Как это я
Жаль себя самому
Где ты где ты
Я
«Аукцыон»
Вот вертится в голове песенка. Странная такая, клаустрофобией отдает и абсурдом. «Алкоголизм - не шутка! Прощай, Мишутка!» Что за Мишутка, Бог его знает… Не Горбачев же, который с алкоголизмом боролся, да напоролся.
Алкоголизм - не шутка… Да… Начинается он, как Родина, непонятно с чего - может быть, с бутылки портвейна «Кавказ», выпитой в 14 лет на свадьбе дяди? И вот мы идем по ночному летнему городу, мне ужасно весело, и я говорю папе: «Ни за что не догадаешься, сколько я сегодня выпил». Ну, с хорошей-то закуской…
Потом в девятом классе у нас сложилась небольшая такая компашка. Поскольку спиртное нам не продавали, да и денег не было таких, мы ставили бражку. Трехлитровая банка сока, сахар, дрожжи. Через неделю можно пить. Пили дома у бабушки Паши, бабушка частенько уезжала в командировки, важной была. Догонялись разными импортными ликерами да настойками из ее бара. Сливали вместе яичный ликер (так что я его пробовал задолго до прочих советских граждан), прочие волшебные жидкости… Много было смеха и веселья. Много было дефицитной колбасы из бабушкиного холодильника выблевано в бабушкину чуть пожелтевшую от времени античную сталинскую ванну. Головокружение и сон. И долгий извилистый путь домой.
Школьные вечеринки в Энергетиках. Та же брага, но изготовленная фактически профессионально. Подавали ее флягами. Господи, сколько же раз эта желтая комкастая струя била из глотки, в самых разных ванных комнатах и туалетах. Сколько женских глаз, глядящих с непонятной и раздражающей жалостью. Сколько раз вспыхивали звезды в глазах, и я вдруг обнаруживал себя на полу, а только что говорил что-то крайне остроумное какому-то неприятному типу. А потом лица типов стираются вообще. И лица женщин. И все прочее. Что остается - так это желание немедленно выпить. Но я забегаю вперед. Потому что еще и студенческая жизнь не начиналась.
А вы знаете, что алкоголизм есть предрасположенность химического свойства? У части людей алкоголь расщепляется и выводится из организма полностью. А у другой части - ацетальдегид поступает в мозг, где превращается в какое-то труднопроизносимое вещество, фактически - в производное героина. Плохие новости: эта штука в мозгу не разлагается, не выводится, она живет там всегда. Она и есть - зависимость.
А что, собственно, рассказывать о студенчестве? Если на первом курсе еще были какие-то попытки первой любви (на самом деле давно не первой), то дальше все превращается просто в череду алкогольных подвигов, их вычесть - ничего не останется. Как-то удавалось еще учиться, позже - работать, позже уже не очень удавалось… Все экзотичнее становились собутыльники и спутницы жизни, их тела были отмечены шрамами, кровоподтеками, сигаретными ожогами, татуировками. Все экстравагантнее способы раздобыть денег на выпивку. До прямого воровства вроде бы еще не дошло, а вот Библию пропить однажды - случилось. Бродил я вдоль сети бронированных киосков и зазывно кричал: «Купите Библию! Святая книга!» И какие-то две веселые продавщицы поменяли мне святую книгу-то - на две бутылки портвейна… А вот тошнило уже реже. И спирт-технарь, занюханный кусочком хлеба, проваливался внутрь горячей лавой.
Вот только куда подевались умные разговоры, чтение стихов, исполняемые а капелла песни из репертуара группы «Куин»? Где мои прежние собутыльники? А кто где! Некоторые «скурвились», то есть пошли в Систему и там продвинулись, семьями уже обзавелись, бизнесом занялись. А некоторым голову пробили возле гаражей. А кто-то от гнилостной пневмонии, бичевской болезни, загнулся тихо-тихо. Большинство же просто сгинуло «на перекрестках судьбы», как пел наш любимый Лоза.
Бытует такое мнение, что алкоголики бывают разные. Одно дело - быдло в спальных микрорайонах, всякий там полууголовный элемент. И совсем другое - люди творческие, ищущие, горящие. Они без вина, как всем известно, не могут. Бодлер, Хайям, Эдгар По. Блок. «Пускай я умру под забором, как пес» - как скажешь… Что далеко ходить. Хороший писатель Владимир Крупин сказал как-то - не будь пьянства, не знаю, как бы я выжил в застойное время. Люди уходили в алкоголизм как в эмиграцию. Только из эмиграции, как оказалось, вернуться все-таки проще. Алкоголизм в русской литературе - вообще традиция. Поэты пили все поголовно (ну за исключением разве что Пушкина, который и в этом отношении был трезвее многих), Грибоедов к 16 годам уже спился, его и в Тегеран-то отправили, дабы избавить от влияния дружков-собутыльников. Радикальный оказался метод: Грибоедов остроумно пошутил над каким-то местным неприятным типом, а его взяли и зарезали. Вы перечитайте «Горе от ума» - это типичное восприятие жизни алкоголиком. «Шел в комнату - попал в другую».
Николай Рубцов, замечательный поэт и алкоголик, которого совершенно буднично зарубила топором сожительница (по пьянке): «чьи-то дети плакали. Где-то финки звякали… Эх, сивуха сивая! Жизнь была… красивая». Как в кино. Стакан водки как символ чистоты. Русские после первой не закусывают. Да ведь эту «первую» еще достать надо. Незаметно подкралась перестройка. Вчерашние клерки из КБ, какие-то штафирки, мелочь пузатая, становились общественными фигурами, собирали толпы, штурмовали Кремль. А мы штурмовали винный прилавок, впечатавшись ребрами в чугунные решетки, защищавшие продавщиц от нас, осатанелых искателей любви и счастья в одном флаконе. «Обними меня за плечи, пожалей меня за ордена…»
Ты просыпаешься. Ты не знаешь точно, где ты и на чем ты лежишь. И у тебя нет сил это выяснять. В голове чугунное ядро. Тело зудит - миллиарды тоненьких иголочек пронзают тебя всего. В твоей голове так много кишок. Ладони содраны в кровь, челюсть болит. Асфальтовый синдром. Что ты вчера опять натворил? О, Боже… Ты обезвожен. Банка холодной воды из-под крана, принесенная чужой и злой женой, кажется тебе райской благодатью. Но недолго. Ты умираешь. Ты умрешь, если не выпьешь. Страх смерти - не абстрактной, а наступающей прямо сейчас - это верный спутник алкоголика. Я испытывал этот страх много раз. Мне дьявол садился на грудь, и душил холодными жесткими пальцами, и ложился сзади, и жевал волосы на затылке. Говорят, что белая горячка настигает тех, кто уходит в запой больше, чем на две недели. Мой рекорд - четыре месяца.
«Прощай, Мишутка…»
Прощайте - Георгий Юматов и Александр Соловьев, прощайте, Владимир Семенович и Василий Макарович, прощайте - циник и алкоголик Джеффри Бернард и автор «Страха и ненависти в Лас-Вегасе» Хантер Томпсон.
А этот гад Элис Купер, который в семидесятые с кровати не вставал без банки «Будвайзера», в прошлом году признан одним из самых спортивных рок-музыкантов, в компании Рода Стюарта, Элтона Джона и других завзятых алкашей в завязке. А Эрик Клэптон, гитары свои пропивавший, собственного сына проморгавший - открыл центр помощи алкоголикам. И Шевчук помогает теперь им же. Алкоголики, они как чекисты - бывшими не бывают. Они могут не пить хоть десять лет, хоть весь остаток жизни, но алкоголиками быть не перестанут. Как будто злой стальной паук вцепился там, в мозгу, за белую шишечку, и сидит, ждет своего часа, первого глотка, первого градуса. «Злые люди ставят сети, гибнут жены, плачут дети…»
Говорят, что они теперь не те, наши прежние кумиры. С тех пор, как в завязке. Раньше у них петь лучше получалось. А у меня, например, писать. А вы знаете, когда каждый день боишься, что умрешь, и страх этот обоснован, это сильно обостряет восприятие. Хотите попробовать? Будете писать нам письма из преисподней, а мы будем с наслаждением читать, а потом похороним вас. Возможно, что с почестями. Если опознаем. Или вообще найдем.