о церковной науке -- 2
начало здесь.
с католическим монашеством в науке я соприкоснулся мгновенно, а понял это только через несколько лет.
первым годом моих научных занятий (а не просто чтения книг "для себя" с деланием выписок) был 1983. мне было сначала 20, потом 21.
занимался я, разумеется, византийским исихазмом, строго в фарватере Мейендорфа (и Прохорова). поэтому я встречал постоянные ссылки на о. Жюжи (Martin Jugie, AA) как на воплощенную неправду католической науки. -- тогда, да и потом еще несколько лет, до конца 80-х, я был слишком мал, чтобы самостоятельно оценить, какой это был великий ученый, а поэтому он меня только раздражал, хотя почитывать его приходилось все время. но задним числом вижу, что для меня это был первый пример монашеской мотивации к занятию наукой: помимо партийно-католического интереса, Жюжи отличался от Мейендорфа принципиально другим объемом научных занятий и знаний. и тогда уже мне интуитивно становилось ясно, что он экономил время на том, чтобы "просто жить": ему не надо было тратить время с семьей на даче, да и не на даче, и, главное -- это важнее чем просто экономия времени -- у него не было душевного интереса к "простому человеческому счастью". а у Мейендорфа был, и очень заметный. но пока что психологически мне был ближе Жюжи, но идеологически всё заслонял Мейендорф.
(чтобы покончить с Жюжи: его прямое влияние настигло меня в зрелом возрасте, когда пришлось унаследовать от М. ван Эсбрука темы раннего почитания Богородицы: МвЭ тут был наследником -- до сих пор здравствующего -- Антуана Ванже, а Ванже был тоже ассомционистом и учеником Жюжи).
в том же 1983 я познакомился -- сразу и лично, и научно -- с МвЭ, первым живым иезуитом в моей жизни. тогда я только смутно чувствовал, что что-то тут сильно зацепило, но попытки рационализации были слишком слабые: я еще далеко не дорос не только до заниятий агиографией, но даже до хоть каких-то занятий негреческим востоком. влияние МвЭ вырвалось наружу только в 1989, когда я сдался перед совершенно распиравшим меня изнутри иррациональным желанием учить восточные языки и начитывать литературу про негреческий восток.
но уже тогда мне совершенно вскружил голову (скажем так) Ириней Осэр -- Irénée Hausherr. как-то легко понималось, что разные наши душевно-телесные способы молитвы не будут близки его католической душе, но в целом именно у него, а не у наших парижан (и, тем паче, не у джорданвильцев) я впервые увидел серьезное практическое (а не только научное) отношение к изучаемым святым отцам и аскетическим творениям. тогда мне казалось, что он без 5 минут православный (но это я просто еще сам был экуменистом). теперь я бы сказал иначе: от православия он был далек и даже весьма далек. он не просто не был в общении с православной церковью, но он, разумеется, был воспитан в иезуитской аскетике Игнатия Лойолы, которую он каким-то им самим изобретенным способом (об этом у него есть статьи) научился сочетать с Иисусовой молитвой и аскетикой по Евагрию. но для меня как читателя было важнее не это. было важно, что он читал сам и учил читать других аскетические тексты (1) всерьез и (2) с пониманием.
(1) под "всерьез" я тут имею в виду как раз то, чего так не хватало у православных парижан: с готовностью всё применить на практике и, соответственно, и на самом деле все применяя на практике. (да, православного подвижника из него не получилось, но он не только мне, а сотням или тысячам православных помог приблизиться к православию. в числе таких, между прочим, Жан-Клод Ларше -- бывший иезуит, а ныне православный мирянин и патролог-богослов в юрисдикции Сербской патриархии, писаниями коего о св. Максиме исполнена вселенная).
(2) под "c пониманием" я тут имею в виду то, чего не хватало всяким "джорданвильцам": то есть просто понимания буквального смысла того, что написано в тексте. это задача, которая требует трудов и образования. иначе нужно просто следовать за наличным в среде твоего обитания преданием, а оно не всегда заслуживает доверия. для "Джорданвиля" это была дореволюционная церковь, которая, как известно, не знала паламизма (и, хуже того...), да и вообще не заслуживала никакого доверия как аскетическая традиция (о чем предупреждал Игнатий Брянчанинов). верить русским дореволюционным писателям вроде сентиментально-пиетического Феофана Затворника было невозможно. поэтому самым естественным было пойти по стопам Никодима Святогорца и Паисия Величковского (которые тоже не видели вокруг себя заслуживающего доверия живого аскетического предания) -- то есть поучиться специальным наукам, чтобы сделались доступными настоящие святоотеческие книги; при этом, руководствуясь примером того же Никодима, отнюдь не гнушаясь ученостью католиков. (вот здесь рано обозначившееся одно из различий с о.Серафимом Роузом: он почитал Помазанского и отвергал Мейендорфа, а я так и не смог заставить себя читать Помазанского, а Мейендорфа наоборот).
для "переоткрытия" в 20 в. православной аскетики Осэр значил примерно то же, что в 17 в. Комбефис для "переоткрытия" св. Максима. это не мое мнение, а просто факт из истории науки. но это также и факт из моей личной истории, т.е. биографии.
сейчас я об этом так много вспоминаю потому, что пришлось заново обращаться к книге Осэра о Симеоне Новом Богослове (он издал его Житие, написанное Никитой Стифатом, предпослав такое введение, которое поныне -- с 1928 г. -- остается последним словом науки по очень многим вопросам; Симеон НБ стал очень модной темой для патрологов в последние 30-40 лет, но, в основном, о нем пишут в жанре художественного свиста, очень редко замечая что-то такое, чего раньше действительно никто не видел).
разумеется, я постарался прочитать все его научные книги, но вскоре мне попались и ненаучные. в 1984 г. Светка меня познакомила в Одессе с Галиной Николаевной -- той самой старушкой-репатрианткой, которая дружила с отцом м.Антония Блюма, а потом и с ним самим (вот, кстати, узнать бы о ее судьбе; для меня ее следы теряются где-то на рубеже 90-х; она приехала в Одессу в 1956 и всю жизнь преподавала франц. яз. в светских ВУЗах и в семинарии). она мне дала 4 маленьких книжечки "реколлекций" Осэра, которые он регулярно проводил в каком-то женском монастыре. суть его проповеди перед католическими монахинями она излагала так: бросайте всю эту вашу эмоциональную экзальтацию, а учитесь у греческих отцов! -- оказалось, вопщем, что Г.Н. большая поклонница Осэра, но ничего не знала о том, что он еще и такой великий ученый. разумеется, в восприятии Г.Н. Осэр был 100%-ным православным. с позиций строгого антиэкуменизма на это, разумеется, можно было бы возразить, но, глядя на реальное положение дел, еще вопрос, нужно ли возражать: его аскетические книги уж, всяко, не менее православные, чем Феофан Затворник, не говоря уж о чтиве наподобие Нилуса.
в 1988 я спрашивал у о.Арранца, как там в Риме о.Осэр, на что он мне сказал (буквально) "Отец Ириней Осэр уже давно умер!". потом я узнал, что не так уж и давно: всего в 1978.
с католическим монашеством в науке я соприкоснулся мгновенно, а понял это только через несколько лет.
первым годом моих научных занятий (а не просто чтения книг "для себя" с деланием выписок) был 1983. мне было сначала 20, потом 21.
занимался я, разумеется, византийским исихазмом, строго в фарватере Мейендорфа (и Прохорова). поэтому я встречал постоянные ссылки на о. Жюжи (Martin Jugie, AA) как на воплощенную неправду католической науки. -- тогда, да и потом еще несколько лет, до конца 80-х, я был слишком мал, чтобы самостоятельно оценить, какой это был великий ученый, а поэтому он меня только раздражал, хотя почитывать его приходилось все время. но задним числом вижу, что для меня это был первый пример монашеской мотивации к занятию наукой: помимо партийно-католического интереса, Жюжи отличался от Мейендорфа принципиально другим объемом научных занятий и знаний. и тогда уже мне интуитивно становилось ясно, что он экономил время на том, чтобы "просто жить": ему не надо было тратить время с семьей на даче, да и не на даче, и, главное -- это важнее чем просто экономия времени -- у него не было душевного интереса к "простому человеческому счастью". а у Мейендорфа был, и очень заметный. но пока что психологически мне был ближе Жюжи, но идеологически всё заслонял Мейендорф.
(чтобы покончить с Жюжи: его прямое влияние настигло меня в зрелом возрасте, когда пришлось унаследовать от М. ван Эсбрука темы раннего почитания Богородицы: МвЭ тут был наследником -- до сих пор здравствующего -- Антуана Ванже, а Ванже был тоже ассомционистом и учеником Жюжи).
в том же 1983 я познакомился -- сразу и лично, и научно -- с МвЭ, первым живым иезуитом в моей жизни. тогда я только смутно чувствовал, что что-то тут сильно зацепило, но попытки рационализации были слишком слабые: я еще далеко не дорос не только до заниятий агиографией, но даже до хоть каких-то занятий негреческим востоком. влияние МвЭ вырвалось наружу только в 1989, когда я сдался перед совершенно распиравшим меня изнутри иррациональным желанием учить восточные языки и начитывать литературу про негреческий восток.
но уже тогда мне совершенно вскружил голову (скажем так) Ириней Осэр -- Irénée Hausherr. как-то легко понималось, что разные наши душевно-телесные способы молитвы не будут близки его католической душе, но в целом именно у него, а не у наших парижан (и, тем паче, не у джорданвильцев) я впервые увидел серьезное практическое (а не только научное) отношение к изучаемым святым отцам и аскетическим творениям. тогда мне казалось, что он без 5 минут православный (но это я просто еще сам был экуменистом). теперь я бы сказал иначе: от православия он был далек и даже весьма далек. он не просто не был в общении с православной церковью, но он, разумеется, был воспитан в иезуитской аскетике Игнатия Лойолы, которую он каким-то им самим изобретенным способом (об этом у него есть статьи) научился сочетать с Иисусовой молитвой и аскетикой по Евагрию. но для меня как читателя было важнее не это. было важно, что он читал сам и учил читать других аскетические тексты (1) всерьез и (2) с пониманием.
(1) под "всерьез" я тут имею в виду как раз то, чего так не хватало у православных парижан: с готовностью всё применить на практике и, соответственно, и на самом деле все применяя на практике. (да, православного подвижника из него не получилось, но он не только мне, а сотням или тысячам православных помог приблизиться к православию. в числе таких, между прочим, Жан-Клод Ларше -- бывший иезуит, а ныне православный мирянин и патролог-богослов в юрисдикции Сербской патриархии, писаниями коего о св. Максиме исполнена вселенная).
(2) под "c пониманием" я тут имею в виду то, чего не хватало всяким "джорданвильцам": то есть просто понимания буквального смысла того, что написано в тексте. это задача, которая требует трудов и образования. иначе нужно просто следовать за наличным в среде твоего обитания преданием, а оно не всегда заслуживает доверия. для "Джорданвиля" это была дореволюционная церковь, которая, как известно, не знала паламизма (и, хуже того...), да и вообще не заслуживала никакого доверия как аскетическая традиция (о чем предупреждал Игнатий Брянчанинов). верить русским дореволюционным писателям вроде сентиментально-пиетического Феофана Затворника было невозможно. поэтому самым естественным было пойти по стопам Никодима Святогорца и Паисия Величковского (которые тоже не видели вокруг себя заслуживающего доверия живого аскетического предания) -- то есть поучиться специальным наукам, чтобы сделались доступными настоящие святоотеческие книги; при этом, руководствуясь примером того же Никодима, отнюдь не гнушаясь ученостью католиков. (вот здесь рано обозначившееся одно из различий с о.Серафимом Роузом: он почитал Помазанского и отвергал Мейендорфа, а я так и не смог заставить себя читать Помазанского, а Мейендорфа наоборот).
для "переоткрытия" в 20 в. православной аскетики Осэр значил примерно то же, что в 17 в. Комбефис для "переоткрытия" св. Максима. это не мое мнение, а просто факт из истории науки. но это также и факт из моей личной истории, т.е. биографии.
сейчас я об этом так много вспоминаю потому, что пришлось заново обращаться к книге Осэра о Симеоне Новом Богослове (он издал его Житие, написанное Никитой Стифатом, предпослав такое введение, которое поныне -- с 1928 г. -- остается последним словом науки по очень многим вопросам; Симеон НБ стал очень модной темой для патрологов в последние 30-40 лет, но, в основном, о нем пишут в жанре художественного свиста, очень редко замечая что-то такое, чего раньше действительно никто не видел).
разумеется, я постарался прочитать все его научные книги, но вскоре мне попались и ненаучные. в 1984 г. Светка меня познакомила в Одессе с Галиной Николаевной -- той самой старушкой-репатрианткой, которая дружила с отцом м.Антония Блюма, а потом и с ним самим (вот, кстати, узнать бы о ее судьбе; для меня ее следы теряются где-то на рубеже 90-х; она приехала в Одессу в 1956 и всю жизнь преподавала франц. яз. в светских ВУЗах и в семинарии). она мне дала 4 маленьких книжечки "реколлекций" Осэра, которые он регулярно проводил в каком-то женском монастыре. суть его проповеди перед католическими монахинями она излагала так: бросайте всю эту вашу эмоциональную экзальтацию, а учитесь у греческих отцов! -- оказалось, вопщем, что Г.Н. большая поклонница Осэра, но ничего не знала о том, что он еще и такой великий ученый. разумеется, в восприятии Г.Н. Осэр был 100%-ным православным. с позиций строгого антиэкуменизма на это, разумеется, можно было бы возразить, но, глядя на реальное положение дел, еще вопрос, нужно ли возражать: его аскетические книги уж, всяко, не менее православные, чем Феофан Затворник, не говоря уж о чтиве наподобие Нилуса.
в 1988 я спрашивал у о.Арранца, как там в Риме о.Осэр, на что он мне сказал (буквально) "Отец Ириней Осэр уже давно умер!". потом я узнал, что не так уж и давно: всего в 1978.