Никогда раньше не слушала аудиокниг, а тут впервые заслушалась так, что не смогла оторваться:
"Воспоминания о будущем" Сигизмунда Кржижановского" читает Олег Исаев . Причиной моей нелюбви к аудиокнигам в основном служит их медленность, глазами я читаю много быстрее, но проза Кржижановского написана очень плотно, и здесь затраченное время соответствует количеству услышанного. Проза Кржижановского вообще родственна стихам по высокой концентрации смысла, по построению фраз, звучанию, образности: "колыхание тысячетелых толп", "воздух, глотая углы и зигзаги, оставался пустым", "жара разжала шесть стеклянных створ мезонина" и т.п.. По объему "Воспоминания о будущем" всего лишь небольшая повесть, но больше похожа на концентрированный роман, описывающий жизнь персонажа с раннего детства до - нет, все-таки не до смерти, последняя часть жизни героя из жизнеописания выпала. Далее выписки дат, которые в повести обозначены явно или неявно, сделанные для себя, дабы не запутаться.
Родился Максимилиан Штерер, скорее всего, в 1889, то есть был на пару лет моложе самого Сигизмунда Кржижановского (1887-1950). Обоснование этой даты: сопоставление фраз "На десятом году Макса взболтали, отправив в Москву, в первый приготовительный реального училища" и указание на то, что в 1905 году он был учеником четвертого класса. 22 года Штереру исполнилось во время его учебы в университете, а в 1912-1913 он уже был исключен из университета.
В армию, прервав сооружение машины времени, его призвали в конце 1914 года. В плену он был с 1915 по конец 1917, в Москву попадает только в 1918. Голод в Москве описан очень лаконично: "Люди подсчитывали число крупинок в крупе, и один и тот же селедочный хвост, переплывая из супов в супы, никак не мог доплыть до небытия" , но эта короткая фраза запоминается лучше многостраничных описаний. Далее "переход через все 700 дней Голодной степи", после чего (конец 1921 г.) начинается постройка второго варианта машины времени, на которой в 1922 г. Штерер отправляется в будущее.
Из этого путешествия в настоящее Штерер возвращается, промахнувшись на несколько лет, примерно в 1928-1929. Определить точно год возвращения нельзя, приходится ориеетрироваться лишь на абзац: "Шеренга взгорбий у Кремлевской стены медленно длиннилась. Пятиголовые вратастые храмы проваливались в отливы, и почва над ними зарастала булыжинами. Грузовики перестали пить спирт и дышать пьяным перегаром. Над скатами кровель радиозвук стал плести свою проволочную паутину; круглоротые рупора собирали вокруг себя тысячи жадных ушных раковин. Автобусные короба, надсаживая рессоры, закачались из ухабов в ухабы. За старым Петровским дворцом вытянулся каменным эллипсом гигантский стадион на 40 000 глаз. Переулок Сорока Мучеников переименовали в Динамовскую улицу. На Новоблагословенной задымил трубами первый водочный завод". С помощью интеренета удается выяснить: 1) трансляционный узел ралиовещания создан в Москве в 1925; 2) Сорокосвятская улица, названная так по имени находившейся здесь церкви Сорока мучеников Севастийских, переименована в Динамовскую в 1924; 3) в 1924 г., после дестяилетнего перерыва начался выпуск государственной водки на заводе (ныне "Кристалл"), раположенном на улице Самокатной, бывшей Новоблагословенной; 4) стадион "Динамо" построен в 1928 г.
Ну и примерно через год после возвращения, после того, как заметки Штерера распространились в среде литераторов ("тексты обладают способностью к диффузии"), после беседы с "высоким гостем" Штерер исчезает. Финал: "Исчезновение Максимилиана Штерера не было одиночным. Шепоты превратились в шелесты. Самое молчание боялось слишком громко молчать. Впрочем, ни Стынский, ни двадцатишестиязыкий молчальник лингвист, ни издатель, заблаговременно выселивший рукопись "Воспоминания о будущем" из архивов Центроиздата, не удивлялись: именно это - на ближайшие сроки - и предсказывала рукопись". Повесть Кржижановского была написана в 1929, так что предсказание сделано в режиме реального времени.
И о заметках Штерера, в которых, хоть и смутно, но описывалось будущее. На вопрос "Давненько не были в Москве?" Штерер отвечает: "Да, с 1957-го" - то есть это крайний год, куда он попал. В конце путешествия Штерер стал замечать: "Мое будущее, искусственно взращенное, как растение, до природного срока выгнанное вверх, было болезненно тонким; никлым и бесцветным. Всё, решительно всё... ну, например, красный флаг, о котором я уже, кажется, упоминал, постепенно превращался из красного ... не отдавал своей краски, но в нее, как и во все, постепенно вместе с секундами стала подпепливаться какая-то серость, бесцветящий налет нереального. Странная тоска вклещивалась в сердце". Позже он осознает причину - "Теперь я понял, почему то буду, в котором я был, виделось мне так мертво и будто сквозь пелену: я получил лишь разность меж "буду" и "небуду"; я хочу сказать: мертвец, привязанный с седлу, может совершить взъезд на крутизну". Значит, физически смерть Штерера наступает в начале 1950-х, в повести процитированному отрывку предшествет упоминание номера "Известий" от 11 июля 1951 г. (
кстати, ничего интересного), то есть прожил Штерер примерно столько же, сколько и автор. И еще строки, в которых можно увидеть предсказание войны 1941-1945: "сцеп из трех-четырех годов... когда гибли посевы и леса, но восставал лес знамен".
И в конце цитата о причине "недогоняемости счастий": "Я обследовал,- сообщил впоследствии Штерер в классическом "Raum und Zeit", - его "und" и увидел, что время, поскольку оно дано в приложении к пространству, неизменно запаздывает, не успевает, вследствие своего рода трения секунд о дюймы, гармонически соответствовать, быть коррелятивным своему пространству". Это влечет за собой, по терминологии Штерера, "отставание событий от вещей, а следовательно, и общую неслаженность мироконструкции, выражающуюся, кстати, в недогоняемости так называемых счастий, которые возможны лишь про совпадении идеального времени с реальным. Войны и иные катаклизмы объяснялись, согласно этой теории, усилением трения времени о пространство..."