О вере...
Я родился и вырос атеистом. Так уж вышло. Никто в моей семье никогда не говорил ничего плохого о религии. Но и ничего хорошего не говорили тоже. Просто вообще ничего не говорили. Папа рассказывал мне о путешествиях Давида Ливингстона в Африку, о японских летчиках-камикадзе, о том, как правильно сложить печь, и о многом, многом другом. А о религии не говорил ничего. Мама (она была геологом) говорила о камнях, о полетах на вертолете в Саянах по долине Иркута до горы Мунку-Сардык (на которую я потом по ошибке залез, но это уже совсем другая история...), о том, как на лошади ехать ночью по тайге, о своей маме - моей бабушке - которую я не застал. И тоже еще много о чем. Но религии там не было даже близко.
Boomp3.com
Мой атеизм был естественным и непродуманным. Как естественнен кислород, который мы вдыхаем из воздуха. Не задумываясь о том, что на 70 с чем-то там процентов этот самый воздух состоит из азота. Большинство из нас вдыхают себе кислород, выдыхают углекислый газ и не на секунду не задумываются о том, что это метаболизм и способ существования белковой жизни. Вот так же и я не задумывался о вере в бога. Просто я про нее ничего не знал и ее не было в моей жизни.
Мне было лет 10, когда мой старший приятель, живущий со мной в одном дворе, ныне покойный Женька Ячменев, сводил меня в одну из 2-х действующих тогда в Иркутске Крестоводвиженскую Церковь. Я был очень впечатлен абсолютно новым и незнакомым для себя миром. Необычной атмосферой, музыкой, запахами. На свои скудные, накопленные за 2 недели на монгольские марки карманные деньги я купил 2 восковые, тоненькие, невиданные мной доселе свечки по 40 копеек и потом долго, понемногу, сжигал их дома. И волновался необычным запахом... Но и это к религии никакого отношения не имело. Просто - необычное, незнакомое и яркое.
В тридцать лет я крестился. Умерла мама. Я прилетел из Москвы в Иркутск. Как мог, устроил похороны. 1991 год. Когда нельзя было - как раньше. И нельзя - как можно сейчас. Январь, -30, неустроенная дикая жизнь, павловская отмена 50 и 100 рублевых бумажек (которые именно и были нужны на такой случай и которые именно и были запасены) - помните? Пьяные бомжи на кладбище требуют привезти 10 старых покрышек, чтобы прогреть землю... Иначе не выкопать - земля мерзлая и как камень. Жуткая сцена в морге. Пьяные крики на кладбище тех же бомжей: "А теперь прощайтесь, родственики!". Я был для них не первым и не последним. Но моя мама была и есть единственная. Не совмещалось это будничное нетрезвое покрикивание с попыткой осознать, что мамы больше нет со мной. На следующий день после похорон я пошел в церковь, где с меня взыскали приличествующую случаю сумму, выстроили в круг вместе с другими людьми, сказали какие-то слова, окропили и велели причаститься в ближайшее время. С тех пор я стал считаться крещеным. Первое и последнее в своей жизни причастие я принял спустя 11 лет, в Церкви Николая-Угодника в итальянском городе Бари. Но и это - совсем другая история...
Лет до сорока на вопрос "Веришь ли ты в Бога?" я просто отвечал - "нет". Не вкладывая в этот ответ больше душевного или интеллетуального напряжения, чем на вопрос "как тебя зовут?". И в том, и в другом случае ответы были простыми и не задевали ни мозг, ни сердце, ни душу. "Игорь". "Нет".
В сорок с чем-то лет мне стало важно - верю ли я. И снова совсем отдельная история - "почему?". Неважно. Мне стало нужным понять - верю я или нет. И - более того - мне очень хотелось ответить на этот вопрос положительно.
С тех пор прошло лет пять или семь... За это время я много раз прочел и перечел Евангелие, говорил с верующими и неверующими, разговаривал со священниками. Самое яркое и теплое общение - с Отцом Владимиром, который служит все в том же Храме Николая-Угодника в Бари. Я его бесконечно уважаю. И очень люблю. Хотя и это - совсем другая история... И думал, и передумывал, и осмыслял, и переосмысливал. И чувствовал, и вчуствовался.
Я могу, наверное, написать целый трактат о своем восприятии Старого и Нового Заветов. Веры. Но это не формат ЖЖ. Я и так написал уже слишком много букв и не уверен, что вы все еще со мной :-)
Я поделюсь только самым главным из того, что я понял за эти годы. Понял, принял и прочувствовал.
Так вот...
Я полагаю веру знанием второго сорта. Мы не верим в то, что знаем твердо. И в то, что любим. Мы просто это знаем. И там, где это знание есть - ни вера, ни неверие неуместны. Глупо верить или не верить в клавиатуру, на которой я сейчас выискиваю нужные для выражения моих мыслей буквы. Я знаю, что она есть. Иначе вы не смогли бы прочесть то, что я пишу. Глупо верить в знаемое. Вера возникает там, где нет знания.
Глупо верить в то, что ты любишь. Если в любви остается место для чего-то еще, это, я так полагаю, не любовь, а так - семечки... Не во что верить или не верить, если любишь.
Я проспал и опаздываю на поезд. Я не знаю - успею ли. Но это так нужно мне, мне так нужно, черт меня подери, туда, куда отвезет меня этот поезд, что отсутствующее знание я, сам того не замечая, заменяю хрупким костыликом веры. Успею. Мечась с чемоданом в поисках такси, торча в пробках, наблюдая неумолимый ход стрелок, несмотря ни на что - "Успею, успею, успею...". Не знаю - успею ли, но верю. Потому что очень хочу успеть. Мне очень это нужно. Знания нет, но если не будет совсем ничего, мне будет совсем плохо. И тут, как пакетик кофе "3 в 1" вместо настоящей арабики, сваренной в турке, приходит вера. В то, что УСПЕЮ.
Но - приходит время отправления, и тут уж либо-либо. Ты уже знаешь точно - либо успел или нет. И вере не остается места. Она уходит. Остается только порадоваться факту успевания или умереть от отчаяния, опоздав. И тут же начать думать, что делать дальше.
Верят в то, чего не знают, но чего хотят. Зная - бессмысленно верить. Не хотя - верить не нужно. Вера заполняет пустые области в нашем знании о мире. При условии, что эти пустые области нам интересны. Я не знаю с кем сегодня спит Ксюша Собчак. Она мне, знаете ли, спасибо ей хоть за это, лично не докладывает. Если бы я не чаял в ней души, я бегал бы по потолку и заставлял себя верить в то, что спит она одна. Но я безразличен к Ксюше. Мне неважно, с кем она спит и спит ли она вообще. Я не знаю этого и не хочу знать. Поэтому вера в ее невинную ночевку не приходит. Мне незачем верить в то, что мне неинтересно. Нет желания знать - и как следствие нет нужды в знании второго сорта - вере - которая в пиковые моменты на время заменяет знание.
Я не знаю - есть ли бог. Но мне совершенно неважно - есть ли он. Он непознаваем. И пути его, как утверждают адепты веры, неисповедимы. То есть проверить факт его существования я никогда не смогу. Совершая поступки и строя планы на завтра, на следующую неделю, на следующий год, я никак не могу учесть факт его существования или отсутствия в этом мире. У меня нет нужды в этом знании - и как следствие не приходит вера.
Я не знаю - есть ли он. Но я не нуждаюсь в том, чтобы он был. Я не боюсь ничего до такой степени, чтобы не зная спасения от этих страхов, верить в то, что кто-то защитит меня о них. Я не хочу ничего до такой степени, чтобы не зная - достигну ли я этого, верить в то, что кто-то мне в этом поможет.
Для меня вопрос "верю ли я в Бога" не имеет никакого смысла. Мне просто неважно, есть он или нет.
Я предпочитаю знать или НЕ знать, заменяя знание верой или НЕверием только в самых крайних случаях, когда деваться некуда. От слабости. От естественного человеческого желания опереться хоть на что-то, если твердого знания нет. Но это редко случается. Почти никогда.
А теперь, Дамы энд Пацаны, - бейте меня. Не бойтесь, я привычный...