собачье
... главное научиться уходить.
Нет, не валить. Забудьте это слово.
Если оружие начнет насиловать окружающие камни, оставляя на них глубокие царапины, то слово валить станет иллюзией - ну, как наполненное гелием сердце, которое праздничным вечером олицетворяет любовь,а трезвым утром видится как сдуру надутый мешок для мусора.
Наука уходить
Уходить- это не так уж и легко, хотя человечество и выдумало множество способов ухода.
Уходить можно засунув ключ в карман- этот способ ухода легок как в детстве, когда не боишься невозвращения.
Уходить можно, собрав палатку, термос, пару белья и вторую пару кроссовок.
Уходить можно ненадолго- за сигаретами.
Уходить можно навсегда, чтобы также навсегда вернуться через полчаса.
Уходить можно в компании- накрыв стол.
Уходить легко на протесты или в себя, что в принципе одно и тоже: и в одном, и в другом случае человек уверен, что общается с единственно честными и все правильно понимающими существами.
.. но все эти знакомые способы вас не спасут, когда вам нужно будет действительно уйти.
Для правильного ухода главное- знать от кого уходить.
Уходить, дорогие мои, нужно от Тимура и его команды, от Рокко и его братьев, от Будрыса и его сыновей...
От тех от анонимных пролетариев войны, от тех раздувателей ненависти под белыми и пушистыми лозунгами, которые уверены, что они меняют мир, в то время как мир лишь рассыпается на контрастные сущности.
Уходить нужно так: взял и ушел.
Ну, вот так например.
Когда-то, когда дети и страхи были еще маленькими, а ночь ревела пьяными голосами радостные песни о смерти, в сербской еще Приштине было много несербских уже военных.
Разных тварей как в Ноевом ковчеге.
И среди них был один - маленький серьезный мотыль в смешной форме и непомерно больших ботинках.
Был он исполнителен и нелюбопытен: мечта любого командира.
И мечты и него были прозрачной глубины весенней лужи- дом и рядом с домом-собака .
О доме мечталось расплывчато, а о собаке - конкретно.
О собаке говорилось часами: какой породы она будет, какие у нее будут умные глаза, какой у нее будет подвижный рыжий хвост и какие мягкие лапы.
Мотыль точно знал, как будет ее отучать грызть обувь и точно знал, что не будет покупать пластмассовых костей, чтобы ей не испортить прикус...
Наш собачий Акакий был абсолютно аполитичен: его не очень волновала пыльная и непонятная политика тех краев, куда его занесло. Он, скорее держался Оруэлловского совета: «Даже знать, кто прав, а кто не прав в споре между туземцами - это уже потеря лица». Поэтому к местному населению относился с нескольким высокомерием, но когда не находилось никого, кто мог поддержать его разговор о будущей собаке, то он соглашался, на худой конец, поговорить хоть с кем. И настал момент, когда увидев его фигуру: сначала ботинки, а потом - худое тело в униформе, университетский район вымирал.
Единственным собеседником оставался Чеда.
Чеда был собакой.
Нет, он, конечно, понимал, что ему никогда не быть той-самой-собакой о которой ему днями рассказывало человеческое доброе существо, которое кормило его какой-то смешной едой. Но он с увлечением слушал о том, какими могут быть собаки и крайне поддерживал и выбор породы и методы воспитания и часто давал советы, касающиеся питания и психологии.
Наш Мотыль местный язык даже и не пытался учить, а вот Чеда вполне неплохо выучил английский и радостно бежал навстречу, даже когда свои местные, шутя и гордясь его лингвистическими способностями, подзывали его по -английски. Правда улыбался стеснительно, как бы извиняясь : «.. ну, вот, научил..некоторым образом».
А потом Чеду повесили.
А Мотыль тогда ушел. Подал в отставку,плюнув на домик и исполнительность.
Потому что плохая политика, когда собак вешают.
Так вот, уходите от тех, кто вешает собак и ярлыки.
Думайте не надпочечниками, которые гонят адреналин, а тем, чем думать следует.
Уходите.
Иначе- засосет.
Нет, не валить. Забудьте это слово.
Если оружие начнет насиловать окружающие камни, оставляя на них глубокие царапины, то слово валить станет иллюзией - ну, как наполненное гелием сердце, которое праздничным вечером олицетворяет любовь,а трезвым утром видится как сдуру надутый мешок для мусора.
Наука уходить
Уходить- это не так уж и легко, хотя человечество и выдумало множество способов ухода.
Уходить можно засунув ключ в карман- этот способ ухода легок как в детстве, когда не боишься невозвращения.
Уходить можно, собрав палатку, термос, пару белья и вторую пару кроссовок.
Уходить можно ненадолго- за сигаретами.
Уходить можно навсегда, чтобы также навсегда вернуться через полчаса.
Уходить можно в компании- накрыв стол.
Уходить легко на протесты или в себя, что в принципе одно и тоже: и в одном, и в другом случае человек уверен, что общается с единственно честными и все правильно понимающими существами.
.. но все эти знакомые способы вас не спасут, когда вам нужно будет действительно уйти.
Для правильного ухода главное- знать от кого уходить.
Уходить, дорогие мои, нужно от Тимура и его команды, от Рокко и его братьев, от Будрыса и его сыновей...
От тех от анонимных пролетариев войны, от тех раздувателей ненависти под белыми и пушистыми лозунгами, которые уверены, что они меняют мир, в то время как мир лишь рассыпается на контрастные сущности.
Уходить нужно так: взял и ушел.
Ну, вот так например.
Когда-то, когда дети и страхи были еще маленькими, а ночь ревела пьяными голосами радостные песни о смерти, в сербской еще Приштине было много несербских уже военных.
Разных тварей как в Ноевом ковчеге.
И среди них был один - маленький серьезный мотыль в смешной форме и непомерно больших ботинках.
Был он исполнителен и нелюбопытен: мечта любого командира.
И мечты и него были прозрачной глубины весенней лужи- дом и рядом с домом-собака .
О доме мечталось расплывчато, а о собаке - конкретно.
О собаке говорилось часами: какой породы она будет, какие у нее будут умные глаза, какой у нее будет подвижный рыжий хвост и какие мягкие лапы.
Мотыль точно знал, как будет ее отучать грызть обувь и точно знал, что не будет покупать пластмассовых костей, чтобы ей не испортить прикус...
Наш собачий Акакий был абсолютно аполитичен: его не очень волновала пыльная и непонятная политика тех краев, куда его занесло. Он, скорее держался Оруэлловского совета: «Даже знать, кто прав, а кто не прав в споре между туземцами - это уже потеря лица». Поэтому к местному населению относился с нескольким высокомерием, но когда не находилось никого, кто мог поддержать его разговор о будущей собаке, то он соглашался, на худой конец, поговорить хоть с кем. И настал момент, когда увидев его фигуру: сначала ботинки, а потом - худое тело в униформе, университетский район вымирал.
Единственным собеседником оставался Чеда.
Чеда был собакой.
Нет, он, конечно, понимал, что ему никогда не быть той-самой-собакой о которой ему днями рассказывало человеческое доброе существо, которое кормило его какой-то смешной едой. Но он с увлечением слушал о том, какими могут быть собаки и крайне поддерживал и выбор породы и методы воспитания и часто давал советы, касающиеся питания и психологии.
Наш Мотыль местный язык даже и не пытался учить, а вот Чеда вполне неплохо выучил английский и радостно бежал навстречу, даже когда свои местные, шутя и гордясь его лингвистическими способностями, подзывали его по -английски. Правда улыбался стеснительно, как бы извиняясь : «.. ну, вот, научил..некоторым образом».
А потом Чеду повесили.
А Мотыль тогда ушел. Подал в отставку,плюнув на домик и исполнительность.
Потому что плохая политика, когда собак вешают.
Так вот, уходите от тех, кто вешает собак и ярлыки.
Думайте не надпочечниками, которые гонят адреналин, а тем, чем думать следует.
Уходите.
Иначе- засосет.