События 27 февраля 1861 года в Варшаве

[humus]

...Из Замка вышло истори­ческое лицо того дня: дежурный генерал главного штаба Заболоцкий.
Он направился к Примасовскому палацу (на Сенатор­ской улице), где стояла у него, на случай надобности, рота солдат, именно 7-я, Низовского пехотного полка.
Описанные нами беспорядки перед Замком и у Бер­нардинов, Краковское предместье, наполненное волную­щимся народом, тревожные лица встречаемых по дороге офицеров, носящиеся там и сям казаки, вообще какая-то небывалая сумятица и неестественное движение в улицах настроили генерала таким образом, что он после некоторых соображений счел нужным принять личное участие в вос­становлении спокойствия теми средствами, какие у него были под руками: именно, вверенной ему ротой Низовского полка, которую, недолго думая, он взял из манежа палаца (где она обыкновенно стояла) и вывел задними воротами на Козью улицу, а потом на Краковское предместье...
...Выведя роту к почте, генерал тут же заметил, что делать ему в этом пункте без особенных инструкций нечего: стоя­ли кучи народа, разъезжали казаки; в опасности никто не находился.
Но так как рота была уже выведена, то нужно же было придумать ей какое-нибудь занятие. Когда генерал был в Замке, говорили, что манифестаторы добираются до Земле­дельческого общества вследствие того, что оно потребовало у правительства войск в защиту от этого народа. Вспомнив об этом и заметив в стороне наместниковского палаца как бы усиленное движение (что могло просто-напросто пока­заться) , генерал направился с ротой туда, но увидел, что и там он вовсе не нужен: за решеткой стоял целый батальон, и нападать на этот пункт никто и не думал.
Все это показывает ясно, что генерал не имел перед собой никакой определенной цели, что он действовал как человек, несколько потерявшийся, не в нормальном со­стоянии духа.
Тут подошли какие-то офицеры и рассказали о свалке народа с казаками у гауптвахты.
Генерал мог задать себе вопрос, не нужен ли он там, и машинально двинулся с солдатами налево, может быть, даже в намерении увести их опять домой, в Примасовский палац. Но страшный шум на улице продолжался и остано­вил внимание генерала. До солдат долетали ругательства. Какой-то казак подъехал и сказал генералу, что «поляки разбивают гауптвахту». То же самое подтвердил еще один денщик в форменной одежде. Это заставило генерала дви­нуть роту к гауптвахте по узкому Краковскому предместью. Но тут столпилось столько народу, что идти обыкновенным строем было нельзя. К тому же, немного погодя выехал из Беднарской улицы воз кирпичу и брошен. За возом спле­лись, по-видимому умышленно, несколько дружек, что со­ставило род баррикады. (Про эту-то баррикаду и говорили, будто ее устроил Карчевский, именно в то время явившийся тут с кучкой помещиков, которые пошли направо из на­местниковского дворца.)
Генерал приказал солдатам пробираться в одну линию по левому тротуару. Но едва они тронулись, как в них со всех сторон полетели камни. А народ кричал, обращаясь к генералу: «Кресты у нас рубят! Веру поносят!»...
Выйдя на широкое Краковское предместье, Заболоцкий увидел впереди себя, довольно в близком расстоянии, ко­лонну солдат и тихо двигавшийся за ними гроб[49]. Идти было некуда; поэтому генерал выстроил роту вдоль того же левого тротуара, по которому шел, от аптеки Гакебейля до пункта, где был когда-то проход на Козью улицу. Камни продолжали сыпаться, преимущественно из второго (нашего третьего) этажа дома Мальча, где в одном окне сидели две дамы, а за ними стояли мужчины, и они-то пускали камни. Также летели камни и из толпы, образовавшей подле дома Мальча сплошную стену. Несколько солдат было ранено. Сам За­болоцкий получил сильный удар большим камнем в спину.
Это была минута, когда роты Гартонга и Феныпау, а за ними и дроги с гробом, явились у самого узкого Краковского предместья. Улица требовала очищения. Заболоцкий при­казал бывшим при нем двум казакам разогнать дружки, но казаки не могли ничего сделать, будучи оттесняемы толпой и осыпаемы каменьями, причем один был значительно ра­нен. Тогда генерал крикнул на солдат, чтобы они очистили улицу штыками, но и это не удалось. Толпа делалась все смелее и смелее, кричала бог знает что... Генерал объявил, что будет стрелять. «Не смеешь! - возразили ему из тол­пы. - Наполеон запретил!»
После этого Заболоцкий велел зарядить ружья, но не надевать капсулей, и снова повторил угрозу, что будет стрелять, если не очистят улицы. Послышались те же ответы, и полетели новые залпы камней. Кто-то из солдат вдруг крикнул: «Стреляют! стреляют!»
Этого выстрела никто определенным образом не видал, и кажется, его не было; тем не менее крики «стреляют! стреляют!» (действительно раздавшиеся в роте) решили дело. Генерал скомандовал: «Пли!». Капсули наложились сами собой, и выстрелы загремели, частью в дом Мальча, частью вдоль улицы.
Стрелял один взвод, заведенный левым плечом против угла дома Мальча. Выстрелы в дом были следствием простой мести за кидание камней, но убитых при этом не случилось. Даже очень немногие пули попали в окошки: из 23 выстре­лов, направленных в дом, только пять разбили стекла. Это показывает, до какой степени стрельба была рассеянна и беспорядочна. Солдаты тоже были взволнованы... Но на улице, против почты и немного далее, пало пять человек и около того было ранено.
Улица вмиг очистилась от народа. Это был, по словам очевидцев, истинный Фокус Пинетти. Кто бросился во двор, кто в магазин, а иные пустились бежать по боковым улицам,Козьей и Трембацкой. Дружки тоже ударили по лошадям, и баррикада исчезла...
Меж тем кучи народа стали снова скопляться около почты. Иные бросились подбирать убитых и раненых. Первым подняли Карчевского, на углу Беднардской улицы, еще живого, положили на дружку и повезли в Смоленскую гостиницу, где он жил, но там его не приняли. Кому-то при­шло в голову отвезти его в дом Мальча, в квартиру сестер Кунке, державших модный магазин и притом известных патриоток. Тут Карчевский и умер, несмотря на быстро поданную помощь из аптеки Гакебейля.
Туда же отвезли еще два трупа: помещика Рутковского и работника с какой-то железной фабрики, Бренделя. Чет­вертый, ученик реальной гимназии, Арцыхевич, отвезен в квартиру родителей, живших в доме графа Андрея Замой­ского. Пятый труп не был никем узнан в течение всего того дня. После оказалось, что это рабочий с нового моста, стро­ившегося на Висле, Адамкевич. Его повезли было в Замок показать наместнику и пожаловаться на возмутительное поведение солдат; но казаки, находившиеся на Краков­ском предместье еще в значительном числе, заворотили дружку с трупом назад (близ колонны Зигмунта), и она на­правилась к тем же патриоткам Кунке, которые, однако ж, увидя четвертый труп, сказали: «Нет, уж с нас и тех трех довольно!» И отказались принять. Тогда возившие труп после небольших совещаний отправились в Европейскую гостиницу, сопутствуемые уже изрядной толпой народа. В улицах подымался крик о жертвах. Имя Заболоцкого предавалось проклятиям.
В Европейской гостинице (которая становилась с каж­дым часом более и более любимым, модным пунктом по­мещичьих сборищ) был тогда управляющим немец Кноль. Он хотел было воспрепятствовать принятию трупа: куда! Его никто и не слушал. Мертвеца тащили по коридорам, требуя ему удобного помещения. Один из владетелей го­стиницы, Вамбах, случившийся на ту пору дома, приказал отвести во втором этаже 64-й номер, который назначался для концертов и потому большей частью был пуст. Здесь положен Адамкевич (по другим Брендель) на матрасе и чистой простыне, часу в четвертом дня. Потом, в разные часы, подвезли туда же и других, исключая Арцыхевича, который оставался до конца у родителей, в доме Замойско­го. Европейская гостиница поступала в число исторических домов Варшавы.
С этой минуты начало твориться в городе нечто совер­шенно необычайное.
Прежде всего номер, где были сложены тела, обили, по распоряжению каких-то таинственных властей, черным сукном; а в доме Замойского, по уверению некоторых, оби­ли черным сукном даже ворота изнутри двора, и хозяин должен был это позволить.
Вход в номер, где лежали трупы, охранялся поочередно воспитанниками медико-хирургической академии, которые пропускали военных не иначе как после довольно долгих переговоров...
После неизбежного при подобных сходбищах, не­определенного, хаотического крика было решено послать в Замок депутатов, которые бы изложили перед намест­ником в надлежащем виде грустный факт нападения войск на безоружных и просили нарядить следствие для рассмотрения поступка генерала Заболоцкого, после чего была составлена депутация, или (как обыкновенно говорят по-польски) делегация из следующих лиц: от духовного со­словия - ксендзы-каноники Иосиф Вышинский и Иосиф Стецкий; от помещиков - Яков Петровский и Теофил Пе­тровский; от кружка литераторов - Иосиф Крашевский и Иосиф Кениг; от военного сословия - бывший полковник польских войск (произведенный революцией 1830 года в генералы) Иосиф Левинский; банкиры - Леопольд Кроне­берг и Матвей Розен; доктор Тит Халубинский; купеческий голова Ксаверий Шленкер; фотограф Карл Байер; адвокат Август Тршетршевинский; старшина сапожничьего цеха Станислав Гишпанский и главный еврейский раввин Майзельс.
После депутации первых почетных лиц (принятых в большой зале, направо, как поднимешься на лестницу, гдестоят часовые) стали прибывать, одна за другой, разные городские депутации, с которыми наместник был то строг, то чересчур приветлив.
огда князь Горчаков, откланиваясь депутации, заметил, что «все произошло от ошибки, от не так понятого приказа, и что особая комиссия разберет, кто прав и кто виноват» - Гишпанский будто бы сказал:
«Вот я, ваше сиятельство, сапожник, и у меня артель рабочих: если из моей мастерской выйдут плохие сапоги, вы не станете спрашивать, где неловкий хлопец, который испортил товар, а крикните: «Подавай мне сюда хозяина Гишпанского!»
«Стало быть, по-твоему, виноват я?» - спросил будто бы наместник, улыбаясь.
«Стало быть!»
Эта ли выходка, или другое что, сказанное тут, не то позже, действительно обратили на Гишпанского внимание разных высших лиц Замка. Имя его стало повторяться, все желали иметь его фотографическую карточку. Даже до са­мого 1863 года висел на Краковском предместье огромный фотографический портрет его, когда он сам успел побывать в Вятке. Князь Горчаков, как говорят, звал его «маленьким Кавуром»...

Адамкевич, рабочий со строящегося нового моста



Брендель, фабричный рабочий



Здислав Рутковский, помещик



Карчевский



Арцыхевич (26 сентября 1844 - 27 февраля 1861) - ученик 6-го класса реальной школы



Жертвы 27 февраля 1861 года



Городская делегация к наместнику