Gainsbourg : Délit de Faciès (Gilles Verlant)
Еще одна статья Ж.Верлана.
Не могу нормально перевести название, по-русски так изящно не получится. Дословно "Нарушение правил внешнего вида"? "Мордальное преступление"? =)
Вы встретите такое в лучших семьях, быть может, и в вашей. Как правило, это сварливая пожилая тетушка с сиреневыми волосами, пахнущая лавандовым мылом. Втяните ее в разговор: «Тетя, а вы помните Генсбура?» Она не замедлит с ответом: «Не говори со мной об этом ужасном типе! Он был отвратительно уродлив! Небрит! Он был грязным и плохо пах!»
Ну, дорогая тетушка, жаль разочаровывать вас, но автор-композитор-исполнитель, покинувший нас в 1991, обладал нежной кожей, тонко пахнущей смесью табака и Van Cleef & Arpels. То есть, тетушка, ваша эпидермическая реакция совершенно обычна: она преследовала Сержа с юности и до самой смерти, и породила в нем жуткие комплексы. Он всю жизнь терпел нападки на свою внешность, самую примитивную критику из возможных.
Процитируем Мишеля Друа, автора «Figaro-Magazine», писавшего в 1979: Когда я вижу Сержа Генсбура, я чувствую себя экологом, борющимся с загрязнением, исходящим от его личности и творчества, подобно зловонному выхлопу в подземном туннеле.» Очаровательно, правда? Пятью годами раньше, Марити и Жильбер Карпентье посвятили специальный выпуск Сержу и его спутнице Джейн Биркин. Реакция прессы была страшной: «Никто в здравом уме не может любить Сержа Генсбура, пишет Nice-Matin. Он порочен, высокомерен, и поет, словно под кайфом. Нам посчастливилось увидеть его в субботу на пустыре, таким же грязным снаружи, как и внутри, изрыгающим непонятные песни.»
Предатель или мерзавец
На протяжении многих лет, в кино ему предлагали роли предателей и мерзавцев. Снова Délit de faciès. Вплоть до того дня, когда Пьер Гримбла предложил ему сыграть обольстителя в фильме «Слоган». И снова критики с цепи сорвались; в 1969 в «Canard Enchaîné» из-под пера Мишеля Дюрана выходит следующее: «Лично у меня Генсбур вызывает тошноту. Я промучился все полтора часа показа (…). Гримбла, который ни перед чем не отступает, демонстрирует его в постели, в ванне, занимающимся любовью. Поскольку я не любитель фильмов ужасов, это было невыносимо.»
Продвинемся еще дальше, в 1958 год, когда Серж опубликовывает свои первые песни, такие как «Le Poinçonneur des Lilas». Забыв о приличиях, большинство хроникеров, говорят только о его внешности. Они называют его «уродливее Жака Бреля, еще страшнее, чем Филипп Кле». Его описывают словами, которые в наше политкорректное время сочли бы шокирующими: «Ужасающее лицо… Уши торчат перпендикулярно голове, огромные веки, тощие руки.» Другой: «Высокий и тощий, в нем есть что-то дьявольское…» Или еще: «Вот Чудовище. Одет в черное. Крючковатый нос. Выпученные глаза. Лицо бледное. Огромный рот. Сатанинская улыбка.»
Генсбуру это было ни к чему. Он и без того уже много лет тащил на себе этот комплекс уродства. «В начальной школе я был скорее миленьким. Таким хорошеньким, что меня называли Жинетт. «Эй, Жинетт, как дела, Жинетт?» А потом все испортилось. Мои уши и нос стали расти. К 17-ти годам я был застенчив и уродлив. Я рано стал мизантропом… возможно потому, что другие отвергали меня. Я помню вечеринку-сюрприз - как только я пришел и сел в углу, настроение упало. Все перестали смеяться и танцевать. Я обломал кучу вечеринок, потому что все чувствовали мое присутствие и осуждение.»
Как распознать еврея
Но все еще хуже: Сержу, родившемуся в 1928, в 1942 исполняется 14 лет, в Оккупацию, когда евреев обязывают носить позорную желтую звезду. Один из его однокашников рассказывает: «Он, так сказать, был абсолютно типичным «жиденком» со своими огромными ушами, носом, и большими черными глазами…» К тому же, тогда по всему Парижу были расклеены антисемитские плакаты и карикатуры: «Как распознать еврея». К жуткому комплексу уродства добавился страх облавы и выдачи нацистам из-за его внешности!
После Освобождения, это неотвязная мысль, что он никогда не сможет соблазнять девушек, которыми он одержим, особенно по возвращении от парикмахера, с косым пробором и торчащими ушами. К тому же он безбород; чтобы казаться старше, он начинает курить как паровоз. «Тогда, -признает он, - я бы с радостью отдал десять лет жизни, чтобы быть похожим на Роберта Тэйлора.» Ныне забытый всеми, кроме киноманов, эта звезда Метро-Голдвин-Майер была для него идеалом мужской красоты: « Я долго завидовал этим красавчикам, которые пленяли буквально в момент появления.» Он мечтает о пластической операции: «Он говорил, что хотел переделать уши и нос, но у него не было денег», рассказывает один его знакомый.
После мучений юности, Сержу не составляло труда нравится женщинам. Он компенсировал физические недостатки чувством юмора и безукоризненной галантностью. Задолго до того, как стать знаменитым, когда он был всего лишь пианистом в баре, он обольщал самых красивых созданий, «несомненно, очарованных моей многообещающей аппликатурой…» В начале шестидесятых он женится на очаровательной буржуа, отчаянно ревнующей его к исполнительницам, что вертятся вокруг него. Некоторые действительно не устояли перед его обаянием, как Жюльетт Греко : « Меня ужасала глупость и злоба людей, считавших его уродом. Я всегда находила его очень красивым!»
И все-таки комплексы мучают его. Вплоть до того дня, когда он пленяет ту, что в свои тридцать лет находится в зените своей красоты - Брижит Бардо. Мы в 1967, Серж пишет для нее такие песни как «Harley Davidson» или первая версия «Je t'aime moi non plus». Свидетельство Иосифа Гинзбурга, отца Сержа: «Его обаяние срабатывало во время репетиций. В мире зрелища это давно ни для кого не секрет. Вот вам злодейский (или благодетельный, зависит от точки зрения) славянский шарм. Он сказал нам - «Я справился с комплексом урода, женщины смотрят на меня другими глазами.»»
« Меня попрекали моей мерзкой рожей вплоть до появления английских рокеров, - признается Генсбур. Потом Роллинг Стоунз выпустили свои первые альбомы - они корчили немыслимые рожи на обложках, кошмарные… Я так переживал, и вдруг моя мерзкая рожа превратилась в преимущество - отныне я представлял собой выдающуюся личность. Увидев однажды, забыть меня было уже невозможно.»
Метаморфоза
С возрастом дела пошли на лад, как он сам замечал в конце шестидесятых: «Я становлюсь интереснее… Изможденный жизнью и излишествами… Я считаю, мужчины с возрастом становятся интереснее, тогда как женщины увядают… это несправедливо, но это так.» Успех ли приукрасил его? Мишель Дрюкер убежден в этом: «Я видел метаморфозу, происходившую с Сержем: профессиональное признание и признание публики расслабляет. Он очень быстро растерял все свои комплексы, успех наконец ободрил его…»
Через шесть месяцев после романа с Бардо Серж встретил Джейн Биркин, которая поспособствовала смене его имиджа. Комплексы постепенно исчезали: «Как-то я написал: « Когда мне говорят, что я безобразен, я тихо посмеиваюсь, чтобы не разбудить тебя». Я сказал это, думая о Джейн. У меня в жизни были красивые женщины, а сейчас - самая красивая, так что те, кого смущает мое уродство, мало меня волнуют…» Он и дальше забавляется этой темой в ритме регги:
Скрытая красота уродов
Проявляется немедленно…
Всем тем, кто как ваша сварливая тетушка, возмущались, видя его по телевизору, Серж ядовито отвечал: «Люди хотят, чтобы им являлись в смокинге, в то время как они смотрят телек в тапочках, за столом, покрытым клеенкой. А я заявляюсь к ним в том виде, в котором они на меня смотрят. Телевидение дурно влияет на нас, мы не обязаны ходить в гости в черном галстуке! Единственные люди в смокингах, которых я признаю, это те, кому можно заказать еще шампанского! Никогда не забывайте великолепный афоризм Лихтенберга: Преимущество уродства перед красотой в том, что оно не исчезает со временем…»
Жиль Верлан, 2006
Джейн - Пигмалион!
Имидж Генсбура не всегда был таким, какой отпечатался в нашей памяти, всклокоченные волосы, трехдневная щетина, облако дыма. Это появилось спустя некоторое время после вторжения в его жизнь неотразимой Джейн Биркин: не довольствуясь ролью музы, она стала его Пигмалионом!
Джейн: «Пигмалион? Не преувеличивайте… Во всяком случае я с фотографической точностью помню нашу первую встречу в мае 1968: это было у родителей Сержа. Он был в окружении всех этих постеров с Бардо, он как раз давал интервью и поставил на полную громкость версию «Je t'aime moi non plus», записанную с Брижит. На нем была сиреневая рубашка и он вел себя как денди. Он вмглядел скорее англичанином, чем французом! Я еще подумала «Что же это за позёр такой?!» На самом деле, я была совершенно покорена! Когда мы стали вместе бывать на людях, журналисты писали глупости вроде «Красавицы и Чудовища», они не понимал, как можно любить такого урода. Я всегда считала его очень красивым, мне нравилась его манера улыбаться одними глазами, ему не обязательно было изображать гримасу губами. Его облик изменился, когда он записывал «Histoire de Melody Nelson», в то время, когда мы жили то в Лондоне, который он обожал, то в Париже. Он нашел свою тесноватую, на самом деле женскую, куртку на Кингс Роуд. Он начал носить джинсы, которые обтрепывались, потому что он отрезал ножницами подшитый край. Ну и я, наверное, немного повлияла - я купила ему первую пару Репетто на распродаже. Он терпеть не мог ходить, он искал очень мягкие ботинки, как перчатки, которые можно было бы носить без носков. Он ненавидел нижнее белье, он говорил, что это компресс… Я уговорила его отпустить волосы. То же с его щетиной, мне нравятся небритые мужчины, о них хочется заботиться… И еще я подумала, что это очень красиво подчеркнет его скулы. Это выделило его русскую или татарскую сторону… Когда он был выбрит, я считала, что он слишком гладкий, он был похож на Оскара Уайльда, которого я не очень люблю. А теперь все мужчины ходят с трехдневной щетиной… Мне нравится этот небрежный вид, я терпеть не могу тех, кто уделяет слишком много внимания своей внешности. К тому же, для него это было что-то вроде компенсации за то, что у него не росла борода до 25 лет. Это из-за его немного восточных корней, у него почти не было растительности на теле, мне это кажется очень утонченным! Тогда мне нравилось надевать на его белые безволосые запястья старинные русские женские украшения, он носил на шее бриллиант, потом сапфир. В нем было столько врожденной изысканности!
В армии он страшно комплексовал из-за того, что ему не нужно было бриться, как и я, из-за того, что у меня плоская грудь, когда была в пансионе и девочки издевались надо мной!
И не надо забывать, что он был ужасным пройдохой… Девушки выходили с красивыми парнями… А возвращались с Сержем!
Recueilli par G.V.
Не могу нормально перевести название, по-русски так изящно не получится. Дословно "Нарушение правил внешнего вида"? "Мордальное преступление"? =)
Вы встретите такое в лучших семьях, быть может, и в вашей. Как правило, это сварливая пожилая тетушка с сиреневыми волосами, пахнущая лавандовым мылом. Втяните ее в разговор: «Тетя, а вы помните Генсбура?» Она не замедлит с ответом: «Не говори со мной об этом ужасном типе! Он был отвратительно уродлив! Небрит! Он был грязным и плохо пах!»
Ну, дорогая тетушка, жаль разочаровывать вас, но автор-композитор-исполнитель, покинувший нас в 1991, обладал нежной кожей, тонко пахнущей смесью табака и Van Cleef & Arpels. То есть, тетушка, ваша эпидермическая реакция совершенно обычна: она преследовала Сержа с юности и до самой смерти, и породила в нем жуткие комплексы. Он всю жизнь терпел нападки на свою внешность, самую примитивную критику из возможных.
Процитируем Мишеля Друа, автора «Figaro-Magazine», писавшего в 1979: Когда я вижу Сержа Генсбура, я чувствую себя экологом, борющимся с загрязнением, исходящим от его личности и творчества, подобно зловонному выхлопу в подземном туннеле.» Очаровательно, правда? Пятью годами раньше, Марити и Жильбер Карпентье посвятили специальный выпуск Сержу и его спутнице Джейн Биркин. Реакция прессы была страшной: «Никто в здравом уме не может любить Сержа Генсбура, пишет Nice-Matin. Он порочен, высокомерен, и поет, словно под кайфом. Нам посчастливилось увидеть его в субботу на пустыре, таким же грязным снаружи, как и внутри, изрыгающим непонятные песни.»
Предатель или мерзавец
На протяжении многих лет, в кино ему предлагали роли предателей и мерзавцев. Снова Délit de faciès. Вплоть до того дня, когда Пьер Гримбла предложил ему сыграть обольстителя в фильме «Слоган». И снова критики с цепи сорвались; в 1969 в «Canard Enchaîné» из-под пера Мишеля Дюрана выходит следующее: «Лично у меня Генсбур вызывает тошноту. Я промучился все полтора часа показа (…). Гримбла, который ни перед чем не отступает, демонстрирует его в постели, в ванне, занимающимся любовью. Поскольку я не любитель фильмов ужасов, это было невыносимо.»
Продвинемся еще дальше, в 1958 год, когда Серж опубликовывает свои первые песни, такие как «Le Poinçonneur des Lilas». Забыв о приличиях, большинство хроникеров, говорят только о его внешности. Они называют его «уродливее Жака Бреля, еще страшнее, чем Филипп Кле». Его описывают словами, которые в наше политкорректное время сочли бы шокирующими: «Ужасающее лицо… Уши торчат перпендикулярно голове, огромные веки, тощие руки.» Другой: «Высокий и тощий, в нем есть что-то дьявольское…» Или еще: «Вот Чудовище. Одет в черное. Крючковатый нос. Выпученные глаза. Лицо бледное. Огромный рот. Сатанинская улыбка.»
Генсбуру это было ни к чему. Он и без того уже много лет тащил на себе этот комплекс уродства. «В начальной школе я был скорее миленьким. Таким хорошеньким, что меня называли Жинетт. «Эй, Жинетт, как дела, Жинетт?» А потом все испортилось. Мои уши и нос стали расти. К 17-ти годам я был застенчив и уродлив. Я рано стал мизантропом… возможно потому, что другие отвергали меня. Я помню вечеринку-сюрприз - как только я пришел и сел в углу, настроение упало. Все перестали смеяться и танцевать. Я обломал кучу вечеринок, потому что все чувствовали мое присутствие и осуждение.»
Как распознать еврея
Но все еще хуже: Сержу, родившемуся в 1928, в 1942 исполняется 14 лет, в Оккупацию, когда евреев обязывают носить позорную желтую звезду. Один из его однокашников рассказывает: «Он, так сказать, был абсолютно типичным «жиденком» со своими огромными ушами, носом, и большими черными глазами…» К тому же, тогда по всему Парижу были расклеены антисемитские плакаты и карикатуры: «Как распознать еврея». К жуткому комплексу уродства добавился страх облавы и выдачи нацистам из-за его внешности!
После Освобождения, это неотвязная мысль, что он никогда не сможет соблазнять девушек, которыми он одержим, особенно по возвращении от парикмахера, с косым пробором и торчащими ушами. К тому же он безбород; чтобы казаться старше, он начинает курить как паровоз. «Тогда, -признает он, - я бы с радостью отдал десять лет жизни, чтобы быть похожим на Роберта Тэйлора.» Ныне забытый всеми, кроме киноманов, эта звезда Метро-Голдвин-Майер была для него идеалом мужской красоты: « Я долго завидовал этим красавчикам, которые пленяли буквально в момент появления.» Он мечтает о пластической операции: «Он говорил, что хотел переделать уши и нос, но у него не было денег», рассказывает один его знакомый.
После мучений юности, Сержу не составляло труда нравится женщинам. Он компенсировал физические недостатки чувством юмора и безукоризненной галантностью. Задолго до того, как стать знаменитым, когда он был всего лишь пианистом в баре, он обольщал самых красивых созданий, «несомненно, очарованных моей многообещающей аппликатурой…» В начале шестидесятых он женится на очаровательной буржуа, отчаянно ревнующей его к исполнительницам, что вертятся вокруг него. Некоторые действительно не устояли перед его обаянием, как Жюльетт Греко : « Меня ужасала глупость и злоба людей, считавших его уродом. Я всегда находила его очень красивым!»
И все-таки комплексы мучают его. Вплоть до того дня, когда он пленяет ту, что в свои тридцать лет находится в зените своей красоты - Брижит Бардо. Мы в 1967, Серж пишет для нее такие песни как «Harley Davidson» или первая версия «Je t'aime moi non plus». Свидетельство Иосифа Гинзбурга, отца Сержа: «Его обаяние срабатывало во время репетиций. В мире зрелища это давно ни для кого не секрет. Вот вам злодейский (или благодетельный, зависит от точки зрения) славянский шарм. Он сказал нам - «Я справился с комплексом урода, женщины смотрят на меня другими глазами.»»
« Меня попрекали моей мерзкой рожей вплоть до появления английских рокеров, - признается Генсбур. Потом Роллинг Стоунз выпустили свои первые альбомы - они корчили немыслимые рожи на обложках, кошмарные… Я так переживал, и вдруг моя мерзкая рожа превратилась в преимущество - отныне я представлял собой выдающуюся личность. Увидев однажды, забыть меня было уже невозможно.»
Метаморфоза
С возрастом дела пошли на лад, как он сам замечал в конце шестидесятых: «Я становлюсь интереснее… Изможденный жизнью и излишествами… Я считаю, мужчины с возрастом становятся интереснее, тогда как женщины увядают… это несправедливо, но это так.» Успех ли приукрасил его? Мишель Дрюкер убежден в этом: «Я видел метаморфозу, происходившую с Сержем: профессиональное признание и признание публики расслабляет. Он очень быстро растерял все свои комплексы, успех наконец ободрил его…»
Через шесть месяцев после романа с Бардо Серж встретил Джейн Биркин, которая поспособствовала смене его имиджа. Комплексы постепенно исчезали: «Как-то я написал: « Когда мне говорят, что я безобразен, я тихо посмеиваюсь, чтобы не разбудить тебя». Я сказал это, думая о Джейн. У меня в жизни были красивые женщины, а сейчас - самая красивая, так что те, кого смущает мое уродство, мало меня волнуют…» Он и дальше забавляется этой темой в ритме регги:
Скрытая красота уродов
Проявляется немедленно…
Всем тем, кто как ваша сварливая тетушка, возмущались, видя его по телевизору, Серж ядовито отвечал: «Люди хотят, чтобы им являлись в смокинге, в то время как они смотрят телек в тапочках, за столом, покрытым клеенкой. А я заявляюсь к ним в том виде, в котором они на меня смотрят. Телевидение дурно влияет на нас, мы не обязаны ходить в гости в черном галстуке! Единственные люди в смокингах, которых я признаю, это те, кому можно заказать еще шампанского! Никогда не забывайте великолепный афоризм Лихтенберга: Преимущество уродства перед красотой в том, что оно не исчезает со временем…»
Жиль Верлан, 2006
Джейн - Пигмалион!
Имидж Генсбура не всегда был таким, какой отпечатался в нашей памяти, всклокоченные волосы, трехдневная щетина, облако дыма. Это появилось спустя некоторое время после вторжения в его жизнь неотразимой Джейн Биркин: не довольствуясь ролью музы, она стала его Пигмалионом!
Джейн: «Пигмалион? Не преувеличивайте… Во всяком случае я с фотографической точностью помню нашу первую встречу в мае 1968: это было у родителей Сержа. Он был в окружении всех этих постеров с Бардо, он как раз давал интервью и поставил на полную громкость версию «Je t'aime moi non plus», записанную с Брижит. На нем была сиреневая рубашка и он вел себя как денди. Он вмглядел скорее англичанином, чем французом! Я еще подумала «Что же это за позёр такой?!» На самом деле, я была совершенно покорена! Когда мы стали вместе бывать на людях, журналисты писали глупости вроде «Красавицы и Чудовища», они не понимал, как можно любить такого урода. Я всегда считала его очень красивым, мне нравилась его манера улыбаться одними глазами, ему не обязательно было изображать гримасу губами. Его облик изменился, когда он записывал «Histoire de Melody Nelson», в то время, когда мы жили то в Лондоне, который он обожал, то в Париже. Он нашел свою тесноватую, на самом деле женскую, куртку на Кингс Роуд. Он начал носить джинсы, которые обтрепывались, потому что он отрезал ножницами подшитый край. Ну и я, наверное, немного повлияла - я купила ему первую пару Репетто на распродаже. Он терпеть не мог ходить, он искал очень мягкие ботинки, как перчатки, которые можно было бы носить без носков. Он ненавидел нижнее белье, он говорил, что это компресс… Я уговорила его отпустить волосы. То же с его щетиной, мне нравятся небритые мужчины, о них хочется заботиться… И еще я подумала, что это очень красиво подчеркнет его скулы. Это выделило его русскую или татарскую сторону… Когда он был выбрит, я считала, что он слишком гладкий, он был похож на Оскара Уайльда, которого я не очень люблю. А теперь все мужчины ходят с трехдневной щетиной… Мне нравится этот небрежный вид, я терпеть не могу тех, кто уделяет слишком много внимания своей внешности. К тому же, для него это было что-то вроде компенсации за то, что у него не росла борода до 25 лет. Это из-за его немного восточных корней, у него почти не было растительности на теле, мне это кажется очень утонченным! Тогда мне нравилось надевать на его белые безволосые запястья старинные русские женские украшения, он носил на шее бриллиант, потом сапфир. В нем было столько врожденной изысканности!
В армии он страшно комплексовал из-за того, что ему не нужно было бриться, как и я, из-за того, что у меня плоская грудь, когда была в пансионе и девочки издевались надо мной!
И не надо забывать, что он был ужасным пройдохой… Девушки выходили с красивыми парнями… А возвращались с Сержем!
Recueilli par G.V.