(no subject)
Последнее путешествие
...Перед тем как отправиться туда, он сказал мне, что его время на этой Земле подошло к концу. Он отправляется в свое окончательное путешествие. Его заявление потрясло меня. Я в буквальном смысле опустил руки и впал в то блаженное состояние фрагментированности, которое, вероятно, испытывает человек, когда сходит с ума. Лишь некая сердцевина меня сохраняла свою целостность - то, что было во мне от ребенка. Все прочее было смутным и неопределенным. Я столь долго был фрагментирован, что единственным выходом для меня было вновь разъединиться. Наиболее же специфическое взаимодействие уровней моего осознания произошло позже. Дон Хуан, его сподвижник дон Хенаро, двое его учеников, Паблито и Нестор, и я взобрались на это плато. Паблито, Нестор и я пришли сюда затем, чтобы выполнить свое последнее задание в роли учеников - прыгнуть в пропасть. Это было в высшей степени таинственным делом, о котором дон Хуан рассказывал мне на самых разных уровнях моего осознания, но которое, тем не менее, до этого дня оставалось для меня загадкой. Дон Хуан пошутил, что мне следовало бы достать свой блокнот и приняться описывать наше последнее совместное времяпрепровождение. Он легонько ткнул меня под ребра и, сдерживая смех, уверил, что именно так будет лучше всего, поскольку свой путь воина-путешественника я начал как раз с заметок. Дон Хенаро сказал, что до нас на этой же плоской вершине горы стояли другие воины-путешественники, собираясь отправиться в путешествие в неизвестное. Дон Хуан повернулся ко мне и мягким голосом сказал, что скоро я войду в бесконечность при помощи своей личной силы и что они с доном Хенаро здесь лишь затем, чтобы со мной попрощаться. Дон Хенаро вмешался опять и сказал, что я тоже здесь для того, чтоб попрощаться с ними. - Когда ты войдешь в бесконечность, - сказал дон Хуан, - мы уже не сможем вернуть тебя обратно. От тебя потребуется решимость. Лишь ты сможешь решить, возвращаться или нет. Должен также предупредить тебя, что немногие из воинов-путешественников оставались в этой жизни после такой встречи с бесконечностью. Бесконечность невероятно привлекательна. Воин-путешественник обнаруживает, что возвращение в мир беспорядка, принуждения, шума и боли не слишком его прельщает. Ты должен знать, что твое решение остаться или вернуться - это не предмет разумного выбора, а предмет намеревания. - Если ты решишь не возвращаться, - продолжал он, - то исчезнешь, как будто земля поглотила тебя. Но решившись на обратный путь, ты должен затянуть свой ремень и подождать, как подобает истинному воинупутешественнику, пока твое задание не подойдет к концу, будь это успех или неудача. Что-то стало неуловимо меняться. В моей памяти начали всплывать лица людей, но я не был уверен, что когда-либо встречал их; в мозгу нарастало болезненное ощущение. Голос дона Хуана перестал быть слышен. Меня потянуло к этим людям, относительно которых я искренне сомневался, что когда-либо их знал. Я вдруг ощутил совершенно невыносимую привязанность к ним, кто бы они ни были. Чувства, которые я к ним испытывал, были неизъяснимы, и все же я не мог сказать, кто они. Я лишь ощущал их присутствие, как будто прожил прежде еще одну жизнь или же сочувствовал им во сне. Я почувствовал, что их очертания сместились; сначала они стали высокими, затем совсем маленькими. Сущность же их, та самая сущность, что порождала мою невыносимую к ним привязанность, осталась прежней. Дон Хуан подошел ко мне сбоку и сказал: - Мы договорились, что ты сохранишь осознание обычного мира. - Его голос был резким и властным. - Сегодня ты отправляешься выполнять конкретное задание, - продолжал он, - последнее звено длинной цепи; и ты должен подойти к нему в высшей степени рассудительно. Я никогда не слышал, чтобы дон Хуан разговаривал со мной таким тоном. В этот момент он был совсем другим человеком, и все же совершенно привычным для меня. Я кротко подчинился ему и вернулся к осознанию мира повседневной жизни, однако не отдал себе в этом отчета. В тот день мне казалось, что я уступил дону Хуану из страха и почтения. Затем дон Хуан обратился ко мне в привычном тоне. Его слова также !k+( вполне привычными. Он сказал, что сущность воина-путешественника - это смирение и действенность, что он должен действовать, не ожидая ничего в награду, и противостоять всему, что встает на его пути. К этому моменту уровень моего осознания вновь сдвинулся. Разум мой сосредоточился на мыслях о страдании. Я понял, что заключил с некими людьми договор умереть вместе с ними, хотя и не знал, кто они. Без тени сомнения я чувствовал, что было бы неправильно умереть в одиночку. Страдание мое стало невыносимым. Дон Хуан обратился ко мне. - Мы одни, - сказал он. - Таково наше положение. Но умереть одному не значит умереть в одиночестве. Я сделал несколько больших глотков воздуха, чтобы снять напряжение. По мере того как я вздыхал полной грудью, рассудок мой прояснялся. - Величайшая проблема для нас, мужчин, - это наша нестойкость. Когда наше осознание начинает расти, оно вырастает, подобно стволу, прямо из центра нашей светящейся сущности, снизу вверх. Этот ствол должен вырасти до значительной высоты, прежде чем мы сможем на него опереться. В этот период твоей жизни мага ты легко можешь утратить власть над своим новым осознанием. И тогда ты забудешь все, что делал и видел на пути воина-путешественника, потому что твой разум вернется к повседневному осознанию. Я уже объяснял тебе, что каждый магмужчина, находясь на новых уровнях осознания, должен использовать все то, что делал и видел на пути воина-путешественника. Проблема каждого мага-мужчины в том, что он легко все забывает, поскольку его осознание утрачивает свой новый уровень. - Я прекрасно понимаю все, что ты говоришь, дон Хуан, - сказал я. - Пожалуй, впервые я полностью осознал, почему все забываю и почему потом все вспоминаю. Я всегда был уверен, что мои сдвиги обусловлены болезненными личными обстоятельствами; теперь я знаю, отчего происходят эти изменения, но не могу выразить свое знание словами. - Не беспокойся о словах, - сказал дон Хуан. - Ты найдешь их в свое время. Сегодня ты должен действовать на основании своего внутреннего безмолвия, того, что ты знаешь, не зная. Ты прекрасно знаешь, что ты должен делать, но это знание еще не вполне оформилось в твои мысли. Все, чем я обладал на уровне конкретных мыслей, было смутным ощущением знания о чем-то, что не было частью моего рассудка. Вместе с тем, у меня было совершенно четкое ощущение того, что я сделал огромный шаг вниз; во мне, казалось, что-то упало. Я почти физически ощутил удар. Я знал, что в этот миг перешел на новый уровень осознания. Затем дон Хуан сказал мне, что воин-путешественник обязательно должен попрощаться со всеми людьми, которые остаются у него за спиной. Он должен произнести слова прощания громко и четко, так, чтобы его голос и чувства навсегда запечатлелись в этих горах. Я долго колебался, но не из-за застенчивости, а потому, что не знал, кого именно мне следует благодарить. Я полностью проникся концепцией магов, что воин-путешественник не может никому ничего быть должен. Дон Хуан вбил в меня аксиому магов: «Воины-путешественники непринужденно, щедро и с необычайной легкостью воздают за любое оказанное им расположение, за любую услугу. Таким образом они снимают с себя ношу невыполненного долга». Я воздал, или же все еще воздавал, всем, кто почтил меня своей заботой или участием. Я перепросмотрел всю свою жизнь настолько подробно, что не обошел вниманием даже мельчайшие ее эпизоды. Я был совершенно уверен тогда, что никому ничего не задолжал. Своими уверенностью и сомнениями я поделился с доном Хуаном. Дон Хуан сказал, что я действительно тщательно перепросмотрел свою жизнь, но добавил, что я далек от того, чтобы быть свободным от долгов. - А как насчет твоих призраков? - продолжал он. - Тех, с кем ты уже не можешь соприкоснуться? Он знал, о чем говорит. Во время своего перепросмотра я пересказал ему каждый эпизод своей жизни. Из всего того, о чем я ему поведал, он отметил три случая в качестве образцов задолженности, которую я приобрел в весьма раннем возрасте, и добавил к этому мою задолженность перед человеком, благодаря которому я с ним встретился. Я горячо поблагодарил своего друга и почувствовал, что моя благодарность была каким-то образом принята...
...Дон Хуан считал, что я в неоплатном долгу перед Шо Велецом, что он был единственным, кто научил меня: чтобы человек понял, что ему есть для чего жить, у него должно быть то, за что стоит умереть. - Если тебе не за что умирать, - как-то сказал мне дон Хуан, - как ты можешь утверждать, что тебе есть для чего жить? Две эти вещи идут рука об руку, и смерть - главная в этой паре...
... Дон Хуан терпеливо объяснил мне, что одиночество неприемлемо для воина. Он сказал, что воины-путешественники могут положиться на то, на что обращают всю свою любовь, всю свою заботу, - на эту чудесную Землю, нашу мать, являющуюся основой, эпицентром всего того, что мы собой представляем, и всех наших дел, той самой сущностью, к которой все мы возвращаемся, той самой, что позволяет воинам-путешественникам отправиться в свое окончательное путешествие. Затем дон Хенаро стал совершать акт магического намерения в поддержку моего предприятия. Он выполнил серию удивительных движений, лежа на животе. Он превратился в светящуюся каплю, которая, казалось, плыла по земле, как по воде. Дон Хуан сказал, что таким образом дон Хенаро обнимает огромную Землю и что, несмотря на разницу в размерах. Земля ощутила его объятия. Действия дона Хенаро и объяснения дона Хуана способствовали тому, что на смену моему одиночеству пришла огромная радость. - Я не могу смириться с мыслью о твоем уходе, дон Хуан, - услышал я свой голос. Звук моего голоса и сказанные мной слова привели меняв замешательство. Еще большее огорчение я почувствовал, когда начал непроизвольно всхлипывать, побуждаемый жалостью к самому себе. - Что со мной, дон Хуан? - пробормотал я. - Я никогда не знал такого состояния. - С тобой происходит то, что твое осознание вновь достигло пальцев твоих ног, - ответил он, смеясь. Я совершенно утратил контроль над собой и полностью отдался чувствам подавленности и отчаяния. - Я хочу остаться один, - пронзительно вскрикнул я. - Что со мной происходит? Во что я превращаюсь? - Пусть все идет своим чередом, - мягко сказал дон Хуан. - Чтобы покинуть этот мир и предстать перед неведомым, мне понадобится вся моя сила, все мое терпение, вся моя удача. Но прежде всего мне будет нужна вся стальная выдержка воина-путешественника. Чтобы остаться и продолжить путь, как подобает воину-путешественнику, тебе понадобится все то же, что и мне. Путь, в который мы отправляемся, нелегок, но остаться ничуть не легче. Чувства захлестнули меня, и я поцеловал ему руку.. - Ну-ну-ну! - сказал он. - Ты еще башмаки мне почисть! Охватившая меня мука из жалости к себе превратилась в чувство ни с чем не сравнимой утраты. - Ты уходишь! - пробормотал я. - Боже мой! Навсегда уходишь! В этот момент дон Хуан проделал со мной то, что постоянно проделывал, начиная с первого дня нашего знакомства. Он надул щеки, как будто задержав дыхание после глубокого вдоха, хлопнул меня по спине левой рукой и сказал: - Встань на цыпочки! Поднимись! В следующее мгновение я вновь обрел над собой полный контроль. Я понял, чего от меня ждут. Я больше не колебался и перестал беспокоиться о себе. Меня не заботило, что произойдет со мной после того, как дон Хуан покинет меня. Я знал, что его уход неизбежен. Он посмотрел на меня, и его глаза сказали мне все. - Мы больше никогда не будем вместе, - мягко сказал он. - Тебе больше не нужна моя помощь, да я и не хочу тебе ее предлагать, поскольку ты достоин того, чтобы называться воином-путешественником, и ты плюнешь мне в глаза, если я предложу ее тебе. С определенного момента единственной отрадой для воина-путешественника становится его уединенность. Точно так же я не хотел бы, чтобы ты пытался помочь мне. Раз уж я должен уйти, я ухожу. Не думай обо мне, ведь я не буду думать о тебе. Если ты настоящий воин путешественник, будь безупречен! Заботься о своем мире. Почитай его, защищай его даже ценой собственной жизни! Он двинулся прочь от меня. Этот момент был выше жалости к себе, слез, счастья. Он кивнул головой, то ли прощаясь, то ли давая знать, что понимает мои чувства. - Забудь о себе, и ты не будешь бояться ничего, на каком бы уровне осознания ты ни оказался, - сказал он. В порыве легкомыслия ему захотелось поддразнивать меня до самого конца. Он делал это в последний раз в этом мире. Он протянул ко мне ладони и растопырил пальцы, как ребенок. Затем он вновь сжал их. - Чао! - сказал он. Я знал, что выражать печаль и сожалеть о чем-либо было бессмысленно, но мне было нелегко стоять просто так, когда дону Хуану пришло время уходить. Мы оба были вовлечены в необратимый энергетический процесс, который никто из нас не в силах был остановить. С другой стороны, мне хотелось присоединиться к дону Хуану, идти с ним куда угодно. Мое сознание прочертила мысль, что, если я умру, он возьмет меня к себе. Затем я увидел, как дон Хуан Матус, Нагваль, уводит за собой пятнадцать других видящих, своих компаньонов, своих подопечных, своих друзей, и они исчезают в дымке с северной стороны горы. Я видел, как каждый из них превращается в светящуюся сферу и они все вместе возносятся над горой и плывут над ней, подобно призрачным огням. Как и предсказывал дон Хуан, они сделали круг над горой, в последний раз охватив эту удивительную землю доступным лишь им взглядом. Затем они исчезли. Я знал, что мне следует делать. Мое время кончилось. Со всех ног я бросился к обрыву и прыгнул в пропасть. На мгновение мое лицо обдало ветром, после чего милосердная тьма поглотила меня, подобно величавой подземной реке.
Активная сторона бесконечности.
...Перед тем как отправиться туда, он сказал мне, что его время на этой Земле подошло к концу. Он отправляется в свое окончательное путешествие. Его заявление потрясло меня. Я в буквальном смысле опустил руки и впал в то блаженное состояние фрагментированности, которое, вероятно, испытывает человек, когда сходит с ума. Лишь некая сердцевина меня сохраняла свою целостность - то, что было во мне от ребенка. Все прочее было смутным и неопределенным. Я столь долго был фрагментирован, что единственным выходом для меня было вновь разъединиться. Наиболее же специфическое взаимодействие уровней моего осознания произошло позже. Дон Хуан, его сподвижник дон Хенаро, двое его учеников, Паблито и Нестор, и я взобрались на это плато. Паблито, Нестор и я пришли сюда затем, чтобы выполнить свое последнее задание в роли учеников - прыгнуть в пропасть. Это было в высшей степени таинственным делом, о котором дон Хуан рассказывал мне на самых разных уровнях моего осознания, но которое, тем не менее, до этого дня оставалось для меня загадкой. Дон Хуан пошутил, что мне следовало бы достать свой блокнот и приняться описывать наше последнее совместное времяпрепровождение. Он легонько ткнул меня под ребра и, сдерживая смех, уверил, что именно так будет лучше всего, поскольку свой путь воина-путешественника я начал как раз с заметок. Дон Хенаро сказал, что до нас на этой же плоской вершине горы стояли другие воины-путешественники, собираясь отправиться в путешествие в неизвестное. Дон Хуан повернулся ко мне и мягким голосом сказал, что скоро я войду в бесконечность при помощи своей личной силы и что они с доном Хенаро здесь лишь затем, чтобы со мной попрощаться. Дон Хенаро вмешался опять и сказал, что я тоже здесь для того, чтоб попрощаться с ними. - Когда ты войдешь в бесконечность, - сказал дон Хуан, - мы уже не сможем вернуть тебя обратно. От тебя потребуется решимость. Лишь ты сможешь решить, возвращаться или нет. Должен также предупредить тебя, что немногие из воинов-путешественников оставались в этой жизни после такой встречи с бесконечностью. Бесконечность невероятно привлекательна. Воин-путешественник обнаруживает, что возвращение в мир беспорядка, принуждения, шума и боли не слишком его прельщает. Ты должен знать, что твое решение остаться или вернуться - это не предмет разумного выбора, а предмет намеревания. - Если ты решишь не возвращаться, - продолжал он, - то исчезнешь, как будто земля поглотила тебя. Но решившись на обратный путь, ты должен затянуть свой ремень и подождать, как подобает истинному воинупутешественнику, пока твое задание не подойдет к концу, будь это успех или неудача. Что-то стало неуловимо меняться. В моей памяти начали всплывать лица людей, но я не был уверен, что когда-либо встречал их; в мозгу нарастало болезненное ощущение. Голос дона Хуана перестал быть слышен. Меня потянуло к этим людям, относительно которых я искренне сомневался, что когда-либо их знал. Я вдруг ощутил совершенно невыносимую привязанность к ним, кто бы они ни были. Чувства, которые я к ним испытывал, были неизъяснимы, и все же я не мог сказать, кто они. Я лишь ощущал их присутствие, как будто прожил прежде еще одну жизнь или же сочувствовал им во сне. Я почувствовал, что их очертания сместились; сначала они стали высокими, затем совсем маленькими. Сущность же их, та самая сущность, что порождала мою невыносимую к ним привязанность, осталась прежней. Дон Хуан подошел ко мне сбоку и сказал: - Мы договорились, что ты сохранишь осознание обычного мира. - Его голос был резким и властным. - Сегодня ты отправляешься выполнять конкретное задание, - продолжал он, - последнее звено длинной цепи; и ты должен подойти к нему в высшей степени рассудительно. Я никогда не слышал, чтобы дон Хуан разговаривал со мной таким тоном. В этот момент он был совсем другим человеком, и все же совершенно привычным для меня. Я кротко подчинился ему и вернулся к осознанию мира повседневной жизни, однако не отдал себе в этом отчета. В тот день мне казалось, что я уступил дону Хуану из страха и почтения. Затем дон Хуан обратился ко мне в привычном тоне. Его слова также !k+( вполне привычными. Он сказал, что сущность воина-путешественника - это смирение и действенность, что он должен действовать, не ожидая ничего в награду, и противостоять всему, что встает на его пути. К этому моменту уровень моего осознания вновь сдвинулся. Разум мой сосредоточился на мыслях о страдании. Я понял, что заключил с некими людьми договор умереть вместе с ними, хотя и не знал, кто они. Без тени сомнения я чувствовал, что было бы неправильно умереть в одиночку. Страдание мое стало невыносимым. Дон Хуан обратился ко мне. - Мы одни, - сказал он. - Таково наше положение. Но умереть одному не значит умереть в одиночестве. Я сделал несколько больших глотков воздуха, чтобы снять напряжение. По мере того как я вздыхал полной грудью, рассудок мой прояснялся. - Величайшая проблема для нас, мужчин, - это наша нестойкость. Когда наше осознание начинает расти, оно вырастает, подобно стволу, прямо из центра нашей светящейся сущности, снизу вверх. Этот ствол должен вырасти до значительной высоты, прежде чем мы сможем на него опереться. В этот период твоей жизни мага ты легко можешь утратить власть над своим новым осознанием. И тогда ты забудешь все, что делал и видел на пути воина-путешественника, потому что твой разум вернется к повседневному осознанию. Я уже объяснял тебе, что каждый магмужчина, находясь на новых уровнях осознания, должен использовать все то, что делал и видел на пути воина-путешественника. Проблема каждого мага-мужчины в том, что он легко все забывает, поскольку его осознание утрачивает свой новый уровень. - Я прекрасно понимаю все, что ты говоришь, дон Хуан, - сказал я. - Пожалуй, впервые я полностью осознал, почему все забываю и почему потом все вспоминаю. Я всегда был уверен, что мои сдвиги обусловлены болезненными личными обстоятельствами; теперь я знаю, отчего происходят эти изменения, но не могу выразить свое знание словами. - Не беспокойся о словах, - сказал дон Хуан. - Ты найдешь их в свое время. Сегодня ты должен действовать на основании своего внутреннего безмолвия, того, что ты знаешь, не зная. Ты прекрасно знаешь, что ты должен делать, но это знание еще не вполне оформилось в твои мысли. Все, чем я обладал на уровне конкретных мыслей, было смутным ощущением знания о чем-то, что не было частью моего рассудка. Вместе с тем, у меня было совершенно четкое ощущение того, что я сделал огромный шаг вниз; во мне, казалось, что-то упало. Я почти физически ощутил удар. Я знал, что в этот миг перешел на новый уровень осознания. Затем дон Хуан сказал мне, что воин-путешественник обязательно должен попрощаться со всеми людьми, которые остаются у него за спиной. Он должен произнести слова прощания громко и четко, так, чтобы его голос и чувства навсегда запечатлелись в этих горах. Я долго колебался, но не из-за застенчивости, а потому, что не знал, кого именно мне следует благодарить. Я полностью проникся концепцией магов, что воин-путешественник не может никому ничего быть должен. Дон Хуан вбил в меня аксиому магов: «Воины-путешественники непринужденно, щедро и с необычайной легкостью воздают за любое оказанное им расположение, за любую услугу. Таким образом они снимают с себя ношу невыполненного долга». Я воздал, или же все еще воздавал, всем, кто почтил меня своей заботой или участием. Я перепросмотрел всю свою жизнь настолько подробно, что не обошел вниманием даже мельчайшие ее эпизоды. Я был совершенно уверен тогда, что никому ничего не задолжал. Своими уверенностью и сомнениями я поделился с доном Хуаном. Дон Хуан сказал, что я действительно тщательно перепросмотрел свою жизнь, но добавил, что я далек от того, чтобы быть свободным от долгов. - А как насчет твоих призраков? - продолжал он. - Тех, с кем ты уже не можешь соприкоснуться? Он знал, о чем говорит. Во время своего перепросмотра я пересказал ему каждый эпизод своей жизни. Из всего того, о чем я ему поведал, он отметил три случая в качестве образцов задолженности, которую я приобрел в весьма раннем возрасте, и добавил к этому мою задолженность перед человеком, благодаря которому я с ним встретился. Я горячо поблагодарил своего друга и почувствовал, что моя благодарность была каким-то образом принята...
...Дон Хуан считал, что я в неоплатном долгу перед Шо Велецом, что он был единственным, кто научил меня: чтобы человек понял, что ему есть для чего жить, у него должно быть то, за что стоит умереть. - Если тебе не за что умирать, - как-то сказал мне дон Хуан, - как ты можешь утверждать, что тебе есть для чего жить? Две эти вещи идут рука об руку, и смерть - главная в этой паре...
... Дон Хуан терпеливо объяснил мне, что одиночество неприемлемо для воина. Он сказал, что воины-путешественники могут положиться на то, на что обращают всю свою любовь, всю свою заботу, - на эту чудесную Землю, нашу мать, являющуюся основой, эпицентром всего того, что мы собой представляем, и всех наших дел, той самой сущностью, к которой все мы возвращаемся, той самой, что позволяет воинам-путешественникам отправиться в свое окончательное путешествие. Затем дон Хенаро стал совершать акт магического намерения в поддержку моего предприятия. Он выполнил серию удивительных движений, лежа на животе. Он превратился в светящуюся каплю, которая, казалось, плыла по земле, как по воде. Дон Хуан сказал, что таким образом дон Хенаро обнимает огромную Землю и что, несмотря на разницу в размерах. Земля ощутила его объятия. Действия дона Хенаро и объяснения дона Хуана способствовали тому, что на смену моему одиночеству пришла огромная радость. - Я не могу смириться с мыслью о твоем уходе, дон Хуан, - услышал я свой голос. Звук моего голоса и сказанные мной слова привели меняв замешательство. Еще большее огорчение я почувствовал, когда начал непроизвольно всхлипывать, побуждаемый жалостью к самому себе. - Что со мной, дон Хуан? - пробормотал я. - Я никогда не знал такого состояния. - С тобой происходит то, что твое осознание вновь достигло пальцев твоих ног, - ответил он, смеясь. Я совершенно утратил контроль над собой и полностью отдался чувствам подавленности и отчаяния. - Я хочу остаться один, - пронзительно вскрикнул я. - Что со мной происходит? Во что я превращаюсь? - Пусть все идет своим чередом, - мягко сказал дон Хуан. - Чтобы покинуть этот мир и предстать перед неведомым, мне понадобится вся моя сила, все мое терпение, вся моя удача. Но прежде всего мне будет нужна вся стальная выдержка воина-путешественника. Чтобы остаться и продолжить путь, как подобает воину-путешественнику, тебе понадобится все то же, что и мне. Путь, в который мы отправляемся, нелегок, но остаться ничуть не легче. Чувства захлестнули меня, и я поцеловал ему руку.. - Ну-ну-ну! - сказал он. - Ты еще башмаки мне почисть! Охватившая меня мука из жалости к себе превратилась в чувство ни с чем не сравнимой утраты. - Ты уходишь! - пробормотал я. - Боже мой! Навсегда уходишь! В этот момент дон Хуан проделал со мной то, что постоянно проделывал, начиная с первого дня нашего знакомства. Он надул щеки, как будто задержав дыхание после глубокого вдоха, хлопнул меня по спине левой рукой и сказал: - Встань на цыпочки! Поднимись! В следующее мгновение я вновь обрел над собой полный контроль. Я понял, чего от меня ждут. Я больше не колебался и перестал беспокоиться о себе. Меня не заботило, что произойдет со мной после того, как дон Хуан покинет меня. Я знал, что его уход неизбежен. Он посмотрел на меня, и его глаза сказали мне все. - Мы больше никогда не будем вместе, - мягко сказал он. - Тебе больше не нужна моя помощь, да я и не хочу тебе ее предлагать, поскольку ты достоин того, чтобы называться воином-путешественником, и ты плюнешь мне в глаза, если я предложу ее тебе. С определенного момента единственной отрадой для воина-путешественника становится его уединенность. Точно так же я не хотел бы, чтобы ты пытался помочь мне. Раз уж я должен уйти, я ухожу. Не думай обо мне, ведь я не буду думать о тебе. Если ты настоящий воин путешественник, будь безупречен! Заботься о своем мире. Почитай его, защищай его даже ценой собственной жизни! Он двинулся прочь от меня. Этот момент был выше жалости к себе, слез, счастья. Он кивнул головой, то ли прощаясь, то ли давая знать, что понимает мои чувства. - Забудь о себе, и ты не будешь бояться ничего, на каком бы уровне осознания ты ни оказался, - сказал он. В порыве легкомыслия ему захотелось поддразнивать меня до самого конца. Он делал это в последний раз в этом мире. Он протянул ко мне ладони и растопырил пальцы, как ребенок. Затем он вновь сжал их. - Чао! - сказал он. Я знал, что выражать печаль и сожалеть о чем-либо было бессмысленно, но мне было нелегко стоять просто так, когда дону Хуану пришло время уходить. Мы оба были вовлечены в необратимый энергетический процесс, который никто из нас не в силах был остановить. С другой стороны, мне хотелось присоединиться к дону Хуану, идти с ним куда угодно. Мое сознание прочертила мысль, что, если я умру, он возьмет меня к себе. Затем я увидел, как дон Хуан Матус, Нагваль, уводит за собой пятнадцать других видящих, своих компаньонов, своих подопечных, своих друзей, и они исчезают в дымке с северной стороны горы. Я видел, как каждый из них превращается в светящуюся сферу и они все вместе возносятся над горой и плывут над ней, подобно призрачным огням. Как и предсказывал дон Хуан, они сделали круг над горой, в последний раз охватив эту удивительную землю доступным лишь им взглядом. Затем они исчезли. Я знал, что мне следует делать. Мое время кончилось. Со всех ног я бросился к обрыву и прыгнул в пропасть. На мгновение мое лицо обдало ветром, после чего милосердная тьма поглотила меня, подобно величавой подземной реке.
Активная сторона бесконечности.