Петръ Андреевичъ Вяземскiй. Стихотворенiя 1860 - 1862 гг.
Замѣтка. („Послушать-вѣкъ нашъ вѣкъ свободы“)
„Меня „за ненависть къ журналамъ” судятъ строго“.
Замѣтки.(„Свободой дорожу, но не свободой вашей“)
„Зачѣмъ глупцовъ ты задѣваешь?“
„Намъ кое-что еще темно въ натурѣ“
Замѣтки.(„Вотъ и у насъ заводятъ рѣчъ о красныхъ“)
„Идутъ ли въ прокъ дѣла, иль плохо“
„Попробуй съ рьянымъ неофитомъ“
De mortuis aut nihil, aut bene.
„По мнѣ - онъ просто скучный враль“
ЗАМѢТКА.
Послушать-вѣкъ нашъ вѣкъ свободы,
А въ сущность глубже загляни:
Свободныхъ мыслей коноводы
Восточнымъ деспотамъ сродни.
У нихъ два вѣса, два мѣрила,
Двоякій взглядъ, двоякій судъ:
Себѣ дается власть и сила,
Своихъ на верхъ, другихъ подъ спудъ.
У нихъ на все есть лозунгъ строгій;
Подъ либеральнымъ ихъ клеймомъ:
Не смѣй идти своей дорогой,
Не смѣй ты жить своимъ умомъ.
Когда кого они прославятъ:
Предъ тѣмъ колѣна преклони.
Кого они опалой давятъ:
Въ того и ты за нихъ лягни.
Свобода, правда, сахаръ сладкій,
Но отъ плантаторовъ бѣда:
Куда какъ тяжки ихъ порядки
Рабамъ свободнаго труда.
Свобода - превращеньемъ роли-
На ихъ условномъ языкѣ:
Есть отреченье личной воли,
Чтобъ быть винтомъ въ паровикѣ;
Быть попугаемъ однозвучнымъ,
Который весь оторопѣвъ,
Твердитъ съ усердіемъ докучнымъ
Ему насвистанный напѣвъ.
Скажу съ сознаніемъ печальнымъ:
Не вижу разницы большой
Между холопствомъ либеральнымъ
И всякой барщиной другой.
1860
Меня „за ненависть къ журналамъ” судятъ строго.
Вотъ какъ! А думалъ я, журнальный старожилъ,
Что на вѣку своемъ я много, слишкомъ много
На нихъ растратилъ дней и мыслей и чернилъ;
Что я служака ихъ, что на Руси журнальной
Посильный труженикъ свой слѣдъ запечатлѣлъ,
Что самъ журналитетъ мнѣ выдастъ листъ похвальный
За то, что въ битвахъ я журнальныхъ посѣдѣлъ.
За что жъ вашъ гнѣвъ меня безжалостно похѣрилъ?
А вотъ за что: на зло поклонникамъ инымъ,
Всѣмъ лжепророкамъ я не вѣрю и не вѣрилъ,
И поклоненье ихъ мнѣ кажется смѣшнымъ
Такъ что жъ? Бѣлинскій вашъ, хоть будь сто разъ Бѣлинскій,
Весь Русскій журнализмъ нельзя жъ за нимъ признать.
Вольно жъ вамъ, рекрутамъ его, подъ ладъ воинскій,
При имени его на вытяжкѣ стоять.
Бѣлинскій вашъ кумиръ - имѣю честь поздравить
Васъ съ праздникомъ! Ему и отдавайте честь:
Ему вы можете и памятники ставить
И сами въ памятникъ ему себя возвесть.
Опять поздравлю васъ; вамъ полная свобода!
Но волю и мою вы предоставьте мнѣ:
Я не мѣшаю вамъ быть вашего прихода,
И радъ я, что у насъ хоругви не однѣ.
Вы мыслить и писать затѣяли впервые
Съ Бѣлинскимъ: до него былъ вамъ дремучій мракъ.
Прекрасно! У меня жъ учители другіе,
И до него еще я мыслилъ кое-какъ.
Вотъ тутъ и весь вопросъ, со справкой и посылкой:
Пожалуй, скажете, что я искуствамъ врагъ,
Когда не дорожу малярною мазилкой
И уличнымъ смычкомъ скрипичныхъ побродягъ.
1861
ЗАМѢТКИ.
Свободой дорожу, но не свободой вашей,
Не той, которой вы привыкли промышлять,
Какъ цѣловальники въ шинкахъ хмѣльною чашей,
Чтобъ разумъ омрачить и сердце обуять.
Есть благородная и чистая свобода,
Возвышенной души сокровище и страсть;
Святыня, - не попретъ ея судьбы невзгода,
Враждѣ людей - ея твердыни не потрясть.
Она - любовь и миръ, и благодать, и сила,
Духовной воли въ ней зачатокъ и залогъ;
Я ей не измѣнялъ и мнѣ не измѣнила
Она - и сторожитъ домашній мой порогъ.
Я пребылъ вѣренъ ей подъ солнцемъ и подъ тучей,
Мнѣ внутренней броней она всегда была.
Не падалъ духомъ я во слѣдъ звѣздѣ падучей,
При восходящей - я не возносилъ чела.
Кто рабствуетъ страстямъ, тотъ въ рабствѣ безнадежномъ.
Свободу дай ему, онъ тотъ же будетъ рабъ;
Дай власть ему - въ чаду болѣзненно-мятежномъ,
Въ могуществѣ самомъ онъ малодушно слабъ.
Онъ недовѣрчивъ, онъ завистливъ, преданъ страху,
Дамокловъ мечъ всегда скользитъ по головѣ;
Душой свободенъ былъ Шенье, всходя на плаху,
А Робеспьеръ былъ рабъ въ кровавомъ торжествѣ.
Подъ злобой записной къ отличіямъ и къ роду
Желчь хворой зависти скрывается подъ часъ -
И то, что выдаютъ за гордую свободу,
Есть часто ненависть къ тому, кто выше насъ.
Есть древняя вражда: къ каретамъ - пѣшехода,
Лѣнивой нищеты - къ богатому труду,
Къ барону Штиглицу того, кто безъ дохода,
Иль обвиненнаго къ законному суду.
Смѣшенъ сей новый Гракхъ республики журнальной,
Который отъ чиновъ не прочь, (но прочь они),
Когда начнетъ косить косою либеральной
Заслуги, родъ, и знать, и все, что имъ сродни.
На всѣхъ сверкаетъ онъ молніеноснымъ глазомъ,
И чтобъ вѣрнѣй любовь къ свободѣ доказать,
Онъ силится смотрѣть свирѣпымъ дикобразомъ
И съ пѣной на губахъ зубами скрежетать.
Забавный мученикъ! бѣдняжкѣ неизвѣстно,
Что можно во сто разъ простѣй свободнымъ быть
И мнѣнья своего и убѣжденій честно
Держаться, а людей, пугая, не смѣшить.
Любимый гость Двора подъ Царскосельской тѣнью,
Въ державномъ обществѣ мудрецъ и гражданинъ,
Покорный одному сердечному влеченью,
Твердъ и свободенъ былъ правдивый Карамзинъ.
Жуковскій во дворцѣ былъ отрокомъ Бѣлева:
Онъ вѣру, и мечты, и кротость сохранилъ,
И дѣвственной души онъ ни лукавствомъ слова,
Ни тѣнью трусости, дитя, не пристыдилъ.
Свободенъ тотъ одинъ, кто умирилъ желанья,
Кто свѣтелъ и душой, и помышленьемъ чистъ,
Кого не обольстятъ толпы рукоплесканья,
Кого не уязвитъ нахальной черни свистъ.
Свободу возлюбя, гнушаясь своевольемъ,
На язвы общества, чтобъ глубже ихъ разжечь,
Не обращаетъ онъ съ лукавымъ сердобольемъ
Тлетворную, какъ ядъ, заносчивую рѣчь.
Нелѣпымъ равенствомъ онъ высшихъ не унизитъ,
Но въ предназначенной отъ Промысла борьбѣ,
Посредникъ, онъ бойцовъ любовнымъ словомъ сблизитъ
И скажетъ старшему: и младшій - братъ тебѣ.
1861
„Зачѣмъ глупцовъ ты задѣваешь?“
Не разъ мнѣ Пушкинъ говорилъ;
„Ихъ не сразишь, хоть поражаешь;
„Въ нихъ перевѣсъ числа и силъ.
„Противъ тебя у нихъ орудья:
„На сплетни - злые языки,
„На убѣжденье простолюдья -
„У нихъ печатные станки.
„Ты только имъ къ возстанью служишь;
„Пожалуй ранишь кой-кого:
„Что жъ? одного обезоружишь,
„А сотня встанетъ за него“.
Совѣтъ разуменъ былъ. Но къ горю,
Не вразумилъ меня совѣтъ;
До старыхъ лѣтъ съ глупцами спорю,
А переспорить средства нѣтъ.
Сѣдинамъ въ бороду на встрѣчу
Знать завсегда и бѣсъ въ ребро:
Какъ скоро глупость гдѣ подмѣчу,
Сейчасъ зачешется перо.
1862
„Намъ кое-что еще темно въ натурѣ;
„Но съ нравственныхъ наукъ ужъ снятъ покровъ
„И въ обличительной литературѣ
„Достигли мы Иракловыхъ столповъ.
„Мы создали сей родъ. Мы вѣтвью новой
„Украсили познанья древо. Мы
„Растормошили истиной суровой
„Въ самозабвеньи спящіе умы.
Вотъ каково. Спасибо, что сказали.
А думалъ я по простотѣ своей,
Что многіе до васъ ужъ обличали
Пороки, страсти, немощи людей;
Что не дремала грозная сѣкира,
Негодные сучки срубая сплошь;
Что драма, баснь, исторія, сатира
Карало зло, невѣжество и ложь.
Что напримѣръ, хоть Тацитъ, мимоходомъ,
Довольно меткій обличитель былъ;
Что Ювеналъ, безстрашный предъ народомъ,
Его въ стихахъ, какъ въ зеркалѣ, стыдилъ.
Что Моліеръ, что Шекспиръ и другіе,
Которыхъ взоръ пронзалъ, какъ острый лучъ,
Изгибы сердца, тайники глухіе,
Гдѣ къ жизни внутренней таится ключъ, -
Что всѣ они, присматриваясь къ вѣку,
Гнушаясь зломъ и правду возлюбя,
Уликами внушали человѣку
И познавать и исправлять себя.
Что и у насъ фонъ-Визинъ, Сумароковъ,
Державинъ самъ и наконецъ Крыловъ
Срывали маску съ будничныхъ пороковъ
И съ гордаго лица временщиковъ.
„Отчасти такъ; но были то попытки,
„Не шли впередъ несмѣлые умы.
„ А намъ далось - жизнь разобрать до нитки
„И добрались до будочниковъ мы.
„Житейскихъ битвъ, великихъ драмъ житейскихъ
„Мы изучали тайный смыслъ и связь;
„Мы сплетней соръ выносимъ изъ лакейскихъ
„И въ закоулкахъ провѣряемъ грязь.
„Своимъ рѣзцомъ клеймимъ кривыя клинья
„Въ согнившихъ зданьяхъ дряхлой старины;
„Мы Тациты Управы Благочинья
„И въ мелочахъ мы ищемъ глубины.
„Съ Невы по Днѣпръ, за Дономъ, за Курмышемъ
„Съ полиціей взялись мы счеты свесть,
„Мы на нее и ей доносы пишемъ,
„А разбирай - кому охота есть.
1862
ЗАМѢТКИ.
I.
Вотъ и у насъ заводятъ рѣчъ о красныхъ,
Но, кажется, толкуютъ не впопадъ:
Не въ первый разъ, въ усильяхъ ежечасныхъ,
И все и всѣхъ мы корчимъ на подрядъ.
Легко мы поддаемся всякой кличкѣ;
Къ лицу иль нѣтъ, а разомъ заклеймимъ:
Чего у насъ и нѣтъ, такъ по привычкѣ
Мы прячемся подъ прозвищемъ чужимъ.
Что новаго Европа ни затѣетъ,
Сейчасъ и мы со снимкомъ налицо,
И подъ узоръ французскій запестрѣетъ
Домашняго изданія дряньцо.
Куда-бы въ круть Европа ни свернула,
Къ ней на запятки вскакиваемъ мы:
У насъ, куда молва-бы ни подула,
Линяютъ сплошь и кожа и умы.
О красныхъ и у насъ забочусь мало:
Ихъ нѣтъ; а есть гнѣздо безцвѣтныхъ лицъ,
Которыя хотятъ во чтобъ ни стало,
Нули, попасть въ строй видныхъ единицъ.
Начнутъ они пыхтѣть и надуваться,
И горло драть надсаживая грудь,
Чтобъ покраснѣть, чтобъ красными казаться,
Чтобъ наконецъ казаться чѣмъ-нибудь.
II.
Лобъ не краснѣющій, хоть есть съ чего краснѣть,
Нахальство языка и зычность мѣдной груди,
Вотъ часто все, что надобно имѣть,
Чтобы попасть въ передовые люди.
III.
Добчинскій гласности, онъ хочетъ,
Чтобъ знали, что Добчинскій есть:
Онъ рвется, мечется, хлопочетъ,
Чтобъ въ люди и въ печать залѣзть.
Двухъ мыслей сряду онъ не свяжетъ;
Но какъ къ журналамъ не прильнуть?
Сказать, онъ ничего не скажетъ,
А все-же тиснетъ что-нибудь.
Онъ гвоздь и вѣшалка дипломамъ,
Обвѣшенъ какъ лоскутный рядъ:
Онъ къ географамъ, къ агрономамъ,
Пристать и къ публицистамъ радъ.
Ко всѣмъ прилипнетъ многочленный,
Во все вобьется онъ какъ моль:
Всѣхъ обществъ членъ онъ непремѣнный
И всюду непремѣнный ноль.
Возникнетъ-ли въ средѣ журнальной,
Демократическій вопросъ?
Юлитъ онъ мухой либеральной
И высоко задравъ свой носъ.
Жужжитъ: прогресса мы предтечи.
А дѣло въ томъ, что егоза,
О чемъ идутъ и толкъ и рѣчи,
Не знаетъ и аза въ глаза.
Вездѣ, гдѣ только есть возможность,
Заявитъ онъ свое словцо,
Свою на все готовую ничтожность
И глупостью цвѣтущее лицо.
1862
Идутъ ли въ прокъ дѣла, иль плохо;
Успѣхъ, задержка-ли въ трудѣ?
Все переходная эпоха
За всѣхъ отвѣтствуетъ вездѣ.
Упившись этимъ новымъ словомъ,
Толкуемъ мы и вкривь и вкось
Какъ будто о явленьи новомъ,
Что неожиданно сбылось;
Какъ будто-бъ новая эпоха
Съ небесъ сошла на насъ врасплохъ;
Но со временъ царя гороха
Непереходныхъ нѣтъ эпохъ.
Съ тѣхъ поръ, что Русь стоитъ, что люди
Въ ней кое-какъ въ кружокъ сошлись,
Варяги будь, или изъ Жмуди,
Иль пожалуй Черемисъ,
Но все-жъ средь общаго сожитья
Жизнь приносила цвѣтъ и плодъ,
И поколѣнья и событья
Свой совершали переходъ.
Все переходъ, всегда теченье,
Все волны той живой рѣки,
Которой русло - Провидѣнье
И намъ незримы родники.
Вѣкъ каждый былъ чреватъ событьемъ,
И на себѣ несъ слѣдъ борьбы,
То явно, то глухимъ наитьемъ
Проходятъ Божіи судьбы.
И по лицу земли, и въ нѣдрахъ
Ея глубокихъ тайниковъ,
Въ иссопахъ дольныхъ, въ горныхъ кедрахъ,
Разросшихся до облаковъ,
Въ таинственныхъ пучинахъ моря,
Въ таинственномъ броженьи рудъ, -
Все образуясь, строясь, споря,
Проходитъ переходный трудъ.
Идетъ повсюду разработка
Зиждительныхъ началъ и силъ,
Отъ хладной жизни самородка
До строя огненныхъ свѣтилъ.
Съ неугасаемой любовью,
Такъ и въ духовномъ бытіи
Тому-же слѣдуетъ условью
Жизнь человѣческой семьи.
И у нея своя работа,
То въ потаенной тишинѣ,
То съ быстротой водоворота
И грозами внутри и внѣ.
Безъ жертвы нравственной свободы,
Но къ цѣли часто темной намъ,
Идутъ эпохи и народы
По историческимъ путямъ.
Слѣдами путь свой обознача
Эпоха каждая жила:
У каждой были цѣль, задача,
Грѣхи и добрыя дѣла.
Событья льются по порядку
Изъ лона плодотворной тьмы,
Сфинксъ времени даетъ загадку,
Ее разгадываемъ мы.
Сфинксъ этотъ не давалъ покоя:
Одну загадку порѣшатъ,-
Вторая, третья, безъ отбоя,
Одни во слѣдъ другимъ спѣшатъ.
Вся жизнь въ приливѣ и отливѣ,
Посѣвъ и жатва чередой
Смѣняются на Божьей нивѣ
Подъ человѣческой рукой.
Впередъ, впередъ моя исторья!
Взывалъ Онѣгина пѣвецъ,
Когда просилъ отъ музъ подспорья,
Чтобы съ концомъ свести конецъ.
Сей кликъ труда и упованья -
И человѣчества есть кликъ,
Онъ съ первыхъ дней міросозданья,
А не съ вчерашняго возникъ.
Къ чему жъ, скажите, ради Бога,
Мы вѣкъ свой не въ примѣръ другимъ, -
Когда имъ всѣмъ одна дорога,-
Особымъ прозвищемъ честимъ?
Но вы затѣмъ, что сами новы,
Что вѣры въ прошлое въ васъ нѣтъ,
А вѣрить въ сны свои готовы
Съ слѣпымъ довѣрьемъ дѣтскихъ лѣтъ.
Вамъ, чуждымъ лѣтописи древней,
Вамъ въ умъ забрать не мудрено,
Что съ той поры и свѣтъ въ деревнѣ,
Какъ стали вы смотрѣть въ окно.
Нѣтъ, и до васъ шли годы къ цѣли,
Въ деревнѣ Божій свѣтъ не гасъ,
А въ окна многіе смотрѣли,
Которые позорче васъ.
1862
Попробуй съ рьянымъ неофитомъ,
Схватившимъ вдругъ вершки всего,
Въ вопросѣ ужъ давно избитомъ
И новомъ только для него,
Попробуй быть съ нимъ разныхъ мнѣній, -
Хоть Пушкинъ будь, хоть Карамзинъ, -
Онъ градомъ брани и каменій
Засыплетъ васъ съ своихъ вершинъ.
Что разъ въ его вгвоздили стѣну,
На томъ онъ крѣпко заторѣлъ;
Нѣтъ спорныхъ мыслей для обмѣну:
Къ одной приросъ и затвердѣлъ.
Упрямый, цѣльный, однородный,
Пожалуй, твердо онъ стоитъ;
Но гдѣ-жъ тутъ жизнь? Въ степи безплодной
Одной онъ мысли монолитъ.
Въ умѣ его, тугомъ и тѣсномъ,
Сомнѣньямъ мудрымъ мѣста нѣтъ;
Въ своемъ величьи полновѣсномъ
Заплылъ онъ въ свой авторитетъ.
Глупцамъ прилично зазнаваться:
Самоувѣренность тупа.
Умѣла-бъ глупость сомнѣваться,
Была-бъ она не такъ глупа.
1862
DE MORTUIS AUT NIHIL, AUT BENE.
Смѣшенъ и жалокъ не Бѣлинскій,
Да и къ тому жъ покойникъ онъ,
А по пословицѣ латинской,
Грѣшно тревожить мертвыхъ сонъ.
Какъ мы живаго не читали,
Когда, Богъ знаетъ изъ чего,
Журналы толстые трещали
Подъ плодовитостью его, -
Такъ мертваго въ забвеньи тихомъ
Оставить рады были бъ мы,
Не поминая зломъ и лихомъ
Его журнальной кутерьмы.
Но къ удивленью, вдругъ онъ ожилъ,
Иль имъ поднятый пустозвонъ,
И мертвый онъ себя помножилъ
На замогильный легіонъ.
Не въ хладный гробъ, въ кощунствѣ дикомъ,
Пришла охота намъ стрѣлять, -
А въ птицъ ночныхъ, засѣвшихъ съ крикомъ
На гробѣ тризну совершать.
1862
По мнѣ - онъ просто скучный враль;
У васъ - „умъ перваго разбора,
„Онъ въ облакѣ пророкъ, но жаль:
„Цензура не даетъ простора.
„Его читайте между строкъ
„И мимо пропускайте строки:
„Не въ нихъ есть смыслъ, не въ нихъ есть прокъ,
„А въ заднихъ мысляхъ- смыслъ глубокій.
- Пусть такъ; но въ томъ то и бѣда
И тутъ то выводъ неуклюжій:
Умъ - сзади спрятанъ завсегда,
А глупость - вся глядитъ снаружи.
1862
Политическiя стихотворенія (въ современномъ написаніи )