04 марта 2009
Когда ОНА родилась, на улице ярко светило солнце, а за окном была звонкая весенняя капель.
- Здравствуй, маленькая девочка, - весело сказало солнышко.
- С днем рождения, Варенька, - радостно пропела капель.
Полагаю, говорящее солнышко и поющая капель - последствия эпидуральной анестезии :(
Моя беременность - от зачатия до родов.
Зачатие.
Процесс зачатия таит в себе множество приятных моментов. Приятное становится особенно приятным, если оно случается неожиданно.
Наша беременность не наступала долго. Так долго, что пройдя сквозь череду обследований, переживаний, разочарований, взаимопониманий, у меня случилась задержка. Я пришла к врачу. Врач меня посмотрела и сказала, что в матке у меня либо опухоль, либо ребенок. Иметь опухоль в матке мне хотелось меньше всего. Больше всего мне хотелось иметь там ребенка. Меня направили на УЗИ на следующей неделе. В тот же день я купила тест на беременность, который показал две четкие полоски. Для тех, кто не знает - если тест на беременность показывает две четкие (или не очень четкие, но обязательно две) полоски, это означает, что в матке либо ребенок (99% вероятности), либо опухоль (1% вероятности). Где-то в глубине души я знала, что у меня 99% вероятности. Мы с нетерпением стали ждать УЗИ. За неделю до УЗИ я купила и сделала 253 теста на беременность. И все они были положительными. Покупку 254 теста Яша (мой муж и отец ребенка) пресек своей твердой рукой, сказав: «Хватит!».
В день УЗИ в больнице отключили свет. Пришлось идти на следующий день.
Яша остался ждать меня в коридоре. Через некоторое время я вышла и со счастливой улыбкой показала ему первую фотографию его дочери. Она там была необычайно красивым белым пятнышком.
Когда все хорошо.
Дальше все было хорошо. Помню невероятное и ни с чем несравнимое чувство эйфории, когда хочется всем улыбаться при одной только мысли о том, кто живет внутри. Все было хорошо…
Несмотря на вечное и непреодолимое желание поспать… Я спала везде - в кресле у стоматолога, когда мне лечили зубы, и просыпалась, когда стоматолог с недоумением толкал меня в плечо и просил открыть шире рот. Я спала на работе на своем неудобном стуле, читая очередной договор, и просыпалась через пару часов, окруженная разбросанными листами договора, которые во сне выпадали из моих рук. Я спала в пробке за рулем, удивляясь потом, как это я не отпустила педаль тормоза. Затем проезжала дальше, останавливалась и снова засыпала, пока меня не будил гаишник, чтобы оштрафовать за стоянку в неположенном месте. Трудно найти место, где бы я не спала тогда.
Несмотря на токсикоз... Где-то на седьмой неделе я вернулась с работы домой и стала жаловаться мужу, что не чувствую никаких признаков беременности, что у меня ничего не болит, ничего не тошнит, ничего не кружится, ничего не шевелится, что так быть не должно, что, наверное, со мной что-то не так. В этот же вечер меня вывернуло наизнанку. С тех пор началось… и закончилось только на 17 неделе. Во мне не задерживалась никакая еда, меня мутило от любого запаха - не важно, был ли то запах вкусной ванильной вафельки или сырой рыбы. Вся еда приобрела однотипный нейтральный вкус, исключение составляли лишь апельсины и ананасы. Сколько я их съела - сложно посчитать. В период токсикоза я потеряла 5 кг.
А еще в ноябре мы поженились. Когда нас объявили мужем и женой, наш внутренний ребенок радостно пнул маму в живот.
Когда все не очень хорошо.
Где-то неделе на 32 у меня поднялось давление. У многих во время беременности повышается давление, поскольку увеличивается объем крови, и сердце испытывает вдвое большую нагрузку. Мое сердце испытывало нагрузку 130/90 и 140/100. При этом давление я не чувствовала и была уверена, что это заговор всех тонометров мира. Поскольку ничего не помогало, было решено положить меня в больницу.
9 февраля 2009 года утром я, как обычно, проводила мужа на работу, обняв, поцеловав и пожелав ему удачного дня.
Я пошла на плановый осмотр в ЖК. В ЖК меня планово осмотрели и настойчиво пригласили погостить в больнице пару недель. Я вернулась домой, собрала вещи и поехала в больницу. Так я оказалась в Отделении патологии беременности Хабаровского перинатального центра.
Где-то в глубине души теплилась надежда, что я полежу с недельку и выйду. А выйти до родов еще надо было, поскольку дома ничего не было готово к появлению ребенка, кроме детального списка необходимых вещей, составленного на компьютере. Но ведь мне хотелось самой проехать по магазинам, выбрать, ткнуть пальцем, что потом купить - мы не хотели ничего покупать до родов.
Но тут моей историей заинтересовалась профессор Чижова Перинатального центра. Профессор Чижова - доктор Хаус в юбке. Собрав консилиум из 10 человек, она уложила меня на кушетку и стала смотреть мой живот. При этом, как доктор Хаус в юбке, она периодически задавала наводящие вопросы своим коллегам при выборе правильного для меня и ребенка лечения. Было очевидно, что ответы на все эти вопросы она знает и уже давно, но ей интересен был сам процесс.
В конце этого осмотра профессор Чижова авторитетно заявила, что домой я уйду уже только с ребенком. Такое заявление прозвучало как гром среди ясного неба - рожать мне по плану в конце марта, а на дворе только начало февраля. Перспектива не очень веселая. Но спорить с доктором Хаусом в юбке было бесполезно.
В больнице было очень интересно. Каждую ночь куда-то исчезали 2-3 беременных девушки, а наутро на их место появлялись новые. Мои дни проходили весьма насыщенно … капельницами и уколами. В самый простой день у меня была одна капельница и один укол, в самый непростой день у меня были две капельницы до обеда, две после обеда, один укол до обеда, один после обеда, очищение крови путем плазмафереза в обеденный перерыв.
Поскольку в больнице в то время был карантин по гриппу, с мужем мы виделись через окошко. Они приносил мне яблоки и йогурты, отдавал бабушке-разносчице, а сам бежал к окошку и смотрел на меня. Я смотрела на него и плакала. Было очень трогательно.
Через 3 недели такого режима я ушла домой на выходные (27 февраля - 1 марта 2009 года). Оказалось, что уйти совсем не сложно. Надо только спуститься на первый этаж, открыть дверь и выйти на улицу. Когда выходишь на улицу первый раз после 3 недель пребывания в больнице, где не открываются окна, так как они забиты пленкой на зиму, важно держаться за чью-либо сильную руку, так как волна кислорода в легкие может вызвать головокружение и даже обморок. В моем случае сильной рукой была рука моего мужа - наконец я смогла его обнять с тех пор, как тем утром проводила его на работу. Объятие получилось не очень крепким, так как мой живот значительно подрос.
Выходные оказались очень насыщенными. За два дня мы сумели выбрать кроватку, коляску, одежду, пеленки, игрушки и пр. Теоретически все было готово к появлению дочери. В воскресенье 1 марта 2009 года Яша пытался сделать смеситель в ванной, и у нас прорвало трубу с горячей водой. Было очень весело.
В понедельник 2 марта 2009 года я вернулась в больницу. Оказалось, что вернуться в больницу не сложнее, чем уйти из нее. Надо только открыть дверь (эта дверь всегда открыта), зайти, снять верхнюю одежду, отдать ее мужу, надеть халат, подняться на второй этаж, пройти в свою палату, лечь в кровать и сделать вид, что ты только что проснулась.
Вернувшись в больницу, я была уверена, что проведу там не меньше месяца до родов. А потому я взяла с собой ноутбук, три толстых книги, килограмм яблок, килограмм фиников, баночку красной икры, печенье, конфеты, картонку и маленькую собачонку.
3 марта 2009 года я проснулась с мыслью о том, а не поесть ли мне фиников. После завтрака я достала пакет с финиками из холодильника. К обеду фиников не стало. Меня немного затошнило. Я не захотела обедать. Тошнить не перестало. Я не захотела ужинать. Легла спать.
Роды.
Финики - съедобные плоды финиковой пальмы, распространенный продукт питания, широко доступны как сухофрукты. При чрезмерном потреблении беременными могут спровоцировать начало родовой деятельности.
В ночь с 3 на 4 марта в 2 часа я проснулась, так как захотела в туалет (извините). Встав с кровати, я вышла из палаты. Туалет находился в противоположном конце коридора. Вернувшись, снова легла. Сон прошел, и наоборот, была какая-то странная возбужденность. Поворочавшись с боку на бок, вдруг я почувствовала, что из меня что-то вытекает. Быстро вскочила с кровати, полилось сильнее. «Так-так-так», - подумала я, так как примерно догадалась, что это были те самые воды, о которых я так много читала. Роды начались, а муж только сегодня собирался идти в больничную кассу, чтобы оплатить обезболивающий укол. Эти уколы в перинатальном центре покупаются по принципу - утром деньги, вечером роды без боли. Родить, а потом заплатить - нельзя. «Что ж, видимо, мне предстоит прочувствовать схватки от начала и до конца,» - подумала я. Страшно не было - было интересно.
Тут я почувствовала расстройство желудка (извините). Побежала в туалет снова. Выйдя из туалета, недолго думая, пошла будить медсестру. Будить ее было жалко, так как она сладко спала на кушетке, укрывшись одеялом с головой. Я слегка потрогала ее за плечо.
«Извините за беспокойство,» - вежливо начала я. - «Но мне кажется, у меня отошли воды».
Медсестра тут же проснулась, встала и принялась мерить мне давление. Годы работы в отделении патологии беременности сделали ее действия при таких обстоятельствах в меру неспешными, четкими и обнадеживающими. Затем мне было сказано идти собирать свои вещи для перехода в родильное отделение. Тут-то я и вспомнила о «ноутбуке, трех толстых книгах, килограмме яблок, баночке красной икры, печенье, конфетах, картонке и маленькой собачонке». Фиников в списке уже не было… Собрав все, я вышла из палаты в коридор с тремя целлофановыми баулами и серым чемоданчиком с ноутбуком. Увидев это, медсестра ахнула. Вышла санитарка, которая должна была на время родов перенести мои вещи в гардероб, и тоже ахнула. Особое беспокойство у обоих вызвал серый чемоданчик с ноутбуком. Медсестра и санитарка склонились над ним и принялись спорить, куда бы спрятать это «сокровище», чтобы его не украли. А я тем временем стояла в луже своих околоплодных вод и пыталась их убедить, что то, что сейчас происходит со мной гораздо важнее всех ноутбуков мира.
Итак, я, наконец, в родзале №5. Там по-больничному красиво. В центре стоит кресло-кровать, на котором мне предстоит провести ближайшие 15 часов. Но тогда я еще об этом не знаю. Воды отошли окончательно, но схваток так и нет. Я хожу - «нагуливаю» схватки. Хожу час-два, не помогает. Врачи решают делать мне стимулирующую роды капельницу. Я ложусь на кресло-кровать. Пока идут схватки, кресло-кровать служит вполне удобной кроватью. Когда начинаются собственно роды, кресло кровать легким движением руки акушерки трансформируется в кресло. Очень удобно.
Светает. Когда часы показывают семь утра, схватки уже довольно болезненные, но не частые - где-то раз в 15-20 минут. Решаю позвонить мужу. На днях мы с ним как раз договорились, что, если роды начнутся ночью, я не буду его будить, а дождусь утра. Звоню, говорю, что в два часа ночи отошли воды, а сейчас схватки. В тот самый момент та самая схватка меня накрывает с головой, но ненадолго. «Значит, сегодня,» - многозначительно произносит утренний муж. «Ага, значит, сегодня,» - отвечаю я. Потом звоню маме. Говорю, что в ближайшие несколько часов буду занята, так как рожаю, и перезвоню сама. Предупредив всех, продолжаю рожать.
Схватки - это больно. Меня подключают к аппарату автоматического измерения давления. Апофеозом каждой схватки давление поднимается до 180/110. Врачи серьезно переглядываются. Девять часов утра. Врачебная планерка. Я остаюсь одна в родзале. Изредка заходит дежурная медсестра. Схватки становятся более продолжительными и частыми. Настраиваю себя на то, что это надо пережить. Накануне выучила «Отче наш». Помогает. Врачи возвращаются с планерки. Говорят, что главный врач перинатального центра разрешил сделать мне эпидуральную анестезию «по показаниям». «Слава Богу и слава главврачу перинатального центра!» - думаю я. Заходит анестезиолог и говорит: «Садись!».
Схватки уже довольно сильные, болезненные и продолжительные. Боль при схватке весьма специфическая. Она охватывает тебя настолько, что ты не просто не можешь пошевелиться, ты забываешь, как шевелиться. И вот мне говорят: «Садись!».
Кто-то мне помогает, и я сажусь на край кушетки. Анестезиолог сгибает мою спину. «Мне нужно видеть твой позвоночник,» - говорит она. Итак, боль - одна тягучая схватка, я сижу на краю кушетки-трансформера, согнувшись калачиком настолько, насколько мне позволяет мой живот, и выгнув спину. Анестезиолог чем-то мажет по спине. Рядом с ней стоит девочка-практикант в белом халате - будущий анестезиолог. Мне начинают обкалывать спину. Стало больно еще и там. «Ну ты посмотри, опять в кость попала,» - говорит анестезиолог, обращаясь к практикантке. «Интересно, я смогу ходить после родов?» - думаю я.
«Готово,» - говорит анестезиолог и укладывает меня обратно на кушетку. От спины, от места, которое обкалывали, через левое плечо тянется тонкая прозрачная трубка-катетер. В нее втыкают иголку и запускают обезболивающее. Прохладная жидкость течет по груди, огибает плечо, проходит вдоль позвоночника и втекает внутрь меня. Боль куда-то уходит. О том, что боль на самом деле существует, напоминают лишь скачки графика КТГ. Я засыпаю.
Одного укола хватает где-то на 30-40 минут. Потом боль крадучись проявляется в твоем сне, обретает все более четкие формы. Я просыпаюсь, но от сна далеко не отхожу. Такое состояние вполне можно назвать бредом. И говорю: «Еще». Зовут анестезиолога. Анестезиолог приходит и снова вкалывает в трубку дозу препарата. Можно еще поспать. В таком состоянии я живу пять или шесть часов.
Периодически акушерка проверяет раскрытие шейки матки. Четыре сантиметра. Шесть сантиметров. Я очень хочу пить. Пить мне дают совсем чуть-чуть, так как боятся, что мне придется делать кесарево. Я очень хочу есть. Есть мне не дают! Где-то после четырех часов дня акушерка объявляет: «Раскрытие восемь сантиметров, я чувствую головку! Рожаем!». Она приносит из другой комнаты железные бочонки со стерильной одеждой. Тут меня начинает тужить. Поскольку мне давно не вводили обезболивающее, я все чувствую. Легким движением руки кровать-трансформер превращается в родильное кресло. Акушерка вскрикивает: «Головка пошла!», и наспех начинает надевать стерильный халат и колпак. А я чувствую, что головка пошла. И плечики пошли.
- Передыши следующую схватку, ребенок маленький, может стремительно выйти, - говорит акушерка. Я делаю так, как она говорит. - В следующую потугу родишь.
Я тужусь изо всех сил, и на свет появляется что-то синенькое и маленькое - моя дочь.
- Боже мой, кого мы рожаем! - восклицает акушерка.
- Дюймовочку, - кто-то ей отвечает.
Отрезают пуповину и «на всякий случай» берут шприцом из пуповины кровь. До сих пор не понимаю, что это за «всякий случай». Кровь густая, еле идет.
Мою дочь относят под лампу. Она молчит. Пытаются включить какой-то прибор, чтобы прочистить ей носик и ротик. Прибор не включается, а она все молчит. Наконец разобрались, прибор работает. И она кричит. Хотя это больше похоже на мяуканье котенка. Но какое это замечательное мяуканье! Вижу, как ее тельце протирают какой-то пеленкой. Включают лампу, чтобы она не замерзла. А она такая маленькая. Измеряют и взвешивают. Говорят: «Два килограмма девяносто грамм. Сорок семь сантиметров». Маленькая. Ее заворачивают в огрызок черно-белого одеяла и подносят ко мне. Кладут на живот. Еще совсем недавно она была внутри, а сейчас лежит на мне. Акушерка поправляет ее одеяльце. Говорит: «Она может замерзнуть. Слишком маленькая». А она лежит на мне, не шевелится, лишь моргает своими серыми отекшими глазками. Синенькая, маленькая, моя.
- Здравствуй, маленькая девочка, - весело сказало солнышко.
- С днем рождения, Варенька, - радостно пропела капель.
Полагаю, говорящее солнышко и поющая капель - последствия эпидуральной анестезии :(
Моя беременность - от зачатия до родов.
Зачатие.
Процесс зачатия таит в себе множество приятных моментов. Приятное становится особенно приятным, если оно случается неожиданно.
Наша беременность не наступала долго. Так долго, что пройдя сквозь череду обследований, переживаний, разочарований, взаимопониманий, у меня случилась задержка. Я пришла к врачу. Врач меня посмотрела и сказала, что в матке у меня либо опухоль, либо ребенок. Иметь опухоль в матке мне хотелось меньше всего. Больше всего мне хотелось иметь там ребенка. Меня направили на УЗИ на следующей неделе. В тот же день я купила тест на беременность, который показал две четкие полоски. Для тех, кто не знает - если тест на беременность показывает две четкие (или не очень четкие, но обязательно две) полоски, это означает, что в матке либо ребенок (99% вероятности), либо опухоль (1% вероятности). Где-то в глубине души я знала, что у меня 99% вероятности. Мы с нетерпением стали ждать УЗИ. За неделю до УЗИ я купила и сделала 253 теста на беременность. И все они были положительными. Покупку 254 теста Яша (мой муж и отец ребенка) пресек своей твердой рукой, сказав: «Хватит!».
В день УЗИ в больнице отключили свет. Пришлось идти на следующий день.
Яша остался ждать меня в коридоре. Через некоторое время я вышла и со счастливой улыбкой показала ему первую фотографию его дочери. Она там была необычайно красивым белым пятнышком.
Когда все хорошо.
Дальше все было хорошо. Помню невероятное и ни с чем несравнимое чувство эйфории, когда хочется всем улыбаться при одной только мысли о том, кто живет внутри. Все было хорошо…
Несмотря на вечное и непреодолимое желание поспать… Я спала везде - в кресле у стоматолога, когда мне лечили зубы, и просыпалась, когда стоматолог с недоумением толкал меня в плечо и просил открыть шире рот. Я спала на работе на своем неудобном стуле, читая очередной договор, и просыпалась через пару часов, окруженная разбросанными листами договора, которые во сне выпадали из моих рук. Я спала в пробке за рулем, удивляясь потом, как это я не отпустила педаль тормоза. Затем проезжала дальше, останавливалась и снова засыпала, пока меня не будил гаишник, чтобы оштрафовать за стоянку в неположенном месте. Трудно найти место, где бы я не спала тогда.
Несмотря на токсикоз... Где-то на седьмой неделе я вернулась с работы домой и стала жаловаться мужу, что не чувствую никаких признаков беременности, что у меня ничего не болит, ничего не тошнит, ничего не кружится, ничего не шевелится, что так быть не должно, что, наверное, со мной что-то не так. В этот же вечер меня вывернуло наизнанку. С тех пор началось… и закончилось только на 17 неделе. Во мне не задерживалась никакая еда, меня мутило от любого запаха - не важно, был ли то запах вкусной ванильной вафельки или сырой рыбы. Вся еда приобрела однотипный нейтральный вкус, исключение составляли лишь апельсины и ананасы. Сколько я их съела - сложно посчитать. В период токсикоза я потеряла 5 кг.
А еще в ноябре мы поженились. Когда нас объявили мужем и женой, наш внутренний ребенок радостно пнул маму в живот.
Когда все не очень хорошо.
Где-то неделе на 32 у меня поднялось давление. У многих во время беременности повышается давление, поскольку увеличивается объем крови, и сердце испытывает вдвое большую нагрузку. Мое сердце испытывало нагрузку 130/90 и 140/100. При этом давление я не чувствовала и была уверена, что это заговор всех тонометров мира. Поскольку ничего не помогало, было решено положить меня в больницу.
9 февраля 2009 года утром я, как обычно, проводила мужа на работу, обняв, поцеловав и пожелав ему удачного дня.
Я пошла на плановый осмотр в ЖК. В ЖК меня планово осмотрели и настойчиво пригласили погостить в больнице пару недель. Я вернулась домой, собрала вещи и поехала в больницу. Так я оказалась в Отделении патологии беременности Хабаровского перинатального центра.
Где-то в глубине души теплилась надежда, что я полежу с недельку и выйду. А выйти до родов еще надо было, поскольку дома ничего не было готово к появлению ребенка, кроме детального списка необходимых вещей, составленного на компьютере. Но ведь мне хотелось самой проехать по магазинам, выбрать, ткнуть пальцем, что потом купить - мы не хотели ничего покупать до родов.
Но тут моей историей заинтересовалась профессор Чижова Перинатального центра. Профессор Чижова - доктор Хаус в юбке. Собрав консилиум из 10 человек, она уложила меня на кушетку и стала смотреть мой живот. При этом, как доктор Хаус в юбке, она периодически задавала наводящие вопросы своим коллегам при выборе правильного для меня и ребенка лечения. Было очевидно, что ответы на все эти вопросы она знает и уже давно, но ей интересен был сам процесс.
В конце этого осмотра профессор Чижова авторитетно заявила, что домой я уйду уже только с ребенком. Такое заявление прозвучало как гром среди ясного неба - рожать мне по плану в конце марта, а на дворе только начало февраля. Перспектива не очень веселая. Но спорить с доктором Хаусом в юбке было бесполезно.
В больнице было очень интересно. Каждую ночь куда-то исчезали 2-3 беременных девушки, а наутро на их место появлялись новые. Мои дни проходили весьма насыщенно … капельницами и уколами. В самый простой день у меня была одна капельница и один укол, в самый непростой день у меня были две капельницы до обеда, две после обеда, один укол до обеда, один после обеда, очищение крови путем плазмафереза в обеденный перерыв.
Поскольку в больнице в то время был карантин по гриппу, с мужем мы виделись через окошко. Они приносил мне яблоки и йогурты, отдавал бабушке-разносчице, а сам бежал к окошку и смотрел на меня. Я смотрела на него и плакала. Было очень трогательно.
Через 3 недели такого режима я ушла домой на выходные (27 февраля - 1 марта 2009 года). Оказалось, что уйти совсем не сложно. Надо только спуститься на первый этаж, открыть дверь и выйти на улицу. Когда выходишь на улицу первый раз после 3 недель пребывания в больнице, где не открываются окна, так как они забиты пленкой на зиму, важно держаться за чью-либо сильную руку, так как волна кислорода в легкие может вызвать головокружение и даже обморок. В моем случае сильной рукой была рука моего мужа - наконец я смогла его обнять с тех пор, как тем утром проводила его на работу. Объятие получилось не очень крепким, так как мой живот значительно подрос.
Выходные оказались очень насыщенными. За два дня мы сумели выбрать кроватку, коляску, одежду, пеленки, игрушки и пр. Теоретически все было готово к появлению дочери. В воскресенье 1 марта 2009 года Яша пытался сделать смеситель в ванной, и у нас прорвало трубу с горячей водой. Было очень весело.
В понедельник 2 марта 2009 года я вернулась в больницу. Оказалось, что вернуться в больницу не сложнее, чем уйти из нее. Надо только открыть дверь (эта дверь всегда открыта), зайти, снять верхнюю одежду, отдать ее мужу, надеть халат, подняться на второй этаж, пройти в свою палату, лечь в кровать и сделать вид, что ты только что проснулась.
Вернувшись в больницу, я была уверена, что проведу там не меньше месяца до родов. А потому я взяла с собой ноутбук, три толстых книги, килограмм яблок, килограмм фиников, баночку красной икры, печенье, конфеты, картонку и маленькую собачонку.
3 марта 2009 года я проснулась с мыслью о том, а не поесть ли мне фиников. После завтрака я достала пакет с финиками из холодильника. К обеду фиников не стало. Меня немного затошнило. Я не захотела обедать. Тошнить не перестало. Я не захотела ужинать. Легла спать.
Роды.
Финики - съедобные плоды финиковой пальмы, распространенный продукт питания, широко доступны как сухофрукты. При чрезмерном потреблении беременными могут спровоцировать начало родовой деятельности.
В ночь с 3 на 4 марта в 2 часа я проснулась, так как захотела в туалет (извините). Встав с кровати, я вышла из палаты. Туалет находился в противоположном конце коридора. Вернувшись, снова легла. Сон прошел, и наоборот, была какая-то странная возбужденность. Поворочавшись с боку на бок, вдруг я почувствовала, что из меня что-то вытекает. Быстро вскочила с кровати, полилось сильнее. «Так-так-так», - подумала я, так как примерно догадалась, что это были те самые воды, о которых я так много читала. Роды начались, а муж только сегодня собирался идти в больничную кассу, чтобы оплатить обезболивающий укол. Эти уколы в перинатальном центре покупаются по принципу - утром деньги, вечером роды без боли. Родить, а потом заплатить - нельзя. «Что ж, видимо, мне предстоит прочувствовать схватки от начала и до конца,» - подумала я. Страшно не было - было интересно.
Тут я почувствовала расстройство желудка (извините). Побежала в туалет снова. Выйдя из туалета, недолго думая, пошла будить медсестру. Будить ее было жалко, так как она сладко спала на кушетке, укрывшись одеялом с головой. Я слегка потрогала ее за плечо.
«Извините за беспокойство,» - вежливо начала я. - «Но мне кажется, у меня отошли воды».
Медсестра тут же проснулась, встала и принялась мерить мне давление. Годы работы в отделении патологии беременности сделали ее действия при таких обстоятельствах в меру неспешными, четкими и обнадеживающими. Затем мне было сказано идти собирать свои вещи для перехода в родильное отделение. Тут-то я и вспомнила о «ноутбуке, трех толстых книгах, килограмме яблок, баночке красной икры, печенье, конфетах, картонке и маленькой собачонке». Фиников в списке уже не было… Собрав все, я вышла из палаты в коридор с тремя целлофановыми баулами и серым чемоданчиком с ноутбуком. Увидев это, медсестра ахнула. Вышла санитарка, которая должна была на время родов перенести мои вещи в гардероб, и тоже ахнула. Особое беспокойство у обоих вызвал серый чемоданчик с ноутбуком. Медсестра и санитарка склонились над ним и принялись спорить, куда бы спрятать это «сокровище», чтобы его не украли. А я тем временем стояла в луже своих околоплодных вод и пыталась их убедить, что то, что сейчас происходит со мной гораздо важнее всех ноутбуков мира.
Итак, я, наконец, в родзале №5. Там по-больничному красиво. В центре стоит кресло-кровать, на котором мне предстоит провести ближайшие 15 часов. Но тогда я еще об этом не знаю. Воды отошли окончательно, но схваток так и нет. Я хожу - «нагуливаю» схватки. Хожу час-два, не помогает. Врачи решают делать мне стимулирующую роды капельницу. Я ложусь на кресло-кровать. Пока идут схватки, кресло-кровать служит вполне удобной кроватью. Когда начинаются собственно роды, кресло кровать легким движением руки акушерки трансформируется в кресло. Очень удобно.
Светает. Когда часы показывают семь утра, схватки уже довольно болезненные, но не частые - где-то раз в 15-20 минут. Решаю позвонить мужу. На днях мы с ним как раз договорились, что, если роды начнутся ночью, я не буду его будить, а дождусь утра. Звоню, говорю, что в два часа ночи отошли воды, а сейчас схватки. В тот самый момент та самая схватка меня накрывает с головой, но ненадолго. «Значит, сегодня,» - многозначительно произносит утренний муж. «Ага, значит, сегодня,» - отвечаю я. Потом звоню маме. Говорю, что в ближайшие несколько часов буду занята, так как рожаю, и перезвоню сама. Предупредив всех, продолжаю рожать.
Схватки - это больно. Меня подключают к аппарату автоматического измерения давления. Апофеозом каждой схватки давление поднимается до 180/110. Врачи серьезно переглядываются. Девять часов утра. Врачебная планерка. Я остаюсь одна в родзале. Изредка заходит дежурная медсестра. Схватки становятся более продолжительными и частыми. Настраиваю себя на то, что это надо пережить. Накануне выучила «Отче наш». Помогает. Врачи возвращаются с планерки. Говорят, что главный врач перинатального центра разрешил сделать мне эпидуральную анестезию «по показаниям». «Слава Богу и слава главврачу перинатального центра!» - думаю я. Заходит анестезиолог и говорит: «Садись!».
Схватки уже довольно сильные, болезненные и продолжительные. Боль при схватке весьма специфическая. Она охватывает тебя настолько, что ты не просто не можешь пошевелиться, ты забываешь, как шевелиться. И вот мне говорят: «Садись!».
Кто-то мне помогает, и я сажусь на край кушетки. Анестезиолог сгибает мою спину. «Мне нужно видеть твой позвоночник,» - говорит она. Итак, боль - одна тягучая схватка, я сижу на краю кушетки-трансформера, согнувшись калачиком настолько, насколько мне позволяет мой живот, и выгнув спину. Анестезиолог чем-то мажет по спине. Рядом с ней стоит девочка-практикант в белом халате - будущий анестезиолог. Мне начинают обкалывать спину. Стало больно еще и там. «Ну ты посмотри, опять в кость попала,» - говорит анестезиолог, обращаясь к практикантке. «Интересно, я смогу ходить после родов?» - думаю я.
«Готово,» - говорит анестезиолог и укладывает меня обратно на кушетку. От спины, от места, которое обкалывали, через левое плечо тянется тонкая прозрачная трубка-катетер. В нее втыкают иголку и запускают обезболивающее. Прохладная жидкость течет по груди, огибает плечо, проходит вдоль позвоночника и втекает внутрь меня. Боль куда-то уходит. О том, что боль на самом деле существует, напоминают лишь скачки графика КТГ. Я засыпаю.
Одного укола хватает где-то на 30-40 минут. Потом боль крадучись проявляется в твоем сне, обретает все более четкие формы. Я просыпаюсь, но от сна далеко не отхожу. Такое состояние вполне можно назвать бредом. И говорю: «Еще». Зовут анестезиолога. Анестезиолог приходит и снова вкалывает в трубку дозу препарата. Можно еще поспать. В таком состоянии я живу пять или шесть часов.
Периодически акушерка проверяет раскрытие шейки матки. Четыре сантиметра. Шесть сантиметров. Я очень хочу пить. Пить мне дают совсем чуть-чуть, так как боятся, что мне придется делать кесарево. Я очень хочу есть. Есть мне не дают! Где-то после четырех часов дня акушерка объявляет: «Раскрытие восемь сантиметров, я чувствую головку! Рожаем!». Она приносит из другой комнаты железные бочонки со стерильной одеждой. Тут меня начинает тужить. Поскольку мне давно не вводили обезболивающее, я все чувствую. Легким движением руки кровать-трансформер превращается в родильное кресло. Акушерка вскрикивает: «Головка пошла!», и наспех начинает надевать стерильный халат и колпак. А я чувствую, что головка пошла. И плечики пошли.
- Передыши следующую схватку, ребенок маленький, может стремительно выйти, - говорит акушерка. Я делаю так, как она говорит. - В следующую потугу родишь.
Я тужусь изо всех сил, и на свет появляется что-то синенькое и маленькое - моя дочь.
- Боже мой, кого мы рожаем! - восклицает акушерка.
- Дюймовочку, - кто-то ей отвечает.
Отрезают пуповину и «на всякий случай» берут шприцом из пуповины кровь. До сих пор не понимаю, что это за «всякий случай». Кровь густая, еле идет.
Мою дочь относят под лампу. Она молчит. Пытаются включить какой-то прибор, чтобы прочистить ей носик и ротик. Прибор не включается, а она все молчит. Наконец разобрались, прибор работает. И она кричит. Хотя это больше похоже на мяуканье котенка. Но какое это замечательное мяуканье! Вижу, как ее тельце протирают какой-то пеленкой. Включают лампу, чтобы она не замерзла. А она такая маленькая. Измеряют и взвешивают. Говорят: «Два килограмма девяносто грамм. Сорок семь сантиметров». Маленькая. Ее заворачивают в огрызок черно-белого одеяла и подносят ко мне. Кладут на живот. Еще совсем недавно она была внутри, а сейчас лежит на мне. Акушерка поправляет ее одеяльце. Говорит: «Она может замерзнуть. Слишком маленькая». А она лежит на мне, не шевелится, лишь моргает своими серыми отекшими глазками. Синенькая, маленькая, моя.