Здравствуйте уважаемые.
Продолжаем с Вами наш небольшой разбор великолепного "Евгения Онегина". Напомню, что в прошлую среду мы с Вами остановились вот тут вот:
http://id77.livejournal.com/1533175.htmlДумаю, пора продолжить :-)))
Отъезда день давно просрочен,
Проходит и последний срок.
Осмотрен, вновь обит, упрочен
Забвенью брошенный возок.
Обоз обычный, три кибитки
Везут домашние пожитки,
Кастрюльки, стулья, сундуки,
Варенье в банках, тюфяки,
Перины, клетки с петухами,
Горшки, тазы et cetera,
Ну, много всякого добра.
И вот в избе между слугами
Поднялся шум, прощальный плач:
Ведут на двор осьмнадцать кляч,
Вау-вау-вау... как говорит сегоднящняя молодежь - "Пошла жара". Татьяна, наконец, решилась и пошли сборы.
В возок боярский их впрягают,
Готовят завтрак повара,
Горой кибитки нагружают,
Бранятся бабы, кучера.
На кляче тощей и косматой
Сидит форейтор бородатый,
Сбежалась челядь у ворот
Прощаться с барами. И вот
Уселись, и возок почтенный,
Скользя, ползет за ворота.
"Простите, мирные места!
Прости, приют уединенный!
Увижу ль вас?.." И слез ручей
У Тани льется из очей.
Так, для начала разберемся с транспортным средством. Боярский возок - экипаж, составленный из кузова кареты, поставленного на сани. Хотя, теоретически все могло выглядить и как-то так:
Про клячу и бородатого форейтора - прямые указания на то, что дела у Лариных идут не блестяще, скажем так. Совсем не блестяще. Форейтор - это кучер, но не правивший возком, а сидящий на передней лошади при упряжке цугом. Обычно это был совсем молодой человек, или может мальчик. Тут -сами видите. Да и первая, главная лошадь - у него кляча. Так что....
Ну а Таня конечно рыдает. И это нормально - ей страшно, ее беспокоит неопределенность и будущее. Она отрывается от мест, где родилась и провела всю жизнь. Но в целом, в душе, она готова к переменам и даже жаждет их.
Когда благому просвещенью
Отдвинем более границ,
Со временем (по расчисленью
Философических таблиц,
Лет чрез пятьсот) дороги верно
У нас изменятся безмерно:
Шоссе Россию здесь и тут,
Соединив, пересекут.
Мосты чугунные чрез воды
Шагнут широкою дугой,
Раздвинем горы, под водой
Пророем дерзостные своды,
И заведет крещеный мир
На каждой станции трактир.
Гыыыы.... сколько лет прошло - а все те же проблемы. Извечные русские :-))) Хотя Пушкин дал нам 500 лет :-)) Время еще есть. Философские таблицы тут - это книга французского статистика Шарля Дюпена "Производительные и торговые силы Франции" (1827), где даны сравнительные статистические таблицы, показывающие экономику европейских государств, в том числе и России.
П-Ш-Ф Дюпен
Теперь у нас дороги плохи,
Мосты забытые гниют,
На станциях клопы да блохи
Заснуть минуты не дают;
Трактиров нет. В избе холодной
Высокопарный, но голодный
Для виду прейскурант висит
И тщетный дразнит аппетит,
Меж тем, как сельские циклопы
Перед медлительным огнем
Российским лечат молотком
Изделье легкое Европы,
Благословляя колеи
И рвы отеческой земли.
Высокопарный и голодный прейскурант - это сильно :-))) И про лечение молотком тоже. Жаль синюю изоленту еще не изобрели в то время :-)))
За то зимы порой холодной
Езда приятна и легка.
Как стих без мысли в песне модной
Дорога зимняя гладка.
Автомедоны наши бойки,
Неутомимы наши тройки,
И версты, теша праздный взор,
В глазах мелькают как забор.
К несчастью, Ларина тащилась,
Боясь прогонов дорогих,
Не на почтовых, на своих,
И наша дева насладилась
Дорожной скукою вполне:
Семь суток ехали оне.
Дааа..7 суток - это много, очень много. Опять возвращаемся к транспорту, некоторые вопросы которого мы с Вами рассматривали в одной из первых частей (вот тут вот:
http://id77.livejournal.com/840040.html). Там и про прогоны и про почтовых. У Лариных банально не было возможностей менять лошадей - только свои. А лошади были не очень в хорошей форме - им надо было больше отдыхать. Поэтому-то путешествие изрядно затянулось. Вместо 4 дней примерно - заняло неделю. Да, и кстати, Автомедон - это возница Ахиллеса из "Илиады" Гомера, а здесь, в шутливой форме так обозначены кучеры :-)
Но вот уж близко. Перед ними
Уж белокаменной Москвы,
Как жар, крестами золотыми
Горят старинные главы.
Ах, братцы! как я был доволен,
Когда церквей и колоколен
Садов, чертогов полукруг
Открылся предо мною вдруг!
Как часто в горестной разлуке,
В моей блуждающей судьбе,
Москва, я думал о тебе!
Москва... как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!
2 последние строчки одни из самых цитируемых современными людьми, причем далеко не все знают, откуда они взялись :-)
Вот, окружен своей дубравой,
Петровский замок. Мрачно он
Недавнею гордится славой.
Напрасно ждал Наполеон,
Последним счастьем упоенный,
Москвы коленопреклоненной
С ключами старого Кремля:
Нет, не пошла Москва моя
К нему с повинной головою.
Не праздник, не приемный дар,
Она готовила пожар
Нетерпеливому герою.
Отселе, в думу погружен,
Глядел на грозный пламень он.
Уже первые строчки дают нам понять, каким образом Ларины вьезжают в Первопрестольную. Это, однозначно Петербургский тракт. Ибо Петровский дворец (ну или Замок, как в тексте), находился в 3 верстах от Тверской заставы на Петербургском тракте и был местом остановки императора и его свиты при приезде из Петербурга. После отдыха следовал церемониальный въезд в Москву. Его так и называли Петровский путевой (подъездной) дворец
И да, как Вы уже поняли, впоследствии из Кремля Наполеон Бонапарт именно сюда перенес свою штаб-квартиру ненадолго. Наполеон прибыл во дворец 3 сентября и находился в нем четыре дня.
Прощай, свидетель падшей славы,
Петровский замок. Ну! не стой,
Пошел! Уже столпы заставы
Белеют; вот уж по Тверской
Возок несется чрез ухабы.
Мелькают мимо бутки, бабы,
Мальчишки, лавки, фонари,
Дворцы, сады, монастыри,
Бухарцы, сани, огороды,
Купцы, лачужки, мужики,
Бульвары, башни, казаки,
Аптеки, магазины моды,
Балконы, львы на воротах
И стаи галок на крестах.
В сей утомительной прогулке
Проходит час-другой, и вот
У Харитонья в переулке
Возок пред домом у ворот
Остановился. К старой тетке,
Четвертый год больной в чахотке,
Они приехали теперь.
Им настежь отворяет дверь
В очках, в изорванном кафтане,
С чулком в руке, седой калмык.
Встречает их в гостиной крик
Княжны, простертой на диване.
Старушки с плачем обнялись,
И восклицанья полились.
Почему столпы белеют не совсем ясно. Застава - это этакий вариант современного КПП, состоящий из шлагбаума и будки часового, где записывались их имена и надобность, по которой они приехали. Гайцы той эпохи :-) Хотя возможно за столбы принималась и этакая декоротивная часть как, например на этом фото:
Судя по маршруту, пришлось немного попетлять по Москве, опять - таки, пробки были уже тогда - ехали больше часа. Их окончательной остановкой был район современного Большого Харитоньевского переулка - а это самый центр. Если исходить, что заехали они в районе Тверской заставы Петербургского тракта (ныне - Ленинградского шоссе), да по Тверской, а потом (возможно) по Садовому - все равно час-другой - это многовато.
- Княжна, mon ange! -
"Pachette!" - Алина! -
"Кто б мог подумать? - Как давно!
Надолго ль? - Милая! Кузина!
Садись -- как это мудрено!
Ей-богу, сцена из романа..."
- А это дочь моя, Татьяна. -
"Ах, Таня! подойди ко мне -
Как будто брежу я во сне...
Кузина, помнишь Грандисона?"
- Как, Грандисон?.. а, Грандисон!
Да, помню, помню. Где же он? -
"В Москве, живет у Симеона;
Меня в сочельник навестил;
Недавно сына он женил.
Гыыы.. mon ange!- этой мой ангел, Pachette! - это, насколько я понимаю ласкательно-уменьшительное ковекание имени Прасковья на этакий французкий манер. А вообще тут имеет место то, о чем Грибоедов говорил - "Смесь французского с нижегородским" :-))) Типичная картина.
Ну Грандисон, это не cам Сэр Чарльз Градинсон, а тот самый "франт и гвардии сержант", о ком мы с Вами уже говорили в этой вот части:
http://id77.livejournal.com/1126901.htmlДа, Сочельник - день накануне праздников Рождества или Крещения. Так как разговор Лариной и княжны Алины происходит в конце января - феврале 1822 года, то следовательно, "Грандисон" посетил княжну относительно недавно - в конце декабря или в начале января того же года :-)
В Москве у Симеона, это скорее всего в районе прихода Симеона Столпника на Поварской (ныне ул. Воровского).
А тот... но после всё расскажем,
Не правда ль? Всей ее родне
Мы Таню завтра же покажем.
Жаль, разъезжать нет мочи мне;
Едва, едва таскаю ноги.
Но вы замучены с дороги;
Пойдемте вместе отдохнуть...
Ох, силы нет... устала грудь...
Мне тяжела теперь и радость,
Не только грусть... душа моя,
Уж никуда не годна я...
Под старость жизнь такая гадость..."
И тут, совсем утомлена,
В слезах раскашлялась она.
Больной и ласки и веселье
Татьяну трогают; но ей
Не хорошо на новоселье,
Привыкшей к горнице своей.
Под занавескою шелковой
Не спится ей в постеле новой,
И ранний звон колоколов,
Предтеча утренних трудов,
Ее с постели подымает.
Садится Таня у окна.
Редеет сумрак; но она
Своих полей не различает:
Пред нею незнакомый двор,
Конюшня, кухня и забор.
К заутрене звонят в 4 часа утра. Петербург будил барабан, а Москву - колокола. Понятно, что поле такого не заснуть :-))
Продолжение следует...
Приятного времени суток.