(no subject)
В одной из сцен "Сало, или 120 дней Содома" пожилой содомит угощает мальчика, одетого в свадебное платье, дерьмом, точнее, заставляет проглотить со словами "ешь, моя малодушная супруга!" Иногда я вспоминаю эту фразу, заставляя себя проглотить какое-нибудь неприятное воспоминание, чьи-нибудь злые, обидные, несправедливые слова. Никакой аналогии с фашистскими оргиями Пазолини, просто мне кажется, не нужно эти воспоминания от себя отгонять, а нужно проживать снова и снова: да, и это тоже обо мне, и этого тоже я заслуживаю - или не заслуживаю, но великодушно приму, и стану на шаг ближе к мудрости и смирению. Разве многократно, с пониманием разжеванное и проглоченное дерьмо чужой несправедливости не избавляет нас от малодушия? Не делает нашу мотивацию кристально чистой, не зависящей ни от чьего мнения?
Тео как-то сказал, что ему - ему, счастливцу, у которого есть Я! - тоже приходят в голову мысли о том, что нужно бросить всё, ну вот вообще всё. Сейчас я думаю, он не имел в виду "ради искусства", а хотел бросить всё в философском смысле, включая самые попытки приблизиться к искусству. Но в тот момент мне показалось, что Тео эхом повторяет мои собственные эгоистические мечты о "бросании всего", в которых я остаюсь один на один с необходимостью быть поэтом - или уже не быть им, своей памятью да, может, алкоголем (надо же оставить себе какую-то лазейку). И сказала утешительно: что толку думать об этом, ведь мы же не можем бросить друг друга.
Как много нас таких, ходящих вокруг да около искусства, литературы, музыки, наступающих туда то одной, то другой неуклюжими ногами, думающих: если бы я отдался этому целиком, наплевав на заработки, инстинкты размножения и гнездования, и самосохранения, и вообще на всю первую сигнальную систему, презрев "маленькие подкорковые радости" - я стал бы великим, как пить дать великим. И как невообразима вселенная, наполненная такими одиночками, каждый в своем бункере со своим винным погребом или сумкой амфетаминов, памятью и совестью. А где же взять нам публики, презренной, но необходимой, желательно обладающей вкусом и знаниями, и ораторскими способностями, чтобы сообщать нам о нашем величии? Где же взять нам тех, ради кого, для кого, вопреки кому мы будем творить? Давайте просто признаемся, что нам не хватает таланта, или таланту нашему не хватает мощи, сырой первобытной мощи, которую имеет даже рвущаяся из-под асфальта трава. Признаемся, что мы не можем бросить друг друга, что наши отношения, мелкие, житейские, товарно-денежные, половые и родственные нам дороже всего на свете, дороже силы и славы и царства, которые определенно ждали бы нас на выходе из бункера.
Тео как-то сказал, что ему - ему, счастливцу, у которого есть Я! - тоже приходят в голову мысли о том, что нужно бросить всё, ну вот вообще всё. Сейчас я думаю, он не имел в виду "ради искусства", а хотел бросить всё в философском смысле, включая самые попытки приблизиться к искусству. Но в тот момент мне показалось, что Тео эхом повторяет мои собственные эгоистические мечты о "бросании всего", в которых я остаюсь один на один с необходимостью быть поэтом - или уже не быть им, своей памятью да, может, алкоголем (надо же оставить себе какую-то лазейку). И сказала утешительно: что толку думать об этом, ведь мы же не можем бросить друг друга.
Как много нас таких, ходящих вокруг да около искусства, литературы, музыки, наступающих туда то одной, то другой неуклюжими ногами, думающих: если бы я отдался этому целиком, наплевав на заработки, инстинкты размножения и гнездования, и самосохранения, и вообще на всю первую сигнальную систему, презрев "маленькие подкорковые радости" - я стал бы великим, как пить дать великим. И как невообразима вселенная, наполненная такими одиночками, каждый в своем бункере со своим винным погребом или сумкой амфетаминов, памятью и совестью. А где же взять нам публики, презренной, но необходимой, желательно обладающей вкусом и знаниями, и ораторскими способностями, чтобы сообщать нам о нашем величии? Где же взять нам тех, ради кого, для кого, вопреки кому мы будем творить? Давайте просто признаемся, что нам не хватает таланта, или таланту нашему не хватает мощи, сырой первобытной мощи, которую имеет даже рвущаяся из-под асфальта трава. Признаемся, что мы не можем бросить друг друга, что наши отношения, мелкие, житейские, товарно-денежные, половые и родственные нам дороже всего на свете, дороже силы и славы и царства, которые определенно ждали бы нас на выходе из бункера.