Записки Лэйна Ириани, аристократа, часть IV
Я верю в избы, срубленные без единого гвоздя, верю в безалкогольное пиво и в непорочное зачатие - но для некоторых предприятий всё-таки бывает очень, очень нужна какая-нибудь одна пустяшная мелочь.
Например, деньги.
Мне срочно нужен был Фрэнсис.
Как это обычно бывает, когда ищешь человека, находишь всех, кроме него. Сначала я наткнулся на Кардана, уныло ковырявшего землю в парке носком сапога: едва лишь я поднял ногу с целью задать стрекача, как он обернулся (не иначе - на чарующий звук моих элегантных, хотя и зачищенных до дыр туфель) и поздоровался. Таким образом, убегать было поздно, а оставаться дураков ищите сами.
К счастью, газеты под рукой у него не оказалось, и чтения удалось избежать. Но как у него дела я всё-таки вынужден был послушать: как выяснилось (вот неожиданность) - неважно. Кардан задолжал Воротиле Хрюку (карты! никчемные ветреницы!), и тот забрал его к себе в батраки.
Я изъявил сочувствие и протрубил отступление.
Голуби за моей спиной бродили и курлыкали, как заправские выпивохи.
В скором времени я наткнулся на Дэна, который с самым разочарованным видом просматривал какие-то листы, сидя на зелёной скамейке с щербатой ножкой.
-Бездарно, о как бездарно,- сказал он, завидев меня. -Ты знаешь, не хочу я в
литагенты. У меня желудок не настолько крепкий, чтобы выдерживать такое ежедневно.
Я к гадалке не ходил, но задачку раскусил мгновенно:
-Некто Подушка?
-Он,- подтвердил Дэн. -Хочет, чтобы я его продал. Но, по-моему, продать его можно только на органы. Вот, послушай:
Протяни мне руку, старый город,
И, моим дыханием согретый,
Подними листвы опавший ворох,
Прошурши мотив давно забытый.
Песней пробегись по парку нашему,
Загляни в окно кафе печального,
Поклонись поэта памятнику, ставшему
Для студентов точкою начальною.
Я опять иду гулять по узким улицам,
Ощущая ступнями дорогу мощеную.
Никогда не заставит меня нахмуриться
Этот город, в который я просто влюбленный.
-Дэн, ради всего святого!- взмолился я. -Я же недавно обедал.
-Там ещё эпиграф есть,- сказал он мрачно. -«Любите те города, в которых живете, и они ответят Вам взаимностью».
Мы угрюмо помолчали, удручённые космическим падением человечества, способного породить такое и существовать дальше с самым невозмутимым видом.
Где-то вдалеке пиликали на уличной скрипке.
Мы нашли Фрэнсиса в булочной, он беззаботно насвистывал, пока продавщица искала, чем дать сдачу с банкноты. Ничуть не изменился: такой же невысокий, такой же энергичный; а когда он улыбался, на лбу всё так же пролегали складки - только, кажется, их стало немного больше...
Он разломил булку на три части, чтобы нам тоже было что жевать, и мы пошли по проспекту Синиц. Фрэнсис немедленно поделился своим последним прожектом.
-Эстрадно-городское представление с элементами литературы,- быстро заговорил он, как всегда еле разборчиво разбрызгивая слова. -Префект даёт налоговую льготу на городские представления с элементами литературы. Эстрада нужна покупателю. Монету за хорошее настроение! Один номер - и пошёл дальше.
В моей голове немедленно заработала фабрика гениальных идей: нужно было срочно вписывать в имеющийся план себя.
-Эстрада - это же не фунт изюма...- начал я по-джентльменски вкрадчиво. -Мало ли в городе бормотателей всякого вздора? Необходима броская эстрадная составляющая... Сценический костюм... Сценический образ!
-Ты что-то придумал?- немедленно заинтересовался Фрэнсис.
Я рассказал; Фрэнсис так и прыснул.
-Обязательно,- сказал он немедленно. -...но где ты найдешь работника, который подпишется на такое?..
Воротила Хрюк телосложением напоминал лучший бифштекс из закусочной Гарри (тридцать крон порция). Разговаривать со мной он согласился не раньше, чем я уронил одного из его громил под стол, а второго принудил споткнуться в окошко.
-Я слышал, здесь играют в карты,- (сказал Лэйн Ириани, внушительно оперевшись о видавший виды биллиардный стол, зелёный, как грязная бумажка).
Воротила Хрюк посмотрел на меня, как на мешок с удобрениями.
А я уже тасовал колоду, порхавшую изящным веером карт.
-Что ставишь?- спросил он наконец низким, ворчливым голосом курильщика, стоящего в двух шагах от могильной плиты.
-Ставлю человека. Против человека с твоей стороны. Мне нужен Кардан Подушка.
-Какого человека ставишь?
...не проиграю.
-Дэниэл Морани.
Воротила Хрюк щёлкнул пальцами, и в комнату немедленно внесли роскошный золотой канделябр.
-Сегодня вечером большая игра,- промурлыкал Хрюк.
Кардан был светел и бодр: в той же степени, в какой таковым бывает свежевыловленный утопленник.
-Хрюк хотел, чтобы я мыл посуду...- промямлил он, глядя на идеально заверенную и с завитушками подписанную дарственную Хрюка, передававшую Кардана в безвозмездное пользование Фрэнсисом У., джентльменом.
-Не беспокойся, мы тебя посуду мыть не заставим,- благосклонно пообещал Фрэнсис.
-Этого-то я и боюсь...
Наши воодушевленные физиономии доверия в самом деле не внушали.
Тонковатые кости нашего плана начинали обрастать мясом (пускай сомнительного качества и свежести).
-Чтец пришёл, но где же чтиво?- вопросил Фрэнсис небеса.
Год или два назад я немедленно сделал бы два шага вперёд и ответил бы, ударяя себя в грудь: «Я! Я напишу! Любая тема! Любой объём! Две ночи!..»
Все мы взрослеем.
-Дайте мне любой шлак, вообще любой, и я в две ночи сделаю из него годный товар,- бросил я с небрежной ленцой избалованного гения.
При слове «шлак» Дэн немедленно воззрился на Кардана, и вопрос был решён.
Должно быть, вас удивляют мои многочисленные литературные таланты.
Видите ли, я зарабатываю себе на жизнь тем, что перевожу дешёвые романы в бумажных переплётах. Сам себе редактор, сам себе корректор; где настроение вспыхнет - там и
досочинитель. Когда переводишь какое-нибудь адское безумие про
инопланетное вторжение или динозавров-разрушителей - отпуск души, но,
увы, спрос на подобную литературу нынче невелик, и потому всё больше
переводишь сентиментальные романы, стараясь не уснуть на очередной
безликой странице.
Иногда видишь в окне каких-нибудь бедолаг, копающих траншеи.
Задумываешься о собственном месте в этом мире. Переведенные мною
книжки читают в основном домохозяйки в возрасте, находящиеся на полном
содержании; то есть я паразитирую на паразитах. Хороший показатель
прогресса: чем более развито общество, тем большее количество
нахлебников оно в состоянии себе позволить.
Но я отвлёкся.
Кардан принёс мне изрядную стопку бумаги, перехваченную грубой
веревкой, и я ночью читал её два часа. Местами грустные, местами
мрачные, неизменно беспросветные, его работы не задевали и были, в сущности,
непрерывным соло на одной ноте.
Пришлось представить, что это роман для домохозяйки, который
необходимо перевести обратно - с дрянного перевода на оригинал,
восстановив пропущенные шутки и сильные места.
Я превращал жалобы в песенки, слёзы в хихиканье, все оттенки
чёрного в попугайское оперение. Там, где было больно, рассказывал
анекдот.
Это оказалось нетрудно. В любом по-настоящему плохом тексте всегда
виднеется призрак другого - твоего собственного.
Утром выпил кофе и отправился на очередное собрание дельцов.
Например, деньги.
Мне срочно нужен был Фрэнсис.
Как это обычно бывает, когда ищешь человека, находишь всех, кроме него. Сначала я наткнулся на Кардана, уныло ковырявшего землю в парке носком сапога: едва лишь я поднял ногу с целью задать стрекача, как он обернулся (не иначе - на чарующий звук моих элегантных, хотя и зачищенных до дыр туфель) и поздоровался. Таким образом, убегать было поздно, а оставаться дураков ищите сами.
К счастью, газеты под рукой у него не оказалось, и чтения удалось избежать. Но как у него дела я всё-таки вынужден был послушать: как выяснилось (вот неожиданность) - неважно. Кардан задолжал Воротиле Хрюку (карты! никчемные ветреницы!), и тот забрал его к себе в батраки.
Я изъявил сочувствие и протрубил отступление.
Голуби за моей спиной бродили и курлыкали, как заправские выпивохи.
В скором времени я наткнулся на Дэна, который с самым разочарованным видом просматривал какие-то листы, сидя на зелёной скамейке с щербатой ножкой.
-Бездарно, о как бездарно,- сказал он, завидев меня. -Ты знаешь, не хочу я в
литагенты. У меня желудок не настолько крепкий, чтобы выдерживать такое ежедневно.
Я к гадалке не ходил, но задачку раскусил мгновенно:
-Некто Подушка?
-Он,- подтвердил Дэн. -Хочет, чтобы я его продал. Но, по-моему, продать его можно только на органы. Вот, послушай:
Протяни мне руку, старый город,
И, моим дыханием согретый,
Подними листвы опавший ворох,
Прошурши мотив давно забытый.
Песней пробегись по парку нашему,
Загляни в окно кафе печального,
Поклонись поэта памятнику, ставшему
Для студентов точкою начальною.
Я опять иду гулять по узким улицам,
Ощущая ступнями дорогу мощеную.
Никогда не заставит меня нахмуриться
Этот город, в который я просто влюбленный.
-Дэн, ради всего святого!- взмолился я. -Я же недавно обедал.
-Там ещё эпиграф есть,- сказал он мрачно. -«Любите те города, в которых живете, и они ответят Вам взаимностью».
Мы угрюмо помолчали, удручённые космическим падением человечества, способного породить такое и существовать дальше с самым невозмутимым видом.
Где-то вдалеке пиликали на уличной скрипке.
Мы нашли Фрэнсиса в булочной, он беззаботно насвистывал, пока продавщица искала, чем дать сдачу с банкноты. Ничуть не изменился: такой же невысокий, такой же энергичный; а когда он улыбался, на лбу всё так же пролегали складки - только, кажется, их стало немного больше...
Он разломил булку на три части, чтобы нам тоже было что жевать, и мы пошли по проспекту Синиц. Фрэнсис немедленно поделился своим последним прожектом.
-Эстрадно-городское представление с элементами литературы,- быстро заговорил он, как всегда еле разборчиво разбрызгивая слова. -Префект даёт налоговую льготу на городские представления с элементами литературы. Эстрада нужна покупателю. Монету за хорошее настроение! Один номер - и пошёл дальше.
В моей голове немедленно заработала фабрика гениальных идей: нужно было срочно вписывать в имеющийся план себя.
-Эстрада - это же не фунт изюма...- начал я по-джентльменски вкрадчиво. -Мало ли в городе бормотателей всякого вздора? Необходима броская эстрадная составляющая... Сценический костюм... Сценический образ!
-Ты что-то придумал?- немедленно заинтересовался Фрэнсис.
Я рассказал; Фрэнсис так и прыснул.
-Обязательно,- сказал он немедленно. -...но где ты найдешь работника, который подпишется на такое?..
Воротила Хрюк телосложением напоминал лучший бифштекс из закусочной Гарри (тридцать крон порция). Разговаривать со мной он согласился не раньше, чем я уронил одного из его громил под стол, а второго принудил споткнуться в окошко.
-Я слышал, здесь играют в карты,- (сказал Лэйн Ириани, внушительно оперевшись о видавший виды биллиардный стол, зелёный, как грязная бумажка).
Воротила Хрюк посмотрел на меня, как на мешок с удобрениями.
А я уже тасовал колоду, порхавшую изящным веером карт.
-Что ставишь?- спросил он наконец низким, ворчливым голосом курильщика, стоящего в двух шагах от могильной плиты.
-Ставлю человека. Против человека с твоей стороны. Мне нужен Кардан Подушка.
-Какого человека ставишь?
...не проиграю.
-Дэниэл Морани.
Воротила Хрюк щёлкнул пальцами, и в комнату немедленно внесли роскошный золотой канделябр.
-Сегодня вечером большая игра,- промурлыкал Хрюк.
Кардан был светел и бодр: в той же степени, в какой таковым бывает свежевыловленный утопленник.
-Хрюк хотел, чтобы я мыл посуду...- промямлил он, глядя на идеально заверенную и с завитушками подписанную дарственную Хрюка, передававшую Кардана в безвозмездное пользование Фрэнсисом У., джентльменом.
-Не беспокойся, мы тебя посуду мыть не заставим,- благосклонно пообещал Фрэнсис.
-Этого-то я и боюсь...
Наши воодушевленные физиономии доверия в самом деле не внушали.
Тонковатые кости нашего плана начинали обрастать мясом (пускай сомнительного качества и свежести).
-Чтец пришёл, но где же чтиво?- вопросил Фрэнсис небеса.
Год или два назад я немедленно сделал бы два шага вперёд и ответил бы, ударяя себя в грудь: «Я! Я напишу! Любая тема! Любой объём! Две ночи!..»
Все мы взрослеем.
-Дайте мне любой шлак, вообще любой, и я в две ночи сделаю из него годный товар,- бросил я с небрежной ленцой избалованного гения.
При слове «шлак» Дэн немедленно воззрился на Кардана, и вопрос был решён.
Должно быть, вас удивляют мои многочисленные литературные таланты.
Видите ли, я зарабатываю себе на жизнь тем, что перевожу дешёвые романы в бумажных переплётах. Сам себе редактор, сам себе корректор; где настроение вспыхнет - там и
досочинитель. Когда переводишь какое-нибудь адское безумие про
инопланетное вторжение или динозавров-разрушителей - отпуск души, но,
увы, спрос на подобную литературу нынче невелик, и потому всё больше
переводишь сентиментальные романы, стараясь не уснуть на очередной
безликой странице.
Иногда видишь в окне каких-нибудь бедолаг, копающих траншеи.
Задумываешься о собственном месте в этом мире. Переведенные мною
книжки читают в основном домохозяйки в возрасте, находящиеся на полном
содержании; то есть я паразитирую на паразитах. Хороший показатель
прогресса: чем более развито общество, тем большее количество
нахлебников оно в состоянии себе позволить.
Но я отвлёкся.
Кардан принёс мне изрядную стопку бумаги, перехваченную грубой
веревкой, и я ночью читал её два часа. Местами грустные, местами
мрачные, неизменно беспросветные, его работы не задевали и были, в сущности,
непрерывным соло на одной ноте.
Пришлось представить, что это роман для домохозяйки, который
необходимо перевести обратно - с дрянного перевода на оригинал,
восстановив пропущенные шутки и сильные места.
Я превращал жалобы в песенки, слёзы в хихиканье, все оттенки
чёрного в попугайское оперение. Там, где было больно, рассказывал
анекдот.
Это оказалось нетрудно. В любом по-настоящему плохом тексте всегда
виднеется призрак другого - твоего собственного.
Утром выпил кофе и отправился на очередное собрание дельцов.