Однажды в Крыму. Три литра
( English version)
Возможно кем-то этот пост будет сочтен за пропаганду наркотиков и порочного образа жизни. Но я не ставлю такой цели.
Я вообще никаких целей не ставлю. Я просто хочу рассказать немного о событиях моей жизни, жаркого лета 2005 года.
Я не призываю делать как я. И вообще ни к чему не призываю.
Даже и не знаю с чего начать...
Дело было в 2005 году. Занесло меня сперва в Киев. Я был свежеразведен и в яме хронической, многолетней депрессии, из которой выходил медикаментозно, на достаточно жестких антидепрессантах.
Тяжелая химия, йоу!
Действие антидепрессантов было странным - ломило тело. Все время хотелось сильно сжимать зубы. Наверное так ощущается ревматизм. В этом болезненном поёживании было даже что-то мазохистски сладкое.
Эмоции были приглушены. В этом и смысл - если кто-то не может отдохнуть от собственных эмоций, то волшебная химия уберет их. Будь овощем, расслабься сынок, отвоевал своё.
Можно было бухать, но хмель приходил туго, словно через вату. Мы пили сладкую, липковатую вишневую настойку просто как компот.
Можно было курить траву - в атмосфере травокурного Киева это ложилось кумарным фоном более гармонично.
Еще варили дичку - время было жаркое, прямо в городском парке вызрела конопля.
Собрали урожай, купили молока. Залили зеленые кусты конопли. Варили, помешивая.
Жарко. Зной летний, небо побелело. На кухне варится конопля. В комнате я и мой добрый друг Максимилиано записываем новый альбом нашей группы в комнатных условиях (впоследствии альбом станет нашим самым любимым и безбашенным).
Периодически бросаем гитару и бежим на кухню, следим чтобы молоко не убежало.
Молоко выкипает и становится сперва нежно зеленым, потом цвета камуфляжа, наконец почти темно-серым.
Выпиваешь душную зеленую жижу.
Много пить нельзя - она коварная, действовать начинает не сразу, только через несколько часов. Причем если ошибся дозняком, выпил много, чтобы уж нагребло так нагребло, может нагрести так, что не очнешься.
Какое-то дурное веселье - в стране есть какие-то странные люди, которые следят, так сказать, за оборотом наркотиков, что-то там запрещают. А совершенно рядом - можно пойти в городской парк, нарвать там конопли и показать любому наркоконтролю две навесные дули.
Одни делают вид, что работают и бдят, другие никакого вида не делают.
Помнится заходим к Монаху, у него там под батареей пакеты с травой стоят.
Это в малохольной России траву кораблями потребляют. Увидят спичечный коробок - "Вау! Много травы!". А в Украине - бабах, трава пакетами, тяжелыми как кирпичи.
На заводе одному мужичку принесли чертеж - выточить на станке металлическую пробку, для закладывания травы в бульбулятор.
Мужик оказался прошаренным, смекнул что за штука - "э-э, шалуны!...". Подмигнул.
Но пробку на фрезерном станке выточил, и лишних вопросов не задал Чем еще на оборудовании радиозавода заниматься.
Ну так вот - эту пробку в бутылку, травы туда как на полк солдат, зажигалка, конопляный дым, с запахом горящей степи.
Пых! Трава злая, рвет глотку. Выдыхаешь синеватый дым, подержав в груди, в форточку.
Трава берет в свой кумарный плен.
"Монах, покурить есть?", "Слепые шо ли, конечно есть!". Потом заходит Влад, с тем же вопросом. Влад - капитан СБУ, отважный воин берегущий страну от таких как мы и таких как он.
Тоже забивает мокрый бульбулятор.
"Влад, а сколько ты дашь нам лет вот за этот пакет?" - спрашиваем мы его в процессе.
Влад выдыхает. - "Лет семь" - говорит. Тянется за добавкой.
Еще заходил Андрей.
Андрей работает санитаром на Скорой Помощи. Он сатанист. Очень вежливый. Любит загонять что-то декадентное.
В тот день принес с работы какие-то колеса. Сказал, что забористые.
Я их скушал.
Не знаю, то ли это наложилось на мои антидепрессанты, то ли нет, но в ту ночь меня ломало.
Это ощущение, что хочется выскочить из тела. Любое положение тела вызывает боль и невероятную ломоту суставов.
Наверное в аду так - непрерывная боль. Словно я рождаюсь из тела какой-то Лилит и никак она не может мной разродиться.
Словно мышцы ее дьявольского влагалища выталкивают меня в какой-то другой мир, а я ему упираюсь.
Ощущение, что мир осерчал на меня. Отныне в мире нет для моего тела и души места.
Лежа, стоя, сидя - нет спасения. Я проклят.
Я открыл окно. Свесился с подоконника. Подо мной лежали четырнадцать этажей. Лестница с неба. Скоростной спуск.
Американские горки с билетом в один конец.
Я, с ломающимся телом и очень ясными мозгами, стоял у открытого окна и очень трезво раскладывал на чаши весов плюсы и минусы прыжка вниз.
Минусов было много. Плюс был один, но очень значимый - боль прекратится.
Я так и не принял решения. Заснул у открытого окна стоя, как лошадь на боевом посту.
Очнулся утром, когда над Харьковским массивом ползла розовая утренняя свежесть и звуки метлы были приглушенными.
Я дошел до пруда. Выкупался. Как зомби пришел обратно. Ломка продолжалась, но затихала.
Появились какие-то иные мысли, кроме суицидных.
Это были единственные серьезные мысли о суициде в моей жизнелюбивой жизни.
Я собирался ехать в Крым, на металлевый фестиваль под Евпаторией - кто знает, тот знает, кто не знает - тот отдыхает.
Ехала также большая делегация киевских металлевых упырей.
Туда я сумел взять билеты до Евпатории в один плацкартный вагон с ними. Обратно билетов не было. "Только СВ остался". Я спросил почем он. Тетенька ответила. Я решил было что ослышался, потому что в России за такие цены не то что СВ, а плацкартом из Москвы до Тулы не доедешь, как в Украине из Киева в Крым. Тетенька несколько раздраженно повторила сумму, которая мне тогда (я тогда много зарабатывал) показалась анекдотично низкой. Купил обратно билет на поезд с остальными упырями, да только они плацкартом, а я королем в мягком.
Господи, храни Укрзалiзницю!
А-ла-ла-ла-ла! Галдеж и ничего святого. Зондер-бригада волосатых металлевых упырей приперлась на вокзал.
Лёва потащил меня за компанию на базар, покупать колбасу. Как-то не представлял он себе поездку в поезде без колбасы.
Купил. Как пират сунул себе в зубы.
Лёва колоритный - мама армянка, папа еврей, сам шкет, метр с кепкой, но борода как у моджахеда. Говорливый, как и все армяне - ужас.
Зато что он вытворяет за барабанной установкой - мама родная! Да сами посмотрите - http://haydamak.livejournal.com/73518.html
Завалились в вагон, зазвенели бутылки. С разных вагонов пошли стекаться еще кореша.
На верхних полках оказались незнакомые хлопцы. "Хлопцы, вы на фестиваль?" - спросили мы их. Те испуганно кивнули. "О-о-о, давай с нами!". Несколько смутило, что они какие-то странные - попсоватого вида, ну да ладно, каких только не бывает.
Только далеко потом мы сообразили, что они ехали на Казантип, а не к нам, оттого и попсовые. Мы их реально перестремали.
Народ бухал. На перроне Днепропетровска купили беляшей - странно было оказаться транзитом на перроне города, где я родился, но не был там лет пятнадцать.
Я разговорился с Гошей. Гоша - с моджахедской, как и у Лёвы, бородой. Олдовый хер, фишку рубит.
Был он по нулям - отправил деньги сам себе почтовым переводом на Евпаторийский почтамт, на "до востребования", так как знал, что если повезет их с собой, то пропьет. Я его угощал.
Гоша мне обратил внимание на то, что первые буквы названий альбомов Morbid Angel в хронологическом порядке идут точно по буквам алфавита. Я начал вспоминать - Altar of Madness, Blessed are the Sick, Covenant... - чёрт, и правда по алфавиту! Почему-то меня тогда это поразило.
Приехали. Вышли на перрон. Попсовые соседи с верхних полок быстро от нас слиняли.
У нас на компанию была одолженная альпинистами палатка. Она была ужасна. Невероятно тяжелая и неудобная.
Часть народа поехала ее ставить - возни с ней много.
Я составил компанию Гоше добрести до почтамта, получить собственный денежный перевод.
Евпатория. Игрушечные трамваи. Вытоптанные кусты в окурках.
Бесформенные бабы, надувные круги, тенистые аллеи.
Купили бутылку ликера. Присели, выпили. Купили еще. Потом еще, кажется.
Я добрёл до моря. Сел на дощатый пирс, свесил ноги.
Под лодками плескалась морская вода. Я чувствовал себя невероятно одиноким.
Рядом молчал Гоша - обаятельный, но совершенно непутевый человек.
Приехали на "Солнышко". Тоже, блин, охрененное название для места, где проходит металлевый фестиваль.
Это коса между морем и лиманом Сасык. Удивительное место. Я его очень люблю.
Там ко мне подбежала Жукова, fiestafatal. Озорная такая, прикольная. Та искренняя радость с которой она заприметила меня, как-то впервые за долгое время растопила чуть-чуть мне сердце.
Тут же балагур-Михайлов. Я ему предложил очередную бутылку ликера, что держал в руке.
В меня она уже не лезла, в Михайлова на жаре не полезла тоже, мы решили ее зарыть, чтобы потом раскопать.
Зарыли.
Так она там и лежит, до сих дней. Уж больно надежно мы ее зарыли, а потом забыли место.
Так что будете под Евпаторией и захочется вам выпить - поищите клад.
Я сердцем бывшего алкоголика прямо чувствую как она там сейчас остывает в ночной прохладе, а днем раскаляется в немилосердном крымском солнце.
Нашел своих. Те поставили палатку. Экое уёбище!
Она альпинистская, для каменистых мест, холодных, но уж никак не для крымского пляжа.
В разные стороны идут колья, на них бечевки - все пьяные обрыганы, что идут до моря, о них спотыкаются, и они сплющивают очередную стенку.
Лёва выскакивает из палатки и зычно ругается.
В палатке адский жар. Жить там можно только ночью.
Места вроде и много, но оно распланировано дебильно.
Посреди палатки стоит шест, который очень легко задеть, роль которого выполняет грубоватое полено.
Спим в повалку.
К нам прибился Гоша. Уже успел уйти в алкогольный штопор, и, забегая вперед, так из него и не вышел.
Места под него не было, но алкоголь, как известно, заменяет и палатку, и еду, и кровать. Он попросился разместиться в предбаннике нашей палатки, где голый песок и мы обувь оставляем, а мы, скептически решив, что он не сможет этого сделать, и согласились сдуру.
Дыдых! Радостный Гоша в трусах рухнул мордой в песок и чьи-то сандалии, и захрапел.
Все эти дни, выходя из палатки, мы стабильно спотыкались о спящего пьяного Гошу.
Он не обижался. Порой и не просыпался.
Вы знакомы с крымским бытом? Со всеми этими газенвагенами, которые маскируются под туалет, атмосферой наидурнейшего веселья, с ароматом крепленого вина. С водорослями в волосах. Со спонтанным сексом на спасательной вышке с малознакомой хиппушкой, с дредами и подростковой нулевой грудью "доска - два соска". Знакомы? Тогда я не буду углубляться.
Наступил последний день фестиваля.
Лёва потерял паспорт и обратный билет. Народ умудрялся вписываться в палатке и днем, в адском жару.
Мы все так же стабильно спотыкались в предбаннике палатки о спящего в песке Гошу. Гоша всё так же не обижался и приветливо кивал.
Все отдыхали. Мы с Максимильяно лишь, как самые приличные, зверски от такого отдыха устали.
Встретили Диму Коня.
Встретил Коня - накуришься. Народная примета. У Димы всегда с собой есть.
У него тайник в кедах.
Он вынул тайник, и как-то сразу уменьшился в росте.
К вечеру наметилось грозовое предупреждение. Усиливающийся ветер срывал плохо закрепленные тенты.
Палатка у нас держалась на соплях.
Мы с Максимильяно полезли внутрь (споткнулись о Гошу), застали там Лёву и еще кого-то, пытающихся раскурить сухой.
Мы им пытались объяснить, что очень скоро палатку смоет к едрене-фене, но на такие мелочи всем было насрать.
В тот момент когда Лёва таки торжественно пыхнул, ударил такой ливень, что пол палатки пошел заливаться водой в считанные секунды.
Мы с Максимильяно сумели таки вытащить свои вещи, перебираясь через Гошу. Лёва смотрел на окружающий мир, как на предателя.
Поддерживающее палатку полено треснуло при очередном ударе стихии его по лбу.
- "Чё делать?" - вслух рассуждал Максимильяно.
- "Да пошло оно все к черту! Пойдем концерт смотреть" - рассердился я.
Мы пошли. Концерт оказался отличным.
В темноте искать палатку смысла не было. Мы пошли на станцию.
Станция сюрреальная - будка, кругом ровная, священная крымская земля. Поодаль шумит море, в другую сторону - железная дорога и камыши лимана.
У будки восьмиугольные окна. В них видно черное южное небо, которое раздирают грозовые сполохи.
На станции тут и там лежали тела. Почти не разговаривали.
Нашли выброшенный кем-то бульбулятор. Оставалось от Диминой заначки.
Раскурили. Кумар повел куда-то сознание, в сладкий мерцающий сон.
У меня с собой была тряпичная циновка. Легли на нее с Максимильяно оба, как два бойца-товарища.
Впрочем мы и есть два бойца-товарища - с первого класса школы дружим, шутка ли.
Мы смотрели в восьмиугольные окна, на грозы.
Было что-то в этом феерически прекрасное, что-то очень глубинное, тонкое. Просто два, никому не нужных одиночества, коротающие ночь на земле равнодушного мира, на одной циновке как под одной шинелью.
Один на один с отблесками ночной грозы.
Сладкий сон после надрывного отдыха пришел незаметно.
Рассвело. В море купались голые Napalm Death, кумиры детства.
Странное ощущение, те самые люди, с фотографии на обложке кассеты, в лица которых вглядывался, и они казались небожителями из далекого мира - и вот они, голые купаются в утреннем крымском море, на "Солнышке".
Палатка лежала мокрой кучей. Поверх палатки, раскинув длани, охраняя собой имущество, храпел Гоша.
Билеты на поезд из Евпатории были лишь на следующий день, на вечер.
Ставить палатку снова не было ни малейшего желания.
Мы были очень уставшие всеми этими дурными, изнасилованными днями. Очень хотелось выспаться.
Я предложил собрать палатку, доехать до Евпатории, оставить ее там в камере хранения, чтобы забрать перед выездом, а потом... да будет видно что потом.
Разбудили Гошу. Он был горд тем, что охранял палатку. Казалось, что будь у него собачий хвост - он им сейчас завиляет.
В камере хранения нужно придумать код - одна буква и три цифры.
Знаете, к аудиокассетам прилагались такие наклейки, с буквами, с цифрами.
Букв там всего две возможных, А и В - для обозначения сторон. Цифр все десять.
Как-то ныне покойный Бурзумий собрал из них единственное, что придумал возможным - надпись ВОВА 666 , где нуль выполнял роль О.
Я не придумал ничего лучше, чем забить это же паролем - поставил В 666, и захлопнул крышку за палаткой.
На вокзале Евпатории предлагают комнаты в наем. Но никто не хочет сдавать на одну ночь.
Мы с Максимильяно психанули, увидели маршрутку в Симферополь. Приехали туда. Там нам не понравилось.
- "Поехали в Севастополь?", "Да поехали".
Приехали. Гуляли по Севастополю.
Ну до чего же прекрасный город!
Купили в Макдональдсе гамбургеров, зашли на холм, присели их съесть.
В этот момент где-то ударило щемящее душу пение муэдзина.
Попыток снять на одну ночь жилье не предпринимали.
Пока гуляли присмотрели место, где решили заночевать - склон, порой почти в 45 градусов.
Внизу бухта. Вид охрененный.
Пусть не самое удобное ложе все на той же циновке, но в сто раз лучше, чем в палатке, уткнувшись в чьи-то носки.
Забрались. Вечерело. По бухте зажглась гирлянда огней. Воздух стал вкусно синим.
Заснули как младенцы. Два кореша.
Максимильяно только с утра рассказал - просыпаюсь, говорит, от того, что рядом кто-то ходит. Оглянулся - никого. Ночь, внизу бухта, стихли звуки, изредка чайка крикнет.
Лег снова - что такое, опять шорох, словно крадется кто.
Просматривается кругом - ну только разве что если ниндзя прячется, а так никого не видно.
Плюнул Макс, повернулся на другой бок, и... и нос к носу столкнулся с ежиком. Глаза в глаза. Охреневшие друг на друга смотрят.
Ежик все таки первее признал в двуногом царя природы и ретировался.
Много позже, когда я вновь попал в Севастополь, я вновь из любопытства разыскал то место, где мы дрыхли - мама дорогая! Вот же нас таращило! Понятия не имею, как можно было спать на таком отвесном склоне, а плюс - прямо над нами было главное, суперохраняемое управление черноморским флотом, которое мы тогда тупо не заметили. Это примерно как не заметить слона.
Проснулись, поехали снова в Евпаторию. Надо было дождаться вечера, а там уж упасть на полку поезда, и пошло оно все лесом. Холодным, норвежским.
Вновь страшно хотелось спать. Бродили по Евпатории, убивали время. Садились на лавочки и начинали клевать носом.
Забрели в местный зоопарк - он маленький, клетки крошечные, и звери в них сошли с ума. В прямом смысле - они бегают или прыгают непрерывно по одному маршруту. Могут так час, могут два. Жутковатое зрелище.
Тут подошел к нам хлопец - подросток еще, скорее всего, лет 16-17. Заговорил, представился Колей. Странный такой - пугливые глаза, сильно скошенные косоглазием, оттого он не смотрит прямо, словно в страхе вечно уводит взгляд.
Местный. Работает в зоопарке, кормит зверей.
Оно и видно - такой же потерянный, как и они.
Расспросил нас про фестиваль, какие-то вопросы невпопад. Как будто интервью берет.
Спросил о том, о сём.
Нам не слишком весело с ним болтать, но все равно время убиваем.
И вдруг он в болевую точку неожиданно спрашивает - "а вы поспать хотите?". А мы как в один голос подпрыгнули - "Да!".
ОН говорит - "сейчас работу скоро заканчиваю, можно пойти ко мне, поспите до вечера".
Поперлись за ним. В пути все те же расспросы невпопад.
Пришли к нему домой, а он сконфуженный - "брат дома, не получится. Но у нас тут гараж есть для сборищ, там поспать можно".
Пошли туда. Какой-то старый двор. Во дворе куча подростков - увидели его, Колю, налетели как воронята. Смешные такие - есть такое время у подростков, когда их еще не загасили. Когда они еще свежие, ясные. Парни, которые могут уже играть во взрослую жизнь, но все еще мальчишеская доброта в них светится. И девчата - могут курить, пить, а все равно - ты ее понюхаешь, а она как котенок, шерстью и молоком пахнет. Удивительное время.
Коля гордо представил нас, как своих друзей. На нас смотрят с восторгом как на Робинзонов. "Друзья Коли - наши друзья". А я, меня вечная ломка от антидепрессантов жмёт, я к ней уж привык, чувствую себя рядом с ними циничным стариком-людоедом, который как паук хочет просто схватить вот такую девочку-подростка, высосать ее, а потом отшвырнуть в сторону как скорлупку.
Тут вдруг появилась баба, и давай орать - "шо вы опять каких-то привели! Развели тут проходной двор! А ну гоните этих волосатых взашей!".
Мы с Максимильяно поняли, что поспать нам упорно обламывается.
Вышли на улицу, Коля чуть задержался во дворе. Объясняться с ним не хотелось.
Мы с Максом тупо глянули друг на друга - "Бежим?", "Бежим!".
И убежали. Коля что-то вслед нам кричал, звал. Мы уже не слышали.
...Сели в каком-то маленьком уличном кафе, где-то в витых улочках, уже чуть в стороне от туристических троп.
Хотелось накуриться. Да было нечем.
Хотелось достать местной крымской травы, уж очень ее хвалили, да тоже неясно где.
Взяли вина. Потом еще.
Разговорились на философские темы.
Вдруг в разговор включился дядька, с соседнего столика. Я, не помню уж по какому поводу, вспомнил Воланда - "трагедия не в том, что человек смертен, а в том, что он внезапно смертен". Дядька пришел в восторг.
Пересел к нам. Представился Владимиром. На вид лет 30-35. Местный. Угостил вином.
На фоне чудаковатого, юродивого Коли казался просто верхом юмора и адеквата.
Приятно болтали. Захмелели. Он пригласил к себе домой - живет недалеко.
Я ничего не знал от этих кварталах Евпатории. И, наверное, если бы не Вова - и не узнал бы.
Они вроде бы совсем недалеко от линии туристических троп, но случайно в них не зайдешь.
Словно фавеллы - труха, нависшие козырьки. И совсем некурортные люди.
Живет Вова на первом этаже двухэтажного барака. Пол - вровень с землей.
Винцо подействовало, развезло. Поперла какая-то агрессия, и у нас, и у Вовы.
Как-то внезапно выяснилось, что Вова недавно откинулся - сидел 9 лет за убийство.
В общей атмосфере недосыпа и абсурда это было как-то логично и в русле общей логики. Вписывалось в мое ощущение собственной пропащести.
Внезапно мы спросили - "Вов, а трава у тебя местная есть?"
А у него пацанская гордость - "Нет, но у меня тут все кореша, сейчас достанем".
Пошли в двор. Там видавший виды Запорожец. Рядом сидят на лавочке люди, играют в карты.
Один из них, не помню как его зовут, хозяин машины - страшный. Лицо молодое, а тело после героинового стажа - ноги колесом, оплыли, дряблое, словно вывернутое наизнанку тело.
Вова с ним тёрки - так и так, это Саша и Макс, мои кореша, трава нам нужна.
Чувак ему - "Вова, травы нет, есть только ширево - этого пожалуйста, это хоть сейчас. А за травой - это к цыганам ехать надо".
Вова уже распалился - "ну поехали!"
Чувак - "бензина нет. Дай денег на три литра".
Вова дал. Чувак сходил куда-то, у кого в этих фавеллах купил трехлитровую банку с бензином.
К машине, открыл задний моторный отсек - там чудо инженерной мысли - вместо бака трехлитровая банка! Фото прилагается.
Мы с Максом выпали в какой-то фееричный восторг.
Мы были очень пьяны. Меня в какой-то момент вырубило.
Картину событий я восстанавливал фрагментами - цыгане хотели нас кинуть, чувак предпочел оттуда уехать, Вова на него орал и наезжал, лез в бычу, что он кинул его корешей (нас то есть), а мы в дупель пьяны.
Потом до меня вдруг дошло - время к вечеру, а у нас скоро поезд. А мы даже не знаем, где находимся.
Убежать от Вовы было трудно. Это не малохольный Коля.
Как-то мы сумели таки объяснить ему ситуацию. А может спасло то, что его как-то вырубило.
Мы с Максом второй раз за день тупо бежали.
У Вовы я забыл свою циновку и последнюю пачку таблеток-антидепрессантов.
Так я и завершил свой курс лечения.
Штормило спьяну невероятно. Солнце еще распекло хмель.
Сквозь туман лишь помню, что поймали машину - раздолбанный 412-й Москвич, доехали за мелкую гривну до вокзала.
ЧУдо - но я вспомнил про палатку, и даже про ВОВУ 666.
После недавней встречи ВОВА 666 прозвучало особенно многозначно.
Впихнул Максимильяно в его вагон. А сам нашел свой. СВ.
Это было что-то невероятное. Я вошел в спальный вагон, растянулся на полке, оставил билет на столике, чтобы меня не будили, и отрубился за все пережитые в последние дни ужасы.
Проснулся за пять минут до Киева.
С той поездки прошло 9 лет.
Я не употребляю наркотиков и алкоголя.
С той поездки осталась пленка, отщелканная Максом. Фотография с трехлитровой банкой была отсканирована.
А потом все распечатанные фотографии и пленка были таинственно утеряны.
Эта фотография - единственное то из наглядного осталось в подтверждение того, что это лето 2005 года все-таки было, и мне не приснилось
Возможно кем-то этот пост будет сочтен за пропаганду наркотиков и порочного образа жизни. Но я не ставлю такой цели.
Я вообще никаких целей не ставлю. Я просто хочу рассказать немного о событиях моей жизни, жаркого лета 2005 года.
Я не призываю делать как я. И вообще ни к чему не призываю.
Даже и не знаю с чего начать...
Дело было в 2005 году. Занесло меня сперва в Киев. Я был свежеразведен и в яме хронической, многолетней депрессии, из которой выходил медикаментозно, на достаточно жестких антидепрессантах.
Тяжелая химия, йоу!
Действие антидепрессантов было странным - ломило тело. Все время хотелось сильно сжимать зубы. Наверное так ощущается ревматизм. В этом болезненном поёживании было даже что-то мазохистски сладкое.
Эмоции были приглушены. В этом и смысл - если кто-то не может отдохнуть от собственных эмоций, то волшебная химия уберет их. Будь овощем, расслабься сынок, отвоевал своё.
Можно было бухать, но хмель приходил туго, словно через вату. Мы пили сладкую, липковатую вишневую настойку просто как компот.
Можно было курить траву - в атмосфере травокурного Киева это ложилось кумарным фоном более гармонично.
Еще варили дичку - время было жаркое, прямо в городском парке вызрела конопля.
Собрали урожай, купили молока. Залили зеленые кусты конопли. Варили, помешивая.
Жарко. Зной летний, небо побелело. На кухне варится конопля. В комнате я и мой добрый друг Максимилиано записываем новый альбом нашей группы в комнатных условиях (впоследствии альбом станет нашим самым любимым и безбашенным).
Периодически бросаем гитару и бежим на кухню, следим чтобы молоко не убежало.
Молоко выкипает и становится сперва нежно зеленым, потом цвета камуфляжа, наконец почти темно-серым.
Выпиваешь душную зеленую жижу.
Много пить нельзя - она коварная, действовать начинает не сразу, только через несколько часов. Причем если ошибся дозняком, выпил много, чтобы уж нагребло так нагребло, может нагрести так, что не очнешься.
Какое-то дурное веселье - в стране есть какие-то странные люди, которые следят, так сказать, за оборотом наркотиков, что-то там запрещают. А совершенно рядом - можно пойти в городской парк, нарвать там конопли и показать любому наркоконтролю две навесные дули.
Одни делают вид, что работают и бдят, другие никакого вида не делают.
Помнится заходим к Монаху, у него там под батареей пакеты с травой стоят.
Это в малохольной России траву кораблями потребляют. Увидят спичечный коробок - "Вау! Много травы!". А в Украине - бабах, трава пакетами, тяжелыми как кирпичи.
На заводе одному мужичку принесли чертеж - выточить на станке металлическую пробку, для закладывания травы в бульбулятор.
Мужик оказался прошаренным, смекнул что за штука - "э-э, шалуны!...". Подмигнул.
Но пробку на фрезерном станке выточил, и лишних вопросов не задал Чем еще на оборудовании радиозавода заниматься.
Ну так вот - эту пробку в бутылку, травы туда как на полк солдат, зажигалка, конопляный дым, с запахом горящей степи.
Пых! Трава злая, рвет глотку. Выдыхаешь синеватый дым, подержав в груди, в форточку.
Трава берет в свой кумарный плен.
"Монах, покурить есть?", "Слепые шо ли, конечно есть!". Потом заходит Влад, с тем же вопросом. Влад - капитан СБУ, отважный воин берегущий страну от таких как мы и таких как он.
Тоже забивает мокрый бульбулятор.
"Влад, а сколько ты дашь нам лет вот за этот пакет?" - спрашиваем мы его в процессе.
Влад выдыхает. - "Лет семь" - говорит. Тянется за добавкой.
Еще заходил Андрей.
Андрей работает санитаром на Скорой Помощи. Он сатанист. Очень вежливый. Любит загонять что-то декадентное.
В тот день принес с работы какие-то колеса. Сказал, что забористые.
Я их скушал.
Не знаю, то ли это наложилось на мои антидепрессанты, то ли нет, но в ту ночь меня ломало.
Это ощущение, что хочется выскочить из тела. Любое положение тела вызывает боль и невероятную ломоту суставов.
Наверное в аду так - непрерывная боль. Словно я рождаюсь из тела какой-то Лилит и никак она не может мной разродиться.
Словно мышцы ее дьявольского влагалища выталкивают меня в какой-то другой мир, а я ему упираюсь.
Ощущение, что мир осерчал на меня. Отныне в мире нет для моего тела и души места.
Лежа, стоя, сидя - нет спасения. Я проклят.
Я открыл окно. Свесился с подоконника. Подо мной лежали четырнадцать этажей. Лестница с неба. Скоростной спуск.
Американские горки с билетом в один конец.
Я, с ломающимся телом и очень ясными мозгами, стоял у открытого окна и очень трезво раскладывал на чаши весов плюсы и минусы прыжка вниз.
Минусов было много. Плюс был один, но очень значимый - боль прекратится.
Я так и не принял решения. Заснул у открытого окна стоя, как лошадь на боевом посту.
Очнулся утром, когда над Харьковским массивом ползла розовая утренняя свежесть и звуки метлы были приглушенными.
Я дошел до пруда. Выкупался. Как зомби пришел обратно. Ломка продолжалась, но затихала.
Появились какие-то иные мысли, кроме суицидных.
Это были единственные серьезные мысли о суициде в моей жизнелюбивой жизни.
Я собирался ехать в Крым, на металлевый фестиваль под Евпаторией - кто знает, тот знает, кто не знает - тот отдыхает.
Ехала также большая делегация киевских металлевых упырей.
Туда я сумел взять билеты до Евпатории в один плацкартный вагон с ними. Обратно билетов не было. "Только СВ остался". Я спросил почем он. Тетенька ответила. Я решил было что ослышался, потому что в России за такие цены не то что СВ, а плацкартом из Москвы до Тулы не доедешь, как в Украине из Киева в Крым. Тетенька несколько раздраженно повторила сумму, которая мне тогда (я тогда много зарабатывал) показалась анекдотично низкой. Купил обратно билет на поезд с остальными упырями, да только они плацкартом, а я королем в мягком.
Господи, храни Укрзалiзницю!
А-ла-ла-ла-ла! Галдеж и ничего святого. Зондер-бригада волосатых металлевых упырей приперлась на вокзал.
Лёва потащил меня за компанию на базар, покупать колбасу. Как-то не представлял он себе поездку в поезде без колбасы.
Купил. Как пират сунул себе в зубы.
Лёва колоритный - мама армянка, папа еврей, сам шкет, метр с кепкой, но борода как у моджахеда. Говорливый, как и все армяне - ужас.
Зато что он вытворяет за барабанной установкой - мама родная! Да сами посмотрите - http://haydamak.livejournal.com/73518.html
Завалились в вагон, зазвенели бутылки. С разных вагонов пошли стекаться еще кореша.
На верхних полках оказались незнакомые хлопцы. "Хлопцы, вы на фестиваль?" - спросили мы их. Те испуганно кивнули. "О-о-о, давай с нами!". Несколько смутило, что они какие-то странные - попсоватого вида, ну да ладно, каких только не бывает.
Только далеко потом мы сообразили, что они ехали на Казантип, а не к нам, оттого и попсовые. Мы их реально перестремали.
Народ бухал. На перроне Днепропетровска купили беляшей - странно было оказаться транзитом на перроне города, где я родился, но не был там лет пятнадцать.
Я разговорился с Гошей. Гоша - с моджахедской, как и у Лёвы, бородой. Олдовый хер, фишку рубит.
Был он по нулям - отправил деньги сам себе почтовым переводом на Евпаторийский почтамт, на "до востребования", так как знал, что если повезет их с собой, то пропьет. Я его угощал.
Гоша мне обратил внимание на то, что первые буквы названий альбомов Morbid Angel в хронологическом порядке идут точно по буквам алфавита. Я начал вспоминать - Altar of Madness, Blessed are the Sick, Covenant... - чёрт, и правда по алфавиту! Почему-то меня тогда это поразило.
Приехали. Вышли на перрон. Попсовые соседи с верхних полок быстро от нас слиняли.
У нас на компанию была одолженная альпинистами палатка. Она была ужасна. Невероятно тяжелая и неудобная.
Часть народа поехала ее ставить - возни с ней много.
Я составил компанию Гоше добрести до почтамта, получить собственный денежный перевод.
Евпатория. Игрушечные трамваи. Вытоптанные кусты в окурках.
Бесформенные бабы, надувные круги, тенистые аллеи.
Купили бутылку ликера. Присели, выпили. Купили еще. Потом еще, кажется.
Я добрёл до моря. Сел на дощатый пирс, свесил ноги.
Под лодками плескалась морская вода. Я чувствовал себя невероятно одиноким.
Рядом молчал Гоша - обаятельный, но совершенно непутевый человек.
Приехали на "Солнышко". Тоже, блин, охрененное название для места, где проходит металлевый фестиваль.
Это коса между морем и лиманом Сасык. Удивительное место. Я его очень люблю.
Там ко мне подбежала Жукова, fiestafatal. Озорная такая, прикольная. Та искренняя радость с которой она заприметила меня, как-то впервые за долгое время растопила чуть-чуть мне сердце.
Тут же балагур-Михайлов. Я ему предложил очередную бутылку ликера, что держал в руке.
В меня она уже не лезла, в Михайлова на жаре не полезла тоже, мы решили ее зарыть, чтобы потом раскопать.
Зарыли.
Так она там и лежит, до сих дней. Уж больно надежно мы ее зарыли, а потом забыли место.
Так что будете под Евпаторией и захочется вам выпить - поищите клад.
Я сердцем бывшего алкоголика прямо чувствую как она там сейчас остывает в ночной прохладе, а днем раскаляется в немилосердном крымском солнце.
Нашел своих. Те поставили палатку. Экое уёбище!
Она альпинистская, для каменистых мест, холодных, но уж никак не для крымского пляжа.
В разные стороны идут колья, на них бечевки - все пьяные обрыганы, что идут до моря, о них спотыкаются, и они сплющивают очередную стенку.
Лёва выскакивает из палатки и зычно ругается.
В палатке адский жар. Жить там можно только ночью.
Места вроде и много, но оно распланировано дебильно.
Посреди палатки стоит шест, который очень легко задеть, роль которого выполняет грубоватое полено.
Спим в повалку.
К нам прибился Гоша. Уже успел уйти в алкогольный штопор, и, забегая вперед, так из него и не вышел.
Места под него не было, но алкоголь, как известно, заменяет и палатку, и еду, и кровать. Он попросился разместиться в предбаннике нашей палатки, где голый песок и мы обувь оставляем, а мы, скептически решив, что он не сможет этого сделать, и согласились сдуру.
Дыдых! Радостный Гоша в трусах рухнул мордой в песок и чьи-то сандалии, и захрапел.
Все эти дни, выходя из палатки, мы стабильно спотыкались о спящего пьяного Гошу.
Он не обижался. Порой и не просыпался.
Вы знакомы с крымским бытом? Со всеми этими газенвагенами, которые маскируются под туалет, атмосферой наидурнейшего веселья, с ароматом крепленого вина. С водорослями в волосах. Со спонтанным сексом на спасательной вышке с малознакомой хиппушкой, с дредами и подростковой нулевой грудью "доска - два соска". Знакомы? Тогда я не буду углубляться.
Наступил последний день фестиваля.
Лёва потерял паспорт и обратный билет. Народ умудрялся вписываться в палатке и днем, в адском жару.
Мы все так же стабильно спотыкались в предбаннике палатки о спящего в песке Гошу. Гоша всё так же не обижался и приветливо кивал.
Все отдыхали. Мы с Максимильяно лишь, как самые приличные, зверски от такого отдыха устали.
Встретили Диму Коня.
Встретил Коня - накуришься. Народная примета. У Димы всегда с собой есть.
У него тайник в кедах.
Он вынул тайник, и как-то сразу уменьшился в росте.
К вечеру наметилось грозовое предупреждение. Усиливающийся ветер срывал плохо закрепленные тенты.
Палатка у нас держалась на соплях.
Мы с Максимильяно полезли внутрь (споткнулись о Гошу), застали там Лёву и еще кого-то, пытающихся раскурить сухой.
Мы им пытались объяснить, что очень скоро палатку смоет к едрене-фене, но на такие мелочи всем было насрать.
В тот момент когда Лёва таки торжественно пыхнул, ударил такой ливень, что пол палатки пошел заливаться водой в считанные секунды.
Мы с Максимильяно сумели таки вытащить свои вещи, перебираясь через Гошу. Лёва смотрел на окружающий мир, как на предателя.
Поддерживающее палатку полено треснуло при очередном ударе стихии его по лбу.
- "Чё делать?" - вслух рассуждал Максимильяно.
- "Да пошло оно все к черту! Пойдем концерт смотреть" - рассердился я.
Мы пошли. Концерт оказался отличным.
В темноте искать палатку смысла не было. Мы пошли на станцию.
Станция сюрреальная - будка, кругом ровная, священная крымская земля. Поодаль шумит море, в другую сторону - железная дорога и камыши лимана.
У будки восьмиугольные окна. В них видно черное южное небо, которое раздирают грозовые сполохи.
На станции тут и там лежали тела. Почти не разговаривали.
Нашли выброшенный кем-то бульбулятор. Оставалось от Диминой заначки.
Раскурили. Кумар повел куда-то сознание, в сладкий мерцающий сон.
У меня с собой была тряпичная циновка. Легли на нее с Максимильяно оба, как два бойца-товарища.
Впрочем мы и есть два бойца-товарища - с первого класса школы дружим, шутка ли.
Мы смотрели в восьмиугольные окна, на грозы.
Было что-то в этом феерически прекрасное, что-то очень глубинное, тонкое. Просто два, никому не нужных одиночества, коротающие ночь на земле равнодушного мира, на одной циновке как под одной шинелью.
Один на один с отблесками ночной грозы.
Сладкий сон после надрывного отдыха пришел незаметно.
Рассвело. В море купались голые Napalm Death, кумиры детства.
Странное ощущение, те самые люди, с фотографии на обложке кассеты, в лица которых вглядывался, и они казались небожителями из далекого мира - и вот они, голые купаются в утреннем крымском море, на "Солнышке".
Палатка лежала мокрой кучей. Поверх палатки, раскинув длани, охраняя собой имущество, храпел Гоша.
Билеты на поезд из Евпатории были лишь на следующий день, на вечер.
Ставить палатку снова не было ни малейшего желания.
Мы были очень уставшие всеми этими дурными, изнасилованными днями. Очень хотелось выспаться.
Я предложил собрать палатку, доехать до Евпатории, оставить ее там в камере хранения, чтобы забрать перед выездом, а потом... да будет видно что потом.
Разбудили Гошу. Он был горд тем, что охранял палатку. Казалось, что будь у него собачий хвост - он им сейчас завиляет.
В камере хранения нужно придумать код - одна буква и три цифры.
Знаете, к аудиокассетам прилагались такие наклейки, с буквами, с цифрами.
Букв там всего две возможных, А и В - для обозначения сторон. Цифр все десять.
Как-то ныне покойный Бурзумий собрал из них единственное, что придумал возможным - надпись ВОВА 666 , где нуль выполнял роль О.
Я не придумал ничего лучше, чем забить это же паролем - поставил В 666, и захлопнул крышку за палаткой.
На вокзале Евпатории предлагают комнаты в наем. Но никто не хочет сдавать на одну ночь.
Мы с Максимильяно психанули, увидели маршрутку в Симферополь. Приехали туда. Там нам не понравилось.
- "Поехали в Севастополь?", "Да поехали".
Приехали. Гуляли по Севастополю.
Ну до чего же прекрасный город!
Купили в Макдональдсе гамбургеров, зашли на холм, присели их съесть.
В этот момент где-то ударило щемящее душу пение муэдзина.
Попыток снять на одну ночь жилье не предпринимали.
Пока гуляли присмотрели место, где решили заночевать - склон, порой почти в 45 градусов.
Внизу бухта. Вид охрененный.
Пусть не самое удобное ложе все на той же циновке, но в сто раз лучше, чем в палатке, уткнувшись в чьи-то носки.
Забрались. Вечерело. По бухте зажглась гирлянда огней. Воздух стал вкусно синим.
Заснули как младенцы. Два кореша.
Максимильяно только с утра рассказал - просыпаюсь, говорит, от того, что рядом кто-то ходит. Оглянулся - никого. Ночь, внизу бухта, стихли звуки, изредка чайка крикнет.
Лег снова - что такое, опять шорох, словно крадется кто.
Просматривается кругом - ну только разве что если ниндзя прячется, а так никого не видно.
Плюнул Макс, повернулся на другой бок, и... и нос к носу столкнулся с ежиком. Глаза в глаза. Охреневшие друг на друга смотрят.
Ежик все таки первее признал в двуногом царя природы и ретировался.
Много позже, когда я вновь попал в Севастополь, я вновь из любопытства разыскал то место, где мы дрыхли - мама дорогая! Вот же нас таращило! Понятия не имею, как можно было спать на таком отвесном склоне, а плюс - прямо над нами было главное, суперохраняемое управление черноморским флотом, которое мы тогда тупо не заметили. Это примерно как не заметить слона.
Проснулись, поехали снова в Евпаторию. Надо было дождаться вечера, а там уж упасть на полку поезда, и пошло оно все лесом. Холодным, норвежским.
Вновь страшно хотелось спать. Бродили по Евпатории, убивали время. Садились на лавочки и начинали клевать носом.
Забрели в местный зоопарк - он маленький, клетки крошечные, и звери в них сошли с ума. В прямом смысле - они бегают или прыгают непрерывно по одному маршруту. Могут так час, могут два. Жутковатое зрелище.
Тут подошел к нам хлопец - подросток еще, скорее всего, лет 16-17. Заговорил, представился Колей. Странный такой - пугливые глаза, сильно скошенные косоглазием, оттого он не смотрит прямо, словно в страхе вечно уводит взгляд.
Местный. Работает в зоопарке, кормит зверей.
Оно и видно - такой же потерянный, как и они.
Расспросил нас про фестиваль, какие-то вопросы невпопад. Как будто интервью берет.
Спросил о том, о сём.
Нам не слишком весело с ним болтать, но все равно время убиваем.
И вдруг он в болевую точку неожиданно спрашивает - "а вы поспать хотите?". А мы как в один голос подпрыгнули - "Да!".
ОН говорит - "сейчас работу скоро заканчиваю, можно пойти ко мне, поспите до вечера".
Поперлись за ним. В пути все те же расспросы невпопад.
Пришли к нему домой, а он сконфуженный - "брат дома, не получится. Но у нас тут гараж есть для сборищ, там поспать можно".
Пошли туда. Какой-то старый двор. Во дворе куча подростков - увидели его, Колю, налетели как воронята. Смешные такие - есть такое время у подростков, когда их еще не загасили. Когда они еще свежие, ясные. Парни, которые могут уже играть во взрослую жизнь, но все еще мальчишеская доброта в них светится. И девчата - могут курить, пить, а все равно - ты ее понюхаешь, а она как котенок, шерстью и молоком пахнет. Удивительное время.
Коля гордо представил нас, как своих друзей. На нас смотрят с восторгом как на Робинзонов. "Друзья Коли - наши друзья". А я, меня вечная ломка от антидепрессантов жмёт, я к ней уж привык, чувствую себя рядом с ними циничным стариком-людоедом, который как паук хочет просто схватить вот такую девочку-подростка, высосать ее, а потом отшвырнуть в сторону как скорлупку.
Тут вдруг появилась баба, и давай орать - "шо вы опять каких-то привели! Развели тут проходной двор! А ну гоните этих волосатых взашей!".
Мы с Максимильяно поняли, что поспать нам упорно обламывается.
Вышли на улицу, Коля чуть задержался во дворе. Объясняться с ним не хотелось.
Мы с Максом тупо глянули друг на друга - "Бежим?", "Бежим!".
И убежали. Коля что-то вслед нам кричал, звал. Мы уже не слышали.
...Сели в каком-то маленьком уличном кафе, где-то в витых улочках, уже чуть в стороне от туристических троп.
Хотелось накуриться. Да было нечем.
Хотелось достать местной крымской травы, уж очень ее хвалили, да тоже неясно где.
Взяли вина. Потом еще.
Разговорились на философские темы.
Вдруг в разговор включился дядька, с соседнего столика. Я, не помню уж по какому поводу, вспомнил Воланда - "трагедия не в том, что человек смертен, а в том, что он внезапно смертен". Дядька пришел в восторг.
Пересел к нам. Представился Владимиром. На вид лет 30-35. Местный. Угостил вином.
На фоне чудаковатого, юродивого Коли казался просто верхом юмора и адеквата.
Приятно болтали. Захмелели. Он пригласил к себе домой - живет недалеко.
Я ничего не знал от этих кварталах Евпатории. И, наверное, если бы не Вова - и не узнал бы.
Они вроде бы совсем недалеко от линии туристических троп, но случайно в них не зайдешь.
Словно фавеллы - труха, нависшие козырьки. И совсем некурортные люди.
Живет Вова на первом этаже двухэтажного барака. Пол - вровень с землей.
Винцо подействовало, развезло. Поперла какая-то агрессия, и у нас, и у Вовы.
Как-то внезапно выяснилось, что Вова недавно откинулся - сидел 9 лет за убийство.
В общей атмосфере недосыпа и абсурда это было как-то логично и в русле общей логики. Вписывалось в мое ощущение собственной пропащести.
Внезапно мы спросили - "Вов, а трава у тебя местная есть?"
А у него пацанская гордость - "Нет, но у меня тут все кореша, сейчас достанем".
Пошли в двор. Там видавший виды Запорожец. Рядом сидят на лавочке люди, играют в карты.
Один из них, не помню как его зовут, хозяин машины - страшный. Лицо молодое, а тело после героинового стажа - ноги колесом, оплыли, дряблое, словно вывернутое наизнанку тело.
Вова с ним тёрки - так и так, это Саша и Макс, мои кореша, трава нам нужна.
Чувак ему - "Вова, травы нет, есть только ширево - этого пожалуйста, это хоть сейчас. А за травой - это к цыганам ехать надо".
Вова уже распалился - "ну поехали!"
Чувак - "бензина нет. Дай денег на три литра".
Вова дал. Чувак сходил куда-то, у кого в этих фавеллах купил трехлитровую банку с бензином.
К машине, открыл задний моторный отсек - там чудо инженерной мысли - вместо бака трехлитровая банка! Фото прилагается.
Мы с Максом выпали в какой-то фееричный восторг.
Мы были очень пьяны. Меня в какой-то момент вырубило.
Картину событий я восстанавливал фрагментами - цыгане хотели нас кинуть, чувак предпочел оттуда уехать, Вова на него орал и наезжал, лез в бычу, что он кинул его корешей (нас то есть), а мы в дупель пьяны.
Потом до меня вдруг дошло - время к вечеру, а у нас скоро поезд. А мы даже не знаем, где находимся.
Убежать от Вовы было трудно. Это не малохольный Коля.
Как-то мы сумели таки объяснить ему ситуацию. А может спасло то, что его как-то вырубило.
Мы с Максом второй раз за день тупо бежали.
У Вовы я забыл свою циновку и последнюю пачку таблеток-антидепрессантов.
Так я и завершил свой курс лечения.
Штормило спьяну невероятно. Солнце еще распекло хмель.
Сквозь туман лишь помню, что поймали машину - раздолбанный 412-й Москвич, доехали за мелкую гривну до вокзала.
ЧУдо - но я вспомнил про палатку, и даже про ВОВУ 666.
После недавней встречи ВОВА 666 прозвучало особенно многозначно.
Впихнул Максимильяно в его вагон. А сам нашел свой. СВ.
Это было что-то невероятное. Я вошел в спальный вагон, растянулся на полке, оставил билет на столике, чтобы меня не будили, и отрубился за все пережитые в последние дни ужасы.
Проснулся за пять минут до Киева.
С той поездки прошло 9 лет.
Я не употребляю наркотиков и алкоголя.
С той поездки осталась пленка, отщелканная Максом. Фотография с трехлитровой банкой была отсканирована.
А потом все распечатанные фотографии и пленка были таинственно утеряны.
Эта фотография - единственное то из наглядного осталось в подтверждение того, что это лето 2005 года все-таки было, и мне не приснилось