Как отличить хорошую науку от плохой политики.
Патрик Мур (на фото, один из основателей Greenpeace, объявленный, прямо по Оруэллу, "нелицом"), написал недавно в Твиттере: "Превосходная статья о том, как отличить хорошую науку от плохой политики. Не знаю, как я ее пропустил." Дальше - мой перевод этой статьи 2017-го года.
"Марш за науку" на этой неделе странен. Марши обычно проводятся для защиты чего-то, находящегося в опасности. Кто-нибудь действительно думает, что большая наука в опасности? Тот факт, что марш был назначен на День Земли, показывает смысл происходящего на самом деле: политика. Организаторы признавали это на раннем этапе, хотя сейчас они пытаются закамуфлировать событие под научное.
По опыту прошлого, ожидайте услышать на этой неделе много разговоров о предполагаемом «консенсусе» в отношении катастрофического изменения климата. Цель этих заявлений - заставить молчать скептически настроенную публику.
Как должна реагировать публика, когда говорят об этом консенсусе? Мы не можем все изучать науку о климате. Но поскольку политика часто маскируется под науку, нам нужен способ отличить одно от другого.
«Консенсус», согласно словарю Merriam-Webster, означает и «общее согласие», и «групповую солидарность в чувствах и убеждениях». Это подводит к сути проблемы. Основан ли этот консенсус на убедительных доказательствах и здравой логике или на социальном давлении и групповом мышлении?
Любой, кто изучал историю науки, знает, что ученые подвержены стадному инстинкту. Многие ложные идеи когда-то пользовались консенсусом. Действительно, «сила парадигмы» часто делает ученых невосприимчивыми к альтернативным взглядам. Поставьте под сомнение эту парадигму, и некоторые будут очень разгневанны.
Мы, конечно, не должны забывать и про другую сторону медали. Есть чудаки и теоретики заговора. Независимо от того, насколько хорошо обоснован научный консенсус, всегда есть кто-то, кто думает, что все это жульничество. Иногда эти люди оказываются правы. Но часто они просто чудаки, чье мнение лучше игнорировать.
Итак, как мы можем отличить, по словам Эндрю Койна, «подлинный авторитет от просто выразителя общепринятого мнения? И как мы можем отличить тупую невосприимчивость к фактам от законного скептицизма?» Нужно ли доверять всему, что нам говорят, якобы базируясь на научном консенсусе, если мы не можем изучать науку сами? Когда вы можете сомневаться в консенсусе? Когда вы должны в нем сомневаться?
Лучше всего посмотреть на процесс - как создается, защищается и распостраняется предполагаемый консенсус. Я не знаю ни одного полного списка подозрительных признаков. Но вот контрольный список, который поможет решить, когда вы можете и даже должны сомневаться в научном «консенсусе», независимо от предмета. Одного из этих признаков может быть достаточно, чтобы задуматься. Если их становится больше, разумно проявлять осторожность.
(1) Когда разные утверждения объединяются.
Обычно в научных спорах обсуждается больше одного утверждения. В случае глобального потепления есть утверждение, что наша планета, в среднем, становится теплее. Есть также утверждения, что мы являемся главной причиной этого, что потепление будет катастрофическим, и что мы должны трансформировать цивилизацию, чтобы справиться с ним. Все это разные утверждения, основанные на разных доказательствах.
Например, доказательства потепления не являются доказательствами причин этого потепления. Все белые медведи могут утонуть, ледники растаять, уровень моря подняться на 20 футов, а Ньюфаундленд стать популярным местом для загара. Но это не говорит нам ничего о том, что вызвало потепление. Это вопрос логики, а не научных доказательств. Результат - не то же самое, что причина.
Есть гораздо больше согласия относительно (1) скромной тенденции потепления, начиная с 1850-го года, чем о (2) причинах этой тенденции. Еще меньше согласия относительно (3) опасностей этой тенденции или (4) того, что с этим делать. Но эти четыре утверждения часто связывают друг с другом, и если вы сомневаетесь в одном их них, вас объявляют «скептиком» или «отрицателем» изменения климата. Это нечестно. Когда более-менее общепризнанные утверждения связывают с другими, весьма спорными, а весь пакет объявляется «консенсусом», у вас есть основания для сомнений.
(2) Когда преобладают атаки на личности инакомыслящих.
Атаки на личность являются обычным делом в любом споре. Проще оскорбить, чем выдвигать аргументы. И то, что кто-то начинает нападать на личность, не означает, что его суждение неверно. Но когда нападок на личность чересчур много, вооружитесь скептицизмом и присмотритесь к вопросу тщательнее.
Когда дело доходит до изменения климата, переходы на личность повсеместны. Они скрытно присутствуют даже в том, как описываются дебаты. Общий ярлык «отрицатель» - это один из примеров. Предполагается, что этот ярлык напомнит об обвинении обозревательницы Эллен Гудман: «Я хотела бы сказать, что мы находимся в такой точке, когда глобальное потепление невозможно отрицать. Давайте прямо скажем, что отрицатели глобального потепления теперь находятся на одном уровне с отрицателями Холокоста».
У юристов есть старая поговорка: если факты на вашей стороне, аргументируйте фактами. Если закон на вашей стороне, аргументируйте законом. Если у вас нет ничего, нападайте на свидетеля. Когда у сторонников научного консенсуса преобладают нападки на свидетеля, а не аргументы и доказательства, надо быть подозрительными.
(3) Когда на ученых оказывают давление, чтобы они придерживались партийной линии.
Известное дело Лысенко в бывшем Советском Союзе является примером политики, подавляющей хорошую науку. Но это не единственный способ, которым политика может игнорировать науку. Существует также заговор единомыслия, в котором лицемерие и интересы объединяются, чтобы создать видимость объективности там, где ее нет. Это даже более убедительно, чем буквальный заговор, навязанный диктатором. Почему? Потому что кажется, что единомыслие отражает справедливое и независимое взвешивание доказательств.
Должности, продвижения по службе, правительственные гранты, похвалы в СМИ, социальная респектабельность, записи в Википедии и тщеславие могут делать то же, что делает ГУЛАГ, только более тонко. Алексис де Токвиль предупреждал об этом почти два столетия назад. Он писал, что власть большинства в американском обществе может установить «огромные барьеры для свободы мнений; внутри этих барьеров автор может написать то, что ему нравится, но горе ему, если он выйдет за их пределы». Он мог бы написать так про науку о климате.
Действительно, самый простой способ для ученых подвергнуть свою карьеру риску - это поставить даже скромные вопросы о климатическом "конце света" (см. здесь, здесь и здесь). Ученые вынуждены придерживаться политики партии в отношении изменения климата и получают за это множество преимуществ. Это еще одна причина для подозрений.
(4) Когда рецензирование и публикации в дисциплине контролируются узким кругом.
Процесс рецензирования, хотя и имеет свои ограничения, предназначен для обеспечения сдержек и противовесов. В лучшем случае это помогает отсеять плохую и вводящую в заблуждение работу и сделать научные исследования более объективными. Но когда одни и те же люди проверяют и одобряют работы друг друга, возникает конфликт интересов. Что ослабляет аргументы в пользу предполагаемого консенсуса. Вместо этого появляется еще одна причина для сомнений. Те, кто следит за дебатами по климату, уже много лет знают о клановом характере рецензирования и публикаций в науке о климате (см., например, здесь).
(5) Когда несогласные исключаются из рецензируемых журналов не из-за слабых доказательств или плохих аргументов, а из-за их маргинализации.
Помимо простой клановости, процесс «экспертной оценки» в науке о климате в некоторых случаях искажался, чтобы не допустить публикации диссидентов. Опять же, те, кто следит за дебатами, знали об этих проблемах годами. Но скандал Climategate в 2009-м году раскрыл некоторые мрачные детали для широкой публики. И опять это дает непрофессионалу повод усомниться в консенсусе.
(6) Когда искажается картина существующих рецензируемых публикаций.
Нам много лет говорили, что рецензируемые публикации единодушны в поддержке антропогенного изменения климата. В Science Наоми Орескес даже сделала «исследование» публикаций, предположительно показывающее «Научный консенсус по изменению климата». На самом деле, есть много статей несогласных. И это несмотря на то, что все больше свидетельств предвзятого отношения к ним рецензентов. Скандал Climategate 2009-го года высветил это: климатологи, находящиеся в его центре, жаловались в своих электронных письмах на инакомыслие статей, выживших в установленных ими ловушках рецензирования. Они даже фантазировали о закрытии журнала по климатологии, который осмелился опубликовать диссидентскую статью.
(7) Когда о консенсусе объявляют до того, как он вообще возник.
Укоренившийся научный консенсус, как зрелый дуб, требует времени для роста. Ученые должны проводить исследования, публиковать статьи, читать о других исследованиях и повторять эксперименты (где это возможно). Им необходимо раскрывать свои данные и методы, проводить открытые дебаты, оценивать аргументы, рассматривать тенденции и т. д., прежде чем они смогут прийти к согласию. Когда ученые спешат объявить о консенсусе - когда они заявляют о консенсусе, который еще не сформирован - это должно заставить всех задуматься.
В 1992-м году бывший вице-президент Эл Гор заверил своих слушателей: «Лишь незначительная часть ученых отрицает кризис глобального потепления. Время для дискуссий прошло. Наука устоялась». Однако в реальности в 1992-м году Gallup «сообщил, что 53% ученых, активно участвующих в исследованиях глобального климата, не считают, что глобальное потепление имеет место; 30% не уверены; и только 17% считают, что глобальное потепление началось. Даже опрос Greenpeace показал, что 47% климатологов не считают вышедший из-под контроля парниковый эффект угрозой; только 36% считают, что это возможно, и только 13% считают, что это весьма вероятно».
Семнадцать лет спустя, в 2009-м году, Гор пересмотрел свою собственную фальшивую историю. Он утверждал, что дебаты по поводу изменения климата, вызванного деятельностью человека, бушевали до конца 1999-го года, но теперь достигнут настоящий консенсус. Конечно, 2009-й год - это когда разразился Climategate, показавший нам, что казавшееся просто смешным на самом деле насквозь прогнило.
(8) Когда предмет по самой своей природе, кажется, противостоит консенсусу.
Есть смысл в том, что химики со временем могут прийти к согласию относительно результатов какой-либо химической реакции, поскольку они могут повторять результаты снова и снова в своих собственных лабораториях. Результаты легко проверить. Но большая часть науки о климате не такова. Доказательства рассеяны и их трудно отследить. Они часто косвенные, связаны с историей и перегружены теорией. Вы не можете перезапустить прошлый климат, чтобы их проверить. А заявления ученых-климатологов, попадающие в заголовки СМИ, основаны на сложных компьютерных моделях, которые не соответствуют действительности. Модели получают информацию не напрямую, а от ученых, которые интерпретируют данные. Это не те доказательства, которые могут послужить базой для обоснованного консенсуса. На самом деле, если бы действительно был консенсус по многим утверждениям, связанным с климатологией, это было бы подозрительно. Поэтому и утверждения о консенсусе тоже немного подозрительны.
(9) Когда используют «ученые говорят» или «наука говорит».
В номере Newsweek от 28 апреля 1975-го года научный редактор Питер Гвинн заявил: «ученые почти единодушны» в том, что глобальное похолодание происходит. Теперь нам сообщают: «Ученые говорят, что глобальное потепление приведет к вымиранию видов растений и животных, затоплению прибрежных районов из-за повышения уровня моря, более экстремальной погоде, большим засухам и распространению болезней». «Ученые говорят» - это как-то неопределенно. Вы должны задаться вопросом: «Какие?». В других случаях эта непонятная компания ученых становится «НАУКОЙ». Например, когда нам сообщают: «то, что говорит наука, необходимо во избежание катастрофического изменения климата». «Наука говорит» - скользкое выражение. «Наука», в конце концов, является абстракцией. Она не может ничего говорить. Всякий раз, когда вы видите, что такие фразы используются для обозначения консенсуса, это должно вызывать срабатывание вашего детектора вздора.
(10) Когда это используется для обоснованной радикальной государственной или экономической политики.
Представьте, что на встречу собрались сотни мировых лидеров, НКО, научных групп и функционеров ООН. Она объявлена самой важной конференцией со времен Второй мировой войны, на которой «решается вопрос о будущем мира». Все они, похоже, согласны с тем, что необходимо создать институты «глобального управления» с целью перестроить мировую экономику и ограничить энергопотребление. Многие из них бурно аплодируют, когда социалистические диктаторы осуждают капитализм. Странная активность окружает собравшихся. И наш президент говорит нам, что все это основано не на вымысле, а на науке, то есть на научном консенсусе о том, что наши выбросы парниковых газов ведут к климатической катастрофе.
Нам, конечно, не нужно воображать подобный сценарий. Это уже случилось на совещании ООН по климату в Копенгагене, в декабре 2009-го года. Это снова случилось в Париже, в декабре 2015-го. Ожидайте чего-нибудь, по крайней мере, такого же сумасбродного на "Марше за науку".
Все это не опровергает приближение климатического апокалипсиса. Но это не та обстановка, в которой ищут истину. По крайней мере, когда политические последствия настолько велики, доказательства должны быть очень твердыми. «Экстраординарные заявления», часто говорил покойный Карл Саган, «требуют экстраординарных доказательств». Когда глашатаи консенсуса настаивают на том, что нет времени, что нам нужно двигаться, ДВИГАТЬСЯ, ДВИГАТЬСЯ!, вы имеете право на подозрительность.
(11) Когда «консенсус» поддерживается армией обслуживающих журналистов, которые защищают его с чисто партийным рвением и, похоже, намереваются помочь определенным ученым, а не освещать события как можно более честно.
Мне действительно нужно давать пояснения по этому вопросу?
(12) Когда нам все время говорят, что существует научный консенсус.
Консенсус должен основываться на убедительных доказательствах. Но консенсус сам по себе не является доказательством. В случае устоявшихся научных теорий вы никогда не слышите о консенсусе. Никто не говорит о единых мнениях насчет того, что планеты вращаются вокруг Солнца, что молекула водорода легче молекулы кислорода, что соль - это хлорид натрия, что бактерии иногда вызывают заболевания или что кровь переносит кислород в наши органы. Самого факта, что мы так много слышим о консенсусе по изменению климата, может быть достаточно, чтобы вызвать подозрения. Перефразируя старую поговорку юристов: когда у вас есть веские научные доказательства на вашей стороне, вы приводите доказательства. Когда у вас есть отличные аргументы, вы приводите аргументы. Когда у вас нет веских доказательств или аргументов, вы требуете консенсуса.
Автор не знал тогда о Грете и школьных забастовках, а то бы добавил еще один признак - когда для продвижения "консенсуса" используют оболваненных детишек.
Еще по теме:
С Днем сурка!
"Демократия - величайший враг планеты"
Климатический психоз
Потепление? Какое потепление?!
"Потепления на Земле бывали и раньше. Но они не были глобальными"
Миф о "97% консенсусе"
"Устоявшаяся наука"
"Новое преступление русских хакеров"