Звезда по имени Хой
Пять лет назад вышел альбом группы «Сектор Газа» под названием «Восставший Из Ада». Продавался альбом очень хорошо. И это не удивительно - за несколько недель до его выхода в неполные 36 лет умер Юрий Клинских, известный всей стране как Юра Хой. Группе как раз исполнилось 13 лет, «Восставший Из Ада» был тринадцатым альбомом, песен в нем тоже было тринадцать… В общем, все сошлось на удивление удачно.
Я купил диск «Сектора Газа» случайно, года два назад. Диск содержал лучшие хиты, и вот что меня удивило - во многих песнях было про смерть. Даже если как будто про демобилизацию или про туман.
Всё пошло на сдвиг - наша жизнь как миг,
Коротка, как юбка у путан,
Нам всё нипочём, через левое плечо,
Плюнем и пойдём через туман:
Пусть мёртвый месяц еле освещает путь,
Пусть звёзды давят нам на грудь - не продохнуть,
Пусть воздух ядовит как ртуть,
И пусть не видно, где свернуть,
Но мы пройдём опасный путь через туман!
И это совершенно не вязалось с тем чуть потешным жлобом в кожаных штанах, который что-то жизнерадостно ревел про минет в единственном за всю карьеру телесюжете в программе «Пятьдесят на пятьдесят». Фифти-фифти.
Демобилизация
«Пусти меня, отдай меня, Воронеж! Уронишь ты меня иль проворонишь, ты выронишь меня или вернешь… Воронеж - блажь, Воронеж - ворон, нож!»
Осип Мандельштам
Воронеж сегодня - это миллионный город (вот-вот, я тоже удивился). В шестнадцатом веке - форпост России на юге. Затем из военной крепости превратился в центр торговли. К 1964 году - году рождения Юрия Клинских - был крупным промышленным центром. Таковым и остается. Столица Черноземья. Там гэкают. Народный поэт Кольцов и антинародный писатель Бунин - тоже из Воронежа. Кольцов, кстати, собирал народные песни, однако относился к ним скептически, считая, что они «похабщиной битком набиты. Стыдно сказать, как наш русский народ бранчлив».
Еще Воронеж широко известен как «город жлобов», даже легенда ходит, будто жлоб буквально есть коренной житель Воронежской губернии, «а это многое объясняет». Сами воронежцы зачастую и не отрицают, что город у них жлобский. Озлобленные, говорят, все. Автомобилисты пешеходам дорогу не уступают. Гаишники - просто звери, и морды у всех как на подбор квадратные.
Юрий Клинских звание жлоба нес с гордостью, «Сектор Газа» называл «панк-рок-жлоб-группой», внешность у него тоже была подходящая, да и гаишником поработать успел. Ну и тексты у группы были соответствующие. А про родной город Хой говорил так: «Я своего города не стыжусь, я в нем родился, в нем же и умру». Так и вышло. Хотя к июлю 2000-го года Хой жил уже фактически в Москве. На родину приехал по делам - снимать фильм на панк-оперу «Кащей Бессмертный». Утром с гражданской женой Олей поехал было на съемки, стало плохо - «кровь как будто кипит в венах, просто обжигает всего» - и почему-то решили они заехать к некоему знакомому на Левый берег, в частном секторе. Левый берег Воронежа - это все равно что Правый берег Красноярска (в Красноярске группа любила бывать, Красноярск значился первым в будущем гастрольном туре). Бывшие пролетарские районы, с течением времени чем дальше, тем больше превращающиеся в гетто. И вот ведь что удивительно. Ни в замечательной книге Владимира Тихомирова «Эпитафия рок-раздолбаю», где собраны воспоминания и свидетельства очень многих людей, ни где-либо в прессе об этом «знакомом» ничего не говорится. Известно только, что звали его Андрей. Появившуюся сразу же после смерти информацию «Хой скончался в наркопритоне» торопливо опровергли: мол, он уже давно не кололся, прошел полный курс лечения, с переливанием крови… Так что - это новая, чистая кровь кипела у него в венах?..
В доме Хоя положили на диван, Оля принялась звонить в «скорую», там вызов с Левого берега упорно не хотели принимать, она с пятой попытки настояла, Хой тем временем с ужасным стуком свалился с дивана… Умер на полу, с багровым лицом, как будто вся кровь хотела вырваться из него наружу.
Как любой поэт, неважно - плохой или хороший, Хой не раз предсказывал свою смерть:
«Часы пробили сорок раз, кукушка гаркнула в трубу. Мы колем вены каждый час, хоть это видел я в гробу. Меня игла пронзит прямо в сердце, меня придавит насмерть колесо, косяк мне жжет глаза, словно солнце, и красный мак сотрет меня в песок».
Все это рок-н-ролл
«Я не блядь, а крановщица!»
Иосиф Бродский
В 1997 году у Артемия Троицкого еще была передача «Кафе Обломов», куда он приглашал разных экзотических персонажей. Гостями Троицкого как-то оказались Надежда Бабкина и Юрий Хой, а темой программы - народная песня. Это в самом деле интересно, почему народными у нас считают те песни, которые поются в кокошниках по телевизору или со сцены какого-нибудь ДК и больше, кажется, нигде и не звучат. А песня Хоя «Пора домой», которую и до сих пор, кажется, поют дембеля, народной не считается… Песни Хоя, разумеется, никогда не пела «вся страна» (как и Высоцкого, не говоря уж об Окуджаве и прочих бардах - любим мы преувеличивать), но значительная часть - пела, цитировала, слушала. Иногда - стыдясь этого (сам Хой сравнивал такое тайное прослушивание «Сектора Газа» с просмотром порнухи). Стыдились по многим причинам. Первая - нецензурная лексика. Шнур-то, в общем, после «СГ» пришел на готовенькое. Вторая - темы песен. «Надо только вовремя подлизывать попец», «Это сладкое слово минет», «Танцы после порева», «Похмелиться мне дай». Третья причина - «попсня». Бытовало такое мнение, что «Сектор Газа» - это такой озверевший «Ласковый Май». Музыка примитивная, тексты тупые, имидж гопоты, вокал никакой. То есть все вкупе - расчет на самую невзыскательную публику и удовлетворение самых низменных инстинктов.
Так ведь это, братцы, и есть рок-н-ролл. Корневой, настоящий русский рок-н-ролл. Примерно в таком духе Троицкий и выразился тогда. Начиная с похабных частушек и кончая, вот именно, «Сектором газа». А если говорить о влияниях, то Хой в той же программе признался, что очень уважает рэп - «негритянские частушки», и следующий альбом сделает именно рэповым. Таким он и получился. Настоящий тяжелый рэп - довольно неожиданно для классика дворовой песни на трех блатных аккордах… Для шпаны, солдата, мента, работяги и грузчика…
Нельзя сказать, что в рок-тусовке Хой был совсем уж изгоем. Примочку для гитары он купил у Майка Науменко. С почти тезкой Цоем пару раз выпивали. Да и петь-то Хой начал именно песни Кино - сам на гитаре подбирал «Восьмиклассницу», «Когда-то ты был битником». Говорят, неплохо получалось… Случалось Хою давать совместные концерты с «Гражданской обороной» и «Звуками Му» - лучшими панк-группами в русском роке. И Петр Мамонов очень Хоя ценил и уважал. Да что там, даже Игорь Матвиенко, тогда еще не опопсевший окончательно, считал тексты Хоя «подлинной народной поэзией». И какие-то писатели-энтузиасты, члены соответствующего союза, восхищались его стихийным поэтическим даром, позволяющим беспошлинно уложить в строку: «Мы все за перестройку, мы дадим стране хлебца, мы поддерживаем речи от начала до конца Генерального секретаря ЦК КПСС Горбачева».
Почему же то, что начиналось так весело, кончилось так страшно?
Милиционер в рок-клубе
Ягодка по ягодке - вот и слава Богу:
Сыты. А завидим белые холсты,
Подойдем с молитвою, глянем на дорогу,
Сдернем, сунем в сумочку - и опять в кусты.
Иван Бунин
В школе Юрий Клинских не был неформальным лидером, предводителем шпаны - был он забитым троечником, постоянно болел, в ПТУ не попал только чудом, хотя и заслуживал, единственная четверка у него была - по труду. После школы опять же только чудом не попал в колонию - в компании «тряхнули» каких-то парней на берегу городского пруда, старшему брату дали пять лет, Юрия спасло то, что он лично «ничего не взял». Служил в армии, где его били азербайджанцы и деды. По возвращении женился на девушке Гале, которая его дождалась, и пошел работать в милицию - во-первых, потому что больше ничего не умел, а во-вторых - считал работу милиционера романтической. Это заблуждение из него скоренько выбили. Тормознул на перекрестке начальственную «Волгу», c тогдашним председателем Облдумы Шабановым, пытавшимся проскочить на красный - получил выговор и был переведен во вневедомственную охрану. А будучи стрелком ВОХРа, как-то пытался заступиться за приятеля, которого менты забирали в вытрезвитель. «Я же свой, - кричал, - я мент!» Ну и его тоже забрали, еще и попинали хорошо, чтобы понимал, кто он есть в этой жизни. Хотел уйти из милиции, да контракт подписал на три года. Вот так, будучи еще ментом позорным, начал бывать в воронежском рок-клубе, в оцеплении стоял. Присмотрелся, прислушался, с музыкантами некоторыми подружился. Помогал им с транспортом и проходкой, пользуясь служебным положением. А там и сам запел, и срок службы в милиции вышел. Он ждал этого дня больше, чем дембеля. Придя домой, сорвал с себя форму, как будто она горела, топтал ее ногами, матерился и плакал… Уцелевшие «ментовские» рубашки потом донашивал отец…
И началась у Юрия Клинских совсем другая жизнь. Какое-то время он еще работал на радиозаводе (собирал видеомагнитофоны ВМ-12, знаменитые «Электроники» с выезжающим кассетоприемником) и грузчиком: «Я сегодня за червонец две смены отпахал, и я устал, я устал». Но уже собирались толпы на стадионе «Буран», и рвали электропровода бывшие коллеги Хоя, обозленные менты, чтобы сорвать концерт, и кассеты с первым альбомом, записанным в воронежской студии «Блэк Бокс», уже расходились по Воронежу, и из Воронежа, и одна из них угодила как раз-таки в «Ласковый май», и работал там человек по фамилии Симонов и по кличке Фидель…
Черный человек
Друг мой, друг мой! Я очень и очень болен,
Сам не знаю, откуда взялась эта боль -
То ли ветер свистит над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Сергей Есенин
Было несколько «Секторов Газа». Первый - тот, что в Палестине. Второй - промрайон Воронежа, где трудно дышать. «Сектор Газа - Шинный, ТЭЦ, ВоГРЭС, СК… Сектор Газа - здесь не дожить до сорока…» Тогдашний директор Воронежского рок-клуба по фамилии Кочерга якобы сам придумал это название и для района, и для группы, в которой тогда еще никакого Хоя не было. А потом уже Хою подарил. Вот это и есть третий «Сектор Газа» - Юрий Хой. Большинство альбомов группы Хой записывал вчерне один, затем сбрасывал болванку Игорю Жирнову из «Рондо», который писал гитарные партии. То, что мы слышим на кассетах и дисках -совместный продукт только этих двух людей. Затем был еще концертный состав «СГ» - люди, которые снимали музыкальные партии с записанного альбома, ездили по стране и зарабатывали деньги. Отбирал их сам Хой, кого-то увольнял, кого-то принимал. Люди были дикие. Сейчас половина уже спилась окончательно. Некоторые пошли в бизнес и забыли, что когда-то играли рок. Некоторые до сих пор пытаются выпускать что-то под лейблом «СГ» или похожим. Среди последних - гитарист Игорь Кущев, который, якобы, Хоя всему и научил, да покойник вообще был никто и звать никак без музыкантов, если Кущеву верить… Гастрольная жизнь «СГ» - это отдельная история. По меланхоличному замечанию одного из участников, вспоминающего начало девяностых, «тогда «Сектор» был еще алкогольной, а не наркоманской группой». На гастролях, перед концертами, иногда во время концертов и обязательно после - пили так, что наутро не помнили практически ничего. Девок в номера не таскали - те ломились сами. Табунами. В Таллинне к одному из музыкантов пришли две девственницы-самоубийцы и сказали, что «Сектор Газа» - их последняя надежда, поскольку они ходили уже и к группе «На-На», и еще к каким-то попсовикам, но никто их от девственности не избавил. Музыкант по имени Вася решил их проблему, изрядно запачкав гостиничные простыни, а затем отправил девушек домой на такси, которое обошлось в какую-то астрономическую сумму. «И, когда утром Васе предъявили счет за номер, куда входила ночевка девственниц и испорченные простыни, Вася понял, что все деньги, заработанные накануне, в буквальном смысле про…бал», - так весело об этом вспоминает звукорежиссер группы Андрей Стрельцов.
Кровь вообще лилась. Другой музыкант, Вадик Глухов, за день до концерта поранил ногу топором у себя на даче. Во время выступления рана открылась, и на первые ряды брызнули веселые фонтанчики бойкой артериальной крови. Публика была в восторге. Таких отморозков рок-сцена еще не рожала.
Так вот, были и еще «Секторы газа» - размноженные Фиделем, бывшим администратором «Ласкового мая», по той же сиротской схеме. Какие-то из составов «СГ» катались по стране с ведома Хоя, какие-то - без. Фидель, в оценке которого сходится большинство знавших его людей - «дерьмо редкое» - был подлинным «черным человеком» Хоя. Он первым оценил коммерческий потенциал группы, вытащил Хоя в Москву. Из алкогольной панк-группы «СГ» превратился в коммерческий проект. Ситуация достигла полного абсурда на фестивале «Звуковой дорожки «МК» в Москве, в 1993 году. Сидевший в зале Хой не мог поверить своим глазам - под его фонограмму на сцене разевал рот Фидель. Хой ринулся на сцену, выхватил у самозванца микрофон и разбил его. «Ночные волки», охранявшие музыкантов, принялись избивать Хоя - и убили бы, если бы тот не вывернулся и не сбежал. И три недели отлеживался в больнице с отбитыми почками…
Был у Хоя и другой продюсер, Сергей Савин. Человек с немалыми амбициями и возможностями. Продюсировал даже Анжелику Варум, причем деньги на ее раскрутку тратил собственные - вернее, те, которые зарабатывал на Хое. А поскольку делились они фифти-фифти - половина продюсеру, половина всем остальным - получалось для Савина неплохо. Так что за Анжелику Варум тоже скажем спасибо «Сектору газа»… До недавнего времени Савин продюсировал группу «Краски», затем следы его теряются - ходили какие-то слухи о невозвращенных кредитах и зверском убийстве, но вполне возможно, его просто перепутали с каким-то другим Сергеем Савиным - воронежским опером или красноярским банкиром… У всех есть двойники…
Скверная девочка - скверный анекдот
В это лоно ты крикнул: «Люблю!»
«Улю-лю!» - ты услышал оттуда.
Юрий Кузнецов
Помимо злодея-двойника, была в жизни Хоя и настоящая роковая женщина - вот та самая Оля. Она была обычной пэтэушницей, вообще говоря, хоь и жила в Москве. Родителям Хоя не понравилась с первого взгляда. Мать Юре такой анекдот рассказала: "Миша Горбачев приехал к маме, а она ему - сынок, дорогой, я тебя растила, я тебя учила, ты три института закончил, стал президентом, в люди вышел... И что ж ты с алкашами связался?!"
Несколько раз Хой уходил от Ольги, возвращался в семью, к жене и двум дочкам. Но хватало его ненадолго: «Злая ночь пугает тьмою, тёмный лес передо мною… Да, я и об этом знал!
Дико воют волки где-то, надо мне пройти всё это - ад, ад на Земле настал. Пусть одежду ветер рвёт, ураган пускай ревёт, я по твоим соскучился губам. Наплевать на ураган, наплевать на злой туман, но я приду, ведь ты моя судьба». Это был непростой роман. Это был роман с героином.
Сперва нюхали. Потом принялись колоть внутримышечно. А потом - по вене. Это правда - Хой делал незадолго до смерти переливание крови. Так делают многие джанки - не для того, чтобы соскочить, а для того, чтобы сбить дозу…
Последний альбом, вышедший при жизни Хоя, назывался «Наркологический университет миллионов». Затем - три года молчания. Большие деньги Хоя не интересовали никогда. А затем перестали интересовать и собственные песни.
Обыкновенная история
Встань, проснись, подымись,
На себя погляди:
Что ты был? и что стал?
И что есть у тебя?
Алексей Кольцов
Итак, вот история простого парня - история, которая кому-то покажется собранием мерзостей. Родился пролетарием, жил шпаной, умер звездой, но звездой такой… специфической. О чем он пел-то хоть? «Мы совковские ребята, и в Совке мы все живем - по-совковски мы играем, по-совковски мы поем». Пел о жизни, которую видел - а другую ему не показали.
Каждый старается употребить,
Каждый стремится нюхнуть или пить.
Пьют даже те, кто сидит на горшке,
Стукнуло чтоб по безмозглой башке.
О работягах, о девках, о грязных вонючих носках. Пел искренне. Что ему оставалось делать? Из Сектора Газа - в деревню, к духовности? Та еще духовность в деревне.
«Хорошо в деревне, если ты и фермер и новатор,
И пашешь на земле своей как робот-термирнатор,
А в колхозе в сентябре поспеет рожь и пшеница,
Трудно вечером бухнуть, труднее утром похмелиться -
Надо в срок убрать всё это, комбайнёр, глотая пыль,
Пашет сутками, его потом шатает как ковыль.
Ну а дома плачут дети, позабыв про всё на свете,
Они жрать хотят всегда, ведь на то они и дети,
И жена в теплушке и в резиновых калошах,
Намоталась за весь день, она зае...лась тоже,
Очень трудно, а тут ещё и свой огород,
Короче, хорошо в деревне, в рот компот!»
На все упреки в пошлости, в похабщине, в потакании низменным инстинктам Хой всегда отвечал: а где мы в песнях плохому учим, покажи! Это сатира! Как-то корреспондент издания «Я молодой» попытался ему намекнуть, что возможность влиять на массы - это уже политика. Хой взвился: «Да пошел ты в ж…! Да пошла твоя политика в ж…! Буравчиком!» Так и напечатали…
Что вижу - то пою.
Опять нам будет не хватать,
Когда ж нам надоест бухать,
Опять соседям нас, в натуре, не унять,
Опять ушибы на ноге,
Опять приедет ПМГ,
Опять в казённый дом поедем отдыхать.
Опять сегодня, опять сегодня,
Опять сегодня будет так же, как вчера,
Опять сегодня, опять сегодня,
Опять сегодня будем квасить до утра.
Это ведь, в общем, о том же, о чем и Кольцов писал. Про которого еще говорили, намекая на дружбу с Пушкиным: «залетела ворона в высокие хоромы».
Кровь отразится в куполах черных башен
Из-за туч луна катится -
Что же? голый перед ним:
С бороды вода струится,
Взор открыт и недвижим,
Все в нем страшно онемело,
Опустились руки вниз,
И в распухнувшее тело
Раки черные впились.
Пушкин
Стихотворение Пушкина «Утопленник» - это переработка народной сказки. А сказки у нас издавна складывали не только про Иванушку-дурачка… Страшные они, русские сказки. Про русалок, леших, мертвецов, упырей… Юра Клинских, наверное, в детстве любил сказки читать. Потому что темноты боялся с детства. Спал всегда при свете. «Поджиг» себе смастерил в восьмом классе - ведьма, говорит, кинется, когда я вечером по лесу домой пойду, а я в нее из «поджига». Потом ему пистолет дали. Как-то провожал незнакомую девушку до дома - страшно ей стало, милиционера попросила. Проводил. Обратно идет - а по кустам у дороги треск. Ну, он и пальнул наугад. Потом за патрон замучился отчитываться. Но ведьме не удалось его тогда утащить.
А во время гастролей то на его кровать потолочная балка рухнет, разнеся ее вдребезги (Хой по счастливой случайности в другом номере уснет), то машинист поезда стоп-кран дернет за несколько метров до разобранного рельса. Титановые кружки, из которых Хой пил, взрывались. По пьянке ему случалось на одной руке на балконных перилах над бездной висеть. Играл со смертью. И не только со смертью. С нечистой силой заигрывал. Окаянные, богохульные песни писал. То утопленником, то вурдалаком себя представляя. Такие строчки, за которые гореть в аду - «Я был вскормлен мертвецами, я сосал из мертвой груди желтый гной, колыбельной песней для меня был злой звериный вой», «Все священники будут висеть на кровавом кресте», «Мы с ведьмами в "ромашку" поиграем в эту ночь, мы изнасилуем похороненную дочь»… а в других песнях призывает « в бой за веру, христианские братья!» Что это - ересь или юродство? Можно, конечно, сделать вид, что это стилизация, как вот у Бродского про крановщицу и «приучил ее к минету». Тем более, Хой на досуге всего Кинга не по разу перечитал, а смотрел исключительно ужастики, тысяча кассет одних ужастиков - крыша поехать может.
Но тогда и дубовый крест, сгоревший на могиле Хоя вскоре после похорон - стилизация… И пение «Интернационала» в тринадцатой песне тринадцатого альбома, пророчащей Апокалипсис:
Роковой год, можете мне не верить -
Тысяча девятьсот девяносто девять.
Демон повернет золотыми рогами
Три девятки кверху ногами!
Для вящей убедительности тринадцатая строка в той песне - «Вспыхнут цифры: 6, 6, 6».
Странно все это. Полуграмотный (будем откровенны) парень, жлоб по происхождению и убеждению, и вдруг - Апокалипсис, число Зверя… И это была не дань тогдашней «металлической» моде, это было - от души. Лишний раз задумаешься, что такое душа и кто ее вдохнул.
И куда она девается после смерти.