Другие Канны
Лишний раз убеждаюсь в том, что никогда не нужно считать себя знающим какую-то историческую тему, если не читал первоисточники собственными глазами (а лучше всего на языке оригинла, а не в переводе). Я вот сейчас штудирую "Гражданские войны" Аппиана и на события которые знаю вроде бы наизусть - смотрю совершенно иными глазами. Там масса интереснейшей фактуры, которую вторы не то что учебников - серьезных монографий почему-то опускают и пропускают. Вообще, чем больше имеешь дело с древними историками, тем больше убеждаешься, что канон современного изложения тех или иных событий, основан на сознательном пропуске тех или иных вроде бы второстепенных фактов, котрые, однако совершенно меняют восприятие картины и ее интонирование. Я уж не говорю о совершенном упадке уровня научной культуры, когда во Всемирной истории (!!!) недавно изданной Институтом всемирной истории РАН (!!!) про разгром Цезарем Помпея говорится: "Но силы были неравны и армия Помпея потерпела сокрушительное поражение" (на самом деле армия Помпея численно превосходила армию Цезаря минимум вдвое, так что силы конечно были неравны, но армия Помпея потерпела поражение не вследствие этого, а _вопреки_ своему превосходству)...
Но, даже если не говорить о подобном деградансе, то в стандартных изложениях тех же событий имеются массы пропусков. Рассказчики следуют как правило за Цезарем, который. конечно, авторитет, потому что сам был, сам видел. Но, при этом, сознательно умалчивал о массе колоритных деталей. В частности о том, что Фарсальская битва была грандиозной резней союзнических контингентов, присланных Помпею со всего востока. Аппиан прямо говорит, что после того как судьба сражения была решена Цезарь приказал своим солдатам щадить италийцеви объявить приказ, что все италийские когорты, которые останутся на месте и не будут оказывать сопротивления цезарианцам останутся не тронутыми. А вот резня восточных контингентов, которыми Помпей превосходил противника во много раз (но на которые не надеялся) была совершенно беспощадной. Эта деталь, которая очень многое говорит о специфике имперского мышления римлян, как правило, опускается без всякой критики и обоснования ее игнорирования. По большинству изложений сражения создается впечатление, что никаких союзнических контингентов у Помпея не было и битва шла исключительно между двумя армиями легионеров. И таких мелочей много, очень много...
Меня, кстати, поразило изложение Аппианом другой знаменитой битвы - Канн. Все помнят классическую "шлиффеновскую" схему Канн, восходящую к Полибию. Вот построенная плотными шеренгами римская пехота давит на кельскую и иберийскую пехоту, стоящую выпуклым полумесяцем и постепенно его вдавливает. Вот на флангах у римлян оказывается ливийская пехота и начинает давить на них. Вот карфагенская конница прорывается в тыл и кольцо замыкается. Красивая, изящная, геометрическая схема, которая многократно применялась знавшими наизусть Шлиффена военачальниками Второй мировой войны. Большинство советских наступательных операций по своему плану представляли, как пишет А.В. Исаев "классические Канны".
Но после прочтения Аппиана возникает вопрос, - представляли ли классические Канны собою "Классические Канны"? Если Полибий, а вслед за ним Тит Ливий, уделяют значительное внимание "вогнутому полумесяцу", то Аппиан не говорит о нем совершенно, хотя перечисляет целых четыре военных хитрости, примененных Ганнибалом.
На первое место среди них он ставит такое расположение войск, при котором римская армия оказалась с подветренной стороны, так что в глаза легионерам неслись песок и пыль, они не видели ни друга, ни врага и ни солдаты, ни командиры не могли адекватно оценивать обстановку. Пыль в глаза в римской традиции считается первостепенным фактором поражения при Каннах - ее упоминают не только Аппиан, но и Ливий (называющий дувший в глаза римлянам ветер "волтурном" - речь на самом деле идет о сирокко - и в самом деле очень неприятном ветре), Фронтин, Поллиэн, Флор, Плутарх. В условиях античной военной техники, когда полководцу и офицерам было затруднительно контролировать происходящее на поле боя, оперативно принимать решения и т.д., такая "мелочь" как сильное снижение видимости для войск и в самом деле была стратегическим фактором.
На второе место среди Ганнибаловых стратегем Аппиан ставит фокус с ложными перебежчиками. Большой (500 чел.) отряд кельтиберов (по Аппиану) или нумдийцев (по Ливию) перешел к римлянам в начале битвы, сложил оружие и был поставлен сзади, за римской линией. В решающий момент эти мнимые перебежчики вынули спрятанные под одеждой короткие мечи, с их помощью овладели трофейным римским оружием и начали разить римлян сзади. Тут показания Аппиана и Ливия расходятся - Аппиан говорит об ударе в спину пехоте, Ливий - о таком же ударе в спину коннице. Но, в любом случае этот предательский удар с тыла сыграл огромную роль в переломе хода битвы.
Наконец, Аппиан пишет о засаде, которая переломила ход конного сражения на правом фланге римлян (а без победы ганнибаловой конницы на флангах ливийская пехота в центре ничего не смогла бы сделать, несмотря ни на какой "мешок).
Другими словами, древняя традиция не придает "геометрическому" аспекту Канн какого-то самодовлеющего значения. Наибольшее внимание ему уделяет Полибий, а вслед за ним Ливий, и это понятно, поскольку Полибий был представителем греческой военной мысли, у которой внимание к геометрии военных построений было значительно большим, - ведь это именно в греческой военной традиции были Левктры, где Эпаминонд победил изменив "геометрию" традиционной фаланги. Постепенно это военное искусство more geometrico дошло до крайностей, когда полководцы и военные мыслители поздней античности и Византии придумывали все новые и новые диспозиции и хитроумные построения, которыми пытались компенсировать ограниченность возможностей полководца по руководству боем в ходе битвы.
Но у римлян была, все-таки, совершенно иная военная школа, где решающее значение придавалось тактическим решениям, удачному выбору места, отваге воинов, дисциплине и боевым качеством солдат и центурионов. Другими словами, римляне порой вытягивали и самые безнадежные по первоначальному замыслу ситуации за счет своего умения драться и подчиняться приказам. Тот же Аппиан описывает, как когда во время осады Капуи слоны Ганнибала вошли ночью в лагерь консула Кв. Фульвия Флакка, а знающие латынь провокаторы стали передавать ложный приказ якобы Флакка идти всем на холм, где на самом деле ждала засада, консулу удалось быстро навести порядок, солдат на пути в ловушку остановить, а вломившихся в лагерь слонов - перебить. Другими словами римляне, как правило, брали дисциплиной, упорством и организацией. И, соответственно, римская традиция, посвященная Каннам, сосредотачивается не столько на геометрических особенностях построения, сколько на тех факторах и тех "стратегемах" Ганнибала, которые привели к конечной дезорганизации римлян, и которые лишили их возможности победить, хотя победа была явно возможна несмотря ни на какое окружение, хотя бы потому, что у римлян было гораздо больше первоклассной пехоты, но песок, неразбериха, удары с тыла, явная бездарность Теренция Варрона сделали Ганнибала абсолютным победителем.
Посмотрим на дело вот еще с какой стороны, насколько "геометрический" взгляд на Канны соответствует тому, что мы знаем о Ганнибале? Не очень, на самом деле, соответствует. Ганнибал - не мыслитель, не военный интеллектуал, как Эпаминонд. Он, прежде всего, мастер хитрости, обмана, обладатель изворотливого и беспринципного пунийского ума, он неистощимый выдумщик "стратегем" в античном смысле слова, то есть именно военных хитростей тактического характера. И, напротив, все, что мы о нем знаем выдает в нем очень слабого стратега. Там, где надо не выдумывать, а думать он раз за разом терпит поражения. Поэтому мне в высшей степени сомнительно, что выстраивая свой боевой порядок он рассуждал именно так как ему приписывает Шлиффен. Вполне вероятно, что "мешок" из галлов в центре и ливийцев по краям (кстати, ниоткуда не следует, что ливийцы стояли такими плотными отдельными колоннами, как это изображено на схеме - нигде в источниках я ничего такого не нашел, напротив у Полибия есть прямое указание, что все войска Ганнибала стояли в _одну_ выгнутую к противнику линию, но кельты были выдвинуты в этой линии вперед), был получен в результате комбинации ряда ганнибаловых стратегем более мелкого порядка - например нежелания расходовать ливийскую пехоту и стремление поставить под главный удар римлян кельтов. Кроме того, ливийцы были вооружены трофейным римским тяжелым оружием и, не исключено, что, поскольку весь план Ганнибала был завязан на ветер и песок, то он рассчитывал, что в условиях плохой видимости римляне будут принимать атакующих с флангов ливийцев за своих.
Другими словами, я подозреваю, что "геометричность" в замысел сражения при Каннах была внесена уже post factum и не столько самим Ганнибалом, сколько осмыслявшими его деяния греческими писателями. Римляне этой "геометрии" не заметили или почти не заметили и проклинали ветер, удары в спину, предательство Варрона и прочее. И, надо сказать, с моей точки зрения они правы. Командуй римлянами полководец хотя бы немного более высокого класса, и исключи они ганнибаловы хитрости и, скорее всего, "мешок" в который попали легионы не имел бы решающего значения, не предопределил бы ход сражения.
Тогда откуда же настолько устоявшееся мнение о замысле Ганнибала? Думаю, что оно идет от Плутарха, который и создал тот популярный образ античной истории, который и вошел во все учебники. В биографии Фабия Максима "Кункатора" Плутарх определенно говорит о том, что окружение римлян ливийской пехотой было изначальным замыслом Ганнибала, давшего соответствующие приказания. Но очевидно, что здесь идет речь о позднейшей, спустя более чем триста лет рационализации и "спрямлении" традиции, когда то, что близкий по времени Полибий высказывает в качестве оговорки и предположения Плутарх упрощает до конкретного замысла. Таких примеров "упрощения" и превращения гипотез в уверенность, оценок сторонних наблюдателей в прямую речь главных героев история знает множество. Мне тут всегда приходит на ум приписывание князю Святославу фразы, что "вера христианская юродство есть", хотя речь идет, конечно же, не о словах Святослава, а об оценке его позиции летописцем, причем не своими словами, а цитатой из писаний, восходящей к апостолу Павлу "для иудеев облазн, а для эллинов (то есть язычников) - безумие (то есть "юродство"). Похожим образом и у Плутараха оценка конечного результата происшедшего риторически трансформировалась в первоначальный замысел Ганнибала. И, разумеется, эта традиция закрепилась в современной историографии, которая вообще, порой, слишком интеллектуализирует историческую реальность древности и не только древности - даже Фридрих Великий или Наполеон выглядят "умнее", гораздо больше философами на поле боя, чем собственно полководцами, которые принимают импульсивные и интуитивные решения, делают ошибки в планах, иногда простительные, а иногда роковые и т.д.
В общем Канны для военного искусства ХХ века - это классическая матрица при планировании операций, это определенный ментальный шаблон к которому полководец должен стремиться - прорвать фланги, окружить, уничтожить. Хотя и тут вот что интересно - тот образец Канн, который первоначально разумелся, - сковать противника боем с ослабленным центром, на практике не применялся, а там, где применялся, это выходило в большей степени случайно - как под Сталинградом, где замысел "Канн" возник как следствие того, что 6 армия уже втянулась в бои за город и уже оказалась в полумешке. Но следствие это следствие - никакого мешка под Сталинградом в тот момент, когда битва за город начиналась, не планировалось. Для древности же идея "Канн", в отличие от того же тарана Эпаминонда, была не особенно актуальна. О попытках повторить приписываемый Ганнибалу ход - втянуть противника в бой с ослабленным центром и окружить сильными флангами, я лично нигде не читал. Существовал ли вообще замысел Ганнибала в таком виде, как он преподносится нам сегодня - и то сомнительно. Несомненно лишь то, что в этой битве Ганнибал применил множество хитростей и стратегем, некоторые из которых - прежде всего пыль в глаза, - привлекали внимание античных авторов гораздо в большей степени. Римлянам же именно в этой битве очень не повезло с командованием - в противном случае никакого решающего разгрома бы не получилось. В любом случае, Ганнибалу Канны доставили славу, на мой взгляд сильно преучеличенную потомками (причем огромную роль в радувании славы Ганнибала сыграли сами римляне, прежде всего "лобби" Сципионов, которым было важно показать, что Публий Африканский победил одного из величайших полководцев в истории, а значит сам езще более великий полководец) но победы в войне они ему не принесли.
P.S.
Кстати, заглянул к Моммзену. Обнаружил интересное - он, описывая Канны, не особо фиксируется на мешке из кельтов и ливийцев, хотя тоже упоминает его в числе факторов. Но главное внимание он уделяет кавалерийским подвигам Гасдрубала.
Сразу видно, что он писал _до_ Шлиффена, зато перед его умственным взором, как и умственным взором каждого пруссака, стояли кавалерийские подвиги Зейдлица.
А вот у Дельбрюка (недостаточное чтение которого я считаю серьезным пробелом в своем образовании) есть несколько очень интересных замечаний. Он тоже отмечает решающую роль ударов Гасдрубала, он считает, что ливийская пехота вообще вступила в дело последней, уже тогда, когда удар конницы с тыла остановил прорыв римлянами центра. Но он отмечает крайнюю рискованность положения, когда малочисленные окружают многочисленных. Римляне при грамотной организации легко могли бы прорвать это кольцо в любом месте...
Но вот дальше Дельбрюк высказывает интересную гипотезу (каковую, впрочем, он, как ему обычно выдает за факт) - а именно, что ни манипул, ни легион не были самостоятельной тактической единицей, способной на такие смелые прорывные действия. Они были только частью фаланги, а окруженная фланга обречена на пассивность. Это предположение Дельбрюка нуждается в дальнейшей проверке и подтверждении, поскольку оно противоречит тому, что мы знаем о действиях римских манипулов в других случаях - например против македонской фаланги, а как известно из многих других случаев Дельбрюк часто делает очень красивые, но фактически беспочвенные предположения, такие как его тезис о том, что напор фаланги обеспечивался давлением задних рядов на передние.
Но, в целом, и у него решающее значение придается не "мешку", а кавалерийской атаке Гасдрубала.
Так что историографический миф о Каннах, вошедший в оборот со времен Шлиффена, это, все-таки, красивая "идеализация" реального хода битвы. Как и вообще весь Шлиффен и его воздействие на военное искусство - это именно крайняя степень идеализация. Я как-то хотел об этом написать, а может даже и написал - не помню уже, - в связи с "планом Шлиффена" еще одной блестящей идеальной конструкцией того же автора, вошедшей, однако, во все учебники.
Со всей своей красотой план Шлиффена имеет одну единственную презумпцию (ту самую, которую он вывел на основании своей реконструкции Канн), а именно - презумпцию, что французы будут действовать так, как захочется Шлиффену и германского генеральному штабу. Что они попадутся в ловушку и будут наступать, а немцы будут их обходить по широкой дуге. Пресловутая "вращающаяся дверь".
Обычно неудачу плана Шлиффена списывают на ошибки Мольтке младшего - он усилил левый фланг, ослабил правый, сократил замах. Мол, если бы все шло по шлиффеновски, то все бы обязательно удалось.
Мне этот тезис в высшей степени сомнителен. В этом плане с самого начала заложено недопустимое допущение, что противник не будет действовать по обстоятельствам. Это предположение тем более абсурдно, что речь шла о французах, то есть о национальной военной школе фетишизирующей импровизацию, порыв и интуитивные решения. Действовать по обстоятельствам означало для французов при первой же угрозе обхода снимать войска со своего правого фланга и перебрасывать по рокадам на левый. И атаковать, контратаковать и снова атаковать. Французы все это делали в масштабе достаточном для того, чтобы в итоге немцев на Марне остановить. Если бы план Шлиффена реализовывался в его первоначальном виде, то, скорее всего, Жоффр и компания делали бы все то же самое, только в еще большем масштабе. И шлиффеновская машина по любому бы сломалась раньше, чем Франция была бы разгромлена - она была слишком воздушной, слишком идеальной и совершенно не учитывающей то, что Клаузевиц назвал "трением".
В немецком плане не хватало как раз того, кто мог бы, в ответ на французские действия по обстоятельствам, предпринимать собственные действия по обстоятельствам (вот Гинденбург и Людендорф на другом фронте как раз оказались такими людьми, к несчастью для нас). Собственно полководец, если судить в координатах теории Клаузевица, это фактор негэнтропии, сила, которая преодолевает трение. Гениальный полководец - это тот, кто умеет создать на театре военных действий такую обстановку, что и действия врагов осознанно или нет подчиняются его желанию и его плану, враги начинают поступать не так, как они хотят, а так, как он от них хочет.
В этом смысле Ганнибал при Каннах (и в сражениях до Канн, но не после - после этот талант у него куда-то ушел) и в самом деле проявил военный гений - римляне все время поступали согласно даже не его замыслам, а его интуициям, его желаниям, чтобы они так поступили. Отсюда и то, что мне кажется ошибкой Шлиффена - он принял за замысел и расчет совокупность гениальных интуитивных ходов Ганнибала. Но, тем самым, Шлиффен невольно принизил роль полководца. План Ганнибала был в видении, в определенном желании, а не в "плане" как таковом. Шлиффен думал, что гениального полководца может заменить гениальный план. Он, как вскоре узнали немцы, ошибался.
Но, будучи гениальным полководцем, Ганнибал не был великим полководцем. Великий - это немного другое .
Но, даже если не говорить о подобном деградансе, то в стандартных изложениях тех же событий имеются массы пропусков. Рассказчики следуют как правило за Цезарем, который. конечно, авторитет, потому что сам был, сам видел. Но, при этом, сознательно умалчивал о массе колоритных деталей. В частности о том, что Фарсальская битва была грандиозной резней союзнических контингентов, присланных Помпею со всего востока. Аппиан прямо говорит, что после того как судьба сражения была решена Цезарь приказал своим солдатам щадить италийцеви объявить приказ, что все италийские когорты, которые останутся на месте и не будут оказывать сопротивления цезарианцам останутся не тронутыми. А вот резня восточных контингентов, которыми Помпей превосходил противника во много раз (но на которые не надеялся) была совершенно беспощадной. Эта деталь, которая очень многое говорит о специфике имперского мышления римлян, как правило, опускается без всякой критики и обоснования ее игнорирования. По большинству изложений сражения создается впечатление, что никаких союзнических контингентов у Помпея не было и битва шла исключительно между двумя армиями легионеров. И таких мелочей много, очень много...
Меня, кстати, поразило изложение Аппианом другой знаменитой битвы - Канн. Все помнят классическую "шлиффеновскую" схему Канн, восходящую к Полибию. Вот построенная плотными шеренгами римская пехота давит на кельскую и иберийскую пехоту, стоящую выпуклым полумесяцем и постепенно его вдавливает. Вот на флангах у римлян оказывается ливийская пехота и начинает давить на них. Вот карфагенская конница прорывается в тыл и кольцо замыкается. Красивая, изящная, геометрическая схема, которая многократно применялась знавшими наизусть Шлиффена военачальниками Второй мировой войны. Большинство советских наступательных операций по своему плану представляли, как пишет А.В. Исаев "классические Канны".
Но после прочтения Аппиана возникает вопрос, - представляли ли классические Канны собою "Классические Канны"? Если Полибий, а вслед за ним Тит Ливий, уделяют значительное внимание "вогнутому полумесяцу", то Аппиан не говорит о нем совершенно, хотя перечисляет целых четыре военных хитрости, примененных Ганнибалом.
На первое место среди них он ставит такое расположение войск, при котором римская армия оказалась с подветренной стороны, так что в глаза легионерам неслись песок и пыль, они не видели ни друга, ни врага и ни солдаты, ни командиры не могли адекватно оценивать обстановку. Пыль в глаза в римской традиции считается первостепенным фактором поражения при Каннах - ее упоминают не только Аппиан, но и Ливий (называющий дувший в глаза римлянам ветер "волтурном" - речь на самом деле идет о сирокко - и в самом деле очень неприятном ветре), Фронтин, Поллиэн, Флор, Плутарх. В условиях античной военной техники, когда полководцу и офицерам было затруднительно контролировать происходящее на поле боя, оперативно принимать решения и т.д., такая "мелочь" как сильное снижение видимости для войск и в самом деле была стратегическим фактором.
На второе место среди Ганнибаловых стратегем Аппиан ставит фокус с ложными перебежчиками. Большой (500 чел.) отряд кельтиберов (по Аппиану) или нумдийцев (по Ливию) перешел к римлянам в начале битвы, сложил оружие и был поставлен сзади, за римской линией. В решающий момент эти мнимые перебежчики вынули спрятанные под одеждой короткие мечи, с их помощью овладели трофейным римским оружием и начали разить римлян сзади. Тут показания Аппиана и Ливия расходятся - Аппиан говорит об ударе в спину пехоте, Ливий - о таком же ударе в спину коннице. Но, в любом случае этот предательский удар с тыла сыграл огромную роль в переломе хода битвы.
Наконец, Аппиан пишет о засаде, которая переломила ход конного сражения на правом фланге римлян (а без победы ганнибаловой конницы на флангах ливийская пехота в центре ничего не смогла бы сделать, несмотря ни на какой "мешок).
Другими словами, древняя традиция не придает "геометрическому" аспекту Канн какого-то самодовлеющего значения. Наибольшее внимание ему уделяет Полибий, а вслед за ним Ливий, и это понятно, поскольку Полибий был представителем греческой военной мысли, у которой внимание к геометрии военных построений было значительно большим, - ведь это именно в греческой военной традиции были Левктры, где Эпаминонд победил изменив "геометрию" традиционной фаланги. Постепенно это военное искусство more geometrico дошло до крайностей, когда полководцы и военные мыслители поздней античности и Византии придумывали все новые и новые диспозиции и хитроумные построения, которыми пытались компенсировать ограниченность возможностей полководца по руководству боем в ходе битвы.
Но у римлян была, все-таки, совершенно иная военная школа, где решающее значение придавалось тактическим решениям, удачному выбору места, отваге воинов, дисциплине и боевым качеством солдат и центурионов. Другими словами, римляне порой вытягивали и самые безнадежные по первоначальному замыслу ситуации за счет своего умения драться и подчиняться приказам. Тот же Аппиан описывает, как когда во время осады Капуи слоны Ганнибала вошли ночью в лагерь консула Кв. Фульвия Флакка, а знающие латынь провокаторы стали передавать ложный приказ якобы Флакка идти всем на холм, где на самом деле ждала засада, консулу удалось быстро навести порядок, солдат на пути в ловушку остановить, а вломившихся в лагерь слонов - перебить. Другими словами римляне, как правило, брали дисциплиной, упорством и организацией. И, соответственно, римская традиция, посвященная Каннам, сосредотачивается не столько на геометрических особенностях построения, сколько на тех факторах и тех "стратегемах" Ганнибала, которые привели к конечной дезорганизации римлян, и которые лишили их возможности победить, хотя победа была явно возможна несмотря ни на какое окружение, хотя бы потому, что у римлян было гораздо больше первоклассной пехоты, но песок, неразбериха, удары с тыла, явная бездарность Теренция Варрона сделали Ганнибала абсолютным победителем.
Посмотрим на дело вот еще с какой стороны, насколько "геометрический" взгляд на Канны соответствует тому, что мы знаем о Ганнибале? Не очень, на самом деле, соответствует. Ганнибал - не мыслитель, не военный интеллектуал, как Эпаминонд. Он, прежде всего, мастер хитрости, обмана, обладатель изворотливого и беспринципного пунийского ума, он неистощимый выдумщик "стратегем" в античном смысле слова, то есть именно военных хитростей тактического характера. И, напротив, все, что мы о нем знаем выдает в нем очень слабого стратега. Там, где надо не выдумывать, а думать он раз за разом терпит поражения. Поэтому мне в высшей степени сомнительно, что выстраивая свой боевой порядок он рассуждал именно так как ему приписывает Шлиффен. Вполне вероятно, что "мешок" из галлов в центре и ливийцев по краям (кстати, ниоткуда не следует, что ливийцы стояли такими плотными отдельными колоннами, как это изображено на схеме - нигде в источниках я ничего такого не нашел, напротив у Полибия есть прямое указание, что все войска Ганнибала стояли в _одну_ выгнутую к противнику линию, но кельты были выдвинуты в этой линии вперед), был получен в результате комбинации ряда ганнибаловых стратегем более мелкого порядка - например нежелания расходовать ливийскую пехоту и стремление поставить под главный удар римлян кельтов. Кроме того, ливийцы были вооружены трофейным римским тяжелым оружием и, не исключено, что, поскольку весь план Ганнибала был завязан на ветер и песок, то он рассчитывал, что в условиях плохой видимости римляне будут принимать атакующих с флангов ливийцев за своих.
Другими словами, я подозреваю, что "геометричность" в замысел сражения при Каннах была внесена уже post factum и не столько самим Ганнибалом, сколько осмыслявшими его деяния греческими писателями. Римляне этой "геометрии" не заметили или почти не заметили и проклинали ветер, удары в спину, предательство Варрона и прочее. И, надо сказать, с моей точки зрения они правы. Командуй римлянами полководец хотя бы немного более высокого класса, и исключи они ганнибаловы хитрости и, скорее всего, "мешок" в который попали легионы не имел бы решающего значения, не предопределил бы ход сражения.
Тогда откуда же настолько устоявшееся мнение о замысле Ганнибала? Думаю, что оно идет от Плутарха, который и создал тот популярный образ античной истории, который и вошел во все учебники. В биографии Фабия Максима "Кункатора" Плутарх определенно говорит о том, что окружение римлян ливийской пехотой было изначальным замыслом Ганнибала, давшего соответствующие приказания. Но очевидно, что здесь идет речь о позднейшей, спустя более чем триста лет рационализации и "спрямлении" традиции, когда то, что близкий по времени Полибий высказывает в качестве оговорки и предположения Плутарх упрощает до конкретного замысла. Таких примеров "упрощения" и превращения гипотез в уверенность, оценок сторонних наблюдателей в прямую речь главных героев история знает множество. Мне тут всегда приходит на ум приписывание князю Святославу фразы, что "вера христианская юродство есть", хотя речь идет, конечно же, не о словах Святослава, а об оценке его позиции летописцем, причем не своими словами, а цитатой из писаний, восходящей к апостолу Павлу "для иудеев облазн, а для эллинов (то есть язычников) - безумие (то есть "юродство"). Похожим образом и у Плутараха оценка конечного результата происшедшего риторически трансформировалась в первоначальный замысел Ганнибала. И, разумеется, эта традиция закрепилась в современной историографии, которая вообще, порой, слишком интеллектуализирует историческую реальность древности и не только древности - даже Фридрих Великий или Наполеон выглядят "умнее", гораздо больше философами на поле боя, чем собственно полководцами, которые принимают импульсивные и интуитивные решения, делают ошибки в планах, иногда простительные, а иногда роковые и т.д.
В общем Канны для военного искусства ХХ века - это классическая матрица при планировании операций, это определенный ментальный шаблон к которому полководец должен стремиться - прорвать фланги, окружить, уничтожить. Хотя и тут вот что интересно - тот образец Канн, который первоначально разумелся, - сковать противника боем с ослабленным центром, на практике не применялся, а там, где применялся, это выходило в большей степени случайно - как под Сталинградом, где замысел "Канн" возник как следствие того, что 6 армия уже втянулась в бои за город и уже оказалась в полумешке. Но следствие это следствие - никакого мешка под Сталинградом в тот момент, когда битва за город начиналась, не планировалось. Для древности же идея "Канн", в отличие от того же тарана Эпаминонда, была не особенно актуальна. О попытках повторить приписываемый Ганнибалу ход - втянуть противника в бой с ослабленным центром и окружить сильными флангами, я лично нигде не читал. Существовал ли вообще замысел Ганнибала в таком виде, как он преподносится нам сегодня - и то сомнительно. Несомненно лишь то, что в этой битве Ганнибал применил множество хитростей и стратегем, некоторые из которых - прежде всего пыль в глаза, - привлекали внимание античных авторов гораздо в большей степени. Римлянам же именно в этой битве очень не повезло с командованием - в противном случае никакого решающего разгрома бы не получилось. В любом случае, Ганнибалу Канны доставили славу, на мой взгляд сильно преучеличенную потомками (причем огромную роль в радувании славы Ганнибала сыграли сами римляне, прежде всего "лобби" Сципионов, которым было важно показать, что Публий Африканский победил одного из величайших полководцев в истории, а значит сам езще более великий полководец) но победы в войне они ему не принесли.
P.S.
Кстати, заглянул к Моммзену. Обнаружил интересное - он, описывая Канны, не особо фиксируется на мешке из кельтов и ливийцев, хотя тоже упоминает его в числе факторов. Но главное внимание он уделяет кавалерийским подвигам Гасдрубала.
Сразу видно, что он писал _до_ Шлиффена, зато перед его умственным взором, как и умственным взором каждого пруссака, стояли кавалерийские подвиги Зейдлица.
А вот у Дельбрюка (недостаточное чтение которого я считаю серьезным пробелом в своем образовании) есть несколько очень интересных замечаний. Он тоже отмечает решающую роль ударов Гасдрубала, он считает, что ливийская пехота вообще вступила в дело последней, уже тогда, когда удар конницы с тыла остановил прорыв римлянами центра. Но он отмечает крайнюю рискованность положения, когда малочисленные окружают многочисленных. Римляне при грамотной организации легко могли бы прорвать это кольцо в любом месте...
Но вот дальше Дельбрюк высказывает интересную гипотезу (каковую, впрочем, он, как ему обычно выдает за факт) - а именно, что ни манипул, ни легион не были самостоятельной тактической единицей, способной на такие смелые прорывные действия. Они были только частью фаланги, а окруженная фланга обречена на пассивность. Это предположение Дельбрюка нуждается в дальнейшей проверке и подтверждении, поскольку оно противоречит тому, что мы знаем о действиях римских манипулов в других случаях - например против македонской фаланги, а как известно из многих других случаев Дельбрюк часто делает очень красивые, но фактически беспочвенные предположения, такие как его тезис о том, что напор фаланги обеспечивался давлением задних рядов на передние.
Но, в целом, и у него решающее значение придается не "мешку", а кавалерийской атаке Гасдрубала.
Так что историографический миф о Каннах, вошедший в оборот со времен Шлиффена, это, все-таки, красивая "идеализация" реального хода битвы. Как и вообще весь Шлиффен и его воздействие на военное искусство - это именно крайняя степень идеализация. Я как-то хотел об этом написать, а может даже и написал - не помню уже, - в связи с "планом Шлиффена" еще одной блестящей идеальной конструкцией того же автора, вошедшей, однако, во все учебники.
Со всей своей красотой план Шлиффена имеет одну единственную презумпцию (ту самую, которую он вывел на основании своей реконструкции Канн), а именно - презумпцию, что французы будут действовать так, как захочется Шлиффену и германского генеральному штабу. Что они попадутся в ловушку и будут наступать, а немцы будут их обходить по широкой дуге. Пресловутая "вращающаяся дверь".
Обычно неудачу плана Шлиффена списывают на ошибки Мольтке младшего - он усилил левый фланг, ослабил правый, сократил замах. Мол, если бы все шло по шлиффеновски, то все бы обязательно удалось.
Мне этот тезис в высшей степени сомнителен. В этом плане с самого начала заложено недопустимое допущение, что противник не будет действовать по обстоятельствам. Это предположение тем более абсурдно, что речь шла о французах, то есть о национальной военной школе фетишизирующей импровизацию, порыв и интуитивные решения. Действовать по обстоятельствам означало для французов при первой же угрозе обхода снимать войска со своего правого фланга и перебрасывать по рокадам на левый. И атаковать, контратаковать и снова атаковать. Французы все это делали в масштабе достаточном для того, чтобы в итоге немцев на Марне остановить. Если бы план Шлиффена реализовывался в его первоначальном виде, то, скорее всего, Жоффр и компания делали бы все то же самое, только в еще большем масштабе. И шлиффеновская машина по любому бы сломалась раньше, чем Франция была бы разгромлена - она была слишком воздушной, слишком идеальной и совершенно не учитывающей то, что Клаузевиц назвал "трением".
В немецком плане не хватало как раз того, кто мог бы, в ответ на французские действия по обстоятельствам, предпринимать собственные действия по обстоятельствам (вот Гинденбург и Людендорф на другом фронте как раз оказались такими людьми, к несчастью для нас). Собственно полководец, если судить в координатах теории Клаузевица, это фактор негэнтропии, сила, которая преодолевает трение. Гениальный полководец - это тот, кто умеет создать на театре военных действий такую обстановку, что и действия врагов осознанно или нет подчиняются его желанию и его плану, враги начинают поступать не так, как они хотят, а так, как он от них хочет.
В этом смысле Ганнибал при Каннах (и в сражениях до Канн, но не после - после этот талант у него куда-то ушел) и в самом деле проявил военный гений - римляне все время поступали согласно даже не его замыслам, а его интуициям, его желаниям, чтобы они так поступили. Отсюда и то, что мне кажется ошибкой Шлиффена - он принял за замысел и расчет совокупность гениальных интуитивных ходов Ганнибала. Но, тем самым, Шлиффен невольно принизил роль полководца. План Ганнибала был в видении, в определенном желании, а не в "плане" как таковом. Шлиффен думал, что гениального полководца может заменить гениальный план. Он, как вскоре узнали немцы, ошибался.
Но, будучи гениальным полководцем, Ганнибал не был великим полководцем. Великий - это немного другое .