Смерть Джоан Воллмер Берроуз - продолжение 1
...
Берроуз собирался также выращивать марихуану в каком-то глухом местечке Техаса, и 23-го ноября 1946 года, всего через три недели после того, как забрал Джоан из Нью-Йорка, он приобрел 99 акров около Нью-Вейверли в Восточном Техасе, примерно в сорока милях к северо-востоку от Хьюстона, с полуразвалившейся фермой, где он жил с Воллмер большую часть 1947 года.
Джоан не знала, что была беременна, когда покинула Нью-Йорк с Берроузом в ноябре, и она не упоминает этого в своем письме к Эди от 29 декабря; но она уже должна была понять это в январе. В 1980-х Берроуз сказал Моргану: «Я не думал о ребенке так или иначе, но я точно не выбрал бы аборт. Я полностью против абортов. Я думаю, что это убийство. Она спросила меня, и я сказал, что я не предложу этого ни при каких обстоятельствах, точно нет».
Герберт Ганке, наркоман и воришка с Таймс-Сквер, хорошо знакомый с их кругом в Нью-Йорке, и бывший личным другом Воллмер, был с Берроузом и Воллмер в Восточном Техасе с января по октябрь. Видимо, она потребовала, чтобы Берроуз пригласил Ганке приехать и быть их «рабочим на ферме» - работа, в которой городской хипстер имел не больше опыта, чем сам Берроуз.
Ганке также был их новым поставщиком наркотиков, ездил в Хьюстон и кучами покупал бензедриновые ингаляторы для Джоан. Он покупал траву в Хьюстоне, и смог добыть некоторое количество семян марихуаны для задуманной Берроузом плантации - на самом деле, думали, что он привез семена еще из Нью-Йорка, но «забыл». Воллмер, похоже, не позволяла беременности влиять на свое потребление бензедрина, марихуаны и алкоголя. Тем временем Берроуз получал пантопон в порошке по почте, от Билла Гарвера из Нью-Йорка.
В своих мемуарах, «Во всем виновен», Ганке написал о своей жизни с Джоан и Биллом на ферме:
«Я не понимал их отношений. Я думаю, он уважал ее, поскольку она была очень умной и могла сравниться с ним по части мозгов. Но что до любви - в общепринятом смысле этого слова - я думаю, у него не было или практически не было глубокой страсти к ней. Она интересовала его по своему, вот и все. Он не любил, когда она ему слишком много надоедала, хотя каждую ночь она требовала некоторого внимания. Перед тем, как все мы отправлялись спать, она проводила час или около того с ним в его комнате, и они беседовали. Потом она уходила в сени, которые были ее комнатой».
Морган, бравший интервью у Ганке в 1980-х, писал:
«Они спали в отдельных комнатах, и, по всей видимости, между ними не было физического контакта. Однажды ночью, когда он [Ганке] пытался заснуть, он услышал, как Джоан стучится в дверь к Берроузу. Когда дверь открылась, Ганке услышал, как она сказала: «Все что я хочу, это немного полежать в твоих руках»…
Однажды они гуляли по лесу и Джоан устала нести Джулию, а Ганке сказал: «Почему б, тебе, блядь, не помочь ей?», а Берроуз ответил, что спартанцы знали как избавляться от лишнего груза в виде младенцев-девочек, сбрасывая их со скал…
[Ганке почувствовал] что такой вот сардонический юмор был способом Берроуза справиться со своими эмоциями, но [Ганке] никогда не смог к этому привыкнуть.
С другой стороны, если кто-то критиковал Джоан, Берроуз вставал на ее защиту. Когда Ганке сказал, что ее покупки были несколько экстравагантны, Берроуз ответил: «Ну, с другой стороны, она лишь хочет, чтобы мы хорошо питались». Он никогда не говорил ничего о том, что она употребляет бензедрин, несмотря на то, что это было очень плохо потому, что она была беременна...
Джоан не кормила ребенка грудью, потому что ее тело было переполнено амфетаминами».
Джоан Воллмер дала жизнь Уильяму С. Берроуза, Младшему, 21-го июля 1947-го в 4 часа 10 минут утра, в больнице в Конро, Техас, после срочной ночной поездки длиной в восемнадцать миль, приехав вместе с Берроузом с их фермы в Восточном Техасе.
Некоторые предполагали, что Билли был не ребенком Берроуза, а «Уитни», которого упоминает в письме Джоан. Но длительность созревания человека составляет 266 дней, (иногда меньше, но редко когда намного дольше), а Джоан вышла из Бельвью и встретилась с Берроузом примерно 264 днями ранее рождения Билли.
Когда Джоан Воллмер спрашивали - менее чем двумя годами позже - в Ново-Орлеанском санатории, где ее муж проходил процесс детоксикации, она описала отношения Берроуза с ребенком так:
«Утверждает, что пациент - хороший отец, и абсолютно предан юному сыну. Он хорошо относится и к приемному ребенку, но «обожает» своего собственного, и, такое впечатление, что он хочет быть сыну сразу матерью и отцом - принял на себя всю ответственность за кормление, мытье и прогулки с ребенком…
Информатор сообщает что пациент «не знал», что он хочет ребенка, до тех пор, пока он не родился, и теперь посвящает себя целиком ребенку».
Если Берроуз не думал о том, чтобы завести ребенка, его родители проявили куда больше энтузиазма, когда узнали, что его жена была беременна. В течение двух недель после рождения Билли 21 июля, Мортимер и Лора приехали из Сент-Луиса, чтобы увидеть Техасское маленькое семейное гнездышко их сына.
Тед Морган сообщает о том, что на Ганке Морган произвел впечатление «уважаемого», а Лора - «мать-гусыня», привезшая «ящики шмоток для Джоан и второе пришествие». (Впечатления Мортимера и Лоры о бритом наголо, желтом, говорящем на жаргоне нью-йоркце, который был «помощником на ферме» у их сына, к сожалению, не сохранились). Как написал Берроуз Гинзбергу 8-го августа: «Родители своим визитом не принесли никаких сложностей, а наоборот, целый поток выгоды».
С июля 1947 года Аллен Гинсберг был в Денвере с Нилом Кассади, юной женой Нила Луанной Хендерсон и Каролин Робинсон, новой основной девушкой Нила (были и не-основные). Романтическая и сексуальная одержимость Гинзберга в отношении Кассади достигла в то время апогея, а Кассади не слишком стеснялся получать удовольствие от однополого секса. Снова и снова он позволял Аллену соитие, что только возбуждало горячего жильца.
Несмотря на всех женщин, окружавших Нила, Аллен как-то убедил его в том, что они двое должны поехать в Техас, чтобы посетить Билла и Джоан. Ответом Каролин на это было собрать свои вещи и съехать, уехать к каким-то друзьям в Калифорнии - поступок, который случайно создал повод для первых поездок Керуака и Гинзберга по району Сан-Франциско и оживлении их участия в последующих годах «Поэтического Ренессанса Сан-Франциско» в 1950х.
Кассади и Гинзберг ехали автостопом из Колорадо, приехав на ферму в Нью-Вейверли 29го или 30го августа. Но благородный эксперимент Нила, его гомосексуальная связь с Гинзбергом, быстро угасла - он не мог пройти через это, не до конца. Всего после нескольких дней на ферме и одной разрушительной ночи в Хьюстоне, уничтоженный Гинзберг отказался от этих отношений и уплыл из Хьюстона на угольщике, направляющемся в Дакар в Африке.
В октябре - т.е., во время сбора урожая, когда созрела марихуана - Берроуз разрушил дом и решил, что они все отправляются назад в Нью-Йорк. Джоан и маленькая Джулия и Билли путешествовали поездом, а Кассади вез Берроуза и Ганке в машине Берроуза, с грузом марихуаны в вещевых мешках. Они ехали прямо и оставили Ганке в квартире Вики Рассел.
На станции Гранд Централ Берроуз узнал, что Джоан и дети приехали несколькими часами ранее и ее забрали копы - опасаясь, что она собирается бросить двух детей, которые с ней были - и отправили в Бельвью для обследования. Берроуз сказал докторам, что он был членом клуба Гарвардского Университета, и они немедленно отдали Воллмер ему.
Они провели три месяца в районе Нью-Йорка, делая безуспешные попытки продать товар. Но марихуана была непривита, или привита неправильно, так что ее никто не покупал; спустя некоторое время Берроуз был бы рад «найти хоть кого-то кто заберет этот чай за любую цену» (из «Джанки»).
Этой зимой в Нью-Йорке, у Берроуза появилась новая наркопривычка. Тед Морган пишет: «Одной ночью в Йонкерс он принял слишком много и вырубился… Джоан сварила кофе и, поддерживая его, выгуливала по комнате, чтобы он пришел в себя. Его родители, которые не знали, что он сидит на наркотиках, приехали в Нью-Йорк и поселились в отеле на Атлантик Бич, где в межсезонье цены были приемлемыми. Джоан сидела в своей комнате с детьми, пока Берроуз уходил ставиться с Биллом Гарвером». Все это из воспоминаний Берроуза, записанных Морганом.
У нас практически нет информации о том, как Джоан относилась к тому, что у Берроуза усиливается тяга к наркотикам и случаются почти передозы; но, возможно, втиснутость между уверенностью и раздражением Джоан и собственным отвращением к себе у Берроуза, безумные сцены тех лет заставили его понять что-то новое, и, возможно, пообещать Джан очиститься от заразы.
Если верить «Джанки», Берроуз поехал обратно в Техас из Нью-Йорка, пытаясь самостоятельно применять «китайское снадобье [для облегчения]», но к тому времени, когда он достиг Цинциннати, его запасы джанка подошли к концу, так что он «оставил машину в парке и сел на поезд до Лексингтона», чтобы вылечиться там в госпитале.
Судя по позднему дневнику Берроуза, если смотреть запись 27-го июля 1997 года, он сначала доехал до Сент-Луиса вместе с Джоан, потому что он решил что: «барыги из Сент-Луиса слишком жалки, чтобы продать мне хоть жалкую четверть Г». Наперекор желанию его матери он не отправился в «частную дурку» и, поддерживаемый Джоан, поехал вместо этого в Лексингтон, для того чтобы получить какую-то помощь на период отнятия. Его родители, возможно, «не знали, что он опять на наркотиках», когда они посетили его в Нью-Йорке несколькими неделями ранее, но теперь они точно знали о том, в какой он ситуации.
«Федеральная наркоферма» в Лексингтоне, Кентукки, была известна джанки как место, куда можно отправиться для снижения наркозависимости и детоксикации. Центр Клинических Исследований в Государственной Общественной Больнице в Лексингтоне был открыт в 1935 году и начал принимать нейропсихопатических пациентов в 1942 году. Как писали Мартин А. Ли и Брюс Шлейн в «Кислотные сны: полная общественная история ЛСД: ЦРУ, Шестидесятые и позже» (1985):
«Среди уличных джанки стало открытым секретом то, что если у тебя проблемы с тем, чтобы купить, ты всегда можешь сдаться в Лексингтон, где героин и морфий были выдаваемы как плата за то, что ты становился волонтером для экспериментов, проводимых [д-ром Гаррисом] Исбеллом [с психоактивными наркотиками вроде ЛСД]…»
«Пациенты в Лексингтоне не могли знать, что он был один из пятнадцати тюремных и психиатрических учреждений, используемых ЦРУ в супер-секретной программе разработки наркотиков в течение 50-х».
В «Джанки» Берроуз красочно описывает свои впечатления от других пациентов, в те десять дней, что он провел в Лексингтоне, но ему много лет не было известно о странных секретных экспериментах Исбелла.
20 февраля 1948 года он писал Гинзбергу из Восточного Техаса: «Здесь уже несколько недель и чувствую себя, наконец, ОК. Я должен был съездить в Лексингот за лекарством. Оставался там две недели и болел еще три недели после того как выбрался».
«Таким образом, я приехал в Техас и слез с джанка где-то на четыре месяца», - написала Берроуз в «Джанки», говоря о весне 1948-го. Он часто отмечал, что несколько месяцев каждый раз после того, как он слезал с джанка, его либидо возвращалось, вместе со слабостью к алкоголю. В мае он и Джоан были арестованы за езду в нетрезвом виде и непристойное поведение - они были пьяны и совокуплялись на краю дороги, а двое их детей ждали в машине. Все четверо были помещены в тюрьму на ночь, а родители Берроуза заплатили в штраф в 173 доллара.
Как писал Берроуз Гинзбергу 5-го июню из Нью-Орлеана: «Я продаю все в Нью-Вейверли и переезжаю в Новый Орлеан. Купил какую-то землю в долине Рио-Гранде…» - это, очевидно, относитя к сорока акрам, что он купил 6-го мая 1948 в графстве Идальго, Техас. Он добавил: «Я лишился своих техасских водительских прав… может быть, куплю дом здесь [в Новом Орлеане]. На самом деле, склоняюсь ко второму в последнее время, потому что мне нужно место чтобы хранить эти штуки… У меня все еще есть урожай, оставленный на ферме. Поеду туда снова, чтобы забрать его через неделю или около того, но может оказаться, что собирать не стоит по причине небезопасности».
(В типичном Берроузовском духе, он слишком поздно понял, что в самой удаленном, беднейшем графстве Восточного Техаса, внезапное появление человека с севера - достаточно богатого, чтобы купить «Форд» и «Джип», и явно неопытного в фермерстве - очень далеко от того, чтобы быть «неопознанным», а скорее будет тщательно исследовано и обрастет слухами у живущих здесь клановых семейств).
Когда Берроуз и Воллмер совершили продажу фермы в Восточном Техасе 23 июня 1948 года, это были муж и жена, и они уже жили в Новом Орлеане, в меблированных комнатах где-то на западе города, у Трансконтинентального Шоссе №111. Шестью неделями позже, 2-го августа 1948 года, Берроуз за 3800 долларов купил в кредит у «Домовладельческого Общества Эврика» дом для своей семьи по адресу 509 Вагнер Стрит, в Алжире, Луизиана, на другой стороне Миссисипи от Французской Четверти. В «Джанки» он писал: «Новый Орлеан был странным городом для меня, и у меня не было никакого способа найти джанк… и, кроме того, я хотел слезть, или, по крайней мере, я думал, что хотел слезть». Но он знал, что джанк свободно доступен по всему городу, как он был доступен, пусть и редко, в техасских деревнях.
Кроме того в Новом Орлеане была более открытая гомосексуальная субкультура, и хотя Берроуз уже настроился на то, чтобы быть семейным человеком, он вернулся к старому: «В Французской Четверти есть несколько баров для голубых, и каждой ночью педы выплескиваются на тротуары». Однажды парень, которого он подцепил там, стянул у него десять долларов в комнате отеля. На следующий день он встретил джанки по имени Джо Рикс («Пат» в «Джанки») и быстро подсел обратно на наркотики.
Берроуз также занимался своими делами с недвижимостью. 14 октября 1948 года он законтрактовал на покупку лот в Подразделении Вудланд Акрс в Венере, к западу от Нового Орлеана, из Синдиката Трудо. Как он пишет в своем письме Керуаку от 30 ноября: «Я покупаю небольшой надел земли в болотах около Н. О., и там я построю дом».
К тому времени Берроуз сел обратно на иглу, Гинзбергу он писал также 30 ноября: «Я уеду на несколько дней в долину [Рио-Гранде] чтобы там заняться своими делами, и, возможно, заеду даже в Мексику. Я надеюсь избавиться от привычки в ходе этой поездки».
Несколькими неделями ранее он напомнил Гинзбергу что он и Келлс Элвинс скооперировали свои фермерские владения в Южном Техасе и наняли менеджера, чтобы он управлял этим предприятием; он надеялся на то, что заработает огромную прибыль в 15 тысяч долларов в течение шести месяцев. Но к январю он жаловался в письмах Гинзбергу, что сильные заморозки в долине - по памяти коренных жителей долины, первый подобный заморозок за пятьдесят лет - урезали на треть прибыли, которые он ожидал. (Неудачливый до конца, Берроуз пытался завершить сделку с продажей его последнего владения в Южном Техасе, когда ударили новые заморозки в феврале 1951-го).
7-го февраля 1949 года Берроуз упоминает в письме Гинзбергу, что он был «вовлечен в два судебных процесса» и 15 марта он писал Керуаку о своих последних инвестициях в недвижимость:
«На деле я в процессе переезда, я купил владение во Французской Четверти, состоящее из двух домов и патио. Мы будем жить в одном, и сдавать другой…
У меня уже проблемы с постояльцами. Два невыносимых фрукта живут в дальнем доме моего нового владения, и к своему удивлению и негодованию, я обнаружил, что не могу их выселить, не отзывая своего предложения о сдаче жилья».
(Февральские «процессы» наверняка касались его попыток выселить постояльцев, Берта Голдинга и Уильяма Димонда, Мл., которые, по праву, данному Новым Орлеаном, жили в то время в домах, которые купил Берроуз по адресу 1128-1130 Бургунди Стрит в Четверти).
В январе 1949 года Джек Керуак приехал в Новый Орлеан для недельного визита к Берроузу, вместе со своими друзьями Элом Хинклом и Нилом Кассади, и бывшей женой Нила, Луанной Хендерсон. К тому времени Нил уже женился на Каролин Робинсон, и она 6 сентября 1948 года родила ему дочь, но потом они стали жить раздельно, она уехала в Калифорнию. Это путешествие автостопом было одним из тех нескольких, которые позже были описаны в книге «На Дороге» Керуака. Берроуз был рад их приезду: Хинкл послал свою жену, Хелен, вперед в Новый Орлеан, вскоре после того, как женился 18 декабря, но потом отъезд Кассади задержался, и Хелен Хинкл жила у семьи Берроуза несколько недель. Из диалогов с Элом и Хелен Хинкл в середине 80-х, Тед Морган, вынес:
«Хозяйство, похоже, управлялось по принципу тотальной вседозволенности. Детям позволялось облегчаться где угодно, была ли это столовая или кухня. Маленький мальчик, еще не достигший двух лет, был прекрасен, с прекрасными светлыми волосами, а шестилетняя девочка была тонкой, с грубыми, спутавшимися волосами - то есть, ей их мыли когда они доходили до такого состояния. [У Джулии] были кошмары и у нее была привычка сосать левую руку, на которой у нее появился большой шрам.
Такое состояние детей не было следствием недосмотра Джоан, дополняла Хелен, а просто либеральным подходом в отношении детской свободы».
Интересно - откуда Билл и Джоан почерпнули подобные прекрасные идеи относительно воспитания детей - или, возможно их занятость собственными проблемами с наркотиками приводила к подобному попустительству?
Хотя Берроуз уважал Хелен Хинкль и сочувственно отнесся к ее положению - в письме Гинзбергу от 16 января он высказался о ней как о «прекрасном госте, и очень старательно пытающейся съехать» - он был раздражен неясностями со временем приезда Кассади и Хинкля, которые бы ее забрали. Он писал Аллену, чтобы помочь его брату, Эугену Бруксу, в твердых выражениях, и тогда по пути из Нью-Йорка в Денвер парни заехали в Алжир.
Кассади мало впечатлили Берроуза при первой встрече, но вот Керуак - как он считал - стал намного интереснее со времен их последней встречи годы назад. Но Керуак видел Берроуза совсем по-другому, и был нервирован его неконтролируемой зависимостью от наркотика. Джеральд Никосия, в его незаменимой биографии Керуака, «Memory Babe», пишет:
«Если Берроуз разочаровал Джека своей апатичностью, Джоан шокировала его своим больным видом и психотическим поведением. Последние четыре года она употребляла бензедрин постоянно, и теперь она поглощала от трех до десяти трубок бумаги в день…
С течением времени она становилась все более тощей, ее лицо исхудало, а недавний приступ полиомиелита оставил ее хромой…
Она бродила бесцельно по дому день и ночь, и редко открывала рот, разве что чтобы ответить на какое-либо замечание, сделанное Биллом… Ее преданность ему была столь же яростной, как и ее забота о детях…»
Мы не можем знать точный источник информации Д. Никосии, так что мы вынуждены считать это заявление в некоторых аспектах сомнительным. Молчаливость Джоан плохо сочетается с постоянным использованием бензедрина; если она выказывала «яростную… заботу о детях», следует помнить, что в Новом Орлеане не было никого, кто мог бы позаботиться о детях за нее, а Билл постоянно где-то бродил в поисках джанка и парней.
Внебрачные связи Берроуза с мужчинами не были секретом для Джоан, но ее чувства по этому поводу трудно представить ясно. Из содержания этого довольно грубого письма, которое написал Берроуз Гинзбергу 18 марта 1949 года из Нового Орлеана, мы можем предположить, что Аллен в Нью-Йорке, был обеспокоен жизнью своего друга - Джоан:
«Теперь по поводу того что [ты писал] насчет Джоан и меня - это полная чушь. Я никогда не претендовал на гетеросексуальную ориентацию…
Я не отвечаю за сексуальную жизнь Джоан, никогда не отвечал, и никогда не притворялся, что буду. Кроме того, с нами не происходит ничего особо плохого. Есть, конечно, как и были в самом начале, тупиковые и противоречащие интересы, которые, право слово, не могут быть как-либо решены».
Если Джоан и жаловалась Гинзбергу, по телефону или в письме, о Билле и его парнях, никаких подтверждений этому найдено не было. Но позицией Билла было то, что она знала, что он гомосексуален, когда выходила за него....
...
Берроуз собирался также выращивать марихуану в каком-то глухом местечке Техаса, и 23-го ноября 1946 года, всего через три недели после того, как забрал Джоан из Нью-Йорка, он приобрел 99 акров около Нью-Вейверли в Восточном Техасе, примерно в сорока милях к северо-востоку от Хьюстона, с полуразвалившейся фермой, где он жил с Воллмер большую часть 1947 года.
Джоан не знала, что была беременна, когда покинула Нью-Йорк с Берроузом в ноябре, и она не упоминает этого в своем письме к Эди от 29 декабря; но она уже должна была понять это в январе. В 1980-х Берроуз сказал Моргану: «Я не думал о ребенке так или иначе, но я точно не выбрал бы аборт. Я полностью против абортов. Я думаю, что это убийство. Она спросила меня, и я сказал, что я не предложу этого ни при каких обстоятельствах, точно нет».
Герберт Ганке, наркоман и воришка с Таймс-Сквер, хорошо знакомый с их кругом в Нью-Йорке, и бывший личным другом Воллмер, был с Берроузом и Воллмер в Восточном Техасе с января по октябрь. Видимо, она потребовала, чтобы Берроуз пригласил Ганке приехать и быть их «рабочим на ферме» - работа, в которой городской хипстер имел не больше опыта, чем сам Берроуз.
Ганке также был их новым поставщиком наркотиков, ездил в Хьюстон и кучами покупал бензедриновые ингаляторы для Джоан. Он покупал траву в Хьюстоне, и смог добыть некоторое количество семян марихуаны для задуманной Берроузом плантации - на самом деле, думали, что он привез семена еще из Нью-Йорка, но «забыл». Воллмер, похоже, не позволяла беременности влиять на свое потребление бензедрина, марихуаны и алкоголя. Тем временем Берроуз получал пантопон в порошке по почте, от Билла Гарвера из Нью-Йорка.
В своих мемуарах, «Во всем виновен», Ганке написал о своей жизни с Джоан и Биллом на ферме:
«Я не понимал их отношений. Я думаю, он уважал ее, поскольку она была очень умной и могла сравниться с ним по части мозгов. Но что до любви - в общепринятом смысле этого слова - я думаю, у него не было или практически не было глубокой страсти к ней. Она интересовала его по своему, вот и все. Он не любил, когда она ему слишком много надоедала, хотя каждую ночь она требовала некоторого внимания. Перед тем, как все мы отправлялись спать, она проводила час или около того с ним в его комнате, и они беседовали. Потом она уходила в сени, которые были ее комнатой».
Морган, бравший интервью у Ганке в 1980-х, писал:
«Они спали в отдельных комнатах, и, по всей видимости, между ними не было физического контакта. Однажды ночью, когда он [Ганке] пытался заснуть, он услышал, как Джоан стучится в дверь к Берроузу. Когда дверь открылась, Ганке услышал, как она сказала: «Все что я хочу, это немного полежать в твоих руках»…
Однажды они гуляли по лесу и Джоан устала нести Джулию, а Ганке сказал: «Почему б, тебе, блядь, не помочь ей?», а Берроуз ответил, что спартанцы знали как избавляться от лишнего груза в виде младенцев-девочек, сбрасывая их со скал…
[Ганке почувствовал] что такой вот сардонический юмор был способом Берроуза справиться со своими эмоциями, но [Ганке] никогда не смог к этому привыкнуть.
С другой стороны, если кто-то критиковал Джоан, Берроуз вставал на ее защиту. Когда Ганке сказал, что ее покупки были несколько экстравагантны, Берроуз ответил: «Ну, с другой стороны, она лишь хочет, чтобы мы хорошо питались». Он никогда не говорил ничего о том, что она употребляет бензедрин, несмотря на то, что это было очень плохо потому, что она была беременна...
Джоан не кормила ребенка грудью, потому что ее тело было переполнено амфетаминами».
Джоан Воллмер дала жизнь Уильяму С. Берроуза, Младшему, 21-го июля 1947-го в 4 часа 10 минут утра, в больнице в Конро, Техас, после срочной ночной поездки длиной в восемнадцать миль, приехав вместе с Берроузом с их фермы в Восточном Техасе.
Некоторые предполагали, что Билли был не ребенком Берроуза, а «Уитни», которого упоминает в письме Джоан. Но длительность созревания человека составляет 266 дней, (иногда меньше, но редко когда намного дольше), а Джоан вышла из Бельвью и встретилась с Берроузом примерно 264 днями ранее рождения Билли.
Когда Джоан Воллмер спрашивали - менее чем двумя годами позже - в Ново-Орлеанском санатории, где ее муж проходил процесс детоксикации, она описала отношения Берроуза с ребенком так:
«Утверждает, что пациент - хороший отец, и абсолютно предан юному сыну. Он хорошо относится и к приемному ребенку, но «обожает» своего собственного, и, такое впечатление, что он хочет быть сыну сразу матерью и отцом - принял на себя всю ответственность за кормление, мытье и прогулки с ребенком…
Информатор сообщает что пациент «не знал», что он хочет ребенка, до тех пор, пока он не родился, и теперь посвящает себя целиком ребенку».
Если Берроуз не думал о том, чтобы завести ребенка, его родители проявили куда больше энтузиазма, когда узнали, что его жена была беременна. В течение двух недель после рождения Билли 21 июля, Мортимер и Лора приехали из Сент-Луиса, чтобы увидеть Техасское маленькое семейное гнездышко их сына.
Тед Морган сообщает о том, что на Ганке Морган произвел впечатление «уважаемого», а Лора - «мать-гусыня», привезшая «ящики шмоток для Джоан и второе пришествие». (Впечатления Мортимера и Лоры о бритом наголо, желтом, говорящем на жаргоне нью-йоркце, который был «помощником на ферме» у их сына, к сожалению, не сохранились). Как написал Берроуз Гинзбергу 8-го августа: «Родители своим визитом не принесли никаких сложностей, а наоборот, целый поток выгоды».
С июля 1947 года Аллен Гинсберг был в Денвере с Нилом Кассади, юной женой Нила Луанной Хендерсон и Каролин Робинсон, новой основной девушкой Нила (были и не-основные). Романтическая и сексуальная одержимость Гинзберга в отношении Кассади достигла в то время апогея, а Кассади не слишком стеснялся получать удовольствие от однополого секса. Снова и снова он позволял Аллену соитие, что только возбуждало горячего жильца.
Несмотря на всех женщин, окружавших Нила, Аллен как-то убедил его в том, что они двое должны поехать в Техас, чтобы посетить Билла и Джоан. Ответом Каролин на это было собрать свои вещи и съехать, уехать к каким-то друзьям в Калифорнии - поступок, который случайно создал повод для первых поездок Керуака и Гинзберга по району Сан-Франциско и оживлении их участия в последующих годах «Поэтического Ренессанса Сан-Франциско» в 1950х.
Кассади и Гинзберг ехали автостопом из Колорадо, приехав на ферму в Нью-Вейверли 29го или 30го августа. Но благородный эксперимент Нила, его гомосексуальная связь с Гинзбергом, быстро угасла - он не мог пройти через это, не до конца. Всего после нескольких дней на ферме и одной разрушительной ночи в Хьюстоне, уничтоженный Гинзберг отказался от этих отношений и уплыл из Хьюстона на угольщике, направляющемся в Дакар в Африке.
В октябре - т.е., во время сбора урожая, когда созрела марихуана - Берроуз разрушил дом и решил, что они все отправляются назад в Нью-Йорк. Джоан и маленькая Джулия и Билли путешествовали поездом, а Кассади вез Берроуза и Ганке в машине Берроуза, с грузом марихуаны в вещевых мешках. Они ехали прямо и оставили Ганке в квартире Вики Рассел.
На станции Гранд Централ Берроуз узнал, что Джоан и дети приехали несколькими часами ранее и ее забрали копы - опасаясь, что она собирается бросить двух детей, которые с ней были - и отправили в Бельвью для обследования. Берроуз сказал докторам, что он был членом клуба Гарвардского Университета, и они немедленно отдали Воллмер ему.
Они провели три месяца в районе Нью-Йорка, делая безуспешные попытки продать товар. Но марихуана была непривита, или привита неправильно, так что ее никто не покупал; спустя некоторое время Берроуз был бы рад «найти хоть кого-то кто заберет этот чай за любую цену» (из «Джанки»).
Этой зимой в Нью-Йорке, у Берроуза появилась новая наркопривычка. Тед Морган пишет: «Одной ночью в Йонкерс он принял слишком много и вырубился… Джоан сварила кофе и, поддерживая его, выгуливала по комнате, чтобы он пришел в себя. Его родители, которые не знали, что он сидит на наркотиках, приехали в Нью-Йорк и поселились в отеле на Атлантик Бич, где в межсезонье цены были приемлемыми. Джоан сидела в своей комнате с детьми, пока Берроуз уходил ставиться с Биллом Гарвером». Все это из воспоминаний Берроуза, записанных Морганом.
У нас практически нет информации о том, как Джоан относилась к тому, что у Берроуза усиливается тяга к наркотикам и случаются почти передозы; но, возможно, втиснутость между уверенностью и раздражением Джоан и собственным отвращением к себе у Берроуза, безумные сцены тех лет заставили его понять что-то новое, и, возможно, пообещать Джан очиститься от заразы.
Если верить «Джанки», Берроуз поехал обратно в Техас из Нью-Йорка, пытаясь самостоятельно применять «китайское снадобье [для облегчения]», но к тому времени, когда он достиг Цинциннати, его запасы джанка подошли к концу, так что он «оставил машину в парке и сел на поезд до Лексингтона», чтобы вылечиться там в госпитале.
Судя по позднему дневнику Берроуза, если смотреть запись 27-го июля 1997 года, он сначала доехал до Сент-Луиса вместе с Джоан, потому что он решил что: «барыги из Сент-Луиса слишком жалки, чтобы продать мне хоть жалкую четверть Г». Наперекор желанию его матери он не отправился в «частную дурку» и, поддерживаемый Джоан, поехал вместо этого в Лексингтон, для того чтобы получить какую-то помощь на период отнятия. Его родители, возможно, «не знали, что он опять на наркотиках», когда они посетили его в Нью-Йорке несколькими неделями ранее, но теперь они точно знали о том, в какой он ситуации.
«Федеральная наркоферма» в Лексингтоне, Кентукки, была известна джанки как место, куда можно отправиться для снижения наркозависимости и детоксикации. Центр Клинических Исследований в Государственной Общественной Больнице в Лексингтоне был открыт в 1935 году и начал принимать нейропсихопатических пациентов в 1942 году. Как писали Мартин А. Ли и Брюс Шлейн в «Кислотные сны: полная общественная история ЛСД: ЦРУ, Шестидесятые и позже» (1985):
«Среди уличных джанки стало открытым секретом то, что если у тебя проблемы с тем, чтобы купить, ты всегда можешь сдаться в Лексингтон, где героин и морфий были выдаваемы как плата за то, что ты становился волонтером для экспериментов, проводимых [д-ром Гаррисом] Исбеллом [с психоактивными наркотиками вроде ЛСД]…»
«Пациенты в Лексингтоне не могли знать, что он был один из пятнадцати тюремных и психиатрических учреждений, используемых ЦРУ в супер-секретной программе разработки наркотиков в течение 50-х».
В «Джанки» Берроуз красочно описывает свои впечатления от других пациентов, в те десять дней, что он провел в Лексингтоне, но ему много лет не было известно о странных секретных экспериментах Исбелла.
20 февраля 1948 года он писал Гинзбергу из Восточного Техаса: «Здесь уже несколько недель и чувствую себя, наконец, ОК. Я должен был съездить в Лексингот за лекарством. Оставался там две недели и болел еще три недели после того как выбрался».
«Таким образом, я приехал в Техас и слез с джанка где-то на четыре месяца», - написала Берроуз в «Джанки», говоря о весне 1948-го. Он часто отмечал, что несколько месяцев каждый раз после того, как он слезал с джанка, его либидо возвращалось, вместе со слабостью к алкоголю. В мае он и Джоан были арестованы за езду в нетрезвом виде и непристойное поведение - они были пьяны и совокуплялись на краю дороги, а двое их детей ждали в машине. Все четверо были помещены в тюрьму на ночь, а родители Берроуза заплатили в штраф в 173 доллара.
Как писал Берроуз Гинзбергу 5-го июню из Нью-Орлеана: «Я продаю все в Нью-Вейверли и переезжаю в Новый Орлеан. Купил какую-то землю в долине Рио-Гранде…» - это, очевидно, относитя к сорока акрам, что он купил 6-го мая 1948 в графстве Идальго, Техас. Он добавил: «Я лишился своих техасских водительских прав… может быть, куплю дом здесь [в Новом Орлеане]. На самом деле, склоняюсь ко второму в последнее время, потому что мне нужно место чтобы хранить эти штуки… У меня все еще есть урожай, оставленный на ферме. Поеду туда снова, чтобы забрать его через неделю или около того, но может оказаться, что собирать не стоит по причине небезопасности».
(В типичном Берроузовском духе, он слишком поздно понял, что в самой удаленном, беднейшем графстве Восточного Техаса, внезапное появление человека с севера - достаточно богатого, чтобы купить «Форд» и «Джип», и явно неопытного в фермерстве - очень далеко от того, чтобы быть «неопознанным», а скорее будет тщательно исследовано и обрастет слухами у живущих здесь клановых семейств).
Когда Берроуз и Воллмер совершили продажу фермы в Восточном Техасе 23 июня 1948 года, это были муж и жена, и они уже жили в Новом Орлеане, в меблированных комнатах где-то на западе города, у Трансконтинентального Шоссе №111. Шестью неделями позже, 2-го августа 1948 года, Берроуз за 3800 долларов купил в кредит у «Домовладельческого Общества Эврика» дом для своей семьи по адресу 509 Вагнер Стрит, в Алжире, Луизиана, на другой стороне Миссисипи от Французской Четверти. В «Джанки» он писал: «Новый Орлеан был странным городом для меня, и у меня не было никакого способа найти джанк… и, кроме того, я хотел слезть, или, по крайней мере, я думал, что хотел слезть». Но он знал, что джанк свободно доступен по всему городу, как он был доступен, пусть и редко, в техасских деревнях.
Кроме того в Новом Орлеане была более открытая гомосексуальная субкультура, и хотя Берроуз уже настроился на то, чтобы быть семейным человеком, он вернулся к старому: «В Французской Четверти есть несколько баров для голубых, и каждой ночью педы выплескиваются на тротуары». Однажды парень, которого он подцепил там, стянул у него десять долларов в комнате отеля. На следующий день он встретил джанки по имени Джо Рикс («Пат» в «Джанки») и быстро подсел обратно на наркотики.
Берроуз также занимался своими делами с недвижимостью. 14 октября 1948 года он законтрактовал на покупку лот в Подразделении Вудланд Акрс в Венере, к западу от Нового Орлеана, из Синдиката Трудо. Как он пишет в своем письме Керуаку от 30 ноября: «Я покупаю небольшой надел земли в болотах около Н. О., и там я построю дом».
К тому времени Берроуз сел обратно на иглу, Гинзбергу он писал также 30 ноября: «Я уеду на несколько дней в долину [Рио-Гранде] чтобы там заняться своими делами, и, возможно, заеду даже в Мексику. Я надеюсь избавиться от привычки в ходе этой поездки».
Несколькими неделями ранее он напомнил Гинзбергу что он и Келлс Элвинс скооперировали свои фермерские владения в Южном Техасе и наняли менеджера, чтобы он управлял этим предприятием; он надеялся на то, что заработает огромную прибыль в 15 тысяч долларов в течение шести месяцев. Но к январю он жаловался в письмах Гинзбергу, что сильные заморозки в долине - по памяти коренных жителей долины, первый подобный заморозок за пятьдесят лет - урезали на треть прибыли, которые он ожидал. (Неудачливый до конца, Берроуз пытался завершить сделку с продажей его последнего владения в Южном Техасе, когда ударили новые заморозки в феврале 1951-го).
7-го февраля 1949 года Берроуз упоминает в письме Гинзбергу, что он был «вовлечен в два судебных процесса» и 15 марта он писал Керуаку о своих последних инвестициях в недвижимость:
«На деле я в процессе переезда, я купил владение во Французской Четверти, состоящее из двух домов и патио. Мы будем жить в одном, и сдавать другой…
У меня уже проблемы с постояльцами. Два невыносимых фрукта живут в дальнем доме моего нового владения, и к своему удивлению и негодованию, я обнаружил, что не могу их выселить, не отзывая своего предложения о сдаче жилья».
(Февральские «процессы» наверняка касались его попыток выселить постояльцев, Берта Голдинга и Уильяма Димонда, Мл., которые, по праву, данному Новым Орлеаном, жили в то время в домах, которые купил Берроуз по адресу 1128-1130 Бургунди Стрит в Четверти).
В январе 1949 года Джек Керуак приехал в Новый Орлеан для недельного визита к Берроузу, вместе со своими друзьями Элом Хинклом и Нилом Кассади, и бывшей женой Нила, Луанной Хендерсон. К тому времени Нил уже женился на Каролин Робинсон, и она 6 сентября 1948 года родила ему дочь, но потом они стали жить раздельно, она уехала в Калифорнию. Это путешествие автостопом было одним из тех нескольких, которые позже были описаны в книге «На Дороге» Керуака. Берроуз был рад их приезду: Хинкл послал свою жену, Хелен, вперед в Новый Орлеан, вскоре после того, как женился 18 декабря, но потом отъезд Кассади задержался, и Хелен Хинкл жила у семьи Берроуза несколько недель. Из диалогов с Элом и Хелен Хинкл в середине 80-х, Тед Морган, вынес:
«Хозяйство, похоже, управлялось по принципу тотальной вседозволенности. Детям позволялось облегчаться где угодно, была ли это столовая или кухня. Маленький мальчик, еще не достигший двух лет, был прекрасен, с прекрасными светлыми волосами, а шестилетняя девочка была тонкой, с грубыми, спутавшимися волосами - то есть, ей их мыли когда они доходили до такого состояния. [У Джулии] были кошмары и у нее была привычка сосать левую руку, на которой у нее появился большой шрам.
Такое состояние детей не было следствием недосмотра Джоан, дополняла Хелен, а просто либеральным подходом в отношении детской свободы».
Интересно - откуда Билл и Джоан почерпнули подобные прекрасные идеи относительно воспитания детей - или, возможно их занятость собственными проблемами с наркотиками приводила к подобному попустительству?
Хотя Берроуз уважал Хелен Хинкль и сочувственно отнесся к ее положению - в письме Гинзбергу от 16 января он высказался о ней как о «прекрасном госте, и очень старательно пытающейся съехать» - он был раздражен неясностями со временем приезда Кассади и Хинкля, которые бы ее забрали. Он писал Аллену, чтобы помочь его брату, Эугену Бруксу, в твердых выражениях, и тогда по пути из Нью-Йорка в Денвер парни заехали в Алжир.
Кассади мало впечатлили Берроуза при первой встрече, но вот Керуак - как он считал - стал намного интереснее со времен их последней встречи годы назад. Но Керуак видел Берроуза совсем по-другому, и был нервирован его неконтролируемой зависимостью от наркотика. Джеральд Никосия, в его незаменимой биографии Керуака, «Memory Babe», пишет:
«Если Берроуз разочаровал Джека своей апатичностью, Джоан шокировала его своим больным видом и психотическим поведением. Последние четыре года она употребляла бензедрин постоянно, и теперь она поглощала от трех до десяти трубок бумаги в день…
С течением времени она становилась все более тощей, ее лицо исхудало, а недавний приступ полиомиелита оставил ее хромой…
Она бродила бесцельно по дому день и ночь, и редко открывала рот, разве что чтобы ответить на какое-либо замечание, сделанное Биллом… Ее преданность ему была столь же яростной, как и ее забота о детях…»
Мы не можем знать точный источник информации Д. Никосии, так что мы вынуждены считать это заявление в некоторых аспектах сомнительным. Молчаливость Джоан плохо сочетается с постоянным использованием бензедрина; если она выказывала «яростную… заботу о детях», следует помнить, что в Новом Орлеане не было никого, кто мог бы позаботиться о детях за нее, а Билл постоянно где-то бродил в поисках джанка и парней.
Внебрачные связи Берроуза с мужчинами не были секретом для Джоан, но ее чувства по этому поводу трудно представить ясно. Из содержания этого довольно грубого письма, которое написал Берроуз Гинзбергу 18 марта 1949 года из Нового Орлеана, мы можем предположить, что Аллен в Нью-Йорке, был обеспокоен жизнью своего друга - Джоан:
«Теперь по поводу того что [ты писал] насчет Джоан и меня - это полная чушь. Я никогда не претендовал на гетеросексуальную ориентацию…
Я не отвечаю за сексуальную жизнь Джоан, никогда не отвечал, и никогда не притворялся, что буду. Кроме того, с нами не происходит ничего особо плохого. Есть, конечно, как и были в самом начале, тупиковые и противоречащие интересы, которые, право слово, не могут быть как-либо решены».
Если Джоан и жаловалась Гинзбергу, по телефону или в письме, о Билле и его парнях, никаких подтверждений этому найдено не было. Но позицией Билла было то, что она знала, что он гомосексуален, когда выходила за него....
...