Счастье - это просто
Все мы ищем соратников, единомышленников, (собутыльников, соплеменников...). Мы ищем их всю жизнь. Мы, как золотоискатели, сутками мокнем в воде, кропотливо просеивая грязь и тяжелый песок. И, ах, как замирает сердце, стоит мелькнуть на дне грязного лотка золотой крупинке. Иногда лоток приносит пустую породу, иногда удается намыть немного золотого песка, и ты радуешься этому. Но бывает, попадаются настоящие самородки. Это мой друг Дмитрий Васильевич. За глаза - Димочка. Театральный художник. Пижон и лакомка. Ему слегка за 60, у него смех Маленького Принца, сияющие глаза и стремительная походка. В московской толпе он смотрится как легкая, грациозная яхта среди тяжелых танкеров и промысловых кораблей.
Димочка блестяще образован, с ним можно говорить о живописи, музыке, философии, литературе. Посему мы регулярно устраиваем штудии. То о чеховских трех сестрах рассуждали 8 часов кряду, то о лингвистической катастрофе… Атмосфера его дома удивительна. Дом? Вообще-то, это однокомнатная квартира в ближнем подмосковье, из которой мы, собственно, никуда во время штудии не выходим. Но отчего-то, после каждого посещения его жилища возникает стойкое ощущение, что мы провели день в загородном имении, где гуляли по английскому парку, катались на лодке и музицировали. Уезжаем от него обычно совсем поздней ночью и в состоянии близком к опьянению.
Димочка изумительно готовит. Нет, ему не нужны какие-то необыкновенные, фантастически-космические продукты, он берет то, что есть в доме, и создает нечто. И когда он ставит перед тобой тарелку, ты понимаешь, что это - не еда. На ум приходят полузабытые слова: яства… вкушать…
Мы с ним «на Вы» и по имени отчеству. Это не мешает мне в запале вставлять экспрессивно окрашенные слова. То бишь ненормативную лексику. И Димочку это не коробит и не смущает, потому что он не ханжа.
А какие письма мы друг другу пишем! Я начинаю что-нибудь в стиле «О, жестокий и неописуемо чванный граф!» и т.д. А он мне в ответ: Драгоценнейшая и всемилостивейшая повелительница эльфов, мир и блаженство Вашей благоуханной обители! И т.п. И подписывается: Ваш Оберон. А если я пишу ему от имени Афины Паллады, ответ будет соответствующим: Доброго вечера, о Волоокая!.. Впрочем, я могу написать и от имени Элизы Дулитл, и герцогини де Шеврез… Когда я вижу что от него пришло письмо, мое сердце замирает в предвкушении. Не так давно я поняла, в чем секрет его писем. Они пахнут! Честное слово! Когда я открываю его письмо, монитор начинает излучать запах, и моя комната наполняется ароматом гиацинтов или ночной фиалки. Я нашу переписку не стираю. Собираю в отдельную папочку и иногда перечитываю.
Димочка совершенно лишен чванства и фанаберии, с которым я так часто сталкиваюсь у людей-от-искусства. Когда он увидел эскизы театральных костюмов, созданные у нас на группах, то немедленно предложил сделать выставку в ГИТИСе, чтобы обучающиеся там сценографы «увидели, что такое свобода в творчестве». А когда я прислала ему монологи из пьес (тоже произведения наших), он их прокомментировал так: Фантастические тексты!!! Перечитал и опять не поверил, что так могут выражать себя без дрессуры литфака и ВГИКа. Это он не от вежливости, я точно знаю, когда ему что-то не нравиться он так впрямую и говорит, и подколоть может замечательно. Помню, я пришла к нему в новом итальянском костюме. Он посмотрел на меня хитрым взглядом и сказал, что одел бы так цыганку Азучену в опере «Трубадур». И я не обиделась, и приняла его критику. Потому что он профи.
Продолжение следует
Димочка блестяще образован, с ним можно говорить о живописи, музыке, философии, литературе. Посему мы регулярно устраиваем штудии. То о чеховских трех сестрах рассуждали 8 часов кряду, то о лингвистической катастрофе… Атмосфера его дома удивительна. Дом? Вообще-то, это однокомнатная квартира в ближнем подмосковье, из которой мы, собственно, никуда во время штудии не выходим. Но отчего-то, после каждого посещения его жилища возникает стойкое ощущение, что мы провели день в загородном имении, где гуляли по английскому парку, катались на лодке и музицировали. Уезжаем от него обычно совсем поздней ночью и в состоянии близком к опьянению.
Димочка изумительно готовит. Нет, ему не нужны какие-то необыкновенные, фантастически-космические продукты, он берет то, что есть в доме, и создает нечто. И когда он ставит перед тобой тарелку, ты понимаешь, что это - не еда. На ум приходят полузабытые слова: яства… вкушать…
Мы с ним «на Вы» и по имени отчеству. Это не мешает мне в запале вставлять экспрессивно окрашенные слова. То бишь ненормативную лексику. И Димочку это не коробит и не смущает, потому что он не ханжа.
А какие письма мы друг другу пишем! Я начинаю что-нибудь в стиле «О, жестокий и неописуемо чванный граф!» и т.д. А он мне в ответ: Драгоценнейшая и всемилостивейшая повелительница эльфов, мир и блаженство Вашей благоуханной обители! И т.п. И подписывается: Ваш Оберон. А если я пишу ему от имени Афины Паллады, ответ будет соответствующим: Доброго вечера, о Волоокая!.. Впрочем, я могу написать и от имени Элизы Дулитл, и герцогини де Шеврез… Когда я вижу что от него пришло письмо, мое сердце замирает в предвкушении. Не так давно я поняла, в чем секрет его писем. Они пахнут! Честное слово! Когда я открываю его письмо, монитор начинает излучать запах, и моя комната наполняется ароматом гиацинтов или ночной фиалки. Я нашу переписку не стираю. Собираю в отдельную папочку и иногда перечитываю.
Димочка совершенно лишен чванства и фанаберии, с которым я так часто сталкиваюсь у людей-от-искусства. Когда он увидел эскизы театральных костюмов, созданные у нас на группах, то немедленно предложил сделать выставку в ГИТИСе, чтобы обучающиеся там сценографы «увидели, что такое свобода в творчестве». А когда я прислала ему монологи из пьес (тоже произведения наших), он их прокомментировал так: Фантастические тексты!!! Перечитал и опять не поверил, что так могут выражать себя без дрессуры литфака и ВГИКа. Это он не от вежливости, я точно знаю, когда ему что-то не нравиться он так впрямую и говорит, и подколоть может замечательно. Помню, я пришла к нему в новом итальянском костюме. Он посмотрел на меня хитрым взглядом и сказал, что одел бы так цыганку Азучену в опере «Трубадур». И я не обиделась, и приняла его критику. Потому что он профи.
Продолжение следует