Назад Хунзах: аул Хаджи-Мурата
- …Ну, убили их, и Гамзат въехал в Хунзах и сел в ханском дворце, - начал Хаджи-Мурат. - Оставалась мать-ханша. Гамзат призвал ее к себе. Она стала выговаривать ему. Он мигнул своему мюриду Асельдеру, и тот сзади ударил, убил ее.
- Зачем же он убил ее-то? - спросил Лорис-Меликов.
- А как же быть: перелез передними ногами, перелезай и задними. Надо было всю породу покончить. Так и сделали. Шамиль меньшого убил, сбросил с кручи. Вся Авария покорилась Гамзату, только мы с братом не хотели покориться. Нам надо было кровь его за ханов.
Лев Толстой «Хаджи-Мурат»
До Нижнего Гуниба меня подвез дальнобойщик на КАМАЗе. Попытки найти Интернет-кафе на центральной площади аула оказались неудачными. Работники единственного компьютерного клуба после громкого стука открыли дверь и сообщили, что в Интернет у них можно выйти «только через телефон, а телефон у Султана, а Султан куда-то ушел».
Тут же на центральной площади Гуниба я остановил «Волгу», на которой два парня ехали в Гергебильский район. Один из них, по имени Шамиль, живет с родителями в Москве и учится в Академии правосудия. Но свою родину он не забывает и приезжает сюда на отдых каждое лето.
По пути мы остановились у Гунибской ГЭС имени Расула Гамзатова, открытой всего два года назад. С бетонной 73-метровой плотины далеко вниз низвергался поток грязной воды - зрелище ужасающее и завораживающее.
В селе Курми ребята передали меня в руки седого старика на «Жигулях». Оказалось, что это глава сельской администрации. Жители села избирали его на этот пост уже несколько раз, и он весь был в делах и заботах. «То со светом проблемы, то мусор нужно вывести, то еще что-то», - рассказал он по дороге. По его словам, село жило в основном за счет абрикосов, и никакой другой работы здесь не было.
- Десять месяцев отдыхаем, два месяца работаем, один день продаем и снова отдыхаем, - описал старик производственный процесс.
До Хунзаха после этого нужно было проехать лишь 30 километров, но преодолел я их несколько часов, сменив по пути шесть машин. Обычное дело - каждый водитель едет до соседнего села и подвезти может только на пару километров. При этом по пути я нашел сразу несколько мест ночлега, так как почти каждый водитель на прощание приглашал в гости. Происходило это приблизительно таким образом: «Если не найдешь попутную машину, заходи в гости. В селе спросишь, где живет Магомед, у которого красная «девятка», тебе любой скажет».
До поворота на село Гоцатль меня довезли двое ребят на машине с питерскими номерами. Водитель, родом из Гоцатля, ныне живет в Питере, но, как и все выходцы из Дагестана, остается большим патриотом своей малой родины.
- Гоцатль - единственное село, которое не платило налогов хану в Хунзахе, - отметил он с гордостью. - Поэтому мы - жители Хунзаха и Гоцатля - исторически друг друга недолюбливаем.
Были, впрочем, и более веские причины для ненависти. Во время Кавказской войны второй имам Гамзат-бек, выходец из Гоцатля, захватил Хунзах, однако был убит заговорщиками. По идее два села до сих пор могла вести кровавую междоусобицу, однако местные жители сказали, что между людьми никакой особенной вражды не наблюдается.
До самого Хунзаха меня довезли трое работников Ирганайской ГЭС. Вскоре пошел дождь, и ехать куда бы то ни было мне хотелось все меньше и меньше. Но один из работников по имени Гусейн позвал к себе в гости и я благополучно остановился на ночь в доме, где жила его многочисленная семья. Дом был простой, без изысков: на крыше - спутниковая тарелка, однако туалет - на улице.
Хунзах - еще один героический аул. Лежащий в самом сердце горного Дагестана, он долгое время был столицей Аварского ханства. Во время Кавказской войны ханство находилось под покровительством России и было последним оплотом пророссийских настроений на Северном Кавказе. Имам Гази-Магомед долго склонял ханство принять шариат и присоединиться к газавату, однако ханша Баху-Бика упорно отказывались. И только после смерти Гази-Магомеда, когда новым имамом был провозглашен Гамзат-Бек, ханство удалось взять. В 1834 году отряды Гамзат-Бека захватили Хунзах и истребили ханскую семью. Новый имам сделал Хунзах своей резиденцией.
Однако его правление было недолгим. В покоренном Хунзахе созрел заговор, главным вдохновителем которого был Хаджи-Мурат, близкий друг ханской семьи и будущий герой повести Льва Толстого. Заговорщики подстерегли и убили Гамзат-Бека в хунзахской мечети. Поклонники шариата также были убиты или изгнаны из аула, а Хаджи-Мурат стал его старшиной. Как раз после этого Шамиль и стал имамом и начал свою многолетнюю борьбу с Россией. Позже Хаджи-Мурат перешел на сторону имама, Хунзах вошел в состав Имамата, и знаменитый горец стал править там уже в качестве наиба Шамиля. Однако потом произошли события, описанные в повести Льва Толстого - переход Хаджи-Мурата к русским, его бегство и трагическая смерть во время погони.
В Хунзахе дома, как и в старину, складывают из камня: древесину в этих небогатых лесом горах достать нельзя, а кирпич слишком дорог. Асфальтовое покрытие есть только на главных улицах, остальные либо вовсе обходятся без покрытия, либо вымощены теми же камнями. В результате аул выглядит приблизительно так же, как и много веков назад - узкие кривые улицы, скромные дома, огороды. Из современных нововведений - только редкие автомобили да линии электропередачи
Главная природная достопримечательность Хунзаха - несколько водопадов. Само село находится на вершине горы и отсюда вниз, в лощину низвергаются потоки воды. Куда они текут дальше, уже не видно - все скрыто облаками, которые в пасмурную погоду словно подпирают Хунзах с нескольких сторон.
Местный филиал Дагестанского государственного музея находится в доме офицера царской армии. Вообще, со времен Аварского ханства построек не сохранилось - ни ханского дворца, ни мечети, в которой был убит Гамзат-бек. Пожалуй, могила второго имама - как раз единственное, что осталось от той эпохи. Находится она на городском кладбище, туда меня довел директор музея Шамиль Алиев.
Над могилой теперь сделали новое надгробие и поставили ограду. Видно, что она тоже является местом паломничества людей со всего Дагестана. Несмотря на то, что имам силой оружия склонил Хунзах к газавату, сейчас его уважают наравне со всеми остальными имамами.
- А Хаджи-Мурат, хоть и был уроженцем Хунзаха, похоронен не здесь, - рассказал Алиев. - Когда он сбежал от конвоя, его поймали и убили в Азербайджане, там же и похоронили. А голову отправили в Петербург, она сейчас находится в Кунсткамере. Мы с ними долго вели переговоры - чтобы голову похоронили вместе с телом, но пока результатов нет. Видимо, голова большую ценность представляет.
В соседнем селе Арани сохранилась царская крепость послешамилевских времен. От крепости, правда, остались только стены. Внутри уже находятся современные постройки: больница и войсковая часть. А рядом с крепостью стоит большая каменная башня. Наверно, внутрь давно уже никто не заходил, потому что когда я открыл деревянные ворота, навстречу мне выбежал заметно отощавший черный пес.
Я дошел до выезда из села и начал голосовать у дороги. Первым меня подвез ехавший на уазике начальник пожарной службы Хунзахского района по имени Магомед. Он оказался чуть ли не первым человеком в Дагестане, кто знал, что такое «путешествовать автостопом». Магомед в свое время учился в Липецке и работал в Красноярске, а когда узнал, куда я еду, спросил:
- А на родину Расула Гамзатова заехать не хочешь? Это здесь рядом, село Цада. Там дом-музей Гамзатова. Поехали, заодно пообедаешь.
Дом-музей, правда, был не Гамзатова, а его отца Гамзата Цадаса. Впрочем, это был их родовой дом, и здесь свои детские годы провел сам Расул Гамзатов - личность легендарная и известная не только в Дагестане.
Первый этаж музея скорее напоминал этнографический музей, вроде тех, что во множестве встречаются в соседней Грузии - утварь, инструменты, мебель, обычная для аварских домов. А второй этаж уже больше походил на дом-музей поэта - фотографии, книги и цитаты из стихотворений. Пожилая смотрительница музея все норовила заговорить со мной по-аварски, но Магомед предупредил, что я из Москвы и местного языка не знаю.
Знаменитый аварский поэт, писатель, политический деятель Расул Гамзатов прожил долгую жизнь и скончался всего несколько лет назад. Самым известным его произведением стало стихотворение «Журавли», положенное на музыку Яном Френкелем и исполненное со сцены Марком Бернесом. В Дагестане есть несколько посвященных поэту монументов, которые так или иначе перекликаются с сюжетом этой песни. Самый известный после Шамиля дагестанец, Расул Гамзатов и после смерти пользуется настоящим уважением среди земляков.
После осмотра музея мы зашли к Магомеду домой, а его жена приготовила нам обед. Минут через двадцать, сытый и слегка опьяневший от выпитых с Магеметом нескольких рюмок водки, я уже стоял на дороге. Путь мой лежал на запад - в Ботлихский район.
Ботлих: по местам чеченской оккупации
К вторжению вооруженных чеченских соседей - «знатоков шариата» - горцы Дагестана отнеслись резко отрицательно. Прежние отношения, основанные на взаимном уважении и поддержке, были перечеркнуты вероломством и предательством.
Г. Трошев «Моя война. Чеченский дневник окопного генерала»
Двое сельчан довезли меня километров на двадцать, после чего я сел на автобус, идущий в Харахи. По приезде в это село мне показалось, что маршрут был выбран не совсем удачно - попутных машин не было вовсе. В течение сорока минут из Харахи не выехала ни одна машина, так что дальше пришлось пойти пешком. И только через полчаса сзади раздался шум мотора, и из-за поворота показались «Жигули». Я поднял руку, и машина остановилась.
Водитель Мусса из Хасавюрта ездил по селам в поисках работников. Он занимался сельским хозяйством и сейчас искал людей на уборку урожая. Разговор у нас зашел о второй чеченской войне:
- Я сам месяц в окопах провел в 99-м году, - рассказал он. - Купил сам оружие, нас со всего района собралось шесть тысяч человек в ополчении. Обороняли Хасавюрт. «Чехи» тогда были в 15 километрах от города, а из России прислали каких-то пацанов необстрелянных. Мы уже город защитили, хотели дальше в Чечню идти, но нам не дали - отправили туда федеральные войска.
Отмечу для тех читателей, которые не разбираются в неполиткорректном сленге Северного Кавказа: «чехи» - это не жители Чехии, а чеченцы. Как и почти у всех встреченных мною дагестанцев, отношение к соседнему народу у Муссы было резко отрицательное: «Правильно сказал Ермолов - эта нация не подлежит перевоспитанию, только уничтожению».
Вообще на чеченцев он был в большой обиде. Главное, что ему не нравилось - что Чечня известна всему миру, а про Дагестан, и тем более про аварцев, почти никто ничего не знает даже в России.
- Они же даже Шамиля называют «имам Чечни и Дагестана» - то есть Чечня на первом месте, Дагестан на втором. На самом деле они воевать совсем не хотели, им лишь бы пограбить и поворовать. Но Шамиль туда пришел и заставил их тоже против русских идти.
Через некоторое время, проехав блокпост на въезде в Ботлихский район, мы добрались до самого селения Ботлих.
Ботлихский район известен каждому, кто сколько-нибудь подробно следил за ходом второй чеченской войны. Началась она именно здесь, на территории соседней с Чечней республики. 7 августа 1999 года отряды боевиков под командованием Шамиля Басаева и Хаттаба с громким названием «Исламская миротворческая бригада», вошли в Ботлихский район. Кстати, были в этих отрядах не только чеченцы. Значительную часть составляли иностранные наемники плюс огромное количество ваххабитов из самого Дагестана. Дагестанские исламские радикалы, бывшие в розыске в России, незадолго до этого сбежали в Чечню и сформировали нечто вроде «правительства в изгнании» - Исламскую шуру Дагестана. Лидер дагестанских ваххабитов Багауддин Кебедов уговорил чеченских полевых командиров помочь дагестанским мусульманам в освобождении «от оккупации неверными». Он утверждал, что в случае ввода отрядов исламистов в Дагестан, население республики поддержит их и поднимет всеобщее антироссийское восстание.
Однако боевики просчитались. Вначале отряды местного ополчения и милиции поднялись на борьбу с «братьями-мусульманами», а затем подоспели федеральные войска и выбили боевиков с занимаемых позиций. Позже попытки прорыва были предприняты в других районах Дагестана, но везде они закончились плачевно. В сентябре 1999 года российское правительство заявило, что терроризм следует разгромить в его логове - Чечне. Федеральные войска вошли в самопровозглашенную республику, премьер Путин произнес знаменитую фразу про «мочить в сортире», и война, прерванная в 1996 году, началась во второй раз.
В 99-м году главной проблемой для российского командования было отсутствие крупных воинских формирований на границе с Чечней. Федеральные войска приходилось перебрасывать сюда с достаточно больших расстояний. И хотя в Чечне провозглашено налаживание мирной жизни и никаких намеков на очередную войну не видно, в Ботлихе, тем не менее, было решено разместить военную часть и даже построить для этой цели военный городок, где будут жить военнослужащие с семьями. У меня были контакты одного человека, работавшего на строительстве городка, - он и помог устроиться в общежитие для рабочих.
Военный городок находится в стороне от самого села. Интересно, что пропускного режима там нет никакого, зайти и выйти туда может любой желающий. Общежития располагались в нескольких огромных ангарах. Потом в них, наверно, разместят самолеты и вертолеты, а пока деревянные перекрытия разделили помещение на несколько комнат. В каждой находится ряд двухэтажных кроватей, парочка столов и прочая утварь, рассчитанная на неприхотливых рабочих.
Мой знакомый вскоре отправился обратно в Буйнакск, оставив свою койку мне в наследство, а я стал знакомиться с местным народом. Были здесь люди со всех концов Дагестана и даже из других городов России, всех возрастов и социальных классов - молодежь и старики, студенты и профессиональные строители, те, кто безвылазно работает здесь уже больше года, и те, кто приехал сюда только на каникулы.
Рашид из Буйнакска провел для меня экскурсию по городку. Сам он работал здесь уже два месяца - хотел заработать на учебу. Заплатить обещали солидную сумму - 50 тысяч рублей за восемь недель работы.
Последние несколько дней здесь лил дождь и окрестности общежития превратились в грязевое море. Все работяги утопали в грязи по щиколотку. Наиболее умные гуляли, сняв носки, одев тапочки и засучив брюки до колен. Однако, чем дальше от общежитий и чем ближе к будущим домам офицеров, тем больше военный городок напоминал поселок элитного жилья. Новые просторные домики в два-три этажа для военных плюс вся инфраструктура, необходимая для того, чтобы жить здесь со всей семьей. Рашид показал мне школу, где он занимался укладкой пола. Кроме того, здесь возводилась отдельная столовая, детский сад, клуб для офицеров с бильярдом и прочими развлечениями. Кругом шла стройка - ездили КАМАЗы с щебенкой и бетоном, офицер куда-то вел целую роту стройбатовцев, вооруженных лопатами, а рабочие, переругиваясь друг с другом, клали асфальт, таскали стройматериалы или просто курили, присев на тротуаре.
Брат Рашида по имени Шамиль у строительного вагончика мыл штаны под краном, установленным у огромной цистерны с водой. Мы присели отдохнуть и тоже заговорили о второй чеченской войне.
Оказалось, что до приснопамятного всем дагестанцам 99-го года братья жили в селении Карамахи. Это село вместе с находящимся недалеко от него Чабанмахи известно на всю страну под названием «Кадарская зона». Данный автономный ваххабистский анклав существовал несколько лет на территории Буйнакского района. В 1997 году ваххабиты изгнали местную администрацию из сел Карамахи, Чабанмахи и хутора Кадар, выставили вооруженные блок-посты на въезде в населенные пункты.
В сентябре 1999 года, одновременно с началом военной операции в Чечне, подразделения внутренних войск заняли ваххабистские села и «независимая исламская республика» прекратила свое существование.
Однако у ребят от правления ваххабитов особого негатива не осталось.
- Они нам жить не мешали, и мы им не мешали, - сказал Рашид. - Хотя, кстати, при них был порядок строгий. Воровства даже не было. Машину можно было где угодно оставить незакрытой и никто бы ее не угнал. Просто они строго правили - кто алкоголь употребляет, тех палками публично били, кто воровал… тем, конечно, руку не отрубали, но тоже строго наказывали.
- И как все закончилось?
- Однажды утром село начали обстреливать из "Градов" - без разбору, кто там ваххабит, а кто простой житель. Мы еще до обеда уехали к родственникам в Буйнакск. А сейчас, как я слышал, там порядки уже не те - и пьют, и воруют.
- Так что получается, что при ваххабитах лучше было? - спрашиваю.
- Да, наверно, - ответил Рашид.
Однако Шамиль возразил:
- Я так не думаю. Там ведь все только на страхе держалось. А люди сами должны понять, что воровать и убивать нехорошо…
В итоге на ночь я устроился в вагончике, где жили Рашид и Шамиль. На соседней койке спал пожилой житель Буйнакска по имени Ибрагим. Он был профессиональным строителем, в свое время работал даже в Чечне и поделился своими мыслями о взаимоотношениях чеченцев и дагестанцев.
- Я работал в Курчалое, - рассказал он. - Познакомился со многими чеченцами, в том числе боевиками. Конечно, есть среди них хорошие люди, но плохих - очень много. Они сами говорят - это нас бог наказал, потому что среди нас много воров и убийц. Ведь после первой войны у нас было много беженцев из Чечни, все тут старались приютить их, дать ночлег. А потом, когда чеченцы уезжали, многие недосчитывались денег или чего-то из мебели. Видишь, как они относятся к нам.
- А сейчас здесь беженцев нет?
- Нет, конечно. После того, как они на нашу землю с оружием ступили, им здесь никто не поможет. Я вообще не понимаю, зачем они сюда пришли.
- Вроде как хотели освободить вас от «русского владычества».
- Да какое там русское владычество, - старик махнул рукой. - Вот я, например, правоверный мусульманин. Пять раз в день совершаю намаз. Мне никто не мешает это делать. Если бы мешали или если бы моей семье что-то угрожало, тогда я мог взять за оружие. А так - не вижу для этого причин.
Война, хоть и длилась здесь всего несколько недель, оставила сильный след в истории района. Каждый строитель может показать возвышающуюся над военным городком высоту «Ослиное ухо», где в бою с боевиками погибла дюжина новороссийских десантников, или горную дорогу в Чечню, по которой в свое время пришел Басаев сотоварищи.
Здесь виден весь масштаб чеченского вторжения и, если честно, масштаб этот не сильно ужасает. Боевики не дошли даже до Ботлиха, а взяли под контроль лишь несколько ближайших сел - Ансалта, Рахата, Тандо и другие. При этом, по свидетельству ботлихцев, вели они себя достаточно корректно, мирных жителей почти не расстреливали, а наоборот - дали всем уйти и потом уже сами отстреливались от федералов, не прикрываясь заложниками.
Строители, с которыми я общался, даже высказали предположение, что это был спектакль, разыгранный российским и чеченским командованием. Цель - получить дополнительное финансирование и построить в этом месте военный городок. В общем, 99-й год нельзя сравнить с фашистской оккупацией, и местные жители, хоть и не любят чеченцев, но какой-то особой звериной жестокости в них не видят.
Утром я вышел со стройки и отправился в ближайшее к городку село, пережившее вторжение боевиков и налеты российской авиации. Мимо проехала машина с тремя местными жителями, я поднял руку, машина остановилась и довезла меня прямо до центра селения Рахата.
Разрушений в этом и соседних селах теперь уже не так много - жители получили от правительства серьезные компенсации и отстроили дома заново. Только редкие развалины говорят о том, что когда-то здесь шла настоящая война. Как и в других районах горного Дагестана, многие дома здесь строят из камня, поэтому разрушенные здания выглядят как античные руины - стены без крыши, разбросанные вокруг них булыжники, заросшие травой.
Когда я шел в село Тандо, фотографируя по ходу окрестные пейзажи, рядом остановилась машина с милицейскими номерами.
- Кто такой? Чего тут делаешь? - весьма недружелюбно спросил сидевший за рулем человек в военной форме.
- Я турист. Гуляю.
- Садись, поедешь с нами.
Делать нечего - пришлось подчиниться. Машина доехала до села Ансалта, заехала в поселковое отделение милиции, и меня стали допрашивать местные милиционеры. Сотрудникам правоохранительных органов было так сложно поверить в желание человека приехать в их район, что в чужаке видели либо шпиона, либо ненормального. Мне ничего не оставалось, как выбрать последний вариант и заверить их, что я приехал просто посмотреть на местные достопримечательности.
Выяснив, что я не представляю большой опасности, милиционеры решили извлечь из меня хоть какую-то пользу и взяли на пару мероприятий в качестве понятого. Я особо не возражал - было интересно самому посмотреть, как проходит в Дагестане борьба с ваххабизмом. Меня и еще одного ботлихца посадили в машину и повезли к дому местного жителя, у которого, согласно наводке, должно было храниться оружие.
По приезде выяснилось, что в доме есть только дети, а родители придут нескоро. Поскольку обыскивать дом по закону можно только в присутствии совершеннолетних, милиционеры рассредоточились по двору, присели кто куда, и стали ждать хозяина. Я тоже присел на одну из табуреток, которые дети вынесли работникам правопорядка, и разговорился с одним из своих «конвоиров». Оказалось, что он работал в милиции Ансалты еще в 99-м году и помнит все подробности той войны.
- Пришли они как-то утром в село и заняли все позиции, - рассказал он. - Представляешь, просыпаешься ты утром, а тебе в окно стучит боевик и просит чаю налить. Как говориться, «дайте попить, а то переночевать негде».
- А как же милиция? Вы-то сопротивлялись?
- Они подошли к отделению и начали переговоры вести. Выставили вперед жителей и сказали нам: «Давайте, стреляйте, только мы будем по вам стрелять, а вы - по мирным жителям». Обещали, что если мы сдадим оружие, то всем, кто хочет, дадут уйти из села. Пришлось подчиниться.
- И что, выполнили они обещание?
- Да, выполнили. Сказали: «Уходите, мы тут сами будем воевать». Добавили, правда, что те, кто хочет, могут к ним присоединиться, они дадут оружие. Но охотников, вроде, немного нашлось. А потом я с другими ребятами оборонял Ботлих.
- Они его захватить пытались?
- Нет, как-то не особо. Были отдельные вылазки, но это видимо просто разведчики. А потом подошли федералы и начали все бомбить.
Тем временем к дому подошла хозяйка, а вслед за ней и отец семейства. Он устало оглядел милиционеров, сказал «Делать вам больше нечего», и стал показывать все тайники в своем доме. Обыскивали его жилище не очень тщательно, и думаю, имей он желание спрятать что-то, дома можно было схоронить целый арсенал. Милиционер посмотрел под кроватями, заглянул в шкафы, ощупал двух плюшевых медвежат, прогулялся по чердаку, но ничего не нашел.
После этого кто-то вспомнил, что у меня с собой есть фотоаппарат, попросили достать его и на следующем мероприятии поработать в качестве фотографа.
Нас отвезли на кукурузное поле где-то на окраине поселка. Видимо, нашли это место по чьему-то доносу, потому что один из милиционеров, едва зайдя на поле, крикнул остальным: "Идите сюда, посмотрите". Между кустами кукурузы росла конопля. Был заметен тщательный уход - кусты выросли на славу и скоро должны были дозреть. Осмотрев и даже понюхав растение, милиционеры стали составлять протокол. Кстати, это был один из немногих случаев, когда они перешли на русский - в остальное время они общались исключительно на аварском.
Вскоре подъехала милицейская машина, из которой вывели хозяина поля - низенького мужика с бородой и недобрым взглядом. Он не стал запираться и сразу согласился показать все кусты, которые вырастил на поле. Я по просьбе участкового ходил вместе с ним и фотографировал. Затем все кусты были вырваны с корнем, разложены на краю поля и упакованы в мешок. У всех присутствующих было какое-то приподнятое настроение - милиционеры перешучивались, что, мол, столько добра пропадает. Даже хозяин улыбался, когда кто-то отпускал шутку в его адрес, хотя вполне возможно, что некоторое время ему придется провести за решеткой.
Закончив все мероприятия к вечеру, милиционеры повезли меня уже в Ботлихское отделение милиции. Туда вскоре пришел представитель местного отделения ФСБ и стал расспрашивать меня о цели визита в Ботлих. Я все честно рассказал, но все равно оставил его в сомнениях.
- Понимаете, это приграничная с Чечней территория, здесь всегда неспокойно, поэтому любой посторонний человек вызывает подозрение, - сказал он.
- Знаете, это все равно, что задерживать человека на границе Башкирии и Татарстана на том основании, что это приграничная территория. Чечня ведь уже давно мирный регион, - возразил я.
- Это она в телевизоре мирный регион. А мы тут всегда смотрим, как бы от них чего не вышло.
Записав все на листок бумаги и добавив, что он проверит всю информацию обо мне, фсбшник ушел. На дворе стало уже темно. Начальник угрозыска Ботлихского района отдал мне все документы, оставив при себе только мой блокнот и диктофон, и спросил, где я собираюсь ночевать. Поскольку меня уже пригласил в гости криминалист райотдела, я сказал, что переночую у него.
- Вот тогда завтра заходи, я тебе все отдам обратно, - сказал начальник угрозыска.
На следующее утро я зашел в тот же кабинет и начальник угрозыска, отдав мне все вещи назад, сказал:
- Вот что, Артем. Предупреждаю - больше здесь никогда не появляйся. Если я увижу тебя в нашем районе еще раз, то просто порву твои документы. Понял?
- Понял, - ответил я, оценив всю глубину милицейского гостеприимства. Через двадцать минут, поймав прямую попутку до Махачкалы, я уже ехал в столицу Дагестана, дав себе слово даже под страхом смерти не возвращаться в Ботлихский район.
Можно было бы помянуть недобрым словом дагестанскую милицию, продержавшую меня целый день в Ботлихском районе. И хотя все мое преступление состояло в том, что я шел с рюкзаком и фотоаппаратом по сельской дороге, подозрительность работников правоохранительных органов легко понять. Мне рассказали, что за несколько месяцев до вторжения боевиков в район приезжали неизвестные «геодезисты», которые фотографировали деревни и делали карту местности - эти схемы, видимо, потом очень помогли бойцам Ичкерии. Так что, чужой человек здесь и правда вызывает большие подозрения.
Однако в остальных районах Дагестана милиция ведет себя вполне прилично. За неделю путешествий по республике у меня проверили документы всего четыре раза. Так что слухи о вредности дагестанских ментов все-таки сильно преувеличены. Они просто проявляют вполне обоснованную заботу о твоей судьбе.
Из северокавказских республик Дагестан мне понравился больше всего. Разнообразие ландшафтов, гостеприимство людей, богатая история - все эти показатели могли бы стать визитной карточкой республики. Но увы - пока мы в основном знаем о ней, как о месте «где-то рядом с Чечней». А сегодня это приговор почти для любой инициативы по развитию туризма. И властям Дагестана предстоит еще много потрудиться, чтобы россияне оторвались от своей любимой Турции и съездили хоть раз в этот один из красивейших уголков земного шара.
Дальше Гунибская ГЭС
Гунибская ГЭС - видео Глава администрации села Курми
Гергебиль
Хунзах
Директор хунзахского музея Шамиль Алиев
Могила Гамзат-бека
Водопад в Хунзахе - видео Село Арани
Село Цада
Начальник пожарной службы Хунзахского района Магомед
Мусса из Хасавюрта (справа) и милиционер из Ботлиха (слева)
Ботлих
Военный городок
Рашид из Буйнакска
Строители военного городка
Граница Чечни и Дагестана
Село Ансалта. Следы войны
Помогаю правоохранительным органам бороться с наркотрафиком
Царские крепости в окрестностях Ботлиха
Горный обвал. Пробки на дорогах
Русские идут!