Недавно прочла статью кандидата искусствоведения Ольги Хорошиловой
«Костюмы и мода в жизни Петра Чайковского» в журнале «Новое литературное обозрение». В ней она анализирует динамику отношения к своему внешнему виду у Петра Ильича на протяжении жизни, основываясь на биографических фактах.
Я читала эту статью в Интернете. В ней не было фотографий, поэтому я решила предпринять свой поиск видеоряда. Результатами совмещения отрывков из ее работы и моими находками теперь поделюсь с вами, мои друзья.
Напомню, что я интересуюсь внешностью человека как средством его самовыражения. Я считаю, что по тому, что он носит, насколько человек следит за модой, какие стили одежды предпочитает, можно многое сказать о его характере, эмоциональном фоне, отношениях с окружающими людьми. Именно поэтому мне представляется важным проанализировать вкусы П.И.Чайковского.
Итак, начнем с его детства.
На первой фотографии Петя изображен в кругу семьи. «Будущий композитор - первый слева. Он принял красивую романтичную позу, сложив руки на груди, совсем как взрослый. Восьмилетний Петя одет по возрасту - в длинную, до колен, рубашку (из фланели или шерсти), перетянутую кушаком. Мода 1840-х годов все еще испытывала влияние британского романтизма, и стиль «балморал» с его «плэдами», килтами и пестрой шотландской клеткой все еще был востребован, особенно в детском костюме. Чайковские были небогатыми, и, возможно, у них, как и в большинстве таких семейств, одежды старших донашивали младшие. Потому возможно, что эта блуза перешла к Пете от старшего брата Николая, одетого уже по-юношески в жилет, бархатную курточку и панталоны».
На следующей фотографии 19-летний Петр уже выпускник Императорского училища правоведения (1859). Он в парадной форме. Светло-зеленый с черной выпушкой воротник украшен золотыми петлицами старшего класса. «Но была одна деталь в форме, которую Петр любил и которой гордился, - фетровая шляпа с золотой петлицей. Модест Чайковский, вслед за Петром окончивший училище, вспоминал: «Правоведская треуголка для массы окружена почти таким же ореолом великосветскости, как каска пажа и красный воротник лицеиста. Я упоминаю здесь об этом потому, что это неосновательное предубеждение породило и не¬который оттенок тщеславия в самих правоведах и имело, хотя и слабое, но несомненное значение в жизни Петра Ильича этого периода». Петру нравилась эта шляпа с петлицей. Он красиво положил ее на колено».
После окончания училища он поступает на службу 1-е (распорядительное) отделение Министерства юстиции. «Служащие этого Министерства носили либо однобортные полукафтаны со стоячим во¬ротником и шитьем, либо двубортные сюртуки с отложным воротни¬ком без шитья. И даже нештатным чиновникам, которым Чайковский был полгода, полагался форменный костюм - однобортный сюртук с отложным воротником без шитья и золочеными пуговицами с сенат¬ским чеканом.»
«Он фотографировался исключительно в светских костюмах, уже в то время неплохо разбираясь в моде и зная толк в ще¬гольстве. Модест Чайковский вспоминал: «Отделавшись от тягостной необходимости проводить известные часы в Департаменте, остальное время Петр Ильич мог бесконтрольно отдаваться удовлетворению не¬насытной жажды удовольствий. Невозможно уследить за бесконечным разнообразием их в этот период в жизни Петра Ильича. В изящных са¬лонах, в театре, ресторанах, в прогулке по Невскому и Летнему саду в модные часы дня, во всем, везде он ищет и находит цветы радостей жизни».
«Герман Ларош свидетельствовал: «Двадцати¬двухлетний Чайковский, с которым я познакомился в Петербургской консерватории, был светский молодой человек, с лицом, вопреки моде, уже тогда всеобщей, совершенно выбритым, одетый несколько небреж¬но, в платье дорогого портного, но не совсем новое, с манерами очаро¬вательно простыми и, как мне тогда казалось, холодными; знакомых имел тьму, и когда мы вместе шли по Невскому, сниманиям шляп не было конца».
«Лишь своим близким Петр Чайковский с горечью признавался: «Не могу сделаться вполне светским человеком». Причиной этому были скудные финансы. Титулярный советник Минюста получал каких-то 50 рублей. На холостые, с дорогим шампанским и картинными цыга¬нами, вечеринки, на театры, танцы, щегольской гардероб и дорогие аксессуары жалованья не хватало. Костюм, сшитый у портного, стоил тогда от 20 до 40 рублей, а за отменную пару брюк приходилось отда¬вать 15-20 рублей. Основательная сумма для бедного чиновника».
«С осени 1862 года ни о любительских спектаклях, ни о светских знакомых нет и речи, - пишет Модест Чайковский. - Музыка поглощает все. Его дразнят длинными волосами, которые он себе отпускает, удивляют¬ся, порицают». В биографии, посвященной брату, Модест дополняет этот портрет новыми штрихами: «От светского молодого человека не осталось и следа. С длинными волосами, одетый в собственные обно¬ски прежнего франтовства, он внешним образом переменился так же радикально, как и во всех других отношениях». Чем же это можно объяснить?
«Увлекшись музыкой, он продолжал бывать в обществе, но не в том, блистатель¬но салонном и пустом, а в художественном, либеральном, жившем по другим правилам. В нем было модно не следовать моде, а неряшливо носить потертые, бедные вещи, подчеркивая свое полное безразличие к светскому лоску и элегантности». С 1862 года Чайковский носит длинные неаккуратные волосы, кое-как зачесанные назад, русую бородку русофила, помятые серые пид¬жаки и мешковатые черные сюртуки, шелковые банты творца-воль¬нодумца». «Новый образ был, впро¬чем, не только уместен и популярен, он позволял неплохо экономить. Петр Ильич, лишенный финансовой поддержки отца, вынужден был строго ограничить траты и много работать, в том числе давать част¬ные уроки». «Чайков¬ский донашивал то, на что щедро тратил деньги в 1860-1861 годах. «Петя ходил в потертом пиджаке и вместо белья имел какое-то отре¬пье», - писал Модест Ильич».
В январе 1866 года Чайковский отправился в Москву, где он получил должность профессора в московском отделении Русского музыкального общества. «Стоял мороз, и молодой про¬фессор, одолеваемый небольшими и частыми недугами, патологиче¬ски боявшийся серьезно заболеть, приехал в Москву в шубе. Длинная, почти до пят, по-обломовски широкая, из толстого сукна неопределенного цвета, подпоясанная кушаком и с огромным, устало повисшим на плечах изъеденным молью меховым воротником какого- то старинного зверя. Называлась она, впрочем, енотовой шубой. Этот гигантский меховой салоп был щедрым подарком Апухтина, человека широкой души и широкого тела. Узнав о том, что его бывший со¬курсник-правовед и близкий вечно нуждающийся друг едет в Москву, он выдал ему свою «необыкновенно старую шубу, употреблявшуюся в деревенских поездках». «Чайковский в апухтинской шубе был весьма уместен и выглядел модно. Вероятно, поэтому, только приехав в Москву, он отправился в фотоателье запечатлеть себя в этом оперно-русском облачении. Впрочем, над молодым профессором все же по¬смеивались украдкой его студенты и коллеги-западники».
«Вихрастый и раздушенный Николай Рубинштейн понимал и со¬чувствовал положению молодого профессора, но он не мог мирить¬ся с его печальными обносками. Он почти насильно реформировал внешность Чайковского в согласии с собственными представления¬ми о мужской моде и хорошем вкусе. Во-первых, Николай Григорье¬вич подарил своему протеже черный фрак, который уже давно не носил. Он вполне подошел, хотя смотрелся немного «с чужого пле¬ча». Затем Рубинштейн взялся за костюмы и белье. В письме к сво¬им братьям Петр Ильич не без иронии сообщал: «Этот последний (Н.Г. Рубинштейн) ухаживает за мной, как нянька, и хочет непременно исполнять при мне эту должность. Сегодня он подарил мне насильно шесть рубашек, совершенно новых (не говорите этого Давыдовым и никому), а завтра хочет насильно везти заказывать пла¬тье»».
«В домашней одежде Чайковский все еще предпочитает русский стиль. Он носит невообразимых размеров халаты, а в особо холодные дни - шубу, весной и летом - простые рубашки-косоворотки, в не¬погоду - «непромокайки» и высокие болотные сапоги. Но его светские костюмы все больше подчиняются мягкому дик¬тату французской моды. Полуприлегающие двубортные пиджаки и сюртуки отличаются чересчур широкими лацканами и бархатны¬ми воротниками, тонкая атласная обшивка, чуть светлее основного тона, плавно огибает борт, лацканы и клапан пошета.
В начале 1870-х годов Чайковский окончательно влюбляется в Париж, который регулярно навещает». «В письме из Парижа он признавался брату Анатолию: «Вместо театра у меня явилась другая слабость: покупать! Вчера купил восемь галстуков». Внимание гениального транжиры привлекали не только аксессуа¬ры. В Париже он покупал белье, костюмы, шляпы, перчатки, трости».
«В клинском музее хранятся элегантный прогулочный пиджак и жилетка из престижного венского ателье «Генрих Грюнбаум» (Heinrich Grunbaum), сшитые, судя по крою и силуэту, в середине 1880-х годов».
«В 1880-е и начале 1890-х годов гардероб Чайковского стремительно рос. Покупались в конфекционах или шились на заказ сюртуки, про¬гулочные ансамбли, сорочки, пальто, халаты и непромокаемые плащи. Но больше всего композитор любил лаконичные и весьма удобные од¬нобортные пиджаки французского кроя - со скошенными полами, вы¬сокой застежкой, небольшими аккуратными лацканами и воротником, неизменным пошетом на левой полочке. Исаак Букиник вспоминал: «По фигуре он выглядел довольно бодрым и стройным. Был всегда ак¬куратно одет и производил впечатление европейца. Такой благородной внешностью не отличались наши профессора консерватории, и Чай¬ковский выделялся на этом фоне. Чайковский был среднего роста, весь седой, очень изящный, одет в коричневый костюм французского покроя»».
«Петр Ильич обожал ловкие и банально красивые детали, оживлявшие строгую элегантность его внешности. Он любил чуть тесные тонкие перчатки из нежнейшей лайки, которые в больших количествах покупал в Париже (предпо¬читал фирму General Grant). Он украшал свои безупречные галстуки удивительно изящными булавками - к примеру, в форме геральдиче¬ской лилии Бурбонов. Он не мог устоять перед тонкой изысканностью тростей, модерновым изгибом серебряных пенсне и дорожил монар¬шими подарками, но только такими, которые соответствовали его раз¬витому и взыскательному светскому вкусу».
«До сих пор в его клинском кабинете-гостиной хранятся дивные серебряные туфельки-черевички, миниатюрный шедевр фирмы «П. Овчинников». Их композитор нежно любил».
«У композитора была и другая «мания» - составлять смеси из ду¬хов. Чайковский, подобно многим своим современникам, предпочитал тонкие цветочные запахи, особенно фиалки и ландыш. Парфюмы он покупал и в Петербурге, и за границей - чаще всего в Париже. В его аккуратных шкафчиках и вечных его спутниках, кожаных кофрах, всегда хранилось несколько изящных флаконов с божественно тон¬кими «одорами». Помимо традиционной для мужчины-модника того периода «Кельнской воды», Чайковский использовал более нежные (в том числе и дамские) ароматы парижской фирмы Guerlain и рус¬ской компании Брокар».
Из этого описания П.И.Чайковский предстает как человек с очень тонким художественным вкусом, который проявлялся и в оформлении своей внешности. В этом они очень похожи с Антоном Павловичем Чеховым, который тоже очень тщательно следил за своей внешностью, считая это проявлением общей культуры человека. Недаром они так ценили друг друга.
Более подробно можно прочитать здесь:
http://www.nlobooks.ru/node/4319