой) привел к «пшеничному буму» и ускоренному заселению Канадских прерий. Железнодорожное строительство и рост цен на пшеницу привел к аналогичным последствиям для российской степной полосы.
Эффект роста цен был усилен ростом производительности сельского хозяйства, то есть рост производства опережал объем вложений. Со средины 1880-х годов и до времени Первой Мировой Войны, производство сельскохозяйственной продукции увеличивалось на 2.8% в год. Примерно за этот же временной отрезок объем обрабатываемой земли увеличивался ежегодно на 1.3%, количество занятых в сельскохозяйственном производстве увеличивалось на 1.4%, а объемы капитала в сельском хозяйстве росли на 2.3% [2] Затраты на сельское хозяйство росли на 2% ежегодно, что показывает рост ежегодный производительности 0.8%.
Достаточно существенный рост производительности сельского хозяйства заставляет серьезно рассмотреть точку зрения - разделявшуюся как либеральными, так и марксистскими исследователями, согласно которой Российское сельское хозяйство вполне успешно продвигалось по пути своей интенсификации, по модернизационному пути (Кингстон-Манн и Микстер 1991; Керанс 2000). Критика крестьянской общины предполагала критическое отношение к ее системе ведения хозяйства. Как и на Западе, обрабатываемые земли вокруг русской деревни делились на три огромных поля, что позволяло организовывать севооборот. Одно поле засевалось пшеницей или рожью, второе - овсом или ячменем, а третье - оставалось под пар. Распределение полей менялось ежегодно. Каждое хозяйство обрабатывало определенную полосу - на которые в равной пропорции были разбиты поля, последнее являлось эффективной защитой от капризов русской природы. Имелись так же и луговые участки на которых выпасался общинный скот и которые служили источником сена на зиму. Весь цикл сельскохозяйственных работ регулировался крестьянской общиной. Исследователи Западно-Европейской истории как правило негативно относились к трехпольной системе считая ее сдерживающим фактором на пути интенсификации сельского хозяйства (Аллен 1992). Одной из целей Столыпинской реформы как раз и являлась замена открытой трехпольной системой - замкнутой фермерской, считавшейся более эффективной.
Хотя система закрытого севооборота была широко распространена по всей Западной Европе, русская крестьянская община не могла ее реализовать, коль скоро являясь владельцем практически всей земли она была вынуждена нести дополнительную социальную и экономическую ответственность. Лишь в Прибалтике, на Украине и Сибири значительная часть земли находилась в частной собственности у крестьян. Община обладала правом перераспределять землю межу своими членами и подобная практика была весьма распространена (Аткинсон 1983, стр. 74-75; Шанин 1986, стр. 76; Хох 1989). Для либералов подобная практика была символом контрпродуктивности и искусственного ограничения права частной собственности сдерживающего экономический рост - ограничивая возможность применения удобрений для повышения урожайности почв, использования сельскохозяйственных машин и т. д. Хотя Маркс предполагал то, что общинная организация может трансформироваться в социалистическую - большевики критиковали ее как пережиток феодализма посредством которого формирующаяся сельская буржуазия эксплоатаровала безземельных крестьян. Ни либералы, ни марксисты не ожидали какого бы то нибыло роста продуктивности в рамках доминирующего общинного землевладения - соответственно, сам факт подобного роста серьезно подрывает состоятельность аргументации этих экономических школ.
Увеличивающийся сбор хлебов свидетельствовал о безусловном росте продуктивности сельского хозяйства, однако анализ этой продуктивности наталкивается на целый ряд трудностей. Как правило производительность сельского хозяйства России сравнивают с Западно Европейскими странами. Подобные сравнения оказываются далеко не в пользу России. К примеру, в 1910 году сбор хлебов в России составлял 700 кг. с гектара [3], в то время как в Англии он составлял 2 тонны [4]. Однако, исходя из существенной климатической и почвенной разницы в условиях России и Западной Европы - подобные сравнения крайне малопродуктивны. Наиболее целесообразно сравнивать продуктивность русского сельского хозяйства с продуктивность канадских прерий и северных равнин США. В этих регионах климат континентальный - с холодными зимами, жарким летом и низкой влажностью. Более подробно сравнение продуктивности СССР и Северной Америки будет проводится в Главе 4, но некоторые заключения можно привести уже тут. На первый взгляд Россия демонстрирует весьма неплохие результаты - урожайность хлебов существенно увеличилась, в 1880-е годы она составляла 400 кг с гектара, достигнув 700 кг с гектара к началу мировой войны. Однако, значимость Российских успехов становится крайне сомнительно при сравнении с Северной Америкой. К примеру, в Северной Дакоте, сбор хлебов был существенно выше - достигая одной тонны на гектар в 1880-е годы и упав до 700 кг к 1913 году. Существует два объяснения высоких показателей сбора в 1880-е годы - прежде всего это то, что культивация началась на целинных, исключительно плодородных землях и во-вторых, климатические условия, прежде всего количество выпадавших осадков было очень велико в 1880-е годы, а это крайне важно для данного региона. К 1920-м годам почвы истощились и количество осадков уменьшилось.
Почему же урожайность в России в 1880-е годы была настолько низка? Прежде всего следует отметить то, что показатели урожайности вполне коррелируют с данными за предыдущие десятилетия (Кахан 1985, стр. 49-50), и значит следует исключить версию о возможной статистической ошибке или же о неблагоприятных климатических условиях. Удивительно то, что освоение степной полосы не привело к увеличению урожайности, но в любом случае большая часть зерна все-еще производилась в центральной России (наиболее подходящей для вызревания ржи) и ее показатели должны являться наиболее характерными. Очевидна крайне низкая производительность труда крестьян в 1880-е годы - но она безусловно приблизилась к показателям Северной Дакоты ко времени мировой войны. Исходя из этого мы можно констатировать то, что сельское хозяйство в России развивалось успешно, но повышение производительности началось с удивительно низкого уровня и в результате отнюдь не смогло достичь сколько-нибудь выдающихся результатов. Увеличение производительности было связанно как с изменениями в региональной дистрибуции сельскохозяйственной продукции, так и с интеграцией в мировую экономическую систему.
третья часть...