Насилие и ретравматизация в терапии
Как можно было заметить, меня занимает проблема врачебного насилия по отношенияю к пациентам и ретравматизации в терапии. Тема малоисследованная, особенно на русском. Я случайно нашёл серию постов о насилии мужчин над женщинами. Это не совсем то, прямо всё копировать и вставлять, конечно, нельзя, но можно почитать отрывки и подумать. Кроме того, это досточно короткий и вразумительный текст по психическим травмам вообще, не 500 страниц. Ещё раз - текст по второй ссылке о ПСИХИЧЕСКИХ травмах, а не последствиях физического изнасилования. Одно большое "но" - рецепта нет. Кто ищет рецепт или инструкции что делать - пролистывайте.
http://accion-positiva.livejournal.com/51870.html
И ещё столько, сколько раз услышу "сама-дура-виновата": насилие - это преступление, а не разновидность отношений, изнасилование - это не неконтролируемый импульс, а осуществление власти, это преступление против свободы и неприкосновенности личности, в совершении преступления виноват и за него ответственен преступник, агрессор, а общественное мнение и правосудие должно стоять на страже интересов жертвы. Всегда и в первую очередь. Этого не происходит именно потому, что изнасилование "понимается" как насильственное навязывание акта, и игнорируется тот факт, что насильник - это не перверзный субъект, не имеющий возможности контролировать свои импульсы, а человек, который жаждет власти и насильственного подчинения жертвы.
Те, кто этого "не понимает", просто "мечтает в лапки топорик взять, взамен голубого пера", но опасается огласки, поэтому ищет, где бы и как ему незаметно извинить насильника, своё маленькое секретное альтер-эго. Удобно считать, что психо-травматический опыт - это где-то далеко, по телевизору, где стреляют и бегают со взрывчаткой, или прислушиваться к хитросделанному "мнению" о том, что жертвы насилия - это не такие как все, а по-особенному одетые/раздетые женщины и дети, втайне желающие стать жертвами, активно со своей стороны участвующие в процессе насилия, безответственные, глупые, тупые, простодушные, легкомысленные, нарушившие правила (с этого и надо всегда начинать, а то всё мини-юбки да тёмные подворотни, только тень на плетень).
Расследование агрессии и эксплуатации, которой подвергаются женщины пациенты, очень скоро привело от феномена уличных изнасилований (совершаемых в тех самых темных подворотнях теми самыми злобными и дикими понаехавшими) к настоящей проблеме - к изнасилованиям, совершаемым в семье или в близком кругу жертвы (родственниками, мужьями, друзьями и коллегами). И как уже было ранее, исследование насилия в отношении женщин пациентов - неизменно - приводило к "открытию заново" масштабного насилия в отношении детей (тут нашим приятным во всех отношениях дамам должно быть особенно смешно).
Под катом - текст, написанный по книге Judith Herman "Trauma and Recovery. The Aftermath of Violence from Domestic Abuse to Political Terror". Этот текст - о травме изнасилования и о её преодолении, возможно, он будет полезен кому-то.
Изнасилование вызывает психотравматическое стрессовое расстройство (ПTCР) и жертвам изнасилований необходима квалифицированная помощь и поддержка окружающих. Необходимо, чтобы в обществе сформировалось чёткое представление, что последствия изнасилования - это не позор-позор, молчи-молчи, сама-дура-виновата, надо-было-кричать-громче/сопротивляться, не-придумывай-он-твой-муж, почему-ты-села-к-нему-в-машину, - это угроза здоровью и жизни человека, которая не исчерпывается с прекращением конкретной ситуации насилия. Каждый, кто говорит жертве, что она сама виновата, и что лучше молчать и скрывать происшедшее (даже если таким "советчиком" будет мама жертвы), становится пособником преступника и наносит дополнительный - часто не менее жестокий, чем само изнасилование, - вред пострадавшей.
Диалектика психотравмы.
Насилие - одна из основных причин ПТСР. Травматические события разрушают нормальные системы психической защиты, дающие людям ощущение контроля, связанности с окружающим миром и смысла происходящего. До недавнего времени считалось, что такие травмирующие события относительно редки и касаются ограниченного числа людей (природные катаклизмы, транспортные катастрофы, вооруженные конфликты). Но оказалось, что симптоматика ПТСР присутствует у жертв изнасилования, гендерного ("домашнего") насилия и в огромном количестве "обыденных" эпизодов жизненного опыта большинства женщин и детей.
Травматические события необычны не потому, что происходят редко, а потому, что превосходят обычные адаптативные способности человеческих существ. Травматические события включают угрозу жизни и физической целостности, они ставят людей перед лицом экстремального состояния беззащитности и панического страха. Тяжесть травматических событий нельзя измерить, однако, удалось выявить отягчающие факторы, приводящие к длительной и тяжёлой психической травме:
- неожиданность нападения,
- насильственное пребывание в изоляции и
- доведение до физического и психического истощения,
- изнасилование и
- физические увечья.
И во всех этих факторах присутствуют две составляющие: чувство беззащитности и острого страха.
Стандартная реакция человеческого организма на опасность - это сложная интегрированная система психо-физиологических реакций: активируется симпатическая нервная система, повышается уровень адреналина, обеспечивая пребывание организма в состоянии тревоги, внимание полностью концентрируется на происходящем. Часто в ситуации витального риска восприятия могут модифицироваться: в таких ситуациях человек может игнорировать чувство голода, усталости и/или боли. Ситуация опасности/угрозы вызывают чувства страха и гнева. Все эти изменения способов физического и эмоционального реагирования, концентрации внимания, восприятий являются нормальными адаптативными реакциями: они мобилизуют человека для того, чтобы в ситуации опасности тот сражался или бежал.
Травматические реакции развиваются тогда, когда действие (сражаться или бежать) невозможно или не даёт результата. Когда нет возможности ни сразиться с противником, ни спастись бегством, психо-физическая система защиты человека оказывается дезорганизованной и разрушенной. Оказываясь бесполезным, каждый из элементов этой системы остаётся в изменённом состоянии в течение долгого времени после того, как реальная ситуация опасности завершилась. (Была бы ссылка на исследование - цены бы не было - H.B.)
Травматические события изменяют всю систему физиологических и эмоциональных реакций, функционирование познавательных схем и памяти, фрагментируя и препятствуя их нормальному взаимодействию. Травмированный человек может испытывать интенсивные эмоции при полной амнезии или частичном (и/или искажённом) воспоминании о травматическом событии или наоборот, может сохранять детальные воспоминания о происшедшем и демонстрировать отсутствие каких-либо эмоций.
Человек может находиться в постоянном состоянии гиперактивности и/или хронического раздражения и сам не знать, почему, - травматические симптомы имеют тенденцию отделяться от конкретной ситуации, в которой они возникли, и существовать "сами по себе" (их принимают за черты характера и/или расстройства личности). Именно такая фрагментация является тем, что разрушает систему самозащиты человека, которая при нормальных обстоятельствах функционирует интегрировано. Жане назвал этот процесс "диссоциацией": люди с истерией теряли способность интегрировать в сознание воспоминания о травмирующих событиях и эти воспоминания пребывали отделёнными от сферы "обычного" сознания.
Жане писал об эффекте "растворителя" синтетизирующей способности человеческого мышления, которой обладает страх. Травмированный человек как бы выпадает из реального настоящего, из жизни в настоящем времени, его психика реорганизуется согласно "диалектике травмы" - многочисленные симптомы психотравматических стрессовых расстройств (ПТСР) организуются в три основных кластера:
- гиперактивация/повышенная возбудимость/гипербдительность - постоянное ожидание опасности
- вторжение/флэшбэк - повторяющиеся и навязчивые воспроизведения в сознании психотравмирующего события
- сужение/констрикция - повторяющиеся и навязчивые воспроизведения реакции бессилия, неспособности противостоять опасности.
Гиперактивация - наиболее известный симптом психотравмы. Травматический опыт приводит к тому, что психофизиологическая защитная система организма находится в постоянном состоянии активации, как если бы человек постоянно находился в ситуации опасности. Серьёзным нарушениям подвергается способность человека приспосабливаться к жизненным ситуациям, ввиду наличия хронических состояний тревожности, раздражения, бессонницы. Нарушается способность концентрации внимания и появляются острые физиологические реакции на события, символизирующие или напоминающие травму.
Вторжение. Травмированные люди переживают вновь и вновь эпизод травмы, и переживают её в настоящем. "Нормальная жизнь" для травмированного человека не возобновляется, потому что травма постоянно её прерывает. Травматический момент (эпизод/серия эпизодов) патологически кодируется в памяти, оставаясь отнесённым к настоящему - флэшбэки (вторжение в сознание) наяву и навязчивые кошмары во сне. Происходит фиксация на травме, хронический стресс, причём часто такой же силы, как в реальном эпизоде травмы.
Травматические воспоминания - в отличие от обычных воспоминаний - не обладают динамикой событий, о которых можно было рассказать историю. Собственно, они не являются воспоминаниями как таковыми - их называют воспоминаниями для удобства выражения. Травматические idees fixes представляют собой застывшие, несвязанные между собой, неподвижные картинки, коррелирующие с интенсивными физиологическими реакциями организма, именно это придает им особую реальность при повторном переживании. Эти фиксированные образы недоступны для вербализации, поэтому травмированный человек не способен установить над ними контроль, они организованы на почве общего нейрофизиологического расстройства организма, как наяву, так и во сне.
Вторжения в сознание травматических воспоминаний происходят не только на уровне флэшбэков и ночных кошмаров, но в форме обсессивного стремления к воспроизведению травматической ситуации. Это воспроизведение может носить буквальный характер (вновь и вновь стремиться к возвращению на место происшествия) или символический (экстремальные виды спорта, гонки, поединки). Стремление к повторному воспроизведению травматической ситуации очень часто лежит в основе выбора профессии, связанной с опасностью, с необходимостью быстро и оперативно реагировать на ситуации риска (полиция, профессиональная армия, служба скорой помощи, гражданская оборона). Именно в этом случае проявляется основная причина стремления к повторному воспроизведению травматической ситуации - это повторные попытки адаптации, контроля за ситуацией риска, часто протекающие по патологическому сценарию (сознательное и неосознанное подвергание себя риску в ситуациях, схожих с травматической), но иногда оказывающиеся удачной ауто-терапией (как в случае с удачным процессом профессиональной реализации в ситуациях, требующих контроля и быстрого реагирования).
Жане также говорил о стремлении людей, страдавших истерическими симптомами "ассимилировать" и "ликвидировать" опыт травмы, и когда они добивались этого, они испытывали чувство "триумфа": восстановление чувства контроля и собственной эффективности необходимы для излечения травмы - оно означает восстановление когнитивных и эмоциональных схем, которые разрушаются/фрагментируются в момент травмы (А я говорил, что лучшее прощение - это месть - H.B.).
Хотя существует возможность терапевтического эффекта повторного переживания травмы, большинство людей старательно избегают саму возможность воспроизведения травматической ситуации, так как речь идёт о слишком сильном эмоциональном страдании. Поэтому обычная реакция на вторжения - сознательное вытеснение травматического опыта (особенно по типу травматической амнезии), когда люди прилагают невероятные усилия, чтобы избежать мыслей, чувств, разговоров, мест, людей, связанных с ситуацией травмы.
Травматические амнезии характерны именно для жертв сексуального насилия, ибо - в отличие от комбатантов - им некуда возвратиться, у них нет тыла, нет альтернативы пространству, в котором происходит сексуальное насилие. Жертва должна будет проживать в той же квартире, где она была подвергнута насилию, ходить по тем же улицам. С большой вероятностью, ей придётся неоднократно видеть насильника (напомню, что абсолютное большинство изнасилований совершается знакомыми и родственниками), и весьма часто разделять с ним свою жизнь (и подвергаться повторному насилию) - это столь замалчиваемые, но отнюдь не редкие, случаи инцеста и изнасилований жен мужьями.
Чувство беззащитности, бесполезности сопротивления и безысходности настолько сильно у жертв сексуального насилия, что приводит к состоянию сужения сознания (констрикции), когда защитная система организма полностью блокируется.
Констрикция/измененное состояние сознания - третий фундаментальный симптом ПТСР. Жертва насилия "избавляется" от травматической ситуации не с помощью реальных действий, а с помощью изменения состояния сознания, как заяц, застывающий посреди шоссе, ослеплённый фарами несущегося на него автомобиля: он не двигается, он замирает на месте.
Изменённые состояния сознания лежат в основе реакции безразличия и спокойствия со стороны жертвы на ситуации витального риска: события продолжают восприниматься, но так, как если бы не имели никакого отношения к жертве, изменяются ощущения, нередко наступает частичное или полное анестезирование, восприятие времени и пространства также изменяются - события видятся как немое кино на замедленной камере, жертва видит саму себя (своё тело и окружающую обстановку) как бы со стороны, часто возникает чувство "выхода из тела" или "плавания под потолком", возникает спонтанное "понимание", что происходящее - это просто кошмарный сон, и что скоро наступит пробуждение, а с ним и прекращение страдания.
Все эти изменения в восприятии в комбинации с охватывающим жертву чувством тотального безразличия приводят к тому, что человек становится неспособным к какому-либо действию, к какой-либо инициативе (активности) - это состояние полной пассивности. Такие изменения состояния сознания схожи с гипнотическим трансом, как и симптомы гиперактивации.
Гиперактивация соотносится с состоянием гипнотического поглощения, а констрикция - с состоянием гипнотической диссоциации.
Способность испытывать изменённые состояния сознания - это одно из свойств человеческой психики, но она не одинаково развита у людей. Травматические события являются мощным активатором этой способности, провоцируя диссоциативное состояние, в котором уменьшается или исчезает восприятие боли и отсутствуют нормальные эмоциональные реакции на боль, человек если не теряет способность к болевым ощущениям, то способность страдать от боли сильно уменьшается или исчезает.
Люди, у которых способность к спонтанной диссоциации не развита или развита недостаточна, обычно прибегают к алкоголю и другим типам интоксикации, чтобы достичь состояния, воспринимаемого как эмоциональный комфорт, эмоциональная анестезия.
Травматическая диссоциация может иметь адаптативные цели в ситуации острой травмы (=непосредственно ситуации насилия), но впоследствии именно она препятствует поступлению травматических содержаний в сознание, закрывая таким образом путь к их интеграции.
Симптомы констрикции ("ментального паралича") проявляются не только в сфере памяти, мышления, как спонтанные диссоциации, но и в сфере деятельности: жертвы сексуального насилия ограничивают себя и свою жизнь с тем, чтобы создать контролируемую и безопасную зону.
Констрикция имеет и ещё одно весьма негативное последствие: травмированные люди, у которых диссоциация стала хронической, очень часто убеждены, что они заранее знали об опасности (это знание они получали либо путем предупреждения "свыше", предчувствия или подозрения), но ничего не сделали, чтобы её избежать. По прошествии лет такие люди продолжают искать скрытые смыслы, секретные послания в окружающей жизни.
Особое восприятие жизни выражается в отсутствии способности планировать будущее и в отсутствии к нему интереса - травмированные люди (особенно пострадавшие от сексуального абьюза дети) не представляют себе будущее, они о нём не думают (т.к. пытаются избежать даже тени риска, инициативы и спонтанной активности) - так констрикция работает на хроническое течение психотравмы (См. пост про низкую эффективность тренингов и обсуждение про перенос энергетического импульса в физическое поле http://healthy-back.livejournal.com/241628.html - H.B.).
Гиперактивация и констрикция устанавливают в психике травмированного человека систему чередований (это весьма похоже на то, что мы говорили в теме "Виктимизация как инвалидизация"). Человек оказывается между крайностями травматической амнезии и флэшбэков, между неожиданными наплывами интенсивных и поглощающих эмоций и отсутствием эмоциональности, между приступами компульсивной и раздражающей активности и периодами пассивности. Ощущение нестабильности, которая происходит из этого неподдающегося контролю чередования, усиливает чувство незащищённости и неспособности спланировать собственное - даже ближайшее- будущее. Психотравма, таким образом, представляется как потенциально неизлечимая.
Диалектика травмы меняется с течением времени: первые дни или недели после травмирующего события преобладают физиологические симптомы гиперактивации, флэшбэки и спонтанные повторные переживания травмы; эта острая симптоматика постепенно снимается после трёх-шести месяцев с момента травматического события и затем медленно идут на убыль. После нескольких лет с момента изнасилования, наиболее частыми симптомами травмы бывают специфические страхи, так или иначе символизирующие травму, проблемы в сексуальной сфере и ограничения в повседневной деятельности (например, стараться не выходить из дома одной).
По мере того, как симптомы гиперактивации и вторжения начинают ослабляться, симптомы избегания и констрикции начинают набирать силу: на первый взгляд, травмированный когда-то человек полностью восстановил свою жизнь, в которой снова преобладает безопасная рутина, но у такого человека присутствует постоянное ощущение механичности происходящего, собственной жизни "по инерции", внутреннего отчуждения и эмоциональной дистанции в отношении самого себя и окружающей обстановки, очень характерно эмоциональное и интеллектуальное "отупение" и также отсутствие чувства связи с происходящими событиями ("наблюдение со стороны", "неприсутствие в ситуации"). Внешне никакой драмы.
С течением времени травматические симптомы начинают восприниматься как окружающими, так и самим травмированным человеком, как черты характера или расстройство личности, которые препятствуют установлению нормальных отношений с окружающими. И мы начинаем задавать весьма жёстокий по своей сути вопрос: "Что пытается человек избежать с помощью невроза?" (с), подразумевая некое злонамеренное избегание ответственности/инициативы, "бегство в болезнь" и прочее. Почти каждая пятая женщина, пережившая изнасилование (19,2%) пыталась покончить жизнь самоубийством (я сейчас имею в виду единственные травматические эпизоды, я не говорю о хронической травме).
Одиночество жертвы
Травматические события ставят под вопрос фундаментальные аспекты человеческих отношений: они разбивают семейные и родственные узы, дружбу, любовь и саму способность жить в обществе. Травма разрушает индивидуальную экзистенциальную структуру, которая формируется и основывается на отношениях с другими. Травма обрекает человека на перманентное состояние экзистенциального кризиса, разрушает фундаментальные чувства безопасности пребывания в мире (то, что называют базовым доверием, без которого нормальное функционирование человеческой психики превращается в параноидное), позитивной ценности человеческой личности и смысла жизни.
Базовое доверие формируется в начальном периоде жизненного цикла, в процессе отношений с первым человеком, заботящемся о новорожденном, это чувство доверия поддерживает человека в течение всей жизни. В ситуации витального риска человек спонтанно обращается к первому источнику заботы (или к его символу), и когда помощь не приходит, базовое доверие к жизни разрушается - травмированный человек чувствуют себя покинутыми, в абсолютном одиночестве, изгнанными из системы человеческой взаимной помощи и защиты.
С этого момента любые отношения травмированного человека, начиная с межличностных отношений и заканчивая самыми абстрактными отношениями принадлежности к религиозным, идеологическим и национальным общностям, определяются чувством отчуждения и разрыва связи. С потерей чувства базового доверия (фундамент индивидуации) травмированный человек теряет и чувство собственного "я"; отношение к самому себе также доминирует отчуждение, человек как бы откатывается в конфликты детского и подросткового возраста и вынужден вновь проживать этапы борьбы за личную автономию, за право на инициативу, за установление личностных границ.
Острое чувство беззащитности и невозможности избежать опасности в травме изнасилования приводит к возникновению у жертвы хронического переживания стыда и сомнения в самой себе. Сомнение в самой себе (= "я не смогла избежать опасности", "мне надо было" и т.д.) выражается прежде всего, что жертве изнасилования чрезвычайно трудно отстаивать своё мнение (поэтому психологическое давление на жертву с целью подвергнуть сомнению её показания - любимый приём "общественности").
Жертва изнасилования хронически переживает чувство собственной некомпетентности (она оказалась слабой и позволила нанести себе вред) как вину и неполноценность. Именно жертва - и никогда насильник - чувствует себя виноватой. Чувство вины возникает как попытка обрести хоть какое-нибудь чувство власти и контроля над ситуацией - воображать себе, что ты могла бы что-то сделать, чтобы предотвратить насилие, часто оказывается легче переносимым, чем признать собственную абсолютную беззащитность и бессилие.
Травма изнасилования наносит ущерб способности жертвы поддерживать эмоциональные связи с окружающими: разрушение базового доверия, чувства вины, стыда и собственной ничтожности, внутренний императив избегания возможной опасности заставляют жертву замыкаться в одиночестве. В то же время, хронический страх заставляют её искать защиту через личные отношения, поэтому часто травмированный человек балансирует между периодами отъединения, избегания любых контактов и периодами отчаянных попыток установить и сохранить близкие отношения с другими.
http://accion-positiva.livejournal.com/51624.html
Изнасилование без флёра "влечения"
В сравнительных исследованиях психологических последствий у жертв изнасилования и жертв других преступлений показали, что у жертв сексуального насилия наиболее высоки вероятности развития продолжительного ПТСР. Это неудивительно, если принять во внимание физическую, психологическую и моральную профанацию, совершаемую в отношении жертв изнасилования.
Цель насильника - запугать, подчинить и унизить свою жертву, заставить ее почувствовать собственное бессилие. Поэтому изнасилование представляет собой преднамеренно организованное действие по нанесению психической травмы. И это вновь приводит нас к вопросу об участии/не участии общества в целом в практиках насилия. Я уже цитировала Ю. Германн в посте об истерии и теперь повторюсь:
"В основе психической травмы лежит социально организованное и регулируемое насилие, осуществляющееся над молодыми членами общества и представляющими из себя ритуалы инициации, приобщения к динамике принуждения, которая лежит в сердцевине современной общественной организации. Две основные формы социально регулируемого насилия - боевые действия и гендерное/сексуальное насилие - соответствуют основными парадигматическим формам принуждения для мужчин и женщин, соответственно".
Именно поэтому на неоднократно поднимающийся вопрос о том, на чьей стороне стоит общество (упорно делающее вид, что ни на чьей) - насильника или жертвы, ответ в большинстве случаев: на стороне насильника. Общество премирует его безнаказанностью и наказывает жертву повторной виктимизацией через осуждение, остракизм, обвинение и игнорирование или физическое уничтожение, как случаях военных изнасилований.
Нигде так чётко не просматриваются мотивационные схемы практики изнасилования, как в изнасиловании мужчин в тюрьмах (и других "казенных заведениях") и в массовых изнасилованиях женщин в период военных действий.
Общественное табуирование этих двух проблем происходит от того, что при их рассмотрении уже невозможно говорить о якобы неосторожности или о "виктимном" поведении жертвы, о "неспособности" агрессора сдержать свои "сексуальные позывы", о "провоцировании" и "мазохизме" жертвы, психической девиантности насильника и прочее, так как в тюремном и военном изнасиловании совершенно отчётливо и неприкрыто выступает как стратегия действия, так и его целевое назначение.
Тюремное изнасилование представляет собой "распределение ролей" в иерархии власти, осуществляемое в условиях исключительно мужской патриархатно-авторитарной среды, где молодые, физически слабые (часто - подростки) заключенные (как правило, не рецидивисты) принуждаются силой к исполнению социальной роли, во внешнем мире ассигнованной женщинам. Иерархический "код", существующий в тюрьмах, заключается в квази-выборе, перед которым ставят новоприбывших: или ты занимаешь положение "девки", или доказываешь свою принадлежность к "мужчинам". "Доказательством" маскулинности является: успешно отбить физические и сексуальные нападения других "мужчин" и приобрести в собственность "девку". Я подчеркиваю квази-выбор, потому что у огромного количества заключенных никакого выбора нет: молодость и/или физическая слабость - это приговор к "превращению в женщину".
Тюремное изнасилование - это следствие определения маскулинности как триумфа физической силы. Однако, пусть ни в коем случае не сложится впечатление, что тюремное изнасилование - это честный поединок, в результате которого кто-то побеждает, а кто-то проигрывает. Тюремные и военные изнасилования совершается при одном неприменном условии: изначальном численном и силовом превосходстве нападающих. В тюрьмах в отношении мужчин и на войне - в отношении женщин массово совершается одно и то же коллективное действие, в ходе которого утверждается собственная власть, а также ментальное удовлетворение от принадлежности к стану "настоящих мужчин".
Причем это понятие "настоящий мужчина" в данном контексте по сути не судьба или предопределение, а социальная конструкция подчеркнуто гегемонической маскулинности, построенной на профессионализации насилия. И как всякая профессия, она обладает своей этикой и ответственностями, распространяемыми только на посвященных. Солидарность - только со своими, насилие по отношению к не своим - долг...
За несуществование "специфических" видов изнасилования говорит и тот факт, что "общественность" всегда ведет себя одинаково: солидаризуется с насильником и криминализирует жертву. Это касается и большинства работников правоохранительных органов и медицинских учреждений. Общество участвует напрямую в психо-травматизации огромного числа людей - женщин, детей и мужчин - в первую очередь тем, что превентивно запугивает их:
- желание общества закрыть глаза на изнасилования мужчин так велико, что некоторые преступники насилуют мужчин, которых они обворовали или ограбили, так как знают, что в этом случае они не обратятся в полицию
- Недавний пример: Елена, 35 лет, служащая, после работы вечером шла из магазина. Дома ее ждали муж, мама и дочка. Недалеко от своего дома на неё напал мужчина, который вырвал у неё телефон, сумку, избил и изнасиловал. Обратившись в ближайшее отделение милиции, Лена в течение 6 часов находилась под прессингом ухмыляющихся, наглых мужчин, которые демонстративно торопились домой и не собирались возбуждать уголовное дело, так как "пострадавшая не видела лица нападавшего мужчины - "Как мы будем его искать, если вы его даже в лицо не видели?!"
Будучи в шоковом состоянии, с переломом носа, в порванной одежде, в крови, грязи и сперме ей пришлось настаивать на открытии уголовного дела, давать показания, и подписать заявление, неграмотно составленное следователем. Позже она рассказывала нам, что боялась находиться в комнате дознания с этими "специалистами".
Только через 4 часа её повезли в больницу, где у неё взяли мазки. При этом в больнице, которая обязана фиксировать свидетельства преступлений, ей не провели ни экстренной профилактики нежелательной беременности, ни профилактики венерических инфекций и ВИЧ/СПИДа, не оказали экстренной медицинской помощи. Позже она сама пошла в местную поликлинику, где у неё был обнаружен перелом носа, сотрясение мозга после которого она находилась на больничном.
В общественное сознание постоянно транслируются мессиджи типа "Выхода нет", "Не преувеличивайте", "Вы ненормальны/озабочены", если вы говорите о проблеме сексуального врачебного насилия.
Кидаю ссылку на пост с исследованиями: http://community.livejournal.com/dont_be_victim/24325.html
Вот большой сайт: http://mne-bolno.ucoz.ru/, там сбоку есть меню со ссылками на статьи по теме и ниже - на теги (группы статей по подтемам). Там есть про насилие в семье, в школе.
Вот Эмоциональное насилие над ребенком:
http://mne-bolno.ucoz.ru/index/nasilie_ehmocionalnoe_i_psikhologicheskoe/0-6
http://mne-bolno.ucoz.ru/index/toksichnye_roditeli_doklad_sjuzen_forvard/0-7
http://mne-bolno.ucoz.ru/index/nasilie_nad_detmi/0-8
http://mne-bolno.ucoz.ru/index/posledstvija_nasilija_u_detej/0-11
Среди отдаленных последствий жестокого обращения с детьми выделяются нарушения физического и психического развития ребенка, различные соматические заболевания, личностные и эмоциональные нарушения, социальные последствия.
Виктимизация как инвалидизация. http://accion-positiva.livejournal.com/21416.html (http://yablor.ru/blogs/gaslight-epidemiologiya-viktimizaciya-kak-invalidizaciya/752605)
Почему они не уходят (I) http://accion-positiva.livejournal.com/8872.html
Психические механизмы, обеспечивающие пребывание жертвы в ситуации насилия и формирующие специфический травматический эффект.
Почему они не уходят (II) http://accion-positiva.livejournal.com/9740.html
Методы и стратегии насилия со стороны агрессора волитивны (т.е. осуществляются систематически, по заданному плану), сознательны или квази-сознательны (насколько тот или иной индивид вообще сознателен в своей повседневности) и имеют вполне определенную цель: подчинение и контроль. Насилие есть всегда осознанный выбор со стороны агрессора, оно идеируется и теоретизируется им. В 90-х годах в англосаксонских странах были в ходу программы по "реабилитации" осужденных за гендерное насилие. В основном применялся метод эмоционально-когнитивной терапии и был собран достаточно обширный материал в отношении "теоретизирования" гендерного насилия (особенно, на опыте канадских программ). Интересно отметить, что все эти программы были отменены или свернуты из-за очень высокой себестоимости (оплата больничных персонала, который не выдерживал психического напряжения в общении с "теоретиками") и нулевого практического эффекта (по словам тогдашнего министра внутренних дел U.K. Джека Строу).
http://radulova.livejournal.com/1664473.html
Ланди Бэнкрофт. "Как начинается домашнее насилие?"
http://www.helpguide.org/mental/domestic_violence_abuse_types_signs_causes_effects.htm
http://accion-positiva.livejournal.com/71576.html
http://accion-positiva.livejournal.com/71854.html
http://accion-positiva.livejournal.com/74364.html
Дураки и дуры (особенно дуры, увы) любят порассуждать о том, как надо принимать ответственность на себя, искать в себе причину неурядиц, неудач, несчатий. О том, как важно самосовершенствоваться. И преодолевать. И сепарироваться-отстаивать-границы-говорить-только-правду-любить-себя. Так они добавляют к уже существующим у человека дискомфорту, страданию еще и стыд, а также самообвинение. И втайне (иногда от самих себя) они чувствуют облегчение, видя, как изводится другой человек под дополнительным грузом стыда и вины, который хитрожопым дуракам и дурам удалось перекинуть на него с себя самих. Дураки по определению властолюбивы, а чужие вина и стыд дают им ощущение власти над человеком, которого они убедили, что проблема - "внутри него" (и только "там").
Дураков и дур буквально не корми, а дай поотираться около "психологии": ведь, следуя современной тенденции к "психологизации", так замечательно заставить человека считать индивидуальными и внутрипсихическими социальные проблемы - "тем самым человеку передается индивидуальная ответственность за решение этих проблем, в то время как сложившийся социальный порядок может оставаться неизменным... Сложившийся социальный порядок кому-то выгоден (тем, кто занимает привилегированное положение), и эти люди (и социальные группы) хотят, чтобы он оставался прежним. Тем самым они осуществляют притеснение тех, кто находится в менее благоприятной ситуации: ограничивают их доступ к необходимым ресурсам, «оттесняют на обочину жизни», т.е. маргинализуют. Представители маргинализованных групп ... часто «интернализуют» притеснение, и считают свое положение «естественным», «заслуженным», «само собой разумеющимся». Притеснение для них по большей части невидимо". Дуракам и дурам только этого и надо: какой простоp для "учительства", какой кладезь психических ресурсов людей, как можно ими пользоваться (и чувствовать при этом, что это ТЫ САМ/a - благодетель и даритель)!
Проблему (любую) надо помещать не в человека, а туда, где проблема начинается и где она должна закончиться - в социально-исторический контекст, будь то общественный строй или задолбавшие уже всех "отношения". Это верно ещё и потому, что - не надо обольщаться - не существует такого места, как "внутренний мир".
статья Д.Кутузовой, опубликованная в Журнале практического психолога №2 за 2011 г., стр. 23-41 http://narrlibrus.wordpress.com/2011/05/09/intro/
http://accion-positiva.livejournal.com/75086.html
http://sadcrixivan.livejournal.com/124667.html
http://accion-positiva.livejournal.com/51870.html
И ещё столько, сколько раз услышу "сама-дура-виновата": насилие - это преступление, а не разновидность отношений, изнасилование - это не неконтролируемый импульс, а осуществление власти, это преступление против свободы и неприкосновенности личности, в совершении преступления виноват и за него ответственен преступник, агрессор, а общественное мнение и правосудие должно стоять на страже интересов жертвы. Всегда и в первую очередь. Этого не происходит именно потому, что изнасилование "понимается" как насильственное навязывание акта, и игнорируется тот факт, что насильник - это не перверзный субъект, не имеющий возможности контролировать свои импульсы, а человек, который жаждет власти и насильственного подчинения жертвы.
Те, кто этого "не понимает", просто "мечтает в лапки топорик взять, взамен голубого пера", но опасается огласки, поэтому ищет, где бы и как ему незаметно извинить насильника, своё маленькое секретное альтер-эго. Удобно считать, что психо-травматический опыт - это где-то далеко, по телевизору, где стреляют и бегают со взрывчаткой, или прислушиваться к хитросделанному "мнению" о том, что жертвы насилия - это не такие как все, а по-особенному одетые/раздетые женщины и дети, втайне желающие стать жертвами, активно со своей стороны участвующие в процессе насилия, безответственные, глупые, тупые, простодушные, легкомысленные, нарушившие правила (с этого и надо всегда начинать, а то всё мини-юбки да тёмные подворотни, только тень на плетень).
Расследование агрессии и эксплуатации, которой подвергаются женщины пациенты, очень скоро привело от феномена уличных изнасилований (совершаемых в тех самых темных подворотнях теми самыми злобными и дикими понаехавшими) к настоящей проблеме - к изнасилованиям, совершаемым в семье или в близком кругу жертвы (родственниками, мужьями, друзьями и коллегами). И как уже было ранее, исследование насилия в отношении женщин пациентов - неизменно - приводило к "открытию заново" масштабного насилия в отношении детей (тут нашим приятным во всех отношениях дамам должно быть особенно смешно).
Под катом - текст, написанный по книге Judith Herman "Trauma and Recovery. The Aftermath of Violence from Domestic Abuse to Political Terror". Этот текст - о травме изнасилования и о её преодолении, возможно, он будет полезен кому-то.
Изнасилование вызывает психотравматическое стрессовое расстройство (ПTCР) и жертвам изнасилований необходима квалифицированная помощь и поддержка окружающих. Необходимо, чтобы в обществе сформировалось чёткое представление, что последствия изнасилования - это не позор-позор, молчи-молчи, сама-дура-виновата, надо-было-кричать-громче/сопротивляться, не-придумывай-он-твой-муж, почему-ты-села-к-нему-в-машину, - это угроза здоровью и жизни человека, которая не исчерпывается с прекращением конкретной ситуации насилия. Каждый, кто говорит жертве, что она сама виновата, и что лучше молчать и скрывать происшедшее (даже если таким "советчиком" будет мама жертвы), становится пособником преступника и наносит дополнительный - часто не менее жестокий, чем само изнасилование, - вред пострадавшей.
Диалектика психотравмы.
Насилие - одна из основных причин ПТСР. Травматические события разрушают нормальные системы психической защиты, дающие людям ощущение контроля, связанности с окружающим миром и смысла происходящего. До недавнего времени считалось, что такие травмирующие события относительно редки и касаются ограниченного числа людей (природные катаклизмы, транспортные катастрофы, вооруженные конфликты). Но оказалось, что симптоматика ПТСР присутствует у жертв изнасилования, гендерного ("домашнего") насилия и в огромном количестве "обыденных" эпизодов жизненного опыта большинства женщин и детей.
Травматические события необычны не потому, что происходят редко, а потому, что превосходят обычные адаптативные способности человеческих существ. Травматические события включают угрозу жизни и физической целостности, они ставят людей перед лицом экстремального состояния беззащитности и панического страха. Тяжесть травматических событий нельзя измерить, однако, удалось выявить отягчающие факторы, приводящие к длительной и тяжёлой психической травме:
- неожиданность нападения,
- насильственное пребывание в изоляции и
- доведение до физического и психического истощения,
- изнасилование и
- физические увечья.
И во всех этих факторах присутствуют две составляющие: чувство беззащитности и острого страха.
Стандартная реакция человеческого организма на опасность - это сложная интегрированная система психо-физиологических реакций: активируется симпатическая нервная система, повышается уровень адреналина, обеспечивая пребывание организма в состоянии тревоги, внимание полностью концентрируется на происходящем. Часто в ситуации витального риска восприятия могут модифицироваться: в таких ситуациях человек может игнорировать чувство голода, усталости и/или боли. Ситуация опасности/угрозы вызывают чувства страха и гнева. Все эти изменения способов физического и эмоционального реагирования, концентрации внимания, восприятий являются нормальными адаптативными реакциями: они мобилизуют человека для того, чтобы в ситуации опасности тот сражался или бежал.
Травматические реакции развиваются тогда, когда действие (сражаться или бежать) невозможно или не даёт результата. Когда нет возможности ни сразиться с противником, ни спастись бегством, психо-физическая система защиты человека оказывается дезорганизованной и разрушенной. Оказываясь бесполезным, каждый из элементов этой системы остаётся в изменённом состоянии в течение долгого времени после того, как реальная ситуация опасности завершилась. (Была бы ссылка на исследование - цены бы не было - H.B.)
Травматические события изменяют всю систему физиологических и эмоциональных реакций, функционирование познавательных схем и памяти, фрагментируя и препятствуя их нормальному взаимодействию. Травмированный человек может испытывать интенсивные эмоции при полной амнезии или частичном (и/или искажённом) воспоминании о травматическом событии или наоборот, может сохранять детальные воспоминания о происшедшем и демонстрировать отсутствие каких-либо эмоций.
Человек может находиться в постоянном состоянии гиперактивности и/или хронического раздражения и сам не знать, почему, - травматические симптомы имеют тенденцию отделяться от конкретной ситуации, в которой они возникли, и существовать "сами по себе" (их принимают за черты характера и/или расстройства личности). Именно такая фрагментация является тем, что разрушает систему самозащиты человека, которая при нормальных обстоятельствах функционирует интегрировано. Жане назвал этот процесс "диссоциацией": люди с истерией теряли способность интегрировать в сознание воспоминания о травмирующих событиях и эти воспоминания пребывали отделёнными от сферы "обычного" сознания.
Жане писал об эффекте "растворителя" синтетизирующей способности человеческого мышления, которой обладает страх. Травмированный человек как бы выпадает из реального настоящего, из жизни в настоящем времени, его психика реорганизуется согласно "диалектике травмы" - многочисленные симптомы психотравматических стрессовых расстройств (ПТСР) организуются в три основных кластера:
- гиперактивация/повышенная возбудимость/гипербдительность - постоянное ожидание опасности
- вторжение/флэшбэк - повторяющиеся и навязчивые воспроизведения в сознании психотравмирующего события
- сужение/констрикция - повторяющиеся и навязчивые воспроизведения реакции бессилия, неспособности противостоять опасности.
Гиперактивация - наиболее известный симптом психотравмы. Травматический опыт приводит к тому, что психофизиологическая защитная система организма находится в постоянном состоянии активации, как если бы человек постоянно находился в ситуации опасности. Серьёзным нарушениям подвергается способность человека приспосабливаться к жизненным ситуациям, ввиду наличия хронических состояний тревожности, раздражения, бессонницы. Нарушается способность концентрации внимания и появляются острые физиологические реакции на события, символизирующие или напоминающие травму.
Вторжение. Травмированные люди переживают вновь и вновь эпизод травмы, и переживают её в настоящем. "Нормальная жизнь" для травмированного человека не возобновляется, потому что травма постоянно её прерывает. Травматический момент (эпизод/серия эпизодов) патологически кодируется в памяти, оставаясь отнесённым к настоящему - флэшбэки (вторжение в сознание) наяву и навязчивые кошмары во сне. Происходит фиксация на травме, хронический стресс, причём часто такой же силы, как в реальном эпизоде травмы.
Травматические воспоминания - в отличие от обычных воспоминаний - не обладают динамикой событий, о которых можно было рассказать историю. Собственно, они не являются воспоминаниями как таковыми - их называют воспоминаниями для удобства выражения. Травматические idees fixes представляют собой застывшие, несвязанные между собой, неподвижные картинки, коррелирующие с интенсивными физиологическими реакциями организма, именно это придает им особую реальность при повторном переживании. Эти фиксированные образы недоступны для вербализации, поэтому травмированный человек не способен установить над ними контроль, они организованы на почве общего нейрофизиологического расстройства организма, как наяву, так и во сне.
Вторжения в сознание травматических воспоминаний происходят не только на уровне флэшбэков и ночных кошмаров, но в форме обсессивного стремления к воспроизведению травматической ситуации. Это воспроизведение может носить буквальный характер (вновь и вновь стремиться к возвращению на место происшествия) или символический (экстремальные виды спорта, гонки, поединки). Стремление к повторному воспроизведению травматической ситуации очень часто лежит в основе выбора профессии, связанной с опасностью, с необходимостью быстро и оперативно реагировать на ситуации риска (полиция, профессиональная армия, служба скорой помощи, гражданская оборона). Именно в этом случае проявляется основная причина стремления к повторному воспроизведению травматической ситуации - это повторные попытки адаптации, контроля за ситуацией риска, часто протекающие по патологическому сценарию (сознательное и неосознанное подвергание себя риску в ситуациях, схожих с травматической), но иногда оказывающиеся удачной ауто-терапией (как в случае с удачным процессом профессиональной реализации в ситуациях, требующих контроля и быстрого реагирования).
Жане также говорил о стремлении людей, страдавших истерическими симптомами "ассимилировать" и "ликвидировать" опыт травмы, и когда они добивались этого, они испытывали чувство "триумфа": восстановление чувства контроля и собственной эффективности необходимы для излечения травмы - оно означает восстановление когнитивных и эмоциональных схем, которые разрушаются/фрагментируются в момент травмы (А я говорил, что лучшее прощение - это месть - H.B.).
Хотя существует возможность терапевтического эффекта повторного переживания травмы, большинство людей старательно избегают саму возможность воспроизведения травматической ситуации, так как речь идёт о слишком сильном эмоциональном страдании. Поэтому обычная реакция на вторжения - сознательное вытеснение травматического опыта (особенно по типу травматической амнезии), когда люди прилагают невероятные усилия, чтобы избежать мыслей, чувств, разговоров, мест, людей, связанных с ситуацией травмы.
Травматические амнезии характерны именно для жертв сексуального насилия, ибо - в отличие от комбатантов - им некуда возвратиться, у них нет тыла, нет альтернативы пространству, в котором происходит сексуальное насилие. Жертва должна будет проживать в той же квартире, где она была подвергнута насилию, ходить по тем же улицам. С большой вероятностью, ей придётся неоднократно видеть насильника (напомню, что абсолютное большинство изнасилований совершается знакомыми и родственниками), и весьма часто разделять с ним свою жизнь (и подвергаться повторному насилию) - это столь замалчиваемые, но отнюдь не редкие, случаи инцеста и изнасилований жен мужьями.
Чувство беззащитности, бесполезности сопротивления и безысходности настолько сильно у жертв сексуального насилия, что приводит к состоянию сужения сознания (констрикции), когда защитная система организма полностью блокируется.
Констрикция/измененное состояние сознания - третий фундаментальный симптом ПТСР. Жертва насилия "избавляется" от травматической ситуации не с помощью реальных действий, а с помощью изменения состояния сознания, как заяц, застывающий посреди шоссе, ослеплённый фарами несущегося на него автомобиля: он не двигается, он замирает на месте.
Изменённые состояния сознания лежат в основе реакции безразличия и спокойствия со стороны жертвы на ситуации витального риска: события продолжают восприниматься, но так, как если бы не имели никакого отношения к жертве, изменяются ощущения, нередко наступает частичное или полное анестезирование, восприятие времени и пространства также изменяются - события видятся как немое кино на замедленной камере, жертва видит саму себя (своё тело и окружающую обстановку) как бы со стороны, часто возникает чувство "выхода из тела" или "плавания под потолком", возникает спонтанное "понимание", что происходящее - это просто кошмарный сон, и что скоро наступит пробуждение, а с ним и прекращение страдания.
Все эти изменения в восприятии в комбинации с охватывающим жертву чувством тотального безразличия приводят к тому, что человек становится неспособным к какому-либо действию, к какой-либо инициативе (активности) - это состояние полной пассивности. Такие изменения состояния сознания схожи с гипнотическим трансом, как и симптомы гиперактивации.
Гиперактивация соотносится с состоянием гипнотического поглощения, а констрикция - с состоянием гипнотической диссоциации.
Способность испытывать изменённые состояния сознания - это одно из свойств человеческой психики, но она не одинаково развита у людей. Травматические события являются мощным активатором этой способности, провоцируя диссоциативное состояние, в котором уменьшается или исчезает восприятие боли и отсутствуют нормальные эмоциональные реакции на боль, человек если не теряет способность к болевым ощущениям, то способность страдать от боли сильно уменьшается или исчезает.
Люди, у которых способность к спонтанной диссоциации не развита или развита недостаточна, обычно прибегают к алкоголю и другим типам интоксикации, чтобы достичь состояния, воспринимаемого как эмоциональный комфорт, эмоциональная анестезия.
Травматическая диссоциация может иметь адаптативные цели в ситуации острой травмы (=непосредственно ситуации насилия), но впоследствии именно она препятствует поступлению травматических содержаний в сознание, закрывая таким образом путь к их интеграции.
Симптомы констрикции ("ментального паралича") проявляются не только в сфере памяти, мышления, как спонтанные диссоциации, но и в сфере деятельности: жертвы сексуального насилия ограничивают себя и свою жизнь с тем, чтобы создать контролируемую и безопасную зону.
Констрикция имеет и ещё одно весьма негативное последствие: травмированные люди, у которых диссоциация стала хронической, очень часто убеждены, что они заранее знали об опасности (это знание они получали либо путем предупреждения "свыше", предчувствия или подозрения), но ничего не сделали, чтобы её избежать. По прошествии лет такие люди продолжают искать скрытые смыслы, секретные послания в окружающей жизни.
Особое восприятие жизни выражается в отсутствии способности планировать будущее и в отсутствии к нему интереса - травмированные люди (особенно пострадавшие от сексуального абьюза дети) не представляют себе будущее, они о нём не думают (т.к. пытаются избежать даже тени риска, инициативы и спонтанной активности) - так констрикция работает на хроническое течение психотравмы (См. пост про низкую эффективность тренингов и обсуждение про перенос энергетического импульса в физическое поле http://healthy-back.livejournal.com/241628.html - H.B.).
Гиперактивация и констрикция устанавливают в психике травмированного человека систему чередований (это весьма похоже на то, что мы говорили в теме "Виктимизация как инвалидизация"). Человек оказывается между крайностями травматической амнезии и флэшбэков, между неожиданными наплывами интенсивных и поглощающих эмоций и отсутствием эмоциональности, между приступами компульсивной и раздражающей активности и периодами пассивности. Ощущение нестабильности, которая происходит из этого неподдающегося контролю чередования, усиливает чувство незащищённости и неспособности спланировать собственное - даже ближайшее- будущее. Психотравма, таким образом, представляется как потенциально неизлечимая.
Диалектика травмы меняется с течением времени: первые дни или недели после травмирующего события преобладают физиологические симптомы гиперактивации, флэшбэки и спонтанные повторные переживания травмы; эта острая симптоматика постепенно снимается после трёх-шести месяцев с момента травматического события и затем медленно идут на убыль. После нескольких лет с момента изнасилования, наиболее частыми симптомами травмы бывают специфические страхи, так или иначе символизирующие травму, проблемы в сексуальной сфере и ограничения в повседневной деятельности (например, стараться не выходить из дома одной).
По мере того, как симптомы гиперактивации и вторжения начинают ослабляться, симптомы избегания и констрикции начинают набирать силу: на первый взгляд, травмированный когда-то человек полностью восстановил свою жизнь, в которой снова преобладает безопасная рутина, но у такого человека присутствует постоянное ощущение механичности происходящего, собственной жизни "по инерции", внутреннего отчуждения и эмоциональной дистанции в отношении самого себя и окружающей обстановки, очень характерно эмоциональное и интеллектуальное "отупение" и также отсутствие чувства связи с происходящими событиями ("наблюдение со стороны", "неприсутствие в ситуации"). Внешне никакой драмы.
С течением времени травматические симптомы начинают восприниматься как окружающими, так и самим травмированным человеком, как черты характера или расстройство личности, которые препятствуют установлению нормальных отношений с окружающими. И мы начинаем задавать весьма жёстокий по своей сути вопрос: "Что пытается человек избежать с помощью невроза?" (с), подразумевая некое злонамеренное избегание ответственности/инициативы, "бегство в болезнь" и прочее. Почти каждая пятая женщина, пережившая изнасилование (19,2%) пыталась покончить жизнь самоубийством (я сейчас имею в виду единственные травматические эпизоды, я не говорю о хронической травме).
Одиночество жертвы
Травматические события ставят под вопрос фундаментальные аспекты человеческих отношений: они разбивают семейные и родственные узы, дружбу, любовь и саму способность жить в обществе. Травма разрушает индивидуальную экзистенциальную структуру, которая формируется и основывается на отношениях с другими. Травма обрекает человека на перманентное состояние экзистенциального кризиса, разрушает фундаментальные чувства безопасности пребывания в мире (то, что называют базовым доверием, без которого нормальное функционирование человеческой психики превращается в параноидное), позитивной ценности человеческой личности и смысла жизни.
Базовое доверие формируется в начальном периоде жизненного цикла, в процессе отношений с первым человеком, заботящемся о новорожденном, это чувство доверия поддерживает человека в течение всей жизни. В ситуации витального риска человек спонтанно обращается к первому источнику заботы (или к его символу), и когда помощь не приходит, базовое доверие к жизни разрушается - травмированный человек чувствуют себя покинутыми, в абсолютном одиночестве, изгнанными из системы человеческой взаимной помощи и защиты.
С этого момента любые отношения травмированного человека, начиная с межличностных отношений и заканчивая самыми абстрактными отношениями принадлежности к религиозным, идеологическим и национальным общностям, определяются чувством отчуждения и разрыва связи. С потерей чувства базового доверия (фундамент индивидуации) травмированный человек теряет и чувство собственного "я"; отношение к самому себе также доминирует отчуждение, человек как бы откатывается в конфликты детского и подросткового возраста и вынужден вновь проживать этапы борьбы за личную автономию, за право на инициативу, за установление личностных границ.
Острое чувство беззащитности и невозможности избежать опасности в травме изнасилования приводит к возникновению у жертвы хронического переживания стыда и сомнения в самой себе. Сомнение в самой себе (= "я не смогла избежать опасности", "мне надо было" и т.д.) выражается прежде всего, что жертве изнасилования чрезвычайно трудно отстаивать своё мнение (поэтому психологическое давление на жертву с целью подвергнуть сомнению её показания - любимый приём "общественности").
Жертва изнасилования хронически переживает чувство собственной некомпетентности (она оказалась слабой и позволила нанести себе вред) как вину и неполноценность. Именно жертва - и никогда насильник - чувствует себя виноватой. Чувство вины возникает как попытка обрести хоть какое-нибудь чувство власти и контроля над ситуацией - воображать себе, что ты могла бы что-то сделать, чтобы предотвратить насилие, часто оказывается легче переносимым, чем признать собственную абсолютную беззащитность и бессилие.
Травма изнасилования наносит ущерб способности жертвы поддерживать эмоциональные связи с окружающими: разрушение базового доверия, чувства вины, стыда и собственной ничтожности, внутренний императив избегания возможной опасности заставляют жертву замыкаться в одиночестве. В то же время, хронический страх заставляют её искать защиту через личные отношения, поэтому часто травмированный человек балансирует между периодами отъединения, избегания любых контактов и периодами отчаянных попыток установить и сохранить близкие отношения с другими.
http://accion-positiva.livejournal.com/51624.html
Изнасилование без флёра "влечения"
В сравнительных исследованиях психологических последствий у жертв изнасилования и жертв других преступлений показали, что у жертв сексуального насилия наиболее высоки вероятности развития продолжительного ПТСР. Это неудивительно, если принять во внимание физическую, психологическую и моральную профанацию, совершаемую в отношении жертв изнасилования.
Цель насильника - запугать, подчинить и унизить свою жертву, заставить ее почувствовать собственное бессилие. Поэтому изнасилование представляет собой преднамеренно организованное действие по нанесению психической травмы. И это вновь приводит нас к вопросу об участии/не участии общества в целом в практиках насилия. Я уже цитировала Ю. Германн в посте об истерии и теперь повторюсь:
"В основе психической травмы лежит социально организованное и регулируемое насилие, осуществляющееся над молодыми членами общества и представляющими из себя ритуалы инициации, приобщения к динамике принуждения, которая лежит в сердцевине современной общественной организации. Две основные формы социально регулируемого насилия - боевые действия и гендерное/сексуальное насилие - соответствуют основными парадигматическим формам принуждения для мужчин и женщин, соответственно".
Именно поэтому на неоднократно поднимающийся вопрос о том, на чьей стороне стоит общество (упорно делающее вид, что ни на чьей) - насильника или жертвы, ответ в большинстве случаев: на стороне насильника. Общество премирует его безнаказанностью и наказывает жертву повторной виктимизацией через осуждение, остракизм, обвинение и игнорирование или физическое уничтожение, как случаях военных изнасилований.
Нигде так чётко не просматриваются мотивационные схемы практики изнасилования, как в изнасиловании мужчин в тюрьмах (и других "казенных заведениях") и в массовых изнасилованиях женщин в период военных действий.
Общественное табуирование этих двух проблем происходит от того, что при их рассмотрении уже невозможно говорить о якобы неосторожности или о "виктимном" поведении жертвы, о "неспособности" агрессора сдержать свои "сексуальные позывы", о "провоцировании" и "мазохизме" жертвы, психической девиантности насильника и прочее, так как в тюремном и военном изнасиловании совершенно отчётливо и неприкрыто выступает как стратегия действия, так и его целевое назначение.
Тюремное изнасилование представляет собой "распределение ролей" в иерархии власти, осуществляемое в условиях исключительно мужской патриархатно-авторитарной среды, где молодые, физически слабые (часто - подростки) заключенные (как правило, не рецидивисты) принуждаются силой к исполнению социальной роли, во внешнем мире ассигнованной женщинам. Иерархический "код", существующий в тюрьмах, заключается в квази-выборе, перед которым ставят новоприбывших: или ты занимаешь положение "девки", или доказываешь свою принадлежность к "мужчинам". "Доказательством" маскулинности является: успешно отбить физические и сексуальные нападения других "мужчин" и приобрести в собственность "девку". Я подчеркиваю квази-выбор, потому что у огромного количества заключенных никакого выбора нет: молодость и/или физическая слабость - это приговор к "превращению в женщину".
Тюремное изнасилование - это следствие определения маскулинности как триумфа физической силы. Однако, пусть ни в коем случае не сложится впечатление, что тюремное изнасилование - это честный поединок, в результате которого кто-то побеждает, а кто-то проигрывает. Тюремные и военные изнасилования совершается при одном неприменном условии: изначальном численном и силовом превосходстве нападающих. В тюрьмах в отношении мужчин и на войне - в отношении женщин массово совершается одно и то же коллективное действие, в ходе которого утверждается собственная власть, а также ментальное удовлетворение от принадлежности к стану "настоящих мужчин".
Причем это понятие "настоящий мужчина" в данном контексте по сути не судьба или предопределение, а социальная конструкция подчеркнуто гегемонической маскулинности, построенной на профессионализации насилия. И как всякая профессия, она обладает своей этикой и ответственностями, распространяемыми только на посвященных. Солидарность - только со своими, насилие по отношению к не своим - долг...
За несуществование "специфических" видов изнасилования говорит и тот факт, что "общественность" всегда ведет себя одинаково: солидаризуется с насильником и криминализирует жертву. Это касается и большинства работников правоохранительных органов и медицинских учреждений. Общество участвует напрямую в психо-травматизации огромного числа людей - женщин, детей и мужчин - в первую очередь тем, что превентивно запугивает их:
- желание общества закрыть глаза на изнасилования мужчин так велико, что некоторые преступники насилуют мужчин, которых они обворовали или ограбили, так как знают, что в этом случае они не обратятся в полицию
- Недавний пример: Елена, 35 лет, служащая, после работы вечером шла из магазина. Дома ее ждали муж, мама и дочка. Недалеко от своего дома на неё напал мужчина, который вырвал у неё телефон, сумку, избил и изнасиловал. Обратившись в ближайшее отделение милиции, Лена в течение 6 часов находилась под прессингом ухмыляющихся, наглых мужчин, которые демонстративно торопились домой и не собирались возбуждать уголовное дело, так как "пострадавшая не видела лица нападавшего мужчины - "Как мы будем его искать, если вы его даже в лицо не видели?!"
Будучи в шоковом состоянии, с переломом носа, в порванной одежде, в крови, грязи и сперме ей пришлось настаивать на открытии уголовного дела, давать показания, и подписать заявление, неграмотно составленное следователем. Позже она рассказывала нам, что боялась находиться в комнате дознания с этими "специалистами".
Только через 4 часа её повезли в больницу, где у неё взяли мазки. При этом в больнице, которая обязана фиксировать свидетельства преступлений, ей не провели ни экстренной профилактики нежелательной беременности, ни профилактики венерических инфекций и ВИЧ/СПИДа, не оказали экстренной медицинской помощи. Позже она сама пошла в местную поликлинику, где у неё был обнаружен перелом носа, сотрясение мозга после которого она находилась на больничном.
В общественное сознание постоянно транслируются мессиджи типа "Выхода нет", "Не преувеличивайте", "Вы ненормальны/озабочены", если вы говорите о проблеме сексуального врачебного насилия.
Кидаю ссылку на пост с исследованиями: http://community.livejournal.com/dont_be_victim/24325.html
Вот большой сайт: http://mne-bolno.ucoz.ru/, там сбоку есть меню со ссылками на статьи по теме и ниже - на теги (группы статей по подтемам). Там есть про насилие в семье, в школе.
Вот Эмоциональное насилие над ребенком:
http://mne-bolno.ucoz.ru/index/nasilie_ehmocionalnoe_i_psikhologicheskoe/0-6
http://mne-bolno.ucoz.ru/index/toksichnye_roditeli_doklad_sjuzen_forvard/0-7
http://mne-bolno.ucoz.ru/index/nasilie_nad_detmi/0-8
http://mne-bolno.ucoz.ru/index/posledstvija_nasilija_u_detej/0-11
Среди отдаленных последствий жестокого обращения с детьми выделяются нарушения физического и психического развития ребенка, различные соматические заболевания, личностные и эмоциональные нарушения, социальные последствия.
Виктимизация как инвалидизация. http://accion-positiva.livejournal.com/21416.html (http://yablor.ru/blogs/gaslight-epidemiologiya-viktimizaciya-kak-invalidizaciya/752605)
Почему они не уходят (I) http://accion-positiva.livejournal.com/8872.html
Психические механизмы, обеспечивающие пребывание жертвы в ситуации насилия и формирующие специфический травматический эффект.
Почему они не уходят (II) http://accion-positiva.livejournal.com/9740.html
Методы и стратегии насилия со стороны агрессора волитивны (т.е. осуществляются систематически, по заданному плану), сознательны или квази-сознательны (насколько тот или иной индивид вообще сознателен в своей повседневности) и имеют вполне определенную цель: подчинение и контроль. Насилие есть всегда осознанный выбор со стороны агрессора, оно идеируется и теоретизируется им. В 90-х годах в англосаксонских странах были в ходу программы по "реабилитации" осужденных за гендерное насилие. В основном применялся метод эмоционально-когнитивной терапии и был собран достаточно обширный материал в отношении "теоретизирования" гендерного насилия (особенно, на опыте канадских программ). Интересно отметить, что все эти программы были отменены или свернуты из-за очень высокой себестоимости (оплата больничных персонала, который не выдерживал психического напряжения в общении с "теоретиками") и нулевого практического эффекта (по словам тогдашнего министра внутренних дел U.K. Джека Строу).
http://radulova.livejournal.com/1664473.html
Ланди Бэнкрофт. "Как начинается домашнее насилие?"
http://www.helpguide.org/mental/domestic_violence_abuse_types_signs_causes_effects.htm
http://accion-positiva.livejournal.com/71576.html
http://accion-positiva.livejournal.com/71854.html
http://accion-positiva.livejournal.com/74364.html
Дураки и дуры (особенно дуры, увы) любят порассуждать о том, как надо принимать ответственность на себя, искать в себе причину неурядиц, неудач, несчатий. О том, как важно самосовершенствоваться. И преодолевать. И сепарироваться-отстаивать-границы-говорить-только-правду-любить-себя. Так они добавляют к уже существующим у человека дискомфорту, страданию еще и стыд, а также самообвинение. И втайне (иногда от самих себя) они чувствуют облегчение, видя, как изводится другой человек под дополнительным грузом стыда и вины, который хитрожопым дуракам и дурам удалось перекинуть на него с себя самих. Дураки по определению властолюбивы, а чужие вина и стыд дают им ощущение власти над человеком, которого они убедили, что проблема - "внутри него" (и только "там").
Дураков и дур буквально не корми, а дай поотираться около "психологии": ведь, следуя современной тенденции к "психологизации", так замечательно заставить человека считать индивидуальными и внутрипсихическими социальные проблемы - "тем самым человеку передается индивидуальная ответственность за решение этих проблем, в то время как сложившийся социальный порядок может оставаться неизменным... Сложившийся социальный порядок кому-то выгоден (тем, кто занимает привилегированное положение), и эти люди (и социальные группы) хотят, чтобы он оставался прежним. Тем самым они осуществляют притеснение тех, кто находится в менее благоприятной ситуации: ограничивают их доступ к необходимым ресурсам, «оттесняют на обочину жизни», т.е. маргинализуют. Представители маргинализованных групп ... часто «интернализуют» притеснение, и считают свое положение «естественным», «заслуженным», «само собой разумеющимся». Притеснение для них по большей части невидимо". Дуракам и дурам только этого и надо: какой простоp для "учительства", какой кладезь психических ресурсов людей, как можно ими пользоваться (и чувствовать при этом, что это ТЫ САМ/a - благодетель и даритель)!
Проблему (любую) надо помещать не в человека, а туда, где проблема начинается и где она должна закончиться - в социально-исторический контекст, будь то общественный строй или задолбавшие уже всех "отношения". Это верно ещё и потому, что - не надо обольщаться - не существует такого места, как "внутренний мир".
статья Д.Кутузовой, опубликованная в Журнале практического психолога №2 за 2011 г., стр. 23-41 http://narrlibrus.wordpress.com/2011/05/09/intro/
http://accion-positiva.livejournal.com/75086.html
http://sadcrixivan.livejournal.com/124667.html