Как поссорились Микола Украинович с Иваном Россиевичем - 1.3
Окончание. Начало здесь
Величине Гоголя стало тесно в границах украинства, ему рисовались грандиозные задачи - художественно охватить всю русскую жизнь и с помощью искусства исправить ее, преобразить, привести в соответствие с высоким идеалом. Так появились «Ревизор» и «Мертвые души», с которых все и началось…
Эти сочинения раскололи аудиторию. Часть литературной и читающей публики оценила усилия Гоголя очень высоко. Другая - и, надо заметить, едва ли не бóльшая - встретила явление нового Гоголя с негодованием: нарисованная в его сочинениях картина современной России показалась чрезвычайно неприглядной и, следовательно, неверной. Ни одного симпатичного лица! Ни одной привлекательной черты!.. Да полно, нет ли здесь злого умысла?
Умственный экстаз от этих произведений испытывала интеллигенция, которая завсегда любила поплеваться на Россию и российскую власть. Так уж сложилось (как я считаю, ввиду географически-климатических особенностей), что российская власть всегда была тоталитарной, испытывающей глубочайшее презрение к любой частной инициативе, будь то времена Грозного, Романова, Сталина или Путина. А редчайшие периоды отсутствия автократии всегда приводили общество к анархии - например, в период Ельцина. Поэтому во все времена российская интеллигенция крайне некомфортно чувствовала себя в России и удостаивала власть всеми из возможных поругательств, будь то Лермонтов, Солженицын или Быков. При том она же была падка на льстивые эпитеты в адрес Украины, что также объяснимо: зная об Украине лишь из повестей Гоголя, они в ней находили ту красивую, развитую Россию, которой были лишены в самой России (а я напомню, что в те времена украинское село на фоне русского выглядело выигрышней, и это даже не мои слова, а слова классиков той эпохи). Поэтому собственно в Питере и сформировалась острая украинофилия, да и культ западничества в целом. А вот средний класс тогда мыслил резко иначе, видя в заигрываниях интеллигенции угрозу своему положению при дворе - недаром же во времена черносотенцев было модно в лучших традициях гопоты спрашивать за шмот, да и вообще черносотенцы могли набить ебало лишь за ношение пенсне. Очкарик (т.е. человек начитанный) автоматом ими воспринимался, как предатель родины, проводник в жизнь западных ценностей.
Еще более бурное негодование в этих кругах вызвали «Мертвые души». Обширной рецензией в журнале «Русский вестник» откликнулся на гоголевский труд известный тогда писатель ультрапатриотической направленности Николай Полевой. Он прямо адресовал Гоголю обвинения в антироссийской клевете. Критик счел, что европейский мир изображается Гоголем с симпатией, в то время как Россия - с презрением и насмешкой.
После «Ревизора» и «Мертвых душ» питерский писатель (что интересно - поляк) Осип Сенковский - в духе времени - добавил обвинения в недоброжелательном отношении к России и русским, так и написав Гоголю: «Вы систематически унижаете русских людей». Им же в публичном поле впервые противостоянию русских и украинцев был придан политический контекст, ведь он написал, что Гоголь очерняет Россию по той простой причине, что он... украинец, при том сопроводив последних не лучшими из эпитетов:
«Прежде всего, малоросс к чему ни прикоснется - все превращается в грязь и сальность. Таковы уж свойства украинского юмора. Эти свойства были вполне уместны в малороссийских повестях (как элемент местного колорита и народного характера). Но когда Гоголь перешел к русским темам, требующим вдумчивости, глубокого знания общества и природы человека, - тут-то провинциальный украинский юмор и обнаружил свою несостоятельность. Отсутствие... художнической наблюдательности наш украинский юморист заменил коллекцией гротесков, оригиналов, чудаков и плутов без всякой важности для философической сатиры; их грязные похождения объявил «перлами своего создания»; тешится над ними от души, заставляет их ради лирического смеху сморкаться, чихать, падать и ругаться сколько душе угодно канальями, подлецами, мошенниками, свиньями, свинтусами, фетюками; марает их сажей и грязью; льет на них всякую нечисть... С тех пор усвоенный им юмор украинских чумаков сбросил последнюю узду вкусу: в «Чичикове» наш Гомер, для вящей потехи, без обиняков высовывал язык читателям; но в последней комедии его, «Женитьба», творении, ниже которого ничего не сотворило дарование человеческое, эти степные „жарты“ дошли до того, что возбудили отвращение даже в самых неразборчивых любителях крупной театральной соли и жирного литературного соусу.
…
В издании «Сочинений» помещены некоторые драматические отрывки и род повести, «Шинель». Все то же, что и в «Ревизоре», что и в «Женитьбе», что и в «Чичикове»: такая же напряженная малороссийская сатира против великороссийских чиновников, такие же сказки про игроков»
Общая суть претензий сводилась к тому, что у Гоголя Русь получается столь отвратительной не потому, что Русь столь отвратительна, а потому (и едва ли не в первую очередь потому), что он, как малоросс, враждебен России...
В своем разборе Сенковский искусно перевел поток патриотической ненависти от привычного раздражителя к новому. Он национально окрасил Гоголя. До сих пор украинцы воспринимались не как враждебный народ, а почти как свои. Их можно было не любить и приписывать им те или иные негативные качества, но даже не любили их примерно так, как могли не любить ярославцев или костромичей, носителей областных пороков. Но с Сенковского антипатриотическое зло неясного происхождения обрело конкретный облик, стало осязаемым, «домашним» (через 50 лет этим злом станут евреи, еще чуть позже - буржуи).
Публикации Сенковского вызвали ажиотаж, а средний класс стал подозрительно взирать на Гоголя с извечной мыслью: «Уж не пидорок ли ты часом?». Эту линию поддержал другой авторитетный писатель, обрусевший швейцаро-эстонец Филлип Вигель, выдвинувший тезис о том, что все украинцы и украинские писатели издавна были тайными врагами России и старались вредить ей, как могли: «Они, несмотря на единоверие, единокровие, единозвание, на двухвековое соединение их Родины с Россией, тайком ненавидели ее и русских, москалей, кацапов».
Усугубилась ситуация после публикации письма к Гоголю от его конфидентки и постоянной корреспондентки Ольги Смирновой-Россет от 3 ноября 1844 г., где она пересказывает разговор в столичном великосветском салоне: «У Ростопчиной при Вяземском, Самарине и Толстом (прим: имеется ввиду Толстой-Американец) разговорились о духе, в котором написаны ваши "Мертвые души", и Толстой сделал замечание, что вы всех русских представили в омерзительном виде, тогда как всем малороссиянам дали вы что-то вселяющее участие, несмотря на смешные стороны их; что даже и смешные стороны имеют что-то наивно приятное; что у вас нет ни одного хохла такого подлого, как Ноздрев; что Коробочка не гадка именно потому, что она хохлачка. Он, Толстой, видит даже невольно вырвавшееся небратство в том, что когда разговаривают два мужика и вы говорите: "два русских мужика"; Толстой и после него Тютчев, весьма умный человек, тоже заметили, что москвич уже никак бы не сказал "два русских мужика"».
Причины питерского «украинофильства» мы уже подробно озвучили. Однако до сей разгромной критики о выделении себя в отдельный народ не было даже речи. Чтобы почувствовать себя народом, одних только внешних образцов мало, нужно, среди прочего, ощутить и осознать вражду к себе внутри империи. Украинофобия, возникшая и распространившаяся в русском обществе как своего рода реакция на засилие украинских авторов в Питере, парадоксальным образом способствовала национальной самоидентификации украинской культурной элиты. Если даже Гоголь, желающий стать меж великороссов своим, воспринимается ими как чужой, как враг, то тем более (и тем скорее) нужно строить новую национальную (т.е. культурную, языковую и политическую) идентичность, в которой украинцы чувствовали бы себя дома, «своими». Именно с противников Гоголя и начинается стремительное формирование украинцев как народа. Впрочем, было бы странно, если б украинская интеллигенция как-то иначе отреагировала на публикацию столь гнусных пасквилей в свой адрес.
Что двигало критиками Гоголя, мы можем лишь предполагать, но однозначно то, что причиной сему послужил расцвет питерского украинофильства и огромное засилье в северной столице в связи с этим украинских авторов. Вероятно, это обусловлено банальной экономической конкуренцией - растущий спрос на украинских авторов оставлял в тени всех этих критиков. И правда, Гоголя сегодня знают все, а кто вспомнит его критиков, описанных выше?
Соответственно, все эти Гоголи и Шевченки, порождая спрос на украинское, снижали спрос на русское, от чего основательно страдали авторы уже этой направленности. Все массово читали Гоголя! Недаром же его критиками выступали именно другие писатели, специализировавшиеся на русской жизни. Их беда заключалась в том, что основной грамотный читатель был сосредоточен в Питере. А в Питере быт русской глубинки никому нахуй был не нужен, чего нельзя сказать о неподдельном интересе к такой диковинке как быт украинских крестьян. Вот их и корежило, как чертей от ладана. Ниже представлены строки писателя Белинского. Откуда такая ненависть к внедрению украинского языка в литературный оборот? Страх конкуренции?
«Что же касается до малороссиян, то смешно и думать, чтоб из их, впрочем, прекрасной, народной поэзии могло теперь что-нибудь развиться: из нее не только ничего не может развиться, но и сама она остановилась еще со времен Петра Великого; двинуть ее возможно только тогда, когда лучшая, благороднейшая часть ее малороссийского населения оставит французскую кадриль и снова примется плясать тропака и гопака, фрак и сюртук переменит на жупан и свитку, выбреет голову, отпустит оселедец, - словом, из состояния цивилизации, образованности и человечности (приобретением которых Малороссия обязана соединению с Россией) снова обратится к прежнему варварству и невежеству... Племя может иметь только народные песни, но не может иметь поэтов, а тем менее великих поэтов: великие поэты являются только у великих наций. А малороссийское наречие одно и то же для всех сословий - крестьянское. Поэтому наши малороссийские литераторы и поэты пишут повести всегда из простого быта и знакомят нас только с Марусями, Одарками, Прокипами, Кандзюбами, Стецьками и тому подобными лицами... Жалко видеть, когда и маленькое дарование попусту тратит свои силы... Хороша литература, которая только и дышит, что простоватостию крестьянского языка и дубоватостию крестьянского ума!».
Справедливости ради следует отметить, что количество видных писателей, творивших на украинском языке, и правда чрезвычайно мало. А уровня Достоевского или Толстого… лично я не знаю ни одного. Впрочем, неполноценность языка тут совершенно ни при чем. Любой автор заточен под извлечение коммерческой выгоды, а потому заинтересован в как можно большем охвате аудитории. Если учесть, что украинский понимают только несколько десятков миллионов человек в Украине, в то время как русский понимают во всем СНГ, на Кавказе, в Прибалтике и в немалой части средней Азии, то очевиден выбор языка для любого украинского писателя. Шевченко в свое время прославился как первопроходец, некоторое время после него еще порождались на волне хайпа новые авторы, вроде Франко, но очень быстро это все приелось, и читатель закончился. Недаром же все украинские блогеры традиционно писали по-русски (включая радикальных, вроде Вольнова). Да даже Зеленский в свою бытность шоуменом использовал именно его.
Но в тот период из-за диковинности спрос на литературу на украинском был очень высок, так что Белинский, прям как в жопу ужаленный, носился по Питеру с криками о недопустимости творчества на украинском языке. Зачем? Почему? Какое ему дело до того, кто и как пишет? А может быть, все из-за того, что в Питер понаихали, панимаишь, начали писать и отжимать читательскую аудиторию? И не одного лишь Шевченко ругал Белинский. Кулиш для него «скотина из хохлацких либералов», а украинцы («хохлы») в целом - «бараны», которые «либеральничают во имя галушек и вареников со свиным салом».
Современный украинский (малороссийский) язык для него - язык крестьян, а крестьянская жизнь «сама по себе мало интересна для образованного человека». Поэтому украинская литература «только и дышит, что простоватостию крестьянского языка и дубоватостию крестьянского ума!». Год спустя, рецензируя «Гайдамаков», Белинский откажет малороссийским литераторам и в таком читателе: «…новый опыт спиваний г. Шевченка, привилегированного, кажется, малороссийского поэта, убеждает нас еще более, что подобного рода произведения издаются только для услаждения и назидания самих авторов: другой публики у них, кажется, нет».
Так если другой публики у них «нет», то что ты так клокочешь-то, как живая курица на гриле? Если нет, стало быть они не будут пользоваться спросом и скоро забудутся. Не в конкуренции ли тут дело?
А может быть дело в том, что кто-то пытается выслужиться перед властью? Недаром же Белинский особо рьяно нападал на Шевченко за критику в стихах власти.
Постепенно поэзия Шевченко радикализировалась, и вскоре он уже клял власть на чем свет стоит. Например, в поэме «Прометей» Шевченко называет Николая I «палачом свободы всей империи - от Финляндии до Молдавии», а государство, по его мнению, «способно лишь строить тюрьмы да ковать цепи». Однако на общем фоне литераторов он мало выделялся - тогда на это была большая мода и спрос. Императорский дом не хуесосил только ленивый, настолько отвратительным было правление Романовых. Вспомнить, как лютовал тот же Пушкин, совершенно не ограничивая себя в выражениях, за что и попадал в ссылки.
Мы добрых граждан позабавим
И у позорного столпа
Кишкой последнего попа
Последнего царя удавим.
На этом фоне Шевченко был очень даже гуманен.
Следом в творчестве Шевченко заиграли и национальные струны. Вообще Шевченко изначально был панславист, однако, столкнувшись с отрицанием его права на украинскую культуру и язык, его творчество все сильнее пронизывалось национальной темой на фоне противопоставления. Противоборство украинофилов и украинофобов подпитывало друг друга, и уже к началу 60-х годов об украинском народе питерская интеллигенция заговорила в полный голос. Так журнал «Основа» выступал за право украинской культуры на существование и вытекающее отсюда же право обучения в Украине на украинском языке. Пополнивший же стан украинофилов Герцен уже откровенно взывал к сепаратизму:
«Но скажите, что же мы за наследники Венского конгресса, что будем расписывать, какая полоса земли куда принадлежит, не спросясь людей на ней живущих… Ну, если после всех наших рассуждений Украина, помнящая все притеснения москалей, и крепостное состояние, и наборы, и бесправие, и грабеж, и кнут, с одной стороны, и не забывая, - с другой, - каково ей было и за Речью Посполитой с жолнерами, панами и коронными чиновниками, не захочет быть ни польской, ни русской? По-моему, вопрос решается очень просто. Украину следует в таком случае признать свободной и независимой страной…».
Из уголька постепенно разгоралось пламя.
Дальнейший материал доступен по платным подпискам на бюсти (100 руб в мес) и патреон (3$ в мес) по ссылкам:
Бюсти
Как поссорились Микола Украинович с Иваном Россиевичем (3 часть).
Как поссорились Микола Украинович с Иваном Россиевичем (4 часть).
Как поссорились Микола Украинович с Иваном Россиевичем (5 часть).
Как поссорились Микола Украинович с Иваном Россиевичем. 6 и 7 часть
Патреон
Как поссорились Микола Украинович с Иваном Россиевичем (3 часть).
Как поссорились Микола Украинович с Иваном Россиевичем (4 часть).
Как поссорились Микола Украинович с Иваном Россиевичем (5 часть).
Как поссорились Микола Украинович с Иваном Россиевичем. 6 и 7 часть