Артефакты военного Киева, или как столица переживала осаду
Прежде всего, важное разъяснение, оно же дисклеймер.
В Украине, в соответствии с разумными требованиями военного времени, действует запрет на фото разрушений, защитных сооружений и военных.
Но фото разрушений под запретом лишь те дни, пока официальные власти их не подтвердили и не выложили в общий доступ материалы.
В данном посте будут фото прилётов и кое-где противотанковых ежей на городских улицах.
Так вот - все фото уже достаточно старые и неактуальные, тех времен, когда захватчик стоял у порога столицы, а грохот арты был слышен фоном даже из моего спального околотка.
А все, что позже - не несут военной тайны.
Вечером 24-го февраля я шел темными улицами напряженного города, из которого тянулись колонны на выезд, стараясь успеть к себе до комендантского часа. Транспорт уже не ходил.
Проходил обычным путем, по Кошица.
Ну вот как вы - где-то живете, и каждый день мимо какого-то дома ходите. Ну вот так же и я.
Уже в ночь на 25-е на Кошица 7а прилетело.
После прилетело в другое место, 10-15 минут от моего дома.
Российские СМИ, плюс конкретные люди, которых я почему до того считал людьми, что лишний раз подтверждает мою неразборчивость, на честных щах свистели, что оружие высокоточное, бомбятся только военные объекты и жертв сред мирных нет.
Жестко звучит, но это стало быстрой прививкой, чтобы вспомнить все прочитанные мемуары о войнах, и сопоставить, что они начинались так же: все еще хочется думать, что это какая-то ошибка, и вскоре они там, наверху, разберутся - но нужно срочно возвращать себя на землю: не разберутся.
И то что происходит - это серьезно. Дальше будет хуже.
И дальше было хуже, да.
Февраль и март в Киеве были похожи на мучительную болезнь с высокой температурой - когда в целом можешь делать обычные бытовые вещи, но над всем фоном висит абсурд и бред, на горизонте полыхает зарево, а новости вдруг начали включать в себя до боли знакомые названия - танковая колонна, разгромленная под Броварами, Великая Димерка, где завод Кока-Колы, и в роли захватчиков - ну кто бы вы думали?
В моей жизни этот период был такой же бредовый, как и в жизни моего народа, но все же я на удивление, считаю, прожил его неплохо, сохраняя трезвый рассудок.
Хотя, не буду скрывать, пара оказавшихся дома бутыля с виски, до того бывшие в безопасности, ввиду того, что я не пил, оказались, с введением сухого закона, постепенно опустошенными.
Было ощущение близкой гадины. И сны снились соответственные - со змеями, с грязью, с городскими сумасшедшими.
Памятники города оделись в защиту.
Майдан в ежи.
Люди клеили накрест бумагу на стекла, чтобы не вылетали при бомбардировке или артобстреле.
Было темно и страшно, плюс выдалась не очень-то типичная холодная весна.
Которой все, внезапно, были рады - так как весенняя распутица и отмороженные орки существенно помогали ЗСУ.
У меня вышло странное фото моего района, без применения эффектов, город вдруг выдался дрожащим, словно замершим перед угрозой.
Я помню тот миг восторга, когда посреди все еще воюющего Киева, с зарницей артиллерии и грохотом взрывов, начали открываться первые уличные кофейни.
А первая шаурма и вовсе никогда не была для меня столь вкусной.
Это было серьезным, символическим знаком, возвращением жизни.
Вместе с бесплатным трамваем, на котором стало возможным кататься, как на экскурсию.
Долго, бесконечно долго шли бредовый март с апрелем - и одновременно очень быстро.
Гадина отползла от Киева. Делая вид, что из гуманитарных соображений.
Открылась Буча - и задний ход окончательно пропал. До того еще у кого-то всё ещё были иллюзии.
Сегодняшний Киев всё больше начинает напоминать себя самого - красивые и счастливые люди, со статными парнями, и девами, грудь которых стискивают только предчувствия.
На почтамт за маркой с кораблем (за той самой маркой с тем самым кораблем) с утра выстроилась очередь.
И я там был, мед пиво пил, по усам текло, но марки не досталось.
Но периодические воздушные тревоги, и продолжающие порой падать на нас ракеты, с продолжением дружеских напутствий из России, продолжаются.
Везде, во всем и повсеместно, натыкаешься на зловещие напоминания.
И все так же саднят открытые раны.
Шел четвертый месяц войны. И автор этих строк еще не знает, сколько месяцев иль лет впереди.
