(no subject)
Это будет город, просто город. Это будет город. Большой или маленький. Неважно, где он. Там живет человек, о котором эта история. Конечно, в мире много людей, историю которых можно рассказать, но этот человек... Он отличается. Хотя, может, нет. Может, мы все как он. Или нет? Все дело в том, что он умеет <...>.
Порой люди говорят фразы и называют их “метафоры”. В самом деле, они большие, красивые, и даже наполнены живым смыслом. И, сказав фразу, немного приобщаешься. Действительно. Но некоторые фразы метафорами быть не могут. Например, «режущий ветер». Хотя многим так и не кажется, но когда стоишь на самом краю гиганской скалы, такой высокой, что с её вершины даже не видно земли, когда стоишь и смотришь на тускнеющее красное небо, на тихий и страшный восход двух лун, когда стоишь, раскрыв свое тело ветру; ветру, который разрывает одежду, который разрезает кожу на лице, оставляя кровавые линии... Это не метафора. А в следующую минуту ветер разрезает и скалу...
..умеет...
Говорят: «райское блаженство», и имеют в виду покой. Покой, умиротворение... Как сейчас. Небольшой парк, зеленый, душистый, красивый, полный роз, обвивающих металлические поручни арок. Небольшой сад, со скромной оранжереей. Здесь есть даже скамейки. Что может быть лучше этого? Пожалуй, только... <...>
...умеет...
Кровавая каша, в которую превращается голова человека, когда случайно упадёшь с высоты в три человеческих роста. Но замечаешь её не сразу. Чудесная, миловидная картина. Да. Но сначала видишь выжженную землю. Это... ерунда. Из земли вырастают постаменты... свитые из человеческих хребтов. Сверху же всегда череп орла. Из его глазниц на землю сочатся нити гусениц. Это не метафора. Большая длинная жирная черная гусеница с рвотно-зелеными пупырышками. Она вылезает из глазницы, из соседней вылезает ещё одна. Сначала гусеницы повисают, потом падают на землю и, оставляя после себя огромную лужу пурпурной слизи, которая растекается по земле, ползут вдаль. Там, где они уходят в землю, вырастает новый постамент. Нет, скорее даже колонна, из человеческого хребта, увенчанная черепом орла, из глазниц которого... Это как болезнь, как зараза. Чем больше становится этих колонн, тем быстрее все заполняется ими. Как болезнь, как зараза. Одна даёт две. Хребты растут всё быстрее и быстрее. А на дальних, ранних хребтах уже начинает нарастать плоть. Черная плоть с рвотно-зелеными язвами, из которых сочилась пурпурная слизь. Эта плоть врастает в землю и накрывает её чудовищным ковром. И, насколько простирается взгляд, всюду колонны-хребты, и чем дальше они, тем больше на них гнилой, шевелящейся плоти, словно под этой самой плотью живут тысячи гусениц. Это началось уже давно. Несколько лет назад.
...умел..
Поле мёртвой земли. Нет, уже не земли. Толстой корки гниющих мышц, кишок, кожи, глаз, сердец, вен... - всего, что вмещает в себя человек. Или любое животное. Схваченного, брошеного на землю, и растоптанного гиганской ногой в однородную кашу.
После многих километров земли, убранной этой больной плотью, довольно странно увидеть постель с лежащим на ней человеком. Но привыкаешь ко всему. Человек спит. Видит сон. Возможно, это место тоже сон. Сон человека, у которого из глаз выползают гусеницы, локти которого врастают в землю, ступни которого напоминают черную сгущёнку, покрытую фиолетовой плотью. Да, он спит. Спит уже много лет. И уже никогда не проснётся.
….умел...
Но и спать ему уже ни к чему.
Тремя пальцами. За сгнившее горло.
Сжать. Но не сильно, а бережно.
...умел гулять по снам других людей. Входить в них. Управлять ими. Управлять сновидящими. Умел видеть их. Лечить их. Помогать им, подсказывать им.
И убивать их.