И ещё немного Харькова - Серёга.
Напротив дома, в котором мы жили в Харькове, был покер-клуб. И не заметила бы я этого никогда, если бы не прекрасный балкон и потрясающий хозяин этого заведения. Каким образом соединились два эти понятия? Простым - как и всё гениальное. Началось всё с того, что у него большая машина, на которой он туда приезжал и совершенно неординарный музыкальный вкус. Практически в первый день пребывания, сидя на великолепном балконе и наслаждаясь кофе с сигаретой, я увидела огромную белую Тойоту, из которой доносилось (прямо до меня - сидящей на пятом этаже) что-то вроде "ты мой зайчик, я твоя киска, тебя в животик поцелую низко". Машина заглохла, вместе с ней и рыбки, и из машины вышел он. Он - среднего роста, жгуче-черные волосы, мягкими локонами спадающие на плечи, намазанные гелем-кремом или чем-то там ещё. Лица я не видела, поскольку вид был исключительно сверху. Так состоялось моё с ним знакомство. Разговаривал он исключительно матом - не ругался, а именно разговаривал. Я и представить себе не могла насколько захватывающими окажутся мои последующие походы на балкон.
На следующий день из белой Тойоты доносились, не много не мало, "Венгерские танцы" Брамса. Тогда я поняла насколько неординарен её хозяин и его музыкальные пристрастия. На этот раз его жгуче-черные локоны были туго стянуты в хвост, который искрился всеми, намазанными на него, средствами, и переливался на солнце. Когда спит этот человек мне понять не удалось - он приезжал приблизительно к девяти утра, а уезжал около пяти - тоже утра. Каждый следующий день приносил мне всё новые сюрпризы (касательно музыкальных пристрастий) - сюиты Баха перемежались отрывками из "Травиаты" и всё это обрамлялось "я твоя ножка, ты дорогой мой шейный позвонок". Всё это время он разговаривал исключительно матом и отечески целовал каких-то взрослых мужчин в щеки, похлопывая их по плечу. В один из дней, я пошла спать особенно поздно. То самое поздно, которое в определённый момент начинает называться рано. Отвлекусь на секунду - когда-то мне рассказали про одного математика, которого просили преподавать в десять утра. Он, не задумавшись ни на секунду, ответил - "я никогда не ложусь спать так поздно". Так вот это то самое поздно, которое иногда начинает быть рано. Что-то около четырёх утра.
Тойота мирно стояла там же, где и всегда, только на этот раз рядом с ней стояло особенно много людей. Где-то, немного поодаль, стояла "мадонна с младенцем" - молодая женщина, держащая на руках белый свёрток, из которого доносились звуки, сообщающие о том, что там именно младенец, а не плоды ограбления близлежащего банка. Рядом с машиной стояла старушка... Поразительная старушка. Такая, которых я видела только в каких-то старых фильмах. Не помню в каких и когда, но точно видела. На голове у неё была цветная косынка, завязанная узелком на шее. Настоящая косынка - треугольником опускающаяся на воротник пальто. Пальто - самое настоящее, как в детских фильмах - помните "Гостья из будущего" - коричневое пальто, выделяющее талию, на пуговицах. На руке её висела корзинка. Настоящая плетёная корзинка - большая, желтая, покрытая сверху ослепительно белым платком. Такая, в которой носят пирожки и баночки варенья своим обожаемым внукам. Или семечки. Впрочем нет - обязательно пирожки - чтобы не остыли, покрывают платочком. Она стояла рядом с огромной Тойотой и переминалась с ноги на ногу. Переминалась она недолго - через пару минут выскочил он - на этот раз с распущенными волосоми - и проворчал-пробурчал:
- Мама, ну что же Вы не упаковываетесь? Я же полчаса назад попросил Вас упаковаться! Ну упаковывайтесь же, наконец, упаковывайтесь!
Ни одного мата - ни половины, ни четверти. Только просьба упаковаться. Старушка попереминалась ещё немного и вздохнула-выдохнула:
- Я упаковываюсь - вот я уже почти упаковалась....
И так сентиментально-упоительно-ново прозвучал этот глагол, что я, кажется, даже хрюкнула от умиления.
Но не всё время оно было настолько умилительно. Почти перед отъездом, я проснулась от диких криков, доносившихся именно оттуда, где обычно должен быть он. К сожалению, в этот день я спала слишком долго и посему мне пришлось самостоятельно восстанавливать картину. Картина, после восстановления, выглядела приблизительно так - охранник, охраняющий само заведение и подступы к нему, а по-простому места для стоянки, не углядел и кого-то/чего-то/как-то/куда-то не туда пустил. Оно самое, которое не то, не там, и не здесь, видимо, задело белую громаду, называемую Тойота. Он был страшно недоволен. Он кричал, визжал (как-то странно даже - особенно учитывая сюиты Баха) и вообще очень сильно нервничал. Я не буду приводить дословно то, что он говорил, но если убрать мат и перевести, то выжимка:
- Скажите ему, что он уволен!
В смысле охранник. Его правая рука - мужчина небольшого роста, лысеющий, с явно пивным брюшком - направился к охраннику, по дороге поплевав на белоснежный платочек и протерев (видимо, на всякий случай - или демонстрация лояльности) Тойоту, со словами:
- Серёга, брат, прости. Давай куртку - ты уволен....
Серёга с таким положением вещей был явно не согласен. Вместо того, чтобы тихо и мирно отдать куртку, он побежал к своей будке, с криком "не отдам! Не уйду". Влетев в будку, он заперся. Правая рука остановилась рядом с дверью будки и настойчиво постучала:
- Ну, Серёга, ты чего? Нельзя же так - отдай куртку. Говорят же тебе - ты уволен!
Серёга, судя по всему, и не в таких передрягах бывал. Дверь не открылась, а из будки донеслось невразумительное мычание, явно свидетельствующее о том, что куртку он отдавать не собирается и увольнение считает неправомочным.
В этот момент меня отвлекли от данного спектакля и мне пришлось покинуть обожаемый балкон. Я возвращалась туда каждый час, в надежде на продолжение. Но каждый час я наблюдала одну и ту же картину - правая рука, обречённо направляющаяся в сторону будки, стук, "Серёга не дури" и невразумительное мычание. Я всё ждала когда Серёга начнёт отстреливаться или ещё чего, но не дождалась. Впрочем, что значительно хуже, я так и не дождалась того момента, когда он вышел из будки. И даже теперь, когда прошло достаточно времени, меня раздирает изнутри - вышел ли Серёга из будки?! Эх, какой роман бы мог получиться....
Но не буду больше вас напрягать. Прекрасного всем вечера. Ваша Я.
Расскажите мне, если знаете, вышел ли Серёга из будки - я уже столько дней плохо сплю....
На следующий день из белой Тойоты доносились, не много не мало, "Венгерские танцы" Брамса. Тогда я поняла насколько неординарен её хозяин и его музыкальные пристрастия. На этот раз его жгуче-черные локоны были туго стянуты в хвост, который искрился всеми, намазанными на него, средствами, и переливался на солнце. Когда спит этот человек мне понять не удалось - он приезжал приблизительно к девяти утра, а уезжал около пяти - тоже утра. Каждый следующий день приносил мне всё новые сюрпризы (касательно музыкальных пристрастий) - сюиты Баха перемежались отрывками из "Травиаты" и всё это обрамлялось "я твоя ножка, ты дорогой мой шейный позвонок". Всё это время он разговаривал исключительно матом и отечески целовал каких-то взрослых мужчин в щеки, похлопывая их по плечу. В один из дней, я пошла спать особенно поздно. То самое поздно, которое в определённый момент начинает называться рано. Отвлекусь на секунду - когда-то мне рассказали про одного математика, которого просили преподавать в десять утра. Он, не задумавшись ни на секунду, ответил - "я никогда не ложусь спать так поздно". Так вот это то самое поздно, которое иногда начинает быть рано. Что-то около четырёх утра.
Тойота мирно стояла там же, где и всегда, только на этот раз рядом с ней стояло особенно много людей. Где-то, немного поодаль, стояла "мадонна с младенцем" - молодая женщина, держащая на руках белый свёрток, из которого доносились звуки, сообщающие о том, что там именно младенец, а не плоды ограбления близлежащего банка. Рядом с машиной стояла старушка... Поразительная старушка. Такая, которых я видела только в каких-то старых фильмах. Не помню в каких и когда, но точно видела. На голове у неё была цветная косынка, завязанная узелком на шее. Настоящая косынка - треугольником опускающаяся на воротник пальто. Пальто - самое настоящее, как в детских фильмах - помните "Гостья из будущего" - коричневое пальто, выделяющее талию, на пуговицах. На руке её висела корзинка. Настоящая плетёная корзинка - большая, желтая, покрытая сверху ослепительно белым платком. Такая, в которой носят пирожки и баночки варенья своим обожаемым внукам. Или семечки. Впрочем нет - обязательно пирожки - чтобы не остыли, покрывают платочком. Она стояла рядом с огромной Тойотой и переминалась с ноги на ногу. Переминалась она недолго - через пару минут выскочил он - на этот раз с распущенными волосоми - и проворчал-пробурчал:
- Мама, ну что же Вы не упаковываетесь? Я же полчаса назад попросил Вас упаковаться! Ну упаковывайтесь же, наконец, упаковывайтесь!
Ни одного мата - ни половины, ни четверти. Только просьба упаковаться. Старушка попереминалась ещё немного и вздохнула-выдохнула:
- Я упаковываюсь - вот я уже почти упаковалась....
И так сентиментально-упоительно-ново прозвучал этот глагол, что я, кажется, даже хрюкнула от умиления.
Но не всё время оно было настолько умилительно. Почти перед отъездом, я проснулась от диких криков, доносившихся именно оттуда, где обычно должен быть он. К сожалению, в этот день я спала слишком долго и посему мне пришлось самостоятельно восстанавливать картину. Картина, после восстановления, выглядела приблизительно так - охранник, охраняющий само заведение и подступы к нему, а по-простому места для стоянки, не углядел и кого-то/чего-то/как-то/куда-то не туда пустил. Оно самое, которое не то, не там, и не здесь, видимо, задело белую громаду, называемую Тойота. Он был страшно недоволен. Он кричал, визжал (как-то странно даже - особенно учитывая сюиты Баха) и вообще очень сильно нервничал. Я не буду приводить дословно то, что он говорил, но если убрать мат и перевести, то выжимка:
- Скажите ему, что он уволен!
В смысле охранник. Его правая рука - мужчина небольшого роста, лысеющий, с явно пивным брюшком - направился к охраннику, по дороге поплевав на белоснежный платочек и протерев (видимо, на всякий случай - или демонстрация лояльности) Тойоту, со словами:
- Серёга, брат, прости. Давай куртку - ты уволен....
Серёга с таким положением вещей был явно не согласен. Вместо того, чтобы тихо и мирно отдать куртку, он побежал к своей будке, с криком "не отдам! Не уйду". Влетев в будку, он заперся. Правая рука остановилась рядом с дверью будки и настойчиво постучала:
- Ну, Серёга, ты чего? Нельзя же так - отдай куртку. Говорят же тебе - ты уволен!
Серёга, судя по всему, и не в таких передрягах бывал. Дверь не открылась, а из будки донеслось невразумительное мычание, явно свидетельствующее о том, что куртку он отдавать не собирается и увольнение считает неправомочным.
В этот момент меня отвлекли от данного спектакля и мне пришлось покинуть обожаемый балкон. Я возвращалась туда каждый час, в надежде на продолжение. Но каждый час я наблюдала одну и ту же картину - правая рука, обречённо направляющаяся в сторону будки, стук, "Серёга не дури" и невразумительное мычание. Я всё ждала когда Серёга начнёт отстреливаться или ещё чего, но не дождалась. Впрочем, что значительно хуже, я так и не дождалась того момента, когда он вышел из будки. И даже теперь, когда прошло достаточно времени, меня раздирает изнутри - вышел ли Серёга из будки?! Эх, какой роман бы мог получиться....
Но не буду больше вас напрягать. Прекрасного всем вечера. Ваша Я.
Расскажите мне, если знаете, вышел ли Серёга из будки - я уже столько дней плохо сплю....