Раньше я думал, что расовые реалисты - это кучка чудаков-нацистов.
Я вырос в семье двух профессоров, которые, как и большинство их коллег, придерживались догматического мультикультурализма. С 1993-го по 2002-й год я был аспирантом по сравнительному литературоведению, и когда я начинал, то соглашался с марксистской, деконструктивистской, мультикультуралистской интеллектуальной ориентацией в этой области. Хотя вскоре меня начали раздражать бездумное прославление разнообразия, отсутствие интеллектуальной строгости и мракобесие в моей области, только много позже я начал серьезно сомневаться в ортодоксальных взглядах на расу, лежащем в основе всех современных работ по литературоведению.
Раса - главная забота сегодняшних литературных критиков. Посмотрите любое из бесчисленных введений в теорию литературы, и вы найдете по крайней мере одну главу, посвященную репрезентации расы в литературе. Такая литературная критика, предпосылки которой в данной области не оспариваются, посвящена выявлению способов, которыми белые представляли в ложном свете людей других рас с целью доминирования над ними. Для литературных критиков расовые различия являются полностью результатом нашей культурной истории, и они считают своим долгом изменить нашу культуру таким образом, чтобы эти различия исчезли.
Мой отход от расовой ортодоксии начался, когда я познакомился с эволюционной психологией, наукой, которая утверждает, что все аспекты человеческого поведения имеют врожденные причины, и что культура просто влияет на раскрытие нашей врожденной природы. Я стал посещать конференции и читать сообщения в дискуссионных группах в интернете, посвященных эволюционной психологии. Дж. Ф. Раштон, Глейд Уитни и Чарльз Мюррей регулярно появлялись в рассылке Яна Питчфорда по эволюционной психологии, где обсуждались и другие исследования расовых различий, такие как исследования Ричарда Линна. Я прочитал некоторые книги этих мыслителей. Хотя сначала они меня смущали и вызывали определенное неприятие, вскоре я понял, насколько они заслуживают доверия. Я прочитал и другие книги о связях между генетикой и поведением и узнал, что все черты человеческой личности в значительной степени наследуемы; даже то, насколько мы можем держать себя в руках, как часто мы смеемся, и сила наших религиозных убеждений передаются по наследству.
Итак, когда вы видите, что существует средняя разница IQ в 15 баллов между белыми и черными американцами и в 25 баллов между белыми американцами и черными из Африки, можно сделать вывод, что по крайней мере часть этой разницы должна быть естественным образом обусловлена биологией. Такой же вывод следует из значительных и хорошо задокументированных различий в преступном поведении между белыми и черными. Я начал понимать, что наша культура основана на массовом отрицании истины, поддерживаемом, должно быть, самой обширной и успешной пропагандистской кампанией в истории.
Я стал замечать подтверждения идей «ученых-расистов» в окружающем меня мире. Например, как показывает Дж. Ф. Раштон, у черных выше самооценка, чем у белых, и они готовы отрицать самые очевидные факты о мире, чтобы сохранить высокое мнение о себе. Я был свидетелем яркоих примеров этой черты. Я вел класс композиции в английском языке, и у меня было много черных студентов. Некоторые были приличными учениками, очень немногие - даже выдающимися, но большинство - нет. Примерно половина из них были ужасно тупыми и неподготовленными к обучению, но у них не возникало проблем с поиском способов обвинить меня в своих неудачах.
Постепенно я пришел к пониманию истинной ценности черной культуры. Хотя я живу в районе делового центра Буффало, где все еще преобладают белые, гетто очень близко, и их влияние чувствуется повсюду. Черные много раз цеплялись ко мне, однажды издевались надо мной и даже однажды ограбили. Но я не размышлял об этом опыте до того, как начал читать о расах. Теперь я полностью осознал те чувства незащищенности и отвращения, которые внушает мне такое соседство. Черные - основная причина этих чувств, но я обнаружил, что латинос и арабы, которые также живут в моем районе, едва ли лучше.
Я также начал замечать ухудшение генетики в нашем обществе. Мой район переполнен умственно отсталыми, алкоголиками, наркоманами и бездомными, которые размещены в «групповых домах» в центре города. Обиднее всего то, что богатые бюрократы, живущие в районах высших классов, помещают этих людей поблизости от меня и держат их подальше от собственных домов. Меня ужасает, что эти люди могут размножаться. Меня удивляет, что люди считают евгеническую стерилизацию бесчеловечной, но не считают бесчеловечным устраивать такой парад уродов для жителей кварталов в центре города.
Сделали ли эти люди - черные, арабы, выходцы из Латинской Америки, инвалиды и бездомные - мою жизнь богаче и ярче, как утверждает либеральная пропаганда? Раньше я был склонен так думать. Мне казалось довольно романтичным жить в такой космополитической среде, и я даже получал какое-то удовольствие от этого парада уродов. Но я пришел к выводу, что мне никогда по-настоящему не нравилось ежедневное зрелище этих людей; оно оскорбительное, обескураживающее и отчуждающее. Те жизненная энергия и богатство, которые остались, исходят от белых, которые все еще держатся за свои кварталы в центре города.
Последствием американских расовых проблем, которое имело для меня наибольшее значение, было полное запустение в гуманитарных науках. Когда я поступал в аспирантуру, то думал, что мультикультурализм в литературоведении - это второстепенное явление. Несомненно, под всем этим, как я думал, остается некий великий интеллект, который можно увидеть в классических литературоведческих трудах, написанных до 1970-х годов.
В течение девяти долгих лет я упорствовал в убеждении, что в моей сфере есть что-то стоящее. Но когда я, наконец, защитил докторскую диссертацию, написав 350-страничный труд о Скотте и Байроне, опубликовав три исследовательских работы в научных журналах и завоевав уважение и дружбу самых умных людей в этой области, я понял, что неправ. Фактически, эти умные люди были на периферии; ядро сгнило.
Люди в моей области, по большому счету, перестали интересоваться созданием интересных и сложных для чтения текстов. Скорее, литературоведение сводится к соревнованию белых, в котором каждый пытается доказать, что любит черных больше, чем его коллеги. Прочитав сотни банальных книг и статей в академических журналах, я пришел к выводу, что единственный способ преуспеть в сегодняшней академической среде - это утверждать, что некоторые классические литературные тексты даже более расистские, чем считали предыдущие критики. Я не заинтересован в том, чтобы оставаться дальше в таком отвратительном и бессмысленном сообществе.
Как и некоторые другие исследователи, я пытался объединить интерпретацию литературы с эволюционной психологией. Я обнаружил, что эволюционная психология способна кардинально изменить толкование литературы, потому что она предлагает теории сексуального поведения, социальных отношений, восприятия и языка, которые намного интереснее и обоснованнее, чем существующие. В качестве примера я написал статью, в которой исследовал способ согласования врожденных агрессивных импульсов с современными нормами, запрещающими насилие, в исторических романах Скотта. Психологи-эволюционисты, с которыми я разговаривал, считали такие интерпретации очевидными, но я так и не смог убедить большинство моих коллег согласиться с моей предпосылкой о существовании биологической природы человека, независимо от того, сколько убедительных доказательств я им предоставил.
Есть много причин, по которым люди отвергают эволюционную психологию, но, безусловно, основная причина заключается в том, что мультикультуралисты верят: как только люди начнут серьезно задумываться о биологии человеческого поведения, у них появятся подрывные идеи о причинах расовых различий. В этом они правы; на самом деле это был мой собственный опыт. Я пришел к выводу, что занимаюсь наукой, в которой фактически закрыт путь любому прогрессу в понимании ее предмета из-за потребности практикующихся в ней отстаивать догму расового равенства.
Я обнаружил, что для того, чтобы быть принятым в литературоведении сегодня, нужно не только терпеть ошибочное представление о расах, которое вдохновляет так много работ в этой области, но и активно его подтверждать. В академических кругах царит отвратительная, полицейская атмосфера. Мои коллеги всегда пытались убедиться, что я правильно отношусь к расам. Они часто заводят разговор на эту тему, спрашивая кого-нибудь, как его идеи связаны с расовыми проблемами. Без всякого повода литературные критики заявляют что-то вроде: «Ну, я думаю, мы должны включить расу в эту дискуссию» или «Мы должны взглянуть на этот аргумент с постколониальной точки зрения».
Я узнал о сайте American Renaissance в 2001-м году, в конце аспирантуры, благодаря одному из моих списков рассылки по эволюционной психологии. В то время, хотя я уже пришел к пониманию реальности расовых различий в поведении, я еще не принял идею политического проекта, основанного на этих идеях. Моя первоначальная реакция на American Renaissance была такой же, как и моя первоначальная реакция на так называемую «расистскую науку» - озадаченность и отвращение.
Помню, первое, что я прочитал на сайте - статья под названием «Воспитание достойных белых детей». Речь шла о семьях, которые полностью отделились от американской культуры, потому что они больше не воспринимают ее, как имеющую к ним какое-либо отношение. Они отговаривали своих детей от просмотра телевизора и блокировали большую часть телепрограмм, потому что не хотели, чтобы их дети подвергались воздействию сильно искаженных ценностей нашей культуры. Вместо этого по вечерам они играли в шахматы, смотрели классические фильмы, читали и слушали классические западные литературу и музыку. Они обучали своих детей на дому, потому что ненавидели антибелую атмосферу в наших школах и не хотели, чтобы их дети общались с детьми преступников.
Моя первая реакция, которая была запрограммирована во мне годами мультикультуралистской пропаганды: «Что за сборище чудаков-нацистов!» Но мой призвание как интеллектуала, призвание, которое так редко проявляется сегодня в академии, состоит в том, чтобы преодолеть очевидную готовую реакцию и рассмотреть проблему с некоторой объективностью, чтобы попытаться увидеть вещи с другой точки зрения. И я понял, что не могу переносить большую часть того, что показывают по телевизору, что мне не нравится версия истории, которую преподают в американских школах, и что то, что нравится этим родителям - играть в шахматы, читать литературу XIX века, слушать Бетховена - было именно тем, что мне самому нравится делать. На самом деле эти люди очень похожи на меня.
Мало того, они похожи на многих белых интеллектуалов, которых я знаю, и которые никогда не сомневались в ортодоксальных взглядах на расу. Например, мой отец, профессор религиоведения, постоянно ездит в Африку или на Карибы, чтобы преподавать черным «теологию освобождения», своего рода смесь марксизма и христианства. Но что он делает вечерами? Слушает рэп? Смотрит фильмы Мартина Лоуренса? Нет, он читает Диккенса, играет в шахматы и слушает великих немецких композиторов XIX века. Сам того не зная, он тоже действует в духе расовой лояльности, и хотя заявленная цель его жизни - освободить черных, он не испытывает реальных симпатий к их жизни и культуре.
Получив докторскую степень, я устроился на низкоуровневую офисную работу. Мне не нравится зарплата, мне не нравится скука, но мне нравится анонимность. Никого не волнует, что я думаю, поэтому никто не заставляет меня участвовать в ритуальных подтверждениях мультикультурной догмы, как заставляли в академии. Так что я выжидаю, задаваясь вопросом, являюсь ли я просто разочарованным и сбитым с толку чудаком, приближающимся к среднему возрасту, или предвестником грядущего Возрождения.
Мой перевод из I Used to Think Race Realists Were a Bunch of Weirdo Nazis.
Этот рассказ - один из большой серии, где самые разные люди делятся своим личным опытом в расовом вопросе.
Еще по теме: Как объяснить разницу в IQ между черными и белыми?