Jul 26, 2010 11:00
Люблю проезжать через Ульяновск. После долгого дня в душном вагоне так приятно выйти, наконец, на воздух, прогуляться вдоль перрона и даже успеть забежать на вокзал в буфет за чем-нибудь, неважно, свежим ли, но непременно горячим, что в иной ситуации, быть может, и не пришло бы в голову купить.
Но не только поэтому, направляясь в Москву, я каждый раз с нетерпением жду "Ульяновск-центр", как по-железнодорожному именуют его. Во время стоянки нашего поезда с соседней платформы всегда отправляется фирменный "Ульяновск-Москва", и ему вслед с вокзальных усилителей играет "Прощание Славянки".
Первый раз, когда мне довелось услышать это необычное обстоятельство при отправлении "мирного" поезда, произошел уже больше двух лет назад. Легкое недоумение и улыбка не покидали меня; я подумала, что в Ульяновске как на родине Ленина - своеобразном островке первозданного советского патриотизма - все поезда провожают под музыку, наподобие того как раньше в Самаре при вокзальных объявлениях звучал мотив песни "Ах, Самара-городок". Но каково было мое разочарование, когда при отправлении нашего 391-го поезда вслед не раздалось решительно ничего!
Ульяновск был уже давно позади, а у меня в голове все еще вертелся этот марш. Отрывки из фильмов о войне также не покидали меня: я представляла, как тысячи семей провожали своих близких на поле боя, на смерть. "Как можно! - думала я. - Такая в высшей степени драматичная музыка неуместна в подобной ситуации. Ее сокровенный смысл, ее мощь растрачивается попусту, не согласуясь с истинным ее предназначением".
Однако как все же хорошо было на душе после внезапно услышанного "Прощания Славянки"!
Позже, раз за разом проезжая по маршруту Челябинск-Москва, я стала замечать за собой, что с нетерпением жду шести часов вечера, чтобы только выйти на Ульяновске и послушать загадочную в своей глубине музыку военных лет. Если я садилась не на 391-й, то чувствовала поездку неполноценной и скучала без "Прощания Славянки". Так мне полюбился этот марш.
В нем всё: и призыв к борьбе, самопожертвованию, героизму, и трагичность расставания с близкими людьми, с родными краями, и надежда и вера в Победу, и много, много еще всего: решительность, смелость, храбрость, ожидание горестных потерь и радостных встреч, любовь к Родине, стойкость и какой-то вопль, общенародный крик, обращение миллионов матерей и жен к защитникам Отечества.
Родина будто воплотилась в женщине, исполненной грации и изящества, вместе с тем сильной и волевой. Она то плавно кружится в танце, играя своею красотой без стеснения и лукавства, то в одночасье становится исполненной решительности, храбрости и неземного могущества, своим орлиным взором посылая молнии в недруга.
С тех пор "Прощание Славянки" стало для меня своеобразным средством поднятия духа. Перед любым ответственным мероприятием, в минуту, когда требуется отогнать от себя уныние и лень, я слушаю его. Этот марш - источник бесконечной любви к Родине; в нем вся Россия и Дух русский, равно как и вся война и причины победы.
И вот однажды он звучал не напрасно.
Я ехала в Москву в конце июня, когда шел набор в армию. Поезд "Ульяновск-Москва" был полон юных призывников, а перрон - провожающих. Тут были пожилые родители и молодые друзья, девушки и дети. Когда поезд тронулся и грянули первые звуки марша, из вагонов в ответ раздался свист, хлопанье, топот сапогами и крики. Ребята именно кричали: их "У-у-у-у" было наполнено какой-то восторженностью и уверенностью в своих силах, в сделанном выборе, как будто они бросали вызов всем трудностям, которые ждут их впереди, а так же тем, кто остается на "гражданке".
В тот момент меня охватила волна любви к Родине, к этим молодым людям, уезжавшим на службу, и к их провожающим. Тогда я поняла, что значил этот марш для всех, кто 60 лет назад отправлялся с его звуками на войну. От всей души я пожелала ребятам хорошей службы, и их благодарность теплом разлилась в моем сердце, и долго еще грела меня и заставляла улыбаться, смотря в окно на мелькающие деревушки.
Очерк