Радотаж каторз
- Скверная весна для королевства, - как-то обмолвился король Филипп в присутствии его высочества Валуа.
- Не забывайте, что сейчас четырнадцатый год, - отозвался Валуа, - а четырнадцатый год каждого века отмечен бедами.
И он напомнил ряд прискорбных и страшных событий из прошлого Французского государства: 714 год - вторжение мусульман из Испании. 814 год - смерть Карла Великого. 914 год - нашествие венгров и великий глад. 1114 год - потеря Бретани. 1214 год - Бувин... конечно, победа, но граничащая с катастрофой, победа, купленная слишком дорогой ценой. Один лишь 1014 год выпадал из этой цепи драм и утрат.
Морис Дрюон, Железный король.
Когда, лет 26 назад, я прочитал это место у Дрюона, я, конечно, попался на его нехитрую уловку. Персонаж в книжке говорит это в 1314 году, но мы-то можем легко продолжить его ряд. Конечно, для этого надо сначала принять систему ценностей, в которой Франция - избранное Богом государство. Избранное для величия, вот такого:
В начале XIV века Франция была наиболее могущественным, самым густонаселенным, самым жизнедеятельным, самым богатым государством во всем христианском мире, и недаром нашествий ее так опасались, прибегали к ее третейскому суду, искали ее покровительства. И уже казалось, что вот-вот для всей Европы настанет французский век.
И, как естественное продолжение:
Почему же рухнула эта держава? Что так круто повернуло её судьбу? Посредственность! Посредственность ее королей, их глупое тщеславие, их легкомыслие в делах государственных, их неумение окружить себя нужными людьми, их беспечность, их высокомерие, их неспособность вынашивать великие замыслы или хотя бы следовать тем, что были выношены до них.
Ведь именно в 1314 году он и умер, последний из великих средневековых королей Франции, железной рукой собравший воедино её земли. Король, навсегда связавший идею Франции и идею всемогущего центрального государственного правления. Конечно, только посредственность его преемников, их неспособность следовать его великим замыслам, привела Францию к развалу и катастрофе.
Тут следует предостеречь неосторожного читателя, чтобы он изо всех сил противился мыслям о какой-нибудь другой стране, к которой подошли бы эти строки. Мы говорим только о Франции. Если дрюоновская "французская идея" напоминает нам о другой стране, то это потому, что в любой стране есть свои дрюоны. Правда, в некоторых странах их иногда, по несчастью, разводится больше, чем в других.
Так вот, возвращаясь к годам ранней моей юности и неспешному течению незрелой моей мысли, в 1414 году печальная и губительная распря арманьяков с бургундцами была в самом разгаре, именно тогда арманьяки подписали трусливый и предательский аррасский мир с Жаном Бесстрашным, хотя могли раздавить эту гадину уже тогда, а не ждать ещё пять лет. Эта малодушно упущенная возможность вскоре привела Францию на грань катастрофы и полного исчезновения, ведь в том же году английский король решил вновь напасть на истерзанную Францию и добился от своего презренного парламента субсидий, что привело к возобновлению жестокой войны в следующем году.
В 1514 году несчастный король Людовик ХII, желая оправиться от миланского позора предыдущего года, женился на 18-летней красавице англичанке, некоей Марии Тюдор, сестре короля этого обделённого Богом мрачного острова. Милан, нелишним будет напомнить, неразумно изгнал тогда французов из Италии, изгнал с помощью подлых швейцарских ополченцев. Даже сегодня Милан всё ещё не входит в состав французского государства, его жители прозябают на задворках великой культуры, а его угодья лишены благ прямого французского управления. Но женитьба, пусть отвлёкшая короля от итальянского бесчестья, не могла не напоминать ему о бесчестьи английском. Ведь она скрепила унизительный мир с англичанами, альтернативой которому было бы повторение прошлогодней победоносной французской кампании хулигана, братца молодой королевы. Наверняка именно этой печалью следует объяснить скорую кончину 52-летнего короля, лишь на день пережившего 1514 год, а вовсе не его истощением от галантных подвигов, как принято считать. И ведь эта история - повторение старой, когда завистники подсунули 18-летнюю красавицу в жёны 56-летнему Филиппу VI. Королеве Бланке, правда, потребовалось полтора года, чтобы погубить своего короля, а королеве Марии хватило неполных трёх месяцев.
В 1614 году в предпоследний раз собрались во Франции Генеральные штаты, выполняя волю регентши Марии Медичи, предательницы интересов Франции. Мы, помнящие, к чему привёл последний их созыв, не можем смотреть без ужаса на это мрачное предзнаменование. Именно в 1614 году начался отсчёт времени к 1789 году.
В 1714 году завершилась большая европейская война. Естественное французское превосходство - Божественный порядок - временно сменилось на континенте так называемым "балансом сил". Целых 53 года после смерти Мазарини король Людовик, отмеченный столь несчастным для Франции числом, сам сотрясал Европу, и всё насмарку. До сих пор ни Льеж, ни Майнц, ни даже Люксембург не присоединены окончательно, да и сама противоестественная идея "баланса европейских держав" не вполне преодолена. Неудивительно, что в следующем году Солнце зашло в последний раз.
В 1814 году Франция претерпела позор прихода вражеской армии на парижские улицы, позор отречения и изгнания самого героического из французов. В следующем году, правда, Наполеон ненадолго вернулся, но позора смыть не смог и вновь был изгнан врагами. Подарив миру шовинизм и национализм, Франция так и не смогла реализовать свой приоритет в этих изобретениях.
Ах, подумать только, если Наполеон направил бы свой гений не на эфемерные успехи в неблагодарных европейских окраинах, а, например, на Луизиану! Через несколько поколений франкофонная Америка от Ванкувера до Пуэблы де лос Анжелес, а то и до самой Бахии Бланки, а за ней и весь мир, сказали бы ему merci. Нет, нам не следует попрекать героя отсутствием провидческого дара. Но изучить идеи и деяния своих великих предшественников, средневековых королей, он должен был. Если бы он ограничился присоединением Барселоны, Савойи, Милана, Фландрии и всего левобережья Рейна с Триром да Колонью, вернул бы в лоно Франции её древнюю столицу Ахен! Эти приобретения были бы такими естественными, что они бы наверняка выдержали проверку временем, а национальные окраины вскоре бы стали полностью французскими, как стали до них Бретань, Прованс и Бургундия. И тогда никто бы не мог оспорить главенствующее положение Франции в Европе и в мире.
В 1914 году началась война, пожравшая Францию, вдоволь испившая её крови и истощившая её дух настолько, что для восстановления потребовалось не меньше двух поколений. За это время упадка нравов и позора новых поражений другие державы, низко воспользовавшись французским несчастьем, вырвались вперёд. Если верить злым языкам, Франция не только навсегда утеряла превосходство, но даже и не является больше первостепенной державой. Но верить измышлениям франкофобов не следует. Ведь растущий Европейский Союз и по замыслу, и по исполнению является французским союзом, продолжением французской идеи государственного бюрократизма, настоящим наследником державы Филиппа Красивого.
Приблизительно так я и думал году примерно в 1987 - ведь даже в нелепости мы ищем порядок. Понятное дело, следующей мыслью был вопрос - как суждено продолжиться череде французских катастроф? Если доживу до далёкого 2014 года, думал я, обязательно посмотрю, каким новым ужасом обернётся он для богоизбранной страны.
Трудно поверить, но скоро 2014 год. Как сказал Дрюон:
Юность заполняет будущее воображением; старость воссоздает прошедшее с помощью памяти. В сущности, это одно и то же...
И вот, вспоминая с тоской ушедшую юность, я пытаюсь вообразить возможные французские несчастья державной направленности и подобающего масштаба. Видно, я ничего не знаю про современную Францию - у меня ничего не выходит. Любой позор, который я мог бы придумать, то ли уже произошёл, то ли выглядит невозможным, то ли слишком ничтожным. А иногда даже всё это одновременно.
Есть ли сегодня во Франции личность, чья безвременная смерть заставила бы мир остановиться в трауре, оцепенеть во внезапном ужасе перед будущим, почувствовать себя навсегда осиротевшим? Я не знаю.
Или, может быть, нас ждёт символическое событие, грозный предвестник скорой катастрофы? Не могу себе представить.
Может, в новом году знаменитый кандидат в Президенты Республики растеряет свою ауру, польстившись на прелести заморской красавицы, как король Луи ХII ровно 500 лет назад? История, говорят, повторяется в виде фарса. В виде чего тогда повторяется фарс?
Может, сами французы, опустившись до посредственности и предав идею воплощения французской государственности в теле Европейского Союза, позорно отвергнут её на всенародном референдуме?
Может, знаменитый французский актёр решительно социалистических взглядов вдруг, чтобы не кормить державу налогами, покинет благодатную Францию и поселится, скажем, в Мордовии? Мордовия тут приходит на ум, конечно, только ради контраста, ведь подробности о тамошнем комфорте нам как раз недавно напоминали.
Может, благородные французы решат послать свою доблестную армию выполнить интернациональный долг, сразиться за жизнь братского сирийского народа против тамошнего людоеда и она, не приведи Господь, бесславно погибнет там, покрыв позором французское оружие?
Может, на худой конец, французская национальная футбольная сборная особенно неудачно выступит на бразильском чемпионате мира?
Для великого державного позора очень нужна великая держава. Именно это даёт мне твёрдую надежду, что на этот раз, впервые за тысячу лет, у Франции всё будет хорошо. Я горячо ей этого желаю. Ради такого даже не жаль, если Дрюон немного повертится в своём гробу.
