Перстень "Грозовой пик II"
Этот перстень - серебряная версия первого "Грозового пика"
Серебро, аметист.
Можно заказать, но точный повтор невозможен из-за вариаций с цветом и размером камня.
Человек стоял на вершине Сафед аль-Фуйия, Грозового пика. Месяцы долгого пути остались позади, и километры голодных дней остались позади, и несколько пар башмаков, разбитых о дороги и тропы, остались позади.
Впереди была беседа о любви и прощении. Так ему говорил бродяга, случайно встреченный у чайханы Хромого Дирама. Мол, спустится сияющая фигура, будет вопросы задавать, а потом как взмахнет крылом, да добавит дрыном!..
И сразу мир, тишь и благодать. И один динар в кармане - не кончается. Всегда есть.
Врал, небось. И насчет фигуры, и насчет крыла, а вот про дрын, глядишь, и правда.
Человек огляделся. Вперед и вниз уходила тропа, и назад и вниз уходила тропа, и не было на скалистой лысине горы ни деревца, ни кустика, ни травинки. Значит, хорошо, что он прихватил с собой вязанку дров, можно будет поесть горячего перед сном и заночевать в относительном тепле. Вот прям там, под небольшим скальным навесом.
Скоро заплясал огонь на ветках. Когда от шкворчащего мяса потянуло густым ароматом, сквозь дымок костра донеслось:
- Позволите отдохнуть у огня?
Путнику отказать в таком - и помыслить нельзя. Человек махнул рукой - садись, мол. Протянул шампур с прожаренной до хруста бараниной.
- Что Вас сюда привело? - голос гостя напоминал шум чайника на огне.
У костра, да под вкусное мясо, - что может быть лучше беседы? Гость слушал ответы, степенно кивал, а вокруг постепенно сгущались сумерки.
А человек говорил.
Про скуку говорил, что заела до колотья в груди. Про бедность говорил, что заставляет считать каждую серебряную монету. Про усталость говорил, от которой голова гудит. Про то, про это...
Гость хмыкал, время от времени подбрасывал новый вопрос, а баранина истекала нежным соком, и легчайшее вино из невесть откуда появившейся бутыли текло в кружки. Ровно горело пламя. и когда на дальних вершинах заиграло золото рассвета, гость поднялся.
- Я задал тебе все вопросы, и получил все ответы. Ты говорил искренне, и печали твои можно утолить. Проси, странник.
Человек оторопел на мгновение, а потом задумался.
- А ведь слыхал я, чего люди просят на этой вершине, - ответил он. - И думал - горести мои велики. Только пока мы тут говорили, я словно жизнь свою от пыли протер, и увидал: печали-то мои мелкие...
Вот и получается: чем просить богатства или веселья, лучше уж тогда ума или здоровья близким. Но вот ведь какая загогулина: ума у человека сколько есть, все от его собственной жизни. Здоровье - штука важная, но опять же: сами не подумают о нём, так и дарёное не поможет.
Работу другую? Сам отыщу.
Достатка? Да он, в общем, и так есть - не медяки же последние считаю. Да и ремесло моё полезное.
Радости? Внутри она у меня, выпущу - вот и будет мне радостно и хорошо.
Так что знаешь, - человек замолчал и вгляделся в сияющие льдом вершины.
- Я лучше пойду.
Серебро, аметист.
Можно заказать, но точный повтор невозможен из-за вариаций с цветом и размером камня.
Человек стоял на вершине Сафед аль-Фуйия, Грозового пика. Месяцы долгого пути остались позади, и километры голодных дней остались позади, и несколько пар башмаков, разбитых о дороги и тропы, остались позади.
Впереди была беседа о любви и прощении. Так ему говорил бродяга, случайно встреченный у чайханы Хромого Дирама. Мол, спустится сияющая фигура, будет вопросы задавать, а потом как взмахнет крылом, да добавит дрыном!..
И сразу мир, тишь и благодать. И один динар в кармане - не кончается. Всегда есть.
Врал, небось. И насчет фигуры, и насчет крыла, а вот про дрын, глядишь, и правда.
Человек огляделся. Вперед и вниз уходила тропа, и назад и вниз уходила тропа, и не было на скалистой лысине горы ни деревца, ни кустика, ни травинки. Значит, хорошо, что он прихватил с собой вязанку дров, можно будет поесть горячего перед сном и заночевать в относительном тепле. Вот прям там, под небольшим скальным навесом.
Скоро заплясал огонь на ветках. Когда от шкворчащего мяса потянуло густым ароматом, сквозь дымок костра донеслось:
- Позволите отдохнуть у огня?
Путнику отказать в таком - и помыслить нельзя. Человек махнул рукой - садись, мол. Протянул шампур с прожаренной до хруста бараниной.
- Что Вас сюда привело? - голос гостя напоминал шум чайника на огне.
У костра, да под вкусное мясо, - что может быть лучше беседы? Гость слушал ответы, степенно кивал, а вокруг постепенно сгущались сумерки.
А человек говорил.
Про скуку говорил, что заела до колотья в груди. Про бедность говорил, что заставляет считать каждую серебряную монету. Про усталость говорил, от которой голова гудит. Про то, про это...
Гость хмыкал, время от времени подбрасывал новый вопрос, а баранина истекала нежным соком, и легчайшее вино из невесть откуда появившейся бутыли текло в кружки. Ровно горело пламя. и когда на дальних вершинах заиграло золото рассвета, гость поднялся.
- Я задал тебе все вопросы, и получил все ответы. Ты говорил искренне, и печали твои можно утолить. Проси, странник.
Человек оторопел на мгновение, а потом задумался.
- А ведь слыхал я, чего люди просят на этой вершине, - ответил он. - И думал - горести мои велики. Только пока мы тут говорили, я словно жизнь свою от пыли протер, и увидал: печали-то мои мелкие...
Вот и получается: чем просить богатства или веселья, лучше уж тогда ума или здоровья близким. Но вот ведь какая загогулина: ума у человека сколько есть, все от его собственной жизни. Здоровье - штука важная, но опять же: сами не подумают о нём, так и дарёное не поможет.
Работу другую? Сам отыщу.
Достатка? Да он, в общем, и так есть - не медяки же последние считаю. Да и ремесло моё полезное.
Радости? Внутри она у меня, выпущу - вот и будет мне радостно и хорошо.
Так что знаешь, - человек замолчал и вгляделся в сияющие льдом вершины.
- Я лучше пойду.