Две половины жизни Чарльза Линдберга. Часть 2. Темная половина,1.03.- 10.05.1932
Две половины жизни Чарльза Линдберга. Часть 1. Светлая половина
Линдберги жили в собственном доме в городке Инглвуд, но в начале 30-х годов занялись обустройством поместья в штате Нью-Джерси. Там, неподалеку от городка Хоупвелл, на площади 390 акров поднялось просторное и удобное здание с оранжереей, теннисным кортом, гаражом на 3 автомашины и бассейном.
Линдберги обычно проводили здесь выходные, а утром в понедельник возвращались в Инглвуд. В конце февраля 1932 г. расписание этих переездов, однако, было изменено: заболел сынок и потому семья осталась в своем поместьи. Собственно, с этого момента и начинаются события, послужившие канвой для одного из самых запутанных сюжетов криминальной истории Америки.
Погода вечером 1 марта 1932 г. выдалась на редкость отвратительной. Дул промозглый ветер и уже вторые сутки лил холодный дождь. Чарльз и Энн Линдберги провели весь вечер в гостиной первого этажа у камина. Младшая медсестра Бетти Гоув в 20.00 уложила Чарльза-младшего спать и погасила свет в его угловой комнате второго этажа.
Детская кроватка с решеткой, в которой спал сын Линдберга прежде чем он был похищен. 1932
Около 21.00 Чарльз явственно услышал какой-то подозрительный шум, как будто кто-то небрежно бросил корзину на пол. Он даже выглянул в коридор, но увидев, что на кухне работает дворецкий Оливер Ватели, успокоился.
Последний прижизненный снимок Карла Августа, сына Чарльза Линдберга.1932
В 22.00 медсестра поднялась наверх, чтобы проверить самочувствие малыша. Не прошло и минуты, как она сбежала вниз и сообщила Линдбергам, что их сын исчез. Немедленно начались его розыски, и очень скоро стало ясно, что ребенка в доме нет. Вооружившись нарезным карабином, Чарльз Линдберг выбежал на улицу и стал осматривать подходы к дому, рассчитывая обнаружить следы похитителя. В 22.20 он обнаружил лестницу, приставленную к окну детской комнаты. Чарльз Линдберг распорядился звонить в полицию с заявлением о похищении ребенка, а сам бросился к лесу, рассчитывая нагнать преступника. В полицию позвонил Оливер Вателли. Его звонок был зафиксирован дежурным полицейским в 22.25. Немедленно из Хоупвилла выехали патрульные полицейские машины, чуть позже подъехали детективы окружной службы шерифов. В полночь появилась главная полицейская фигура - начальник полиции штата Нью-Джерси Норман Шварцкопф.
Линдберг вместе со Шварцкопфом, начальником полиции в Нью-Джерси после похищения. 1932
Этот человек был личностью весьма примечательной.Закончивший в молодости академию "Вест-Пойнт", Норман Шварцкопф был весьма неплохим военным; он хорошо воевал в Первую мировую войну, которую закончил в звании полковника. Молодой и деятельный офицер после войны получил предложение создать и возглавить полицию штата Нью-Джерси, с чем блестяще и справился. Полковник не ленился лично разрабатывать форму своих подчиненных, рисовать эскизы шевронов, сочинять для полицейских необходимые инструкции и наставления. Созданная Шварцкопфом организация скорее напоминала регулярную армию, нежели структуру, призванную поддерживать правопорядок. Главным в ее работе оказалось несение патрульно-постовой службы, криминалистическая же и оперативная работа оказались далеко не на высоте по причине непонимания начальником полиции их роли в поддержании общественного порядка и законности. Со своеобразными суждениями Нормана Шварцкопфа по этим вопросам еще предстоит ознакомиться поближе в ходе дальнейшего повествования. Следует отметить, что Норман Шварцкопф был отцом Нормана Шварцкопфа-младшего, командовавшего американскими войсками во время войны 1991 г. в Ираке. К моменту приезда начальника полиции Чарльз Линдберг уже вернулся в дом. Розыски его в кромешной темноте оказались безрезультатны, что, в общем-то, и неудивительно. Линдберг вызвал по телефону своего адвоката Генри Брикенбриджа, кстати, тоже бывшего полковника американской армии.
Генри С. Брекенридж
Когда Брикенбридж узнал, что ожидается приезд Шварцкопфа, то посоветовал Линдбергу не давать начальнику полиции всей информации, поскольку тот все равно не сумеет разумно воспользоваться ею. Кроме того, адвокат посоветовал не позволять полиции осматривать детскую комнату до его приезда.
Осмотр места происшествия фактически не проводился полицейскими вплоть до появления Шварцкопфа. Они ждали начальника, который заявил, что лично возглавит расследование. Напомним, что все это время шел дождь, который смывал следы на мягком грунте. К моменту приезда Шварцкопфа лестница по-прежнему стояла прислоненной к стене рядом с окном детской комнаты.
Дом, в котором Чарльз Линдберг жил во время похищения сына. Детектив лезет на лестницу к окну комнаты, откуда произошло похищение. 1932
Рядом отпечатались ее глубокие следы, видимо, злоумышленник переставлял лестницу, выбирая оптимальное ее положение. В мягком грунте четко прослеживалась следовая дорожка; можно было видеть не менее дюжины качественных следов босых ног преступника. Но никто из детективов не только не озаботился изготовлением гипсовых слепков следов, но даже не удосужился измерить линейкой размер отпечатков на грунте. Надо ли упоминать, что не были сделаны и фотографии отпечатков ног, в результате чего полиции так и не удалось установить размер обуви злоумышленника, а также возможные особенности его походки и телосложения. В итоге многочисленные следы к утру были уничтожены дождем.
Рядом с лестницей было найдено плотницкое долото, которым, видимо, преступник поднял вверх опущенную вниз створку окна.
Окно спальни, из которой был похищен сын Линдберга.1932
Примерно в 80 метрах от дома в густо высаженном кустарнике были найдены три пролома, возле которых на грунте просматривались следы человеческих ног. Все это выглядело так, словно через кусты проломились три человека. И в этом месте следы на грунте также не были надлежащим образом закреплены и обмерены криминалистами.
Сочтя, что наружный осмотр дома и прилегающей территории дал всю возможную информацию, детективы во главе с Шварцкопфом переместились в дом. Там их остановил Линдберг, заявивший, что последующий осмотр можно будет продолжить лишь после появления адвоката. Когда Брикенбридж приехал, полицейские, наконец, прошли в детскую. Помимо трех полковников в осмотре помещения принимали участие и три детектива: Келли, Шоеффел и Китон. Последний был любимцем Шварцкопфа и на него начальник полиции возлагал особые надежды. Быстро стало ясно, что никаких существенных следов в детской комнате нет. Преступник, проникший через окно, просто вынул спящего ребенка из кровати и вылез обратно в окно. Покидая комнату, он оставил на подоконнике конверт и затворил за собой раму.
Письмо с требованием выкупа, обнаруженное на подоконнике в комнате сына Линдберга.
Убедившись, что на конверте нет отпечатков пальцев, Шоеффел вскрыл его ножом. Внутри оказалось короткое послание, адресованное Чарльзу Линдбергу. Оно гласило : "Уважаемый сэр ! Имейте 50 000 $, из них 2 000$ - в 20 $ банкнотах, 1 500 $ - в 10 $, 1 000 $ - в 5 $ банкнотах. Через 2-4 дня мы сообщим, где Вы должны будете оставить деньги. Мы предупреждаем, чтобы Вы ничего не сообщали публике и не ставили в известность полицию. Ребенок содержится в заботе". Написанное фиолетовыми чернилами, послание это выглядело неряшливым и содержало массу грамматических ошибок. С того момента, как похитители заявили о себе, отпали все версии, кроме вымогательства. Тут-то Шварцкопф и развил бурную деятельность. Во-первых, круглосуточный пост полиции был организован в самой усадьбе Линдбергов. Во-вторых, в небольшой гостинице в Хоупвелле был организован штаб розысков. Туда были протянуты дополнительные линии полевой телефонной связи. В-третьих, начальник полиции мудро обязал перлюстрировать всю подозрительную корреспонденцию, проходившую через почтовое отделение Хоупвелла. Шварцкопф дальновидно предполагал наплыв разного рода важных сообщений, которые следовало оперативно проверять. В-четвертых, он дал информацию о похищении в американские газеты. Т. е. начальник розысков даже не постарался замаскировать тот факт, что полиция была поставлена в известность о похищении. Между тем, это условие злоумышленник прямо выставил в своем письме. Адвокат семьи предложил пригласить сыщиков из Нью-Йорка: полицейские из этой криминальной столицы Америки почитались лучшими в стране. Шварцкопф отказался это сделать, аппелируя к тому, что Хоупвелл находится в другом штате. Тогда Брикенбридж предложил пригласить детективов ФБР: эта организация имела право действовать по всей территории страны. Шварцкопф отклонил и это предложение, заявив, что похищение ребенка - это преступление не федерального уровня (на тот момент это было действительно так; лишь после расследования "дела о похищении ребенка Линдберга" было принят закон, по которому киднэппинг стал считаться преступлением федерального уровня. Закон этот получил название "закона Линдберга"). Раздосадованный упрямством и самонадеянностью полковника, Генри Брикенбридж, оставшись наедине с Чарльзом Линдбергом, посоветовал тому готовить наличные деньги и платить выкуп по первому требованию преступников. Линдберг согласился с этим предложением и уже под утро заявил полковнику Шварцкопфу о своем намерении выдать преступникам деньги. Вплоть до полудня 2 марта 1932 г. в поместье Линдбергов шли различные следственные действия - в основном, допросы лиц, находившихся в доме на момент похищения ребенка. Всего таковых было пять человек. Причем Чарльз Линдберг запретил полиции допрашивать свою супругу - Энн - мотивируя это ее тяжелым психологическим состоянием. Т. о. полиция в ночь похищения допросила четырех человек. Любопытен итог полицейской работы. Линдберг считал, что сделался жертвой профессиональных киднэпперов ( похитителей детей с целью получения выкупа ). К началу тридцатых годов в США это был уже достаточно распространенный вид преступной деятельности. По мнению Линдберга, преступники, привлеченные слухами о его богатстве, специально приехали в Хоупвелл для похищения ребенка из одиноко стоящего дома, поскольку похищение в Инглвуде представлялось весьма рискованным.
Дети из приюта молятся в церкви св. Михаила в Хоупвелле за скорое возвращение похищенного ребенка Линдберга. 1932 года.
Шварцкопф придерживался диаметрально противоположной версии. Он полагал, что преступление совершено непрофессионалами. Это были местные жители, которые хорошо знали обстановку в усадьбе Линдберга и прекрасно ориентировались на местности. Начальник полиции исходил из того, что выкуп в 50 тыс. $ - сам по себе немаленький - никак не мог удовлетворить профессиональных преступников, имеющих большие расходы при организации такого непростого преступления. Чужаки были бы неосведомлены об изменении расписания поездок Линдберга, которое, напомним, произошло впервые за год с лишним по причине, которую нельзя было предвидеть (болезнь сына ). А раз так, то они оказались бы не готовы к действиям в изменившейся обстановке. Наконец, свою версию событий имел детектив Артур Китон, причем его оценка случившегося отличалась от двух предыдущих. Китон полагал, что в похищении участвовала группа лиц, имевшая пособника в доме. Таким пособником киднэпперов детектив считал медсестру Бетти Гоу. Она д. б. проводить все время рядом с заболевшим мальчиком и для этого ей даже устроили кровать в комнате Линдберга-младшего. Ее отсутствие в детской в период с 20.00 до 22.00 выглядело, по мнению Китона, необоснованным. Гоу видела ребенка последней и первой же обнаружила его исчезновение. Если бы медсестра не была пособницей киднэпперов, то их попытка проникнуть в окно второго этажа представлялась бы весьма опрометчивой: даже если в комнате выключался свет, человек на улице никак не мог узнать, покинула ли медсестра комнату или нет. И не один грабитель не решился бы в таком случае лезть наобум в дом, где находились двое крепких мужчин, и хранилось не меньше пяти стволов нарезного оружия. Помимо этого соображения, Китон усматривал еще один довод, изобличавший, по его мнению, медсестру. Вертикально опускавшаяся рама окна не была должным образом закрыта изнутри, что облегчило беззвучное проникновение преступника в комнату. Именно незакрытие рамы на щеколду позволило преступнику избежать взламывания окна: он просто подцепил долотом раму и поднял ее в верхнее положение. Это заняло у него несколько мгновений, и проделано было почти беззвучно. Это стало возможным именно по вине Бетти Гоу. Медсестра же объяснила незакрытие окна на задвижку тем, что она регулярно приоткрывала раму для проветривания комнаты.
Во время следственного эксперимента.
Результаты громогласной активности полковника Шварцкопфа не замедлили сказаться. Уже 4 марта Линдберг получил новое послание от похитителей. В нем содержалась брань по поводу того, что он не выполнил требование преступников и оповестил полицию. Похитители объявляли, что увеличивают сумму выкупа до 70 тыс. $, так сказать, в назидание строптивому папаше. Предпологая, что это письмо м. б, перехвачено полицией и потому не будет получено Чарльзом Линдбергом, преступники продублировали его, послав копию в офис адвоката Брикенбриджа. Там письмо было получено 5 марта 1932 г. Линдберг обратился через газеты к преступникам. Он просил не причинять вреда малышу, заявлял о готовности заплатить выкуп и предлагал преступникам выбрать посредника для ведения личных переговоров. Энн Морроу поддержала мужа и сообщила рацион, и график приема пищи сыном, надеясь, что это поможет похитителям правильно его кормить.
Полковник Шварцкопф
В небольшой нью-йоркской газете "Бронкс хоум ньюс" 8 марта 1932 г. появилась заметка, представлявшая собой открытое письмо некоего Джона Ф. Кондона, с которым тот обращался к похитителям Линдберга-младшего. В довольно сумбурном послании, явно грешащим неуместным в такой ситуации высоким слогом, Кондон заявлял, что готов заплатить похитителям еще 1 тыс. $ в дополнение к выкупу Чарльза Линдберга, лишь бы только похитители не причиняли вреда ребенку. И уже утром 9 марта Кондон получил послание преступников, которое состояло из двух частей: собственно письма Кондону и запечатанного конверта, который надлежало вручить лично в руки Чарльзу Линдбергу. Окрыленный успехом своего начинания, Джон Кондон помчался к Чарльзу Линдбергу. Именно в этот день - 9 марта 1932 г.состоялось их знакомство.Анализируя ситуацию, нельзя отделаться от странного ощущения, что Джон Кондон ловко поставил себя в центр событий, фактически навязав Линдбергу собственное участие. Явившись в дом Чарльза Линдберга днем 9 марта 1932 г., Кондон представился летчику и рассказал ему свою историю. Линдберг, видимо, был поначалу весьма озадачен рассказом странного седоусого мужчины и держался настороженно. Он отказался взять в руки запечатанный конверт, который принес с собою посетитель, и попросил Кондона самому вскрыть его.
Фотография письма с описанием того, как именно надлежит упаковать деньги для передачи их похитителям ребёнка. Письмо, полученное Кондоном, прямо предписывало вручить деньги... самому Кондону. Разумеется, для последующей передачи киднепперам.
Внутри находилось письмо весьма примечательного содержания ; имеет смысл его процитировать : "Уважаемый сэр, мистер Кондон может действовать как посредник. Вы можете дать ему 70 000 $. Сделайте один пакет, желательно небольшой. ( от руки схематично был нарисован прямоугольник, означавший конверт, и проставлены размеры сторон : 6-7 дюймов на 14 дюймов, т. е. 17 см. на 35 см. ) Мы предупреждаем Вас в который раз - не устанавливайте слежку в любом виде. Если Вы или кто-то еще уведомит полицию, то последует большая заминка. После того, как мы получим в свои руки деньги, мы сообщим Вам, как найти Вашего мальчика, Вы, имея самолет, слетаете примерно за 150 миль. Это дает нам фору примерно 8 часов". Под рукописным текстом помещалась условная эмблема похитителей - пересекающиеся круги с тремя маленькими отверстиями в бумаге. Это изображение полностью соответствовало аналогичным рисункам в предыдущих посланиях похитителей. посоветовавшись с адвокатом, Чарльз Линдберг решил действовать следующим образом: он отправил Кондона на встречу с похитителями, но без денег и с требованием предоставления доказательств того, что ребенок жив и здоров
Добровольный помощник в тот же день дал условное объявление в газете "Нью-Йорк америкэн" и через день получил ответ, в котором ему предписывалось прибыть к указанному времени на станцию метрополитена. В 19.00 12 марта 1932 г. Кондон был в указанном месте. Там к нему подошел человек, оказавшийся, как выяснилось впоследствии, шофером такси, и вручил записку, в которой Кондону предписывалось отправиться на кладбище "Вудлаун" в Бронксе, Нью-Йорк, и оставаться там до тех пор, пока к нему не подойдут. Свидетелей встречи Кондона и автора анонимных писем не было. О ней известно лишь со слов самого Джафси-Кондона.
Место на пересечении двух аллей на кладбище "Вудлайн", где Кондон, согласно его утверждениям, вел переговоры с похитителем сына Линдберга
Незнакомец велел называть его "Джоном". Он говорил с немецким акцентом, но в процессе общения упомянул, что он - скандинав.
"Джон" рассчитывал получить деньги немедленно, но Кондон сказал, что об этом не может быть и речи до тех пор, пока не будут предъявлены гарантии того, что ребенок жив. В ответ на это "Джон" категорически заявил, что не может показать ребенка Кондону ни при каких условиях. После некоторого препирательства переговаривающиеся стороны сошлись на том, что Кондон получит вещи, связанные с похищенным ребенком. Тем самым будут сняты все сомнения в том, что Линдберг-младший действительно находится в руках людей, от имени которых вел переговоры "Джон".
И с утренней почтой 13 марта Кондон получил внушительный пакет, надписанный уже знакомым ему корявым почерком.
Кондон немедленно помчался к Чарльзу Линдбергу. Полученные вещи были показаны медсетре Бетти Гоу, поскольку именно она одевала малыша вечером 1 марта. Гоу узнала ночную рубашку и поясок - это действительно были те самые вещи, которые она надела на ребенка перед его отходом ко сну.
Детская ночная рубашка и страховочный поясок, полученные по почте Джоном Кондоном после встречи на кладбище 12 марта 1932 г.
В середине марта 1932 г., когда Чарльз Линдберг стал готовить деньги для передачи похитителям. Делать это пришлось очень аккуратно, поскольку попытка получить в банке 70 тыс. $ наличными непременно привлекла бы внимание полиции. В качестве выкупа было решено использовать не доллары, сильно девальвировавшиеся в результате "Великой депрессии", а т. н. золотые сертификаты, которые использовались в начале 30-х годов для стабилизации платежной системы США. Сертификаты номинировались в долларах и фактически не были подвержены инфляции, поскольку их стоимость была привязана к биржевой цене золота ( поэтому они и назывались "золотыми", хотя физически были изготовлены из бумаги ). Для выкупа были собраны сертификаты не очень крупного номинала - 10 $ и 20 $ - хотя не обошлось и без 100 $. Но Чарльз Линдберг специально пострался их разменять, дабы в последнюю минуту крупный номинал сертификатов не послужил причиной срыва сделки. Вся необходимая сумма не уместилась в сверток указанного преступниками размера. Поэтому 70 тыс. $ пришлось разделить на две неравные части - в свертке побольше были уложены 50 тыс. $, поменьше - 20 тыс. $. В процессе упаковки свертков Линдберг лично переписал номера всех сертификатов. Получившийся список он оставил на хранении в своем сейфе, а его копию вручил адвокату Брикенбриджу, участвовавшему во всех приготовлениях.
Д-р Дж.Ф. Кондон с частью выкупа.1932
Передача выкупа киднэпперам была запланирована на 2 апреля 1932 г. На этот раз местом встречи было выбрано кладбище Св. Раймонда все в том же Бронксе. Сначала Линдберг и Брикенбридж приехали домой к Кондону на автомобиле боксера Эла Рея, друга Линдберга. Там они около двух часов дожидались получения письма с окончательным ответом. Около 20.00 его доставил таксист. После этого Линдберг и Кондон направились к указанному преступником месту. За рулем находился сам Чарльз Линдберг. Он опасался вооруженного нападения с целью захвата денег и держал на коленях взведенный револьвер. Пакеты с деньгами находились подле него. Машина прибыла к воротам кладбища Св. Раймонда в 21.05 2 апреля 1932 г. Кондон вышел из автомобиля, как того требовала инструкция, полученная в последнем письме, и около четверти часа прогуливался взад-вперед. Линдберг все время оставался за рулем, опасаясь внезапного нападения. В конце-концов Кондон потерял надежду встретить "Джона" и быстрым шагом направился к автомобилю. Он уже подошел к задней двери, намереваясь сесть в салон, как его неожиданно окликнули : " Эй, доктор!" Этот окрик хорошо расслышал и Чарльз Линдберг. Джон Кондон пошел на голос и увидел, как с земли поднимается тот самый человек, что встречался с ним 12 марта на кладбище "Вудлаун". Оказалось, что он все время прятался в ирригационном стоке, накрывшись с головой одеялом - в вечернее время это обеспечило ему идеальную маскировку.
Деньги для выкупа - 70 тыс. $ в золотых сертификатах - перед их упаковкой в конверты были сфотографированы, а номера банкнот - переписаны и оставлены на хранение в двух разных местах.
Похититель подтвердил, что ребенок по-прежнему жив и в безопасности, а Кондон сказал, что выкуп привезен и в настоящее время находится в автомобиле. И после этого началось самое интересное: Кондон вдруг добавил, что собрать требуемую сумму не удалось; в машине Линдберга, мол-де, всего 50 тыс. $. Этот момент следует признать едва ли не самым важным во всей криминальной истории, связанной с похищением ребенка Линдберга. Дело в том, что возможность подобного заявления даже не обсуждалась. Чарльз Линдберг был готов платить всю сумму. То, что сказал Кондон своему vis-a-vis следует признать полной отсебятиной. Однако, он на это решился, пренебрегая угрозой срыва достигнутой хрупкой договоренности. И интересно то, что "Джон" вдруг спокойно согласился на уменьшение выплаты с 70 тыс. $ до 50 тыс. $. Но странности этой встречи отнюдь не были исчерпаны упомянутыми нюансами. Договорившись об обмене денег на конверт, Кондон вернулся к автомобилю, где его в нетерпении дожидался Линдберг, и заверил последнего, что все идет по плану. На самом-то деле все шло совсем не по плану, но посредник почему-то этого не сказал. Кондон забрал пакет с деньгами большего размера, сказав, что этого будет достаточно, и отправился обратно в кладбищенскую темноту. Там он быстро обменял 50 тыс. $ на конверт, протянутый ему "Джоном", и сразу же вернулся к автомашине. Кондон сел в машину и ... не открыл конверта. Согласитесь, было бы логично вскрыть конверт немедля и посмотреть за что же именно уплачены 50 тыс. $. Но нет, вместо этого Кондон скомандовал Линдбергу : "Поехали". И они отъехали почти на милю от кладбища, прежде чем Кондон по настоянию Линдберга все же вскрыл конверт. Как бы там ни было, Линдберг и Кондон покинули кладбище Св. Раймонда, отдав 50 тыс. $ и получив взамен запечатанный конверт. Записка, которую принес с собою с кладбища Кондон, гласила : "Мальчик находится на лодке "Нелли". Это небольшое суденышко длиной 28 футов. На лодке находятся два человека - обойдемся без имен. Корабль Вы найдете между пляжем Хорснек и мысом Хед, рядом с островом Элизабеты." Весь день, вечер и ночь на 4 апреля Чарльз Линдберг посвятил розыскам. К полудню 4 апреля он окончательно убедился в том, что был обманут. Заплатив огромный выкуп, он не получил взамен ни лодки "Нелли", ни сына.
Дом Линдбергов
Информация о том, что у Чарльза Линдберга под видом выкупа выманили деньги, вызвала живейшее обсуждение в прессе. Дело о похищении ребенка вновь сделалось национальной сенсацией. Тон публикаций становился все более критичным в отношении работы полиции. Для поддержания собственной репутации полицейским было просто необходимо продемонстрировать некий зримый результат своей работы. Со всей возможной активностью полиция Нью-Йорка приступила к проверке заявления Чарльза Линдберга. Очень скоро детективам удалось обнаружить весьма ценного свидетеля, показания которого заметно меняли оценку событий, связанных с передачей денег на кладбище Св. Раймонда. Кладбищенский сторож Бернард Юбель на допросе 14 апреля 1932 г. сообщил, что странные события начались накануне передачи денег - т. е. 1 апреля. В этот день к кладбищу подъехал коричневый "форд", из которого никто не вышел. В салоне находились 3 или 4 человека, которые осматривали окрестности и что-то живо обсуждали. Своим внешним видом эти люди напоминали итальянцев. Автомобиль простоял перед входом на кладбище около четверти часа, после чего уехал. На следующий день этот же автомобиль - на этот раз с опущенными шторками на окнах - появился перед кладбищем снова. Произошло это немногим после 14.00. Около 14.30 возле кладбища Юбель увидел Кондона - “Джафси", которого хорошо знал по опубликованным в газетах фотографиям. Кондон прошел вдоль ограды кладбища и... сел в коричневый "форд". Юбель наблюдал происходящее с расстояния около 250-270 м., однако, ручался за точность рассказа. После того, как Кондон вышел из автомашины, он двинулся на территорию кладбища, откуда в это время выходил Юбель. Они сошлись, как говорится, лоб в лоб и Юбель поздоровался с Кондоном, который на приветствие ничего не ответил.
И наконец, тот же самый "форд" Бернард Юбель увидел в третий раз. Произошло это утром 11 апреля, около 7.45, когда машина остановилась неподалеку от домика, в котором проживал свидетель (т. е. Юбель). Рассматривая автомобиль из окна, сторож обратил внимание на то, что его номера были словно умышленно замазаны грязью, и прочесть их не представлялось возможным. Из машины вышел солидно одетый мужчина, похожий на итальянца, который зашел в кусты возле скамейки и принялся там что-то искать.
Информация, полученная на допросе Юбеля, вызвала интерес полиции к персоне Кондона. К чему это привело, станет ясно чуть позже, пока же следует заметить, что помимо городской полиции Нью-Йорка к расследованию похищения ребенка Линдберга подключилось и Федеральное Бюро Расследований США. Полковник Шварцкопф, истово противившийся этому еще совсем недавно, приказал теперь своим подчиненным во всем сотрудничать с людьми Гувера.
Карл Август Линдберг
Изучая поведение Джона Кондона, детективы из ФБР обратили внимание на весьма любопытную деталь, не получившую в свое время должного объяснения. Рассказывая о событиях вечера 2 апреля 1932 г., Чарльз Линдберг упомянул о том, что он вместе с адвокатом Брикенбриджем находился в доме Кондона, когда тому доставили письмо похитителей. Произошло это около 20.00; в это время почтальоны по домам уже не ходят. Линдберг поинтересовался у Кондона, кто же привез конверт, не курьер ли часом. Кондон ответил, что письмо привез какой-то таксист, который сразу же уехал. В ту минуту Линдберг не придал услышанному особого значения, но впоследствии, вспоминая с Брикенбриджем события того вечера, он неожиданно поймал себя на мысли, что около 20.00 такси к дому Кондона не подъезжало, и никто в дверь не звонил. Адвокат полностью подтвердил показания Чарльза Линдберга. Сказанное ими, при условии правдивости и точности, могло означать одно: Кондон не получал в 20.00 письменных инструкций от преступников, он их имел на руках загодя. Это соображение, вкупе с нелогичными действиями Кондона во время передачи выкупа и странными обстоятельствами его первоначального появления в этом деле, совершенно неожиданно превратило добровольного посредника в одного из наиболее перспективных подозреваемых. Со второй половины апреля домашний телефон Кондона был поставлен на прослушивание, а вся корреспонденция "мистера Джафси" стала подвергаться перлюстрированию. Все люди, с которыми он контактировал, немедленно попадали под полицейскую проверку. В мае полиция Нью-Йорка получила ордер на обыск квартиры Кондона. Детективы надеялись найти деньги, выплаченные похитителю, те самые "золотые" сертификаты, к передаче которых Кондон имел прямое отношение. Обыск был столь дотошен, что в квартире Кондона были сорваны со стен обои и вскрыты потолочные перекрытия. Обыск, однако, ничего не дал.
В автомобиле Джон Линдберг с его матерью, которая всегда сопровождает его после убийства своего первого сына. 1935
К Чарльзу Линдбергу обратился известный на Восточном побережьи США католический епископ Х. Добсон-Пикок, сообщивший о том, что один из его прихожан имеет контакт с похитителями. По версии епископа дело выглядело следующим образом : в похищении Линдберга-младшего участвовали две банды киднэпперов, действовавшие автономно. Одна из них осуществляла похищение непосредственно, другая - обеспечивала размещение и питание похищенного младенца. По словам епископа, честный прихожанин поддерживал контакт именно со второй бандой. Самих преступников упомянутый прихожанин никогда не видел, поскольку имел выход на них через некую женщину по имени Хильда.
Епископ Добсон-Пикок был хорошим знакомым семьи Морроу и потому заслуживал особого к себе отношения. Достоверность сообщенных им сведений покрепил адмирал Гай Хэмилтон Баррадж, личный друг Чарльза Линдберга. Адмирал и летчик познакомились еще в 1927 г., когда Баррадж на флагманском корабле Атлантической эскадры перевозил Линдберга из Франции в США после триумфального перелета последнего в Европу. Минувшие с той поры пять лет только сблизили этих людей. Линдберг знал Барраджа как честного и бескорыстного человека и не имел ни малейших оснований не доверять ему.
Кертис, участник еще одной аферы в деле о похищении ребенка Линдберга 1932.
Взвесив все эти соображения и проконсультировавшись со своим адвокатом, Чарльз Линдберг заявил, что готов встретиться с посредником, о котором рассказывали епископ и адмирал. Оказалось, что речь идет о судостроителе Джоне Хугесе Куртисе, владельце судоверфи из Норфолка. Линдберг впервые увиделся с ним 18 апреля 1932 г. и заявил, что согласится на передачу денег лишь при условии немедленного возращения ребенка. Куртис обещал довести эту информацию до сведения киднэпперов, с которыми он, якобы, в течение апреля несколько раз встречался в разных городах на Атлантическом побережье США.
Так закончился апрель, и миновала первая декада мая 1932 г.
Линдберги жили в собственном доме в городке Инглвуд, но в начале 30-х годов занялись обустройством поместья в штате Нью-Джерси. Там, неподалеку от городка Хоупвелл, на площади 390 акров поднялось просторное и удобное здание с оранжереей, теннисным кортом, гаражом на 3 автомашины и бассейном.
Линдберги обычно проводили здесь выходные, а утром в понедельник возвращались в Инглвуд. В конце февраля 1932 г. расписание этих переездов, однако, было изменено: заболел сынок и потому семья осталась в своем поместьи. Собственно, с этого момента и начинаются события, послужившие канвой для одного из самых запутанных сюжетов криминальной истории Америки.
Погода вечером 1 марта 1932 г. выдалась на редкость отвратительной. Дул промозглый ветер и уже вторые сутки лил холодный дождь. Чарльз и Энн Линдберги провели весь вечер в гостиной первого этажа у камина. Младшая медсестра Бетти Гоув в 20.00 уложила Чарльза-младшего спать и погасила свет в его угловой комнате второго этажа.
Детская кроватка с решеткой, в которой спал сын Линдберга прежде чем он был похищен. 1932
Около 21.00 Чарльз явственно услышал какой-то подозрительный шум, как будто кто-то небрежно бросил корзину на пол. Он даже выглянул в коридор, но увидев, что на кухне работает дворецкий Оливер Ватели, успокоился.
Последний прижизненный снимок Карла Августа, сына Чарльза Линдберга.1932
В 22.00 медсестра поднялась наверх, чтобы проверить самочувствие малыша. Не прошло и минуты, как она сбежала вниз и сообщила Линдбергам, что их сын исчез. Немедленно начались его розыски, и очень скоро стало ясно, что ребенка в доме нет. Вооружившись нарезным карабином, Чарльз Линдберг выбежал на улицу и стал осматривать подходы к дому, рассчитывая обнаружить следы похитителя. В 22.20 он обнаружил лестницу, приставленную к окну детской комнаты. Чарльз Линдберг распорядился звонить в полицию с заявлением о похищении ребенка, а сам бросился к лесу, рассчитывая нагнать преступника. В полицию позвонил Оливер Вателли. Его звонок был зафиксирован дежурным полицейским в 22.25. Немедленно из Хоупвилла выехали патрульные полицейские машины, чуть позже подъехали детективы окружной службы шерифов. В полночь появилась главная полицейская фигура - начальник полиции штата Нью-Джерси Норман Шварцкопф.
Линдберг вместе со Шварцкопфом, начальником полиции в Нью-Джерси после похищения. 1932
Этот человек был личностью весьма примечательной.Закончивший в молодости академию "Вест-Пойнт", Норман Шварцкопф был весьма неплохим военным; он хорошо воевал в Первую мировую войну, которую закончил в звании полковника. Молодой и деятельный офицер после войны получил предложение создать и возглавить полицию штата Нью-Джерси, с чем блестяще и справился. Полковник не ленился лично разрабатывать форму своих подчиненных, рисовать эскизы шевронов, сочинять для полицейских необходимые инструкции и наставления. Созданная Шварцкопфом организация скорее напоминала регулярную армию, нежели структуру, призванную поддерживать правопорядок. Главным в ее работе оказалось несение патрульно-постовой службы, криминалистическая же и оперативная работа оказались далеко не на высоте по причине непонимания начальником полиции их роли в поддержании общественного порядка и законности. Со своеобразными суждениями Нормана Шварцкопфа по этим вопросам еще предстоит ознакомиться поближе в ходе дальнейшего повествования. Следует отметить, что Норман Шварцкопф был отцом Нормана Шварцкопфа-младшего, командовавшего американскими войсками во время войны 1991 г. в Ираке. К моменту приезда начальника полиции Чарльз Линдберг уже вернулся в дом. Розыски его в кромешной темноте оказались безрезультатны, что, в общем-то, и неудивительно. Линдберг вызвал по телефону своего адвоката Генри Брикенбриджа, кстати, тоже бывшего полковника американской армии.
Генри С. Брекенридж
Когда Брикенбридж узнал, что ожидается приезд Шварцкопфа, то посоветовал Линдбергу не давать начальнику полиции всей информации, поскольку тот все равно не сумеет разумно воспользоваться ею. Кроме того, адвокат посоветовал не позволять полиции осматривать детскую комнату до его приезда.
Осмотр места происшествия фактически не проводился полицейскими вплоть до появления Шварцкопфа. Они ждали начальника, который заявил, что лично возглавит расследование. Напомним, что все это время шел дождь, который смывал следы на мягком грунте. К моменту приезда Шварцкопфа лестница по-прежнему стояла прислоненной к стене рядом с окном детской комнаты.
Дом, в котором Чарльз Линдберг жил во время похищения сына. Детектив лезет на лестницу к окну комнаты, откуда произошло похищение. 1932
Рядом отпечатались ее глубокие следы, видимо, злоумышленник переставлял лестницу, выбирая оптимальное ее положение. В мягком грунте четко прослеживалась следовая дорожка; можно было видеть не менее дюжины качественных следов босых ног преступника. Но никто из детективов не только не озаботился изготовлением гипсовых слепков следов, но даже не удосужился измерить линейкой размер отпечатков на грунте. Надо ли упоминать, что не были сделаны и фотографии отпечатков ног, в результате чего полиции так и не удалось установить размер обуви злоумышленника, а также возможные особенности его походки и телосложения. В итоге многочисленные следы к утру были уничтожены дождем.
Рядом с лестницей было найдено плотницкое долото, которым, видимо, преступник поднял вверх опущенную вниз створку окна.
Окно спальни, из которой был похищен сын Линдберга.1932
Примерно в 80 метрах от дома в густо высаженном кустарнике были найдены три пролома, возле которых на грунте просматривались следы человеческих ног. Все это выглядело так, словно через кусты проломились три человека. И в этом месте следы на грунте также не были надлежащим образом закреплены и обмерены криминалистами.
Сочтя, что наружный осмотр дома и прилегающей территории дал всю возможную информацию, детективы во главе с Шварцкопфом переместились в дом. Там их остановил Линдберг, заявивший, что последующий осмотр можно будет продолжить лишь после появления адвоката. Когда Брикенбридж приехал, полицейские, наконец, прошли в детскую. Помимо трех полковников в осмотре помещения принимали участие и три детектива: Келли, Шоеффел и Китон. Последний был любимцем Шварцкопфа и на него начальник полиции возлагал особые надежды. Быстро стало ясно, что никаких существенных следов в детской комнате нет. Преступник, проникший через окно, просто вынул спящего ребенка из кровати и вылез обратно в окно. Покидая комнату, он оставил на подоконнике конверт и затворил за собой раму.
Письмо с требованием выкупа, обнаруженное на подоконнике в комнате сына Линдберга.
Убедившись, что на конверте нет отпечатков пальцев, Шоеффел вскрыл его ножом. Внутри оказалось короткое послание, адресованное Чарльзу Линдбергу. Оно гласило : "Уважаемый сэр ! Имейте 50 000 $, из них 2 000$ - в 20 $ банкнотах, 1 500 $ - в 10 $, 1 000 $ - в 5 $ банкнотах. Через 2-4 дня мы сообщим, где Вы должны будете оставить деньги. Мы предупреждаем, чтобы Вы ничего не сообщали публике и не ставили в известность полицию. Ребенок содержится в заботе". Написанное фиолетовыми чернилами, послание это выглядело неряшливым и содержало массу грамматических ошибок. С того момента, как похитители заявили о себе, отпали все версии, кроме вымогательства. Тут-то Шварцкопф и развил бурную деятельность. Во-первых, круглосуточный пост полиции был организован в самой усадьбе Линдбергов. Во-вторых, в небольшой гостинице в Хоупвелле был организован штаб розысков. Туда были протянуты дополнительные линии полевой телефонной связи. В-третьих, начальник полиции мудро обязал перлюстрировать всю подозрительную корреспонденцию, проходившую через почтовое отделение Хоупвелла. Шварцкопф дальновидно предполагал наплыв разного рода важных сообщений, которые следовало оперативно проверять. В-четвертых, он дал информацию о похищении в американские газеты. Т. е. начальник розысков даже не постарался замаскировать тот факт, что полиция была поставлена в известность о похищении. Между тем, это условие злоумышленник прямо выставил в своем письме. Адвокат семьи предложил пригласить сыщиков из Нью-Йорка: полицейские из этой криминальной столицы Америки почитались лучшими в стране. Шварцкопф отказался это сделать, аппелируя к тому, что Хоупвелл находится в другом штате. Тогда Брикенбридж предложил пригласить детективов ФБР: эта организация имела право действовать по всей территории страны. Шварцкопф отклонил и это предложение, заявив, что похищение ребенка - это преступление не федерального уровня (на тот момент это было действительно так; лишь после расследования "дела о похищении ребенка Линдберга" было принят закон, по которому киднэппинг стал считаться преступлением федерального уровня. Закон этот получил название "закона Линдберга"). Раздосадованный упрямством и самонадеянностью полковника, Генри Брикенбридж, оставшись наедине с Чарльзом Линдбергом, посоветовал тому готовить наличные деньги и платить выкуп по первому требованию преступников. Линдберг согласился с этим предложением и уже под утро заявил полковнику Шварцкопфу о своем намерении выдать преступникам деньги. Вплоть до полудня 2 марта 1932 г. в поместье Линдбергов шли различные следственные действия - в основном, допросы лиц, находившихся в доме на момент похищения ребенка. Всего таковых было пять человек. Причем Чарльз Линдберг запретил полиции допрашивать свою супругу - Энн - мотивируя это ее тяжелым психологическим состоянием. Т. о. полиция в ночь похищения допросила четырех человек. Любопытен итог полицейской работы. Линдберг считал, что сделался жертвой профессиональных киднэпперов ( похитителей детей с целью получения выкупа ). К началу тридцатых годов в США это был уже достаточно распространенный вид преступной деятельности. По мнению Линдберга, преступники, привлеченные слухами о его богатстве, специально приехали в Хоупвелл для похищения ребенка из одиноко стоящего дома, поскольку похищение в Инглвуде представлялось весьма рискованным.
Дети из приюта молятся в церкви св. Михаила в Хоупвелле за скорое возвращение похищенного ребенка Линдберга. 1932 года.
Шварцкопф придерживался диаметрально противоположной версии. Он полагал, что преступление совершено непрофессионалами. Это были местные жители, которые хорошо знали обстановку в усадьбе Линдберга и прекрасно ориентировались на местности. Начальник полиции исходил из того, что выкуп в 50 тыс. $ - сам по себе немаленький - никак не мог удовлетворить профессиональных преступников, имеющих большие расходы при организации такого непростого преступления. Чужаки были бы неосведомлены об изменении расписания поездок Линдберга, которое, напомним, произошло впервые за год с лишним по причине, которую нельзя было предвидеть (болезнь сына ). А раз так, то они оказались бы не готовы к действиям в изменившейся обстановке. Наконец, свою версию событий имел детектив Артур Китон, причем его оценка случившегося отличалась от двух предыдущих. Китон полагал, что в похищении участвовала группа лиц, имевшая пособника в доме. Таким пособником киднэпперов детектив считал медсестру Бетти Гоу. Она д. б. проводить все время рядом с заболевшим мальчиком и для этого ей даже устроили кровать в комнате Линдберга-младшего. Ее отсутствие в детской в период с 20.00 до 22.00 выглядело, по мнению Китона, необоснованным. Гоу видела ребенка последней и первой же обнаружила его исчезновение. Если бы медсестра не была пособницей киднэпперов, то их попытка проникнуть в окно второго этажа представлялась бы весьма опрометчивой: даже если в комнате выключался свет, человек на улице никак не мог узнать, покинула ли медсестра комнату или нет. И не один грабитель не решился бы в таком случае лезть наобум в дом, где находились двое крепких мужчин, и хранилось не меньше пяти стволов нарезного оружия. Помимо этого соображения, Китон усматривал еще один довод, изобличавший, по его мнению, медсестру. Вертикально опускавшаяся рама окна не была должным образом закрыта изнутри, что облегчило беззвучное проникновение преступника в комнату. Именно незакрытие рамы на щеколду позволило преступнику избежать взламывания окна: он просто подцепил долотом раму и поднял ее в верхнее положение. Это заняло у него несколько мгновений, и проделано было почти беззвучно. Это стало возможным именно по вине Бетти Гоу. Медсестра же объяснила незакрытие окна на задвижку тем, что она регулярно приоткрывала раму для проветривания комнаты.
Во время следственного эксперимента.
Результаты громогласной активности полковника Шварцкопфа не замедлили сказаться. Уже 4 марта Линдберг получил новое послание от похитителей. В нем содержалась брань по поводу того, что он не выполнил требование преступников и оповестил полицию. Похитители объявляли, что увеличивают сумму выкупа до 70 тыс. $, так сказать, в назидание строптивому папаше. Предпологая, что это письмо м. б, перехвачено полицией и потому не будет получено Чарльзом Линдбергом, преступники продублировали его, послав копию в офис адвоката Брикенбриджа. Там письмо было получено 5 марта 1932 г. Линдберг обратился через газеты к преступникам. Он просил не причинять вреда малышу, заявлял о готовности заплатить выкуп и предлагал преступникам выбрать посредника для ведения личных переговоров. Энн Морроу поддержала мужа и сообщила рацион, и график приема пищи сыном, надеясь, что это поможет похитителям правильно его кормить.
Полковник Шварцкопф
В небольшой нью-йоркской газете "Бронкс хоум ньюс" 8 марта 1932 г. появилась заметка, представлявшая собой открытое письмо некоего Джона Ф. Кондона, с которым тот обращался к похитителям Линдберга-младшего. В довольно сумбурном послании, явно грешащим неуместным в такой ситуации высоким слогом, Кондон заявлял, что готов заплатить похитителям еще 1 тыс. $ в дополнение к выкупу Чарльза Линдберга, лишь бы только похитители не причиняли вреда ребенку. И уже утром 9 марта Кондон получил послание преступников, которое состояло из двух частей: собственно письма Кондону и запечатанного конверта, который надлежало вручить лично в руки Чарльзу Линдбергу. Окрыленный успехом своего начинания, Джон Кондон помчался к Чарльзу Линдбергу. Именно в этот день - 9 марта 1932 г.состоялось их знакомство.Анализируя ситуацию, нельзя отделаться от странного ощущения, что Джон Кондон ловко поставил себя в центр событий, фактически навязав Линдбергу собственное участие. Явившись в дом Чарльза Линдберга днем 9 марта 1932 г., Кондон представился летчику и рассказал ему свою историю. Линдберг, видимо, был поначалу весьма озадачен рассказом странного седоусого мужчины и держался настороженно. Он отказался взять в руки запечатанный конверт, который принес с собою посетитель, и попросил Кондона самому вскрыть его.
Фотография письма с описанием того, как именно надлежит упаковать деньги для передачи их похитителям ребёнка. Письмо, полученное Кондоном, прямо предписывало вручить деньги... самому Кондону. Разумеется, для последующей передачи киднепперам.
Внутри находилось письмо весьма примечательного содержания ; имеет смысл его процитировать : "Уважаемый сэр, мистер Кондон может действовать как посредник. Вы можете дать ему 70 000 $. Сделайте один пакет, желательно небольшой. ( от руки схематично был нарисован прямоугольник, означавший конверт, и проставлены размеры сторон : 6-7 дюймов на 14 дюймов, т. е. 17 см. на 35 см. ) Мы предупреждаем Вас в который раз - не устанавливайте слежку в любом виде. Если Вы или кто-то еще уведомит полицию, то последует большая заминка. После того, как мы получим в свои руки деньги, мы сообщим Вам, как найти Вашего мальчика, Вы, имея самолет, слетаете примерно за 150 миль. Это дает нам фору примерно 8 часов". Под рукописным текстом помещалась условная эмблема похитителей - пересекающиеся круги с тремя маленькими отверстиями в бумаге. Это изображение полностью соответствовало аналогичным рисункам в предыдущих посланиях похитителей. посоветовавшись с адвокатом, Чарльз Линдберг решил действовать следующим образом: он отправил Кондона на встречу с похитителями, но без денег и с требованием предоставления доказательств того, что ребенок жив и здоров
Добровольный помощник в тот же день дал условное объявление в газете "Нью-Йорк америкэн" и через день получил ответ, в котором ему предписывалось прибыть к указанному времени на станцию метрополитена. В 19.00 12 марта 1932 г. Кондон был в указанном месте. Там к нему подошел человек, оказавшийся, как выяснилось впоследствии, шофером такси, и вручил записку, в которой Кондону предписывалось отправиться на кладбище "Вудлаун" в Бронксе, Нью-Йорк, и оставаться там до тех пор, пока к нему не подойдут. Свидетелей встречи Кондона и автора анонимных писем не было. О ней известно лишь со слов самого Джафси-Кондона.
Место на пересечении двух аллей на кладбище "Вудлайн", где Кондон, согласно его утверждениям, вел переговоры с похитителем сына Линдберга
Незнакомец велел называть его "Джоном". Он говорил с немецким акцентом, но в процессе общения упомянул, что он - скандинав.
"Джон" рассчитывал получить деньги немедленно, но Кондон сказал, что об этом не может быть и речи до тех пор, пока не будут предъявлены гарантии того, что ребенок жив. В ответ на это "Джон" категорически заявил, что не может показать ребенка Кондону ни при каких условиях. После некоторого препирательства переговаривающиеся стороны сошлись на том, что Кондон получит вещи, связанные с похищенным ребенком. Тем самым будут сняты все сомнения в том, что Линдберг-младший действительно находится в руках людей, от имени которых вел переговоры "Джон".
И с утренней почтой 13 марта Кондон получил внушительный пакет, надписанный уже знакомым ему корявым почерком.
Кондон немедленно помчался к Чарльзу Линдбергу. Полученные вещи были показаны медсетре Бетти Гоу, поскольку именно она одевала малыша вечером 1 марта. Гоу узнала ночную рубашку и поясок - это действительно были те самые вещи, которые она надела на ребенка перед его отходом ко сну.
Детская ночная рубашка и страховочный поясок, полученные по почте Джоном Кондоном после встречи на кладбище 12 марта 1932 г.
В середине марта 1932 г., когда Чарльз Линдберг стал готовить деньги для передачи похитителям. Делать это пришлось очень аккуратно, поскольку попытка получить в банке 70 тыс. $ наличными непременно привлекла бы внимание полиции. В качестве выкупа было решено использовать не доллары, сильно девальвировавшиеся в результате "Великой депрессии", а т. н. золотые сертификаты, которые использовались в начале 30-х годов для стабилизации платежной системы США. Сертификаты номинировались в долларах и фактически не были подвержены инфляции, поскольку их стоимость была привязана к биржевой цене золота ( поэтому они и назывались "золотыми", хотя физически были изготовлены из бумаги ). Для выкупа были собраны сертификаты не очень крупного номинала - 10 $ и 20 $ - хотя не обошлось и без 100 $. Но Чарльз Линдберг специально пострался их разменять, дабы в последнюю минуту крупный номинал сертификатов не послужил причиной срыва сделки. Вся необходимая сумма не уместилась в сверток указанного преступниками размера. Поэтому 70 тыс. $ пришлось разделить на две неравные части - в свертке побольше были уложены 50 тыс. $, поменьше - 20 тыс. $. В процессе упаковки свертков Линдберг лично переписал номера всех сертификатов. Получившийся список он оставил на хранении в своем сейфе, а его копию вручил адвокату Брикенбриджу, участвовавшему во всех приготовлениях.
Д-р Дж.Ф. Кондон с частью выкупа.1932
Передача выкупа киднэпперам была запланирована на 2 апреля 1932 г. На этот раз местом встречи было выбрано кладбище Св. Раймонда все в том же Бронксе. Сначала Линдберг и Брикенбридж приехали домой к Кондону на автомобиле боксера Эла Рея, друга Линдберга. Там они около двух часов дожидались получения письма с окончательным ответом. Около 20.00 его доставил таксист. После этого Линдберг и Кондон направились к указанному преступником месту. За рулем находился сам Чарльз Линдберг. Он опасался вооруженного нападения с целью захвата денег и держал на коленях взведенный револьвер. Пакеты с деньгами находились подле него. Машина прибыла к воротам кладбища Св. Раймонда в 21.05 2 апреля 1932 г. Кондон вышел из автомобиля, как того требовала инструкция, полученная в последнем письме, и около четверти часа прогуливался взад-вперед. Линдберг все время оставался за рулем, опасаясь внезапного нападения. В конце-концов Кондон потерял надежду встретить "Джона" и быстрым шагом направился к автомобилю. Он уже подошел к задней двери, намереваясь сесть в салон, как его неожиданно окликнули : " Эй, доктор!" Этот окрик хорошо расслышал и Чарльз Линдберг. Джон Кондон пошел на голос и увидел, как с земли поднимается тот самый человек, что встречался с ним 12 марта на кладбище "Вудлаун". Оказалось, что он все время прятался в ирригационном стоке, накрывшись с головой одеялом - в вечернее время это обеспечило ему идеальную маскировку.
Деньги для выкупа - 70 тыс. $ в золотых сертификатах - перед их упаковкой в конверты были сфотографированы, а номера банкнот - переписаны и оставлены на хранение в двух разных местах.
Похититель подтвердил, что ребенок по-прежнему жив и в безопасности, а Кондон сказал, что выкуп привезен и в настоящее время находится в автомобиле. И после этого началось самое интересное: Кондон вдруг добавил, что собрать требуемую сумму не удалось; в машине Линдберга, мол-де, всего 50 тыс. $. Этот момент следует признать едва ли не самым важным во всей криминальной истории, связанной с похищением ребенка Линдберга. Дело в том, что возможность подобного заявления даже не обсуждалась. Чарльз Линдберг был готов платить всю сумму. То, что сказал Кондон своему vis-a-vis следует признать полной отсебятиной. Однако, он на это решился, пренебрегая угрозой срыва достигнутой хрупкой договоренности. И интересно то, что "Джон" вдруг спокойно согласился на уменьшение выплаты с 70 тыс. $ до 50 тыс. $. Но странности этой встречи отнюдь не были исчерпаны упомянутыми нюансами. Договорившись об обмене денег на конверт, Кондон вернулся к автомобилю, где его в нетерпении дожидался Линдберг, и заверил последнего, что все идет по плану. На самом-то деле все шло совсем не по плану, но посредник почему-то этого не сказал. Кондон забрал пакет с деньгами большего размера, сказав, что этого будет достаточно, и отправился обратно в кладбищенскую темноту. Там он быстро обменял 50 тыс. $ на конверт, протянутый ему "Джоном", и сразу же вернулся к автомашине. Кондон сел в машину и ... не открыл конверта. Согласитесь, было бы логично вскрыть конверт немедля и посмотреть за что же именно уплачены 50 тыс. $. Но нет, вместо этого Кондон скомандовал Линдбергу : "Поехали". И они отъехали почти на милю от кладбища, прежде чем Кондон по настоянию Линдберга все же вскрыл конверт. Как бы там ни было, Линдберг и Кондон покинули кладбище Св. Раймонда, отдав 50 тыс. $ и получив взамен запечатанный конверт. Записка, которую принес с собою с кладбища Кондон, гласила : "Мальчик находится на лодке "Нелли". Это небольшое суденышко длиной 28 футов. На лодке находятся два человека - обойдемся без имен. Корабль Вы найдете между пляжем Хорснек и мысом Хед, рядом с островом Элизабеты." Весь день, вечер и ночь на 4 апреля Чарльз Линдберг посвятил розыскам. К полудню 4 апреля он окончательно убедился в том, что был обманут. Заплатив огромный выкуп, он не получил взамен ни лодки "Нелли", ни сына.
Дом Линдбергов
Информация о том, что у Чарльза Линдберга под видом выкупа выманили деньги, вызвала живейшее обсуждение в прессе. Дело о похищении ребенка вновь сделалось национальной сенсацией. Тон публикаций становился все более критичным в отношении работы полиции. Для поддержания собственной репутации полицейским было просто необходимо продемонстрировать некий зримый результат своей работы. Со всей возможной активностью полиция Нью-Йорка приступила к проверке заявления Чарльза Линдберга. Очень скоро детективам удалось обнаружить весьма ценного свидетеля, показания которого заметно меняли оценку событий, связанных с передачей денег на кладбище Св. Раймонда. Кладбищенский сторож Бернард Юбель на допросе 14 апреля 1932 г. сообщил, что странные события начались накануне передачи денег - т. е. 1 апреля. В этот день к кладбищу подъехал коричневый "форд", из которого никто не вышел. В салоне находились 3 или 4 человека, которые осматривали окрестности и что-то живо обсуждали. Своим внешним видом эти люди напоминали итальянцев. Автомобиль простоял перед входом на кладбище около четверти часа, после чего уехал. На следующий день этот же автомобиль - на этот раз с опущенными шторками на окнах - появился перед кладбищем снова. Произошло это немногим после 14.00. Около 14.30 возле кладбища Юбель увидел Кондона - “Джафси", которого хорошо знал по опубликованным в газетах фотографиям. Кондон прошел вдоль ограды кладбища и... сел в коричневый "форд". Юбель наблюдал происходящее с расстояния около 250-270 м., однако, ручался за точность рассказа. После того, как Кондон вышел из автомашины, он двинулся на территорию кладбища, откуда в это время выходил Юбель. Они сошлись, как говорится, лоб в лоб и Юбель поздоровался с Кондоном, который на приветствие ничего не ответил.
И наконец, тот же самый "форд" Бернард Юбель увидел в третий раз. Произошло это утром 11 апреля, около 7.45, когда машина остановилась неподалеку от домика, в котором проживал свидетель (т. е. Юбель). Рассматривая автомобиль из окна, сторож обратил внимание на то, что его номера были словно умышленно замазаны грязью, и прочесть их не представлялось возможным. Из машины вышел солидно одетый мужчина, похожий на итальянца, который зашел в кусты возле скамейки и принялся там что-то искать.
Информация, полученная на допросе Юбеля, вызвала интерес полиции к персоне Кондона. К чему это привело, станет ясно чуть позже, пока же следует заметить, что помимо городской полиции Нью-Йорка к расследованию похищения ребенка Линдберга подключилось и Федеральное Бюро Расследований США. Полковник Шварцкопф, истово противившийся этому еще совсем недавно, приказал теперь своим подчиненным во всем сотрудничать с людьми Гувера.
Карл Август Линдберг
Изучая поведение Джона Кондона, детективы из ФБР обратили внимание на весьма любопытную деталь, не получившую в свое время должного объяснения. Рассказывая о событиях вечера 2 апреля 1932 г., Чарльз Линдберг упомянул о том, что он вместе с адвокатом Брикенбриджем находился в доме Кондона, когда тому доставили письмо похитителей. Произошло это около 20.00; в это время почтальоны по домам уже не ходят. Линдберг поинтересовался у Кондона, кто же привез конверт, не курьер ли часом. Кондон ответил, что письмо привез какой-то таксист, который сразу же уехал. В ту минуту Линдберг не придал услышанному особого значения, но впоследствии, вспоминая с Брикенбриджем события того вечера, он неожиданно поймал себя на мысли, что около 20.00 такси к дому Кондона не подъезжало, и никто в дверь не звонил. Адвокат полностью подтвердил показания Чарльза Линдберга. Сказанное ими, при условии правдивости и точности, могло означать одно: Кондон не получал в 20.00 письменных инструкций от преступников, он их имел на руках загодя. Это соображение, вкупе с нелогичными действиями Кондона во время передачи выкупа и странными обстоятельствами его первоначального появления в этом деле, совершенно неожиданно превратило добровольного посредника в одного из наиболее перспективных подозреваемых. Со второй половины апреля домашний телефон Кондона был поставлен на прослушивание, а вся корреспонденция "мистера Джафси" стала подвергаться перлюстрированию. Все люди, с которыми он контактировал, немедленно попадали под полицейскую проверку. В мае полиция Нью-Йорка получила ордер на обыск квартиры Кондона. Детективы надеялись найти деньги, выплаченные похитителю, те самые "золотые" сертификаты, к передаче которых Кондон имел прямое отношение. Обыск был столь дотошен, что в квартире Кондона были сорваны со стен обои и вскрыты потолочные перекрытия. Обыск, однако, ничего не дал.
В автомобиле Джон Линдберг с его матерью, которая всегда сопровождает его после убийства своего первого сына. 1935
К Чарльзу Линдбергу обратился известный на Восточном побережьи США католический епископ Х. Добсон-Пикок, сообщивший о том, что один из его прихожан имеет контакт с похитителями. По версии епископа дело выглядело следующим образом : в похищении Линдберга-младшего участвовали две банды киднэпперов, действовавшие автономно. Одна из них осуществляла похищение непосредственно, другая - обеспечивала размещение и питание похищенного младенца. По словам епископа, честный прихожанин поддерживал контакт именно со второй бандой. Самих преступников упомянутый прихожанин никогда не видел, поскольку имел выход на них через некую женщину по имени Хильда.
Епископ Добсон-Пикок был хорошим знакомым семьи Морроу и потому заслуживал особого к себе отношения. Достоверность сообщенных им сведений покрепил адмирал Гай Хэмилтон Баррадж, личный друг Чарльза Линдберга. Адмирал и летчик познакомились еще в 1927 г., когда Баррадж на флагманском корабле Атлантической эскадры перевозил Линдберга из Франции в США после триумфального перелета последнего в Европу. Минувшие с той поры пять лет только сблизили этих людей. Линдберг знал Барраджа как честного и бескорыстного человека и не имел ни малейших оснований не доверять ему.
Кертис, участник еще одной аферы в деле о похищении ребенка Линдберга 1932.
Взвесив все эти соображения и проконсультировавшись со своим адвокатом, Чарльз Линдберг заявил, что готов встретиться с посредником, о котором рассказывали епископ и адмирал. Оказалось, что речь идет о судостроителе Джоне Хугесе Куртисе, владельце судоверфи из Норфолка. Линдберг впервые увиделся с ним 18 апреля 1932 г. и заявил, что согласится на передачу денег лишь при условии немедленного возращения ребенка. Куртис обещал довести эту информацию до сведения киднэпперов, с которыми он, якобы, в течение апреля несколько раз встречался в разных городах на Атлантическом побережье США.
Так закончился апрель, и миновала первая декада мая 1932 г.