Wife Sales, Part 1
Сегодня Питер Лисон и примкнувшие к нему профессора расскажут нам о том, как в 18м и 19ом веке в Англии продавали жен с аукциона: https://www.peterleeson.com/Wife_Sales.pdf. Вопреки тому, что сейчас все подумали про работорговлю, дело обстояло совсем не так, а то и писать, и читать такую статью было бы неинтересно.
The resulting transactions enabled unhappy wives in inefficient marriages to exit those marriages where English law otherwise prevented them from doing so. As we describe below, the wives who participated in wife sales chose to participate, and even those who seemed to do so reluctantly had the power to veto their sales. This ensured that wives were sold only when they preferred being sold to remaining in their existing marriages and only when they were sold to men they preferred to their existing husbands as spouses.
Как же англичане в самый расцвет своей империи дошли до жизни такой? Трое храбрых профессоров, не побоявшихся копать такую тему, поясняют:
We argue that wife sales were an institutional response to an unusual constellation of property rights in English law before the turn of the twentieth century. That constellation simultaneously required most wives to obtain their husbands’ consent to exit their marriages and denied most wives the right to own property.
Здесь придется уже комментировать: авторы называют ситуацию, когда женщина не может иметь право собственности и не может развестись, unusual constellation, то есть необычным стечением обстоятельств. Как, разве так не было везде и всю историю? Не было - например, в Российской империи в то же самое время (18-19ые века) имущество супругов было полностью раздельно, и муж не имел права собственности не только на то имущество (имение/капитал), с которым женщина пришла в брак, но и на те доходы, которые она получает с него во время брака. Совместно нажитое, говорите? Пфуй, не смешите моих императриц. Великолепный Шершеневич поясняет в Курсе гражданского права:
Было высказано мнение (Оршанским), что начало раздельности [имущества супругов] основано не на исторических данных, не на указах, даже не на склонности к этой системе составителей Свода [Законов], а только на отсутствии всяких постановлений, ограничивающих независимость незамужней женщины. Однако такое объяснение кажется мало вероятным ввиду бытовой важности вопроса. Очевидно, Свод Законов не стал в противоречие жизни, а, напротив, соответствовал обычаям. На отсутствии указов можно было бы основать с одинаковым успехом и запрещение женщине распоряжаться своим имуществом.
Что же такого придумали англичане, чтобы вышло не по-русски и даже немного не по-людски? Питер Лисон сотоварищи проводят для нас краткий экскурс в семейное право Англии и Уэльса 18ого и 19ого веков.
Industrial Revolution-era English law called an unmarried woman’s legal status feme sole. Such a woman could own property, enter contracts, and enjoyed freedom of her person. In these respects, legally, she was like a man.
Вот это уже называется опаньки. Оказывается, все офигительные истории, как женщину, словно вещь, во всех странах и всю жизнь передавали с рук на руки мужчины, которые все решали за нее, - все эти истории были враньем. Совершеннолетняя незамужняя женщина (ни разу не бывшая замужем, овдовевшая или еще как лишившаяся мужа) была с точки зрения гражданского права все равно что мужчина. Крупная промышленница вдова Клико, чье шампанское и по сей день отличное, шлет всем приветы и передает, что и во Франции была та же фигня. И в Германии, и в Италии было в этом смысле все то же самое - и в России тоже, разумеется.
Оставим на некоторое время вопрос о том, можно ли было эти равные права в полной мере реализовать, чтобы побыстрее добраться до сути того, что в статье называется unusual constellation. Так что же случилось в Англии и Уэльсе с замужними женщинами?
Upon getting married English law converted a woman’s status to feme covert. For the typical wife, all the property she owned before marriage, and all that would have come into her possession as an unmarried woman, such as inheritance, her wages from working, and the revenues generated by real estate she formerly owned, became her husband’s exclusive property.
A married woman also lost the right to enter contracts. Indeed, she lost most of her legal personality. Those rights and attendant obligations, for example, responsibility for debts a wife incurred on her husband’s behalf, accrued to her husband too.
In return for surrendering her property rights to her husband, a woman who married received a legal claim to her and, if she had any, her children’s maintenance from her husband. The law required him to provide them sustenance and shelter consonant with his means. The sacrifice most women were willing to make to obtain such support - relinquishing their property rights and much of their personal freedom - attests to the importance they attached to it.
Тут придется комментировать уже много. В первом абзаце циничные экономисты, стремясь прояснить экономическую картину, проскакивают мимо довольно занятной юридической реальности 18-19ого века, состоявшей в том, что брак с точки зрения английского законодателя формировал новое лицо (правовую фикцию, ну почти как юрлицо), именуемое семья. В этом лице растворялось имущество жены - но и имущество мужа растворялось тоже. С одной стороны, циничные экономисты говорят нам, что, поскольку это новое лицо «семья» вовне представлял муж, последним «растворением» можно и пренебречь. С другой - никакой отдельной собственности, которой можно было бы не отвечать по долгам жены, не учитывать в суде, когда жена влупит тебе иск о том, что ты не выполняешь своей обязанности по «содержанию жены и детей соразмерно своим средствам» - никакой такой «только своей» собственности у английского мужа 18-19 веков не было. В принципе, если в этой схеме прикрутить к мужу fiduciary duty (который сейчас имеет управляющий деньгами инвесторов), чтобы муж не смог так просто отчуждать имущество семьи, а только имея уверенность, что отчуждение семье на пользу, иначе посудят, мужу бы в этой схеме захорошело серьезно. Только fiduciary duty прикручивать было не к чему, личность мужа в семье тоже аннигилировала. Было два живых теплых человека, а стала одна правовая фикция Mr. & Mrs. John Smith. А мистера и миссис как отдельных людей с точки зрения права не было, не положено.
Главный вопрос, конечно, в том, как англичане дошли до жизни такой. Дело в том, что законодатель, как всегда, хотел хорошего, но был юрист. А юристы не понимают, что законы - это система стимулов (тогда как экономисты видят только систему стимулов, как в предыдущем абзаце, и фиг когда подумают, что fiduciary duty прикручивать некуда). Видя хороший, работающий обычай, юристы норовят закрепить его законодательно, полагая, что стоит написать закон, и все начнут вести себя по закону, а если нет, то их надо наказать, и они будут вынуждены соблюдать закон.
Чтобы отвлечься от английских браков, приведу пример из мира финансов. Во многих странах законодателю приходит в голову озаботиться тем, чтобы при первичном размещении акций (IPO) молодые компании были уже прибыльными и не морочили мелким инвесторам голову обещаниями выйти на прибыль как только, так сразу. В этих странах, которые не Америка и не Англия (опять Англия, ну ладно), большинство компаний уже при первичном размещении прибыльны, чтобы продаться подороже, и остается только немного отсеять негодные неприбыльные компании, чтобы уже всем инвесторам было хорошо - как думает законодатель.
В общем, законодатель хочет хорошего, но он же юрист, поэтому в таких случаях для него бывает сюрпризом то, что прибыльных молодых компаний после такого закона становится больше, многие из них исключительно в рамках закона подчищают себе бухгалтерскую отчетность и не только кормят инвесторов баснями о светлом будущем, но и врут им о настоящем. И уж совсем неожиданным для хотевшего хорошего законодателя становится то, что для тех компаний, которые на первичное размещение не пошли, вырастают ставки банковского кредита и ухудшаются условия, которые предлагают им венчурные капиталисты. И это касается не только неприбыльных компаний, которых законодатель хотел не пустить на рынок акций, но и для всех остальных, которые туда и не собирались, но раньше имели такую возможность и при ее помощи объясняли кредиторам, что на них, кредиторах, свет клином не сошелся.
Последнее соображение возвращает нас к семейному законодательству Англии и Уэльса 18-19ого века, где законодатель пронаблюдал добрые народные обычаи, по которым в хорошей семье все общее, а муж ездит продавать на рынок свинью, потому что у жены дети малые на руках. И решил законодатель эту ситуацию закрепить законодательно как обязательную, ибо работает же, и помог законодатель продававшему свинью мужу, чтобы никто не сомневался в его полномочиях свинью продавать. И напортил законодатель всем остальным.
Наконец, надо прокомментировать и последний абзац в цитате из статьи, в котором мои прекрасные коллеги пишут, что английские женщины 18-19 веков добровольно отдавали свою собственность и права в руки мужу, в обмен на его обязательство их, английских женщин 18-19 веков, содержать, платить по их долгам и даже садиться в тюрьму за их прегрешения. То есть как это добровольно? Неужели никто за косы к венцу не тащил? Неужели на такое можно пойти добровольно? Нам же рассказывали... Так нам опять все врали.
At least outside the nobility, the dominant pattern of family formation in eighteenth- and nineteenth-century England was for individuals to choose whom they wished to marry. The freely given consent of both parties has been considered a core tenet of marriage in England since the thirteenth century. Even the exertion of parental pressure in marriages had ebbed by the eighteenth century. Largely as a result of early industrialization, English youths were earning wages earlier and, as such, were less susceptible to parental influence (Gillis, 1985, p. 119). Moreover, the combined effect of low life expectancies and high average age of first marriage meant that many young people had already been living away from home and may have even lost one or both of their parents before the time came to marry (Adair, 1996, pp. 129-148; Hill, 1994, p. 185).
И под конец можно вернуться к вопросу, который я обещал осветить в самом начале: в 18-19ых веках незамужняя женщина с точки зрения гражданского права ничем не отличалась от мужчины, но могла ли она эти права должным образом реализовать и прожить одна? Действительно, женские зарплаты были тогда намного меньше мужских - частью от того, что для многих работ требовались мужская физическая сила и выносливость, но частью и от того, что женщины разумно предвидели, что сделают выбор в пользу замужества, после которого на мужа аж прям законом будет возложена обязанность их содержать без особых перспектив от этой обязанности открутиться, и потому не спешили повышать свою квалификацию. Женщины 18-19ых веков были менее производительны и получали поэтому меньшую зарплату - частично эту разницу в производительности устранил технический прогресс (а вовсе не борьба за права и не митинги суфражисток), частично она исчезла в связи с распадом старой модели семьи с обязательством мужа содержать жену, после которого женщины стали всерьез готовиться содержать себя сами (хотя в Англии и бывших колониях, включая Америку, и до сих пор есть алименты неработающей жене при разводе, даже если детей нет).
А про самую статью и продажу жен с аукциона поговорить сегодня не получилось, как и не получилось поговорить про то, как англичане вышли из ситуации, красиво названной unusual constellation, и так пост километровый вышел. Но иначе никак, нужно сначала изучить среду, в которой эти аукционы происходили, какая она была на самом деле, а не в современных мифах.
The resulting transactions enabled unhappy wives in inefficient marriages to exit those marriages where English law otherwise prevented them from doing so. As we describe below, the wives who participated in wife sales chose to participate, and even those who seemed to do so reluctantly had the power to veto their sales. This ensured that wives were sold only when they preferred being sold to remaining in their existing marriages and only when they were sold to men they preferred to their existing husbands as spouses.
Как же англичане в самый расцвет своей империи дошли до жизни такой? Трое храбрых профессоров, не побоявшихся копать такую тему, поясняют:
We argue that wife sales were an institutional response to an unusual constellation of property rights in English law before the turn of the twentieth century. That constellation simultaneously required most wives to obtain their husbands’ consent to exit their marriages and denied most wives the right to own property.
Здесь придется уже комментировать: авторы называют ситуацию, когда женщина не может иметь право собственности и не может развестись, unusual constellation, то есть необычным стечением обстоятельств. Как, разве так не было везде и всю историю? Не было - например, в Российской империи в то же самое время (18-19ые века) имущество супругов было полностью раздельно, и муж не имел права собственности не только на то имущество (имение/капитал), с которым женщина пришла в брак, но и на те доходы, которые она получает с него во время брака. Совместно нажитое, говорите? Пфуй, не смешите моих императриц. Великолепный Шершеневич поясняет в Курсе гражданского права:
Было высказано мнение (Оршанским), что начало раздельности [имущества супругов] основано не на исторических данных, не на указах, даже не на склонности к этой системе составителей Свода [Законов], а только на отсутствии всяких постановлений, ограничивающих независимость незамужней женщины. Однако такое объяснение кажется мало вероятным ввиду бытовой важности вопроса. Очевидно, Свод Законов не стал в противоречие жизни, а, напротив, соответствовал обычаям. На отсутствии указов можно было бы основать с одинаковым успехом и запрещение женщине распоряжаться своим имуществом.
Что же такого придумали англичане, чтобы вышло не по-русски и даже немного не по-людски? Питер Лисон сотоварищи проводят для нас краткий экскурс в семейное право Англии и Уэльса 18ого и 19ого веков.
Industrial Revolution-era English law called an unmarried woman’s legal status feme sole. Such a woman could own property, enter contracts, and enjoyed freedom of her person. In these respects, legally, she was like a man.
Вот это уже называется опаньки. Оказывается, все офигительные истории, как женщину, словно вещь, во всех странах и всю жизнь передавали с рук на руки мужчины, которые все решали за нее, - все эти истории были враньем. Совершеннолетняя незамужняя женщина (ни разу не бывшая замужем, овдовевшая или еще как лишившаяся мужа) была с точки зрения гражданского права все равно что мужчина. Крупная промышленница вдова Клико, чье шампанское и по сей день отличное, шлет всем приветы и передает, что и во Франции была та же фигня. И в Германии, и в Италии было в этом смысле все то же самое - и в России тоже, разумеется.
Оставим на некоторое время вопрос о том, можно ли было эти равные права в полной мере реализовать, чтобы побыстрее добраться до сути того, что в статье называется unusual constellation. Так что же случилось в Англии и Уэльсе с замужними женщинами?
Upon getting married English law converted a woman’s status to feme covert. For the typical wife, all the property she owned before marriage, and all that would have come into her possession as an unmarried woman, such as inheritance, her wages from working, and the revenues generated by real estate she formerly owned, became her husband’s exclusive property.
A married woman also lost the right to enter contracts. Indeed, she lost most of her legal personality. Those rights and attendant obligations, for example, responsibility for debts a wife incurred on her husband’s behalf, accrued to her husband too.
In return for surrendering her property rights to her husband, a woman who married received a legal claim to her and, if she had any, her children’s maintenance from her husband. The law required him to provide them sustenance and shelter consonant with his means. The sacrifice most women were willing to make to obtain such support - relinquishing their property rights and much of their personal freedom - attests to the importance they attached to it.
Тут придется комментировать уже много. В первом абзаце циничные экономисты, стремясь прояснить экономическую картину, проскакивают мимо довольно занятной юридической реальности 18-19ого века, состоявшей в том, что брак с точки зрения английского законодателя формировал новое лицо (правовую фикцию, ну почти как юрлицо), именуемое семья. В этом лице растворялось имущество жены - но и имущество мужа растворялось тоже. С одной стороны, циничные экономисты говорят нам, что, поскольку это новое лицо «семья» вовне представлял муж, последним «растворением» можно и пренебречь. С другой - никакой отдельной собственности, которой можно было бы не отвечать по долгам жены, не учитывать в суде, когда жена влупит тебе иск о том, что ты не выполняешь своей обязанности по «содержанию жены и детей соразмерно своим средствам» - никакой такой «только своей» собственности у английского мужа 18-19 веков не было. В принципе, если в этой схеме прикрутить к мужу fiduciary duty (который сейчас имеет управляющий деньгами инвесторов), чтобы муж не смог так просто отчуждать имущество семьи, а только имея уверенность, что отчуждение семье на пользу, иначе посудят, мужу бы в этой схеме захорошело серьезно. Только fiduciary duty прикручивать было не к чему, личность мужа в семье тоже аннигилировала. Было два живых теплых человека, а стала одна правовая фикция Mr. & Mrs. John Smith. А мистера и миссис как отдельных людей с точки зрения права не было, не положено.
Главный вопрос, конечно, в том, как англичане дошли до жизни такой. Дело в том, что законодатель, как всегда, хотел хорошего, но был юрист. А юристы не понимают, что законы - это система стимулов (тогда как экономисты видят только систему стимулов, как в предыдущем абзаце, и фиг когда подумают, что fiduciary duty прикручивать некуда). Видя хороший, работающий обычай, юристы норовят закрепить его законодательно, полагая, что стоит написать закон, и все начнут вести себя по закону, а если нет, то их надо наказать, и они будут вынуждены соблюдать закон.
Чтобы отвлечься от английских браков, приведу пример из мира финансов. Во многих странах законодателю приходит в голову озаботиться тем, чтобы при первичном размещении акций (IPO) молодые компании были уже прибыльными и не морочили мелким инвесторам голову обещаниями выйти на прибыль как только, так сразу. В этих странах, которые не Америка и не Англия (опять Англия, ну ладно), большинство компаний уже при первичном размещении прибыльны, чтобы продаться подороже, и остается только немного отсеять негодные неприбыльные компании, чтобы уже всем инвесторам было хорошо - как думает законодатель.
В общем, законодатель хочет хорошего, но он же юрист, поэтому в таких случаях для него бывает сюрпризом то, что прибыльных молодых компаний после такого закона становится больше, многие из них исключительно в рамках закона подчищают себе бухгалтерскую отчетность и не только кормят инвесторов баснями о светлом будущем, но и врут им о настоящем. И уж совсем неожиданным для хотевшего хорошего законодателя становится то, что для тех компаний, которые на первичное размещение не пошли, вырастают ставки банковского кредита и ухудшаются условия, которые предлагают им венчурные капиталисты. И это касается не только неприбыльных компаний, которых законодатель хотел не пустить на рынок акций, но и для всех остальных, которые туда и не собирались, но раньше имели такую возможность и при ее помощи объясняли кредиторам, что на них, кредиторах, свет клином не сошелся.
Последнее соображение возвращает нас к семейному законодательству Англии и Уэльса 18-19ого века, где законодатель пронаблюдал добрые народные обычаи, по которым в хорошей семье все общее, а муж ездит продавать на рынок свинью, потому что у жены дети малые на руках. И решил законодатель эту ситуацию закрепить законодательно как обязательную, ибо работает же, и помог законодатель продававшему свинью мужу, чтобы никто не сомневался в его полномочиях свинью продавать. И напортил законодатель всем остальным.
Наконец, надо прокомментировать и последний абзац в цитате из статьи, в котором мои прекрасные коллеги пишут, что английские женщины 18-19 веков добровольно отдавали свою собственность и права в руки мужу, в обмен на его обязательство их, английских женщин 18-19 веков, содержать, платить по их долгам и даже садиться в тюрьму за их прегрешения. То есть как это добровольно? Неужели никто за косы к венцу не тащил? Неужели на такое можно пойти добровольно? Нам же рассказывали... Так нам опять все врали.
At least outside the nobility, the dominant pattern of family formation in eighteenth- and nineteenth-century England was for individuals to choose whom they wished to marry. The freely given consent of both parties has been considered a core tenet of marriage in England since the thirteenth century. Even the exertion of parental pressure in marriages had ebbed by the eighteenth century. Largely as a result of early industrialization, English youths were earning wages earlier and, as such, were less susceptible to parental influence (Gillis, 1985, p. 119). Moreover, the combined effect of low life expectancies and high average age of first marriage meant that many young people had already been living away from home and may have even lost one or both of their parents before the time came to marry (Adair, 1996, pp. 129-148; Hill, 1994, p. 185).
И под конец можно вернуться к вопросу, который я обещал осветить в самом начале: в 18-19ых веках незамужняя женщина с точки зрения гражданского права ничем не отличалась от мужчины, но могла ли она эти права должным образом реализовать и прожить одна? Действительно, женские зарплаты были тогда намного меньше мужских - частью от того, что для многих работ требовались мужская физическая сила и выносливость, но частью и от того, что женщины разумно предвидели, что сделают выбор в пользу замужества, после которого на мужа аж прям законом будет возложена обязанность их содержать без особых перспектив от этой обязанности открутиться, и потому не спешили повышать свою квалификацию. Женщины 18-19ых веков были менее производительны и получали поэтому меньшую зарплату - частично эту разницу в производительности устранил технический прогресс (а вовсе не борьба за права и не митинги суфражисток), частично она исчезла в связи с распадом старой модели семьи с обязательством мужа содержать жену, после которого женщины стали всерьез готовиться содержать себя сами (хотя в Англии и бывших колониях, включая Америку, и до сих пор есть алименты неработающей жене при разводе, даже если детей нет).
А про самую статью и продажу жен с аукциона поговорить сегодня не получилось, как и не получилось поговорить про то, как англичане вышли из ситуации, красиво названной unusual constellation, и так пост километровый вышел. Но иначе никак, нужно сначала изучить среду, в которой эти аукционы происходили, какая она была на самом деле, а не в современных мифах.